Книга: Юг! История последней экспедиции Шеклтона 1914-1917 годов

ГЛАВА XIII. ПАРТИЯ В МОРЕ РОССА

<<< Назад ГЛАВА XII. ОСТРОВ ЭЛЕФАНТ

Вперед >>> ГЛАВА XIV. ЗИМОВКА В ПРОЛИВЕ МАК-МЁРДО

ГЛАВА XIII. ПАРТИЯ В МОРЕ РОССА

А сейчас я перехожу к удачам и неудачам партии в море Росса и «Авроры». Несмотря на чрезвычайные трудности, возникшие в связи с относом «Авроры» от места зимовки, с неё успели выгрузить достаточное количество продовольствия и снаряжения, и капитан Энеас Макинтош и партия под его командованием выполнила задачу, поставленную этой части экспедиции. Склады с продовольствием, основная задача партии, были заложены в указанных мною местах, и если бы трансконтинентальной партии повезло пересечь материк, то она нашла бы помощь в виде забросок, которые были жизненно важны для успеха всего предприятия. Вследствие недостатка продовольствия, одежды и санного снаряжения, забросочная команда была вынуждена передвигаться более медленно и с бОльшими трудностями, чем изначально предполагалось. В результате оказалось, что в этом путешествии потребуются невероятная стойкость, самопожертвование и терпение и, читая последующие страницы, вы поймёте, что всё это было не зря. И потому более чем прискорбно, что после стольких месяцев тягот и лишений пропадут без вести Макинтош и Хейворд. Примером для всех стал Спенсер-Смит, которого в течение долгих дней тащили на санях его товарищи, который страдал, но никогда не жаловался. Макинтош и Хейворд своими жизнями в том путешествии обязаны неустанной заботе и напряжённым усилиям Джойса, Уайлда и Ричардса, которые, также поражённые цингой, но чуть более здоровые, нежели их товарищи, смогли вынести их на себе сквозь метели и глубокие снега. Я думаю, что нет более поразительной истории о силе человека, чем повествование о том долгом походе, который я собрал из различных дневников. К сожалению, дневник руководителя этой части экспедиции пропал вместе с ним. Самой яркой страницей истории партии в море Росса стало, несомненно, путешествие, проделанное этими шестерыми. Более ранние походы не выявили явных лидеров среди членов команды. Макинтошу повезло, что в том долгом путешествии с ним были эти три человека: Эрнест Уайлд, Ричардс и Джойс.

Прежде чем приступить к приключениям этой партии, я хочу здесь, на этих страницах внести ясность, насколько я ценю помощь, полученную как в Австралии, так и в Новой Зеландии, особенно в последнем доминионе. Думаю, что для моих многих друзей не станет оскорбительным, если я особо упомяну Леонарда Триппа, который на протяжении многих лет был моим наставником, консультантом и другом, и кто, когда экспедиция оказалась в опасности, отдал все свои силы, знания и время в интересах нашего общего дела. Я также должен поблагодарить Эдварда Сондерса, который уже во второй раз сильно помог мне в подготовке экспедиционных записей для публикации.

Правительству доминиона я выражаю свои самые тёплые слова благодарности. Жителям Новой Зеландии и тем многим друзьям, столь многочисленным, чтобы упомянуть здесь всех, которые помогли нам, когда удача была не на нашей стороне, я хочу сказать, что их доброта в моей неувядающей памяти. Если у кого и есть причины быть благодарным за помощь в те смутные дни, так это у меня.

«Аврора» под командованием капитана Энеаса Макинтоша отплыла из Хобарта в море Росса 24 декабря 1914 года. Корабль был доукомплектован в Сиднее, где федеральное и правительство штата оказали щедрую помощь и он мог, если будет необходимо, провести два года в Антарктике. Мои инструкции капитану Макинтошу вкратце состояли в том, чтобы проследовать в море Росса, в удобном месте в или рядом с проливом Мак-Мёрдо организовать базу, сгрузить припасы и снаряжение и заложить склады на шельфовом леднике Росса (Большой Ледовый Барьер, далее Барьер) в направлении ледника Бирдмора (Beardmore Glacier) для использования партией, которую я собирался провести по суше от побережья моря Уэдделла. Эта программа включала несколько продолжительных санных походов, но маршрут был известен, и я не ожидал, что эта работа будет сопряжена с какими-то великими трудностями. На «Авроре» находились материалы для хижины, снаряжение для береговых и санных партий, все необходимые припасы, одежда и достаточный запас саней. Также были собачьи упряжки и один трактор. Я сказал капитану Макинтошу, что в случае, если высадка на побережье моря Уэдделла окажется неожиданно лёгкой, то возможно трансконтинентальное путешествие будет предпринято в сезоне 1914-15 и, стало быть, на него возлагается задача заложить склады немедленно после прибытия на базу. Я указал ему место закладки продуктов питания и топлива на 80-м градусе в 1914-15 и возведения гурия с флагами, как руководства для санной партии, приближающейся со стороны полюса. Остальные склады дальнего юга следует организовать летом 1915-16 годов.

«Аврора» без приключений отправилась на юг. 25 декабря, на Рождество, она бросила якорь на острове Маккуори. Ретранслятор, построенный Австралийской Антарктической экспедицией Сэра Дугласа Моусона, можно было увидеть на вершине к северо-западу от хижины у подножия холма. Саму хижину занимал персонал метеостанции и позже, в тот же день, метеоролог господин Таллоч (Tulloch) поднялся на корабль и поужинал на борту. На «Авроре» находились некоторые грузы для партии на острове Маккуори и в последующие дни их на лодках переправили на берег. Берег представлял собой грубый, покрытый водорослями пляж, на котором лежали останки новозеландского барка Клайд. Якорная стоянка на острове Маккуори ненадёжна и несколько морских судов, занятых в тюленьем и китобойном промысле оставили свои остовы на его скалистых берегах, где грелись большие стада тюленей и морских слонов. «Аврора» вышла с острова 31 декабря, а три дня спустя с неё заметили первый плоский айсберг (столообразный по современной номенклатуре), возвышающийся на 250 футов над уровнем моря. Это произошло на 62-м градусе 44 секунде южной широты и 169 градусе 58 секунде восточной долготы. На следующий день, на 64°27’38’’ ЮШ «Аврора» прошла через первый пояс пакового льда. 7 января в 9 часов утра в семидесяти пяти милях показалась вершина Сабина (Mount Sabine), могучий пик Хребта Адмиралтейства на Земле Южная Виктория.

Изначально предполагалось, что зимой на мыс Крозье (северная оконечность острова Росса) с базы будет ходить отряд из трёх человек, чтобы добывать яйца императорских пингвинов. Корабль зашёл на мыс Крозье сгрузить часть провизии и возвести небольшую хижину из фибро-бетонных панелей для использования этой партией. Корабль подошёл к мысу в полдень 9 января и с него спустили лодку со Стенхаусом, Коупом, Джойсом, Ниннисом, Маугером и Айткеном для поиска места высадки. «Мы направились в сторону Барьера»– написал Стенхаус, «и нашли вход, ведущий в большую бухту к востоку от него. Мы безуспешно попробовали подняться на крутой припай под скалами, а затем проследовали в изголовье бухты. Пройдя вдоль отвесно возвышающегося льда, мы повернули к ледяным утёсам и уткнулись в тупик, в конце которого находился грот. В гроте и на снежном карнизе сидели несколько пингвинов Адели. Великолепные зелёные и голубые оттенки льда делали картину настолько нереальной, словно постановочной. Возвращаясь вдоль края бухты, мы поймали и убили одного пингвина, другой заставил нас повозиться, он прыгнул в нишу во льду, и лишь после долгого скваканья был извлечён багром и схвачен. Мы вернулись к месту высадки очень вовремя, ибо только успели уйти за карниз, на котором висел Ниннис, пытаясь поймать пингвина, как тот откололся, и кусок весом в сотни тонн упал в море.»

«Как только мы оставили корабль, с юга пришёл туман, и когда мы вернулись обратно ко входу в бухту, корабль был едва различим. Мы нашли подъём на припай, Джойсу и мне удалось с помощью рубки ступеней взобраться на засыпанную обломками скал кромку между утёсами и льдом, которая, как мы думали, сможет вывести в окрестности гнездовья императорских пингвинов. Я отправил на корабль шлюпку передать капитану сообщение о нашей неудаче найти место для установки хижины, а затем вместе с Джойсом пошёл вдоль узкой полоски земли между скалами и льдом на юг в надежде найти пингвиний грачовник. Мы прошли около мили вдоль подножия скал по холмистым тропам, иногда осторожно спускаясь вниз по промоинам, а затем по камням из обломков скал, упавших с отвесно возвышающихся над нами утёсов, но не увидели никаких признаков гнездовья или другого места, где оно могло бы быть. Близко к скалам и отделённый от них проходом, по которому мы шли, ледник в своём движении к морю имел разрывы и признаки сжатия. Увидев впереди поворот, который, как мы думали, возможно выведет нас к лучшей точке обзора, мы прошли вперёд и были вознаграждены зрелищем, которое Джойс признал величайшим из тех, что когда-либо видел. Барьер упирался в скалы, и оттуда, откуда мы смотрели на него, казалось, что айсберги попадали в огромную пещеру и лежали там дикими нагроможденьями. Глядя вниз на эту удивительную картину, я понял, насколько мы малы на фоне бесконечности природы.»

«Нас не могли долго ждать и, как бы не хотелось идти дальше, пришлось возвращаться назад. Я провалился в небольшую трещину, без последствий. Вернувшись назад, откуда отправили лодку, мы увидели, что она ещё не вернулась, и поэтому сели под навесом и закурили, наслаждаясь чувством одиночества. Вскоре из тумана появилась лодка, и её экипаж рассказал нам свежие новости. После того, как мы покинули судно, капитан попробовал подвести его поближе к барьеру, но, к сожалению, двигатели не смогли дать реверс, когда потребовалось сдать назад, и корабль врезался в край Барьера. Барьер здесь примерно двадцать футов высотой и утлегарь судна принял на себя основной удар. Когда я вернулся, Томпсон был занят починкой сломанной стрелы и снастей. К счастью, серьёзных повреждений удалось избежать, но для Антарктики начало было плохим. На мысе Крозье нет места, откуда было бы возможно выгрузить хижину и припасы, поэтому построить здесь хижину мы должны зимой, что будет означать много дополнительных санных переходов от зимовья. Плохое начало, хороший финиш! Джойс и я полезли наверх в воронье гнездо, но не увидели с него открытых участков в Барьере к востоку, по которым судно могло бы пройти дальше на юг.»

Макинтош направился в пролив Мак-Мёрдо. Тяжёлый паковый лёд задержал корабль на три дня и только 16 января он дошёл до мыса Эванс, где сгрузили десять тонн угля и девяносто восемь упаковок топлива. В течение следующих дней капитан Макинтош отвёл «Аврору» южнее, и 24 января она находилась примерно в девяти милях от Хат-Пойнт. Там он пришвартовал корабль ко льду и приступил к организации санных походов. Это было его решение сразу начать закладывать склады и оставить вместо себя командовать «Авророй» первого офицера Льюита Стенхауса, предоставив последнему право выбора места для основной базы и береговой партии.

Первой целью был мыс Хат-Пойнт, на котором находилась хижина, возведённая экспедицией Дискавери в 1902 году. Передовая партия, состоявшая из Джойса (старшего), Джека и Гейза с собаками и полностью загруженными санями покинула корабль 24 января, Макинтош с Уайлдом и Смитом вышли на следующий день, а группа поддержки, состоящая из Коупа (старшего), Стивенса, Нинниса, Хейворда, Гука, и Ричардса вышла 30 января. У первых двух партий были собачьи упряжки. Третья партия взяла трактор, который не оказал хорошей помощи, на которую я так рассчитывал. В течение последующих недель всем партиям досталось изрядно. Люди, только что сошедшие с корабля, находились не в лучшей форме, то же самое относилось и к собакам. Было плохо, что их заставили работать сразу же по прибытии в Антарктику. Они пребывали в плохом состоянии и не были обучены для работы в команде. Закономерным результатом этого стала потеря многих собак, которая серьёзным образом сказалась в следующем сезоне. Записи капитана Макинтоша о санных походах первых месяцев 1915 года достаточно полны. Они не позволяют проследить в деталях за состоянием других партий, но хотя люди и столкнулись со многими трудностями и опасностями, но шли по хорошо известным маршрутам, которые знакомы большинству читателей истории предыдущих экспедиций.

Капитан Макинтош и его партия оставила «Аврору» вечером 25 января. С ними были девять собак и одни тяжело нагруженные сани, стартовали быстро под аккомпанемент аплодисментов товарищей. Собакам так не терпелось поработать после затянувшегося заключения на борту корабля, что они припустились вперёд на всей возможной скоростью и нужен был хоть один человек, который бы сидел на санях и умерял их темп. Макинтош надеялся достичь Хат-Пойнт ночью, но удача отвернулась от него. После того, как он прошёл около пяти миль, разразилась непогода и снег, полностью заслонивший все ориентиры, вынудил его разбить лагерь на морском льду. На следующее утро видимость по-прежнему отсутствовала и партия, вышедшая после завтрака, сбилась с пути. «Мы придерживались курса, на котором, как я себе представлял, находится Хат-Пойнт» – записал капитан Макинтош в своём дневнике, «но когда санный метрометр показал тринадцать миль пятьдесят ярдов, что на четыре мили превышало расстояние от судна до Хат-Пойнт, я решил остановиться. Поверхность значительно изменилась, а земли не было видно. Мы шли сквозь глубокий снег, сильно увязая в нём, собаки также не слишком радовались.» Они вышли в полдень 27 января, когда достаточно прояснилось, чтобы увидеть землю и в 4 дня достигли Хат-Пойнт. Санный метрометр показал, что общее пройденное расстояние составило более семнадцати миль. Макинтош нашёл в хижине записку от Джойса, который был там 25-го, и в ней сообщал, что одну из собак разорвали другие. В хижине были некоторые припасы, оставленные ранними экспедициями. Партия осталась в ней на ночь. Макинтош оставил записку для Стенхауса, указав тому оставить провизию в хижине на тот случай, если санные партии не вернутся вовремя. На следующее утро в хижину вернулся Джойс. Он столкнулся с плохим состоянием льда и пришёл обратно проконсультироваться с Макинтошем относительно маршрута, которым нужно было следовать. Макинтош велел ему держать на Чёрный Остров (Black Island), пересекая изголовье пролива напрямую от Хат-Пойнт.

Макинтош вышел из Хат-Пойнт 28 января. Он взял некоторое количество дополнительных припасов и упоминает, что сани теперь весили около 1200 фунтов. Это был тяжёлый груз, но собаки тянули его хорошо, и он думал, что они справятся. Он столкнулся с трудностями почти сразу же после спуска по склону от мыса на морской лёд, сани вязли в мягком снегу, партии пришлось уменьшить вес саней и переносить грузы до тех пор, пока они не достигли более лучшей поверхности. Появилась проблема с собаками, которые тянули сани абы как, общее пройденное в тот день расстояние составило около четырёх миль. Погода стояла тёплой, снег раскис. Макинтош решил, что будет лучше идти по ночам. Начавшийся снег задержал партию на весь следующий день и они не покидали лагерь почти до полуночи. «Поверхность была отвратительно мягкой,» писал Макинтош. «Мы впрягались в сани и вместе с собаками прилагали неимоверные усилия, пытаясь сдвинуть их с места. Мы ещё не ушли далеко, когда намертво застряли в глубоком снегу. Мы пробовали и так и этак, но так и не смогли продолжить движение. Неохотно мы разгрузились и начали утомительное челночинье. Работа, несмотря на облегчённые сани, оказалась ужасной для нас и собак. Мы надрывались четыре часа, а затем поставили лагерь, чтобы дождаться вечера, когда солнце не будет столь яростным, а поверхность, быть может, станет лучше. Я должен сказать, что чувствую себя несколько подавленным, так как мы не продвигаемся настолько хорошо, насколько я рассчитывал, мы не находим это дело столь лёгким, как можно подумать, читая книги.»

Днём обе партии встретились. Джойс был также вынужден поочерёдно перетаскивать свой груз, все трудились усердно, но продвигались медленно. Они достигли края Барьера ночью 30 января и поднялись по пологому склону на его поверхность, поднимающуюся на высоту около тридцати футов над уровнем морского льда. Собаки проявляли признаки утомления, и когда Макинтош стал лагерем в 6.30 утра 31 января, он оценил пройденное за двенадцать с половиной часов расстояние в две с половиной мили. Мужчины убили тюленя на краю морского льда и положили мясо на гурий для использования в будущем. Одну собаку, отказавшуюся тянуть сани, оставили с хорошей порцией мяса, и Макинтош надеялся, что животное проследует за ними. То, с чем столкнулась партия в последующие дни, могут наглядно проиллюстрировать некоторые выдержки из дневника Макинтоша.

«Воскресенье, 31 января. Вышли в 3 дня. Поверхность слишком ужасна, что бы её описать. Мы зачастую проваливаемся в снег по колени, собаки, выбираясь из него, задыхаются и прилагают огромные усилия. Я думаю, что мягкий снег, должно быть вызван феноменально тёплым летом без сильного ветра. Прошли около 1000 ярдов. Я заметил справа по курсу несколько шестов. Мы пошли туда и обнаружили промежуточный лагерь капитана Скотта. Мы выгрузили там весь груз и вернулись с пустыми санями за второй частью. Нам потребовалось четыре часа на эту короткую дистанцию. Это раздражает. После того, как притащили вторую часть груза, пообедали. Мы порылись вокруг шестов, пока шёл снег, и на глубине около трёх футов наткнулись сначала на мешок овса, а ниже на две упаковки собачьих галет, одну с полным недельным рационом, другую с тюленьим мясом. Хорошая находка. В сорока шагах поодаль мы нашли фанерную крышку, торчащую из-под снега. Смит поскрёб вокруг неё ледорубом и вскоре обнаружил трактор капитана Скотта. Он был в том же состоянии, в каком его бросили, бензобак частично заполнен и, видимо, испорчен. Мы обозначили это место шестом. Снег перестал идти, пошли челночить. Мы преодолели всего полмили, всё также утопая в глубоком снегу, а затем вернулись обратно за второй частью груза. Всё ещё видим гурий, возведённый на краю барьера и чёрное пятно, которое принимаем за собаку.»

«1 февраля. Встали в 7.30 вечера и, поев, свернули лагерь. Прочелночили две с половиной мили. Санный метрометр во время этого перехода остановился. Возможно, поэтому он не показывает общее пройденное расстояние. Навскидку мы покрыли семь с половиной миль, чтобы перенести груз всего на две с половиной мили. После обеда решили, так как поверхность становилась всё лучше, попробовать идти с полным грузом. Это была изнурительная работа. Уайлд командовал упряжкой, в то время как Смит и я тянули лямки. Огромная проблема сдвинуть сани после многих вынужденных остановок. Нам удалось покрыть милю. Это даже лучше, чем челночить. Затем разбили лагерь, собаки полностью вымотаны, бедняги.»

«2 февраля. Проснулись в полдень, пока находились в спальных мешках услышали лай собак Джойса. Они хорошо шли и догнали нас. Слышно голос Джойса, спрашивающего время. Он шёл с полной загрузкой. Мы договорились идти „поочерёдно“ от Блаф (Minna Bluff, выступающий материковый хребет, прим. пер.) и он согласился. Когда встали в 6.30 вечера его лагерь был виден примерно в трёх милях впереди. Около 8 часов вечера, после хуша, вышли и дошли до лагеря Джойса в 1 час ночи. Собаки хорошо тянули, видя лагерь впереди, но когда мы достигли его, идти дальше они не собирались. После недолгих уговоров и борьбы мы вышли, но не надолго. Эта стартовая возня страшная работа. Мы толкаем тяжело нагруженные сани, одновременно понукая собак. Если они не тянут вместе с нами, это бесполезно. Когда сдвигаем сани, то мучаемся неизвестностью, на каком снежном склоне вновь остановимся, это происходит часто. Передвижение на санях реально тяжёлая работа, но мы идём вперёд.»

2 февраля поверхность стала лучше, и партия покрыла шесть миль без челночинья. Они разбили лагерь на раскисшем снегу и, когда на следующий день вышли, то два часа перетаскивали груз на сто пятьдесят ярдов. Затем вышли на след Джойса и пошлось лучше. Макинтош догнал Джойса утром 4 февраля и пошёл дальше, его партия пробивала путь в течение следующего перехода. Ночью 4-го они покрыли десять миль. Одна собака на марше «откинулась», и Макинтош упоминает, что намеревался увеличить собачьи рационы. Поверхность стала жёстче, и ночью 5 февраля Макинтош покрыл одиннадцать миль двадцать пять ярдов, но финишировал с двумя собаками на санях. Джойс шёл днём, так что партии проходили мимо друг друга каждый день.

10 февраля с юга налетела метель, и партии оставались в палатках на протяжении суток. Погода успокоилась утром следующего дня, и в 11 часов Макинтош разбил лагерь рядом с лагерем Джойса и приступил к перегруппировке партий. Одна из его собак умерла 9-го, несколько других не могли больше тянуть. Он решил взять лучших собак из двух упряжек и продолжать поход вместе с Джойсом и Уайлдом, в то время как Смит, Джек и Гейз отправлялись обратно к Хат-Пойнт с оставшимися собаками. Это потребовало корректировки загрузки саней, дабы обеспечить достаточный запас провизии для складов. У Макинтоша было восемь собак и пять у Смита. В этом месте был заложен склад с топливом и построен гурий с бамбуковым шестом, возвышающимся над ним на десять футов. Внесённые коррективы позволили идти в лучшем темпе. Смит повернул назад, а партия Макинтоша продвигалась довольно быстро, собаки были в состоянии тащить сани без помощи людей. Каждый час партия возводила снежные пирамиды как указатели пути к складу и маркировку для обратного похода. Очередная вьюга задержала мужчин 13 февраля и они с дискомфортом, вызванным низкой температурой, провели время в своих спальных мешках.

В течение последующих дней партия пробиралась вперёд. В зависимости от состояния снега и погоды они покрывали от пяти до двенадцати миль в день. Регулярно строили пирамиды и сверяли маршрут, ориентируясь на горы на западе. Собаки тянули груз довольно хорошо. В полдень 20 февраля партия достигла 80 градуса южной широты. Макинтош надеялся найти место под склад рядом со складом капитана Скотта, но никаких его следов не обнаружил. Поверхность была очень неровной, и по этой причине заложенный склад назвали «Склад Скалистые Горы». Его поместили в большой гурий, а под прямыми углами к складу в качестве указателя для материковой партии, построили небольшие пирамиды. «Как только позавтракали, написал Макинтош на следующий день, Джойс и Уайлд отправились на восток с пустыми санями и собаками выложить через каждую милю пирамиды и место под сигнальные флаги. На внешнем гурии установили большой флаг и оставили записку, указывающую положение склада. Я остался, чтобы измерить углы и зафиксировать наше положение теодолитом. Этим утром температура была очень низкой, и работа с теодолитом оказалась не слишком тёплой для пальцев. Мои усы примерзали к металлу, пока я брал горизонт. Через пять часов путешественники вернулись. Они прошли миль десять, пять туда и пять обратно. Во второй половине дня мы закончили гурий, который построили высотой в восемь футов. Это солидной площади возвышение должно хорошо выдержать выветривание, а сверху мы установили бамбуковый шест с флагом, сделав общую высоту двадцать пять футов. Во время строительства гурия было тепло, но потом по десять минут приходилось оттаивать лёд на наши бородах. Завтра мы надеемся выложить пирамиды к западу, а затем взять курс на Блаф.»

Ночью погода вновь испортилась. Буран продержал мужиков в спальниках на протяжении 21 февраля, и продолжался до полудня 23-го, когда Макинтош и Джойс попытались выложить гурии к западу. Они обнаружили, что за время бури умерли две собаки и теперь в живых оставались только семь. Макинтош и Джойс прошли полторы мили к западу и построили пирамиду, но видимость была столь скверной, что они не посчитали разумным идти дальше. Было ничего не видно далее сотни ярдов, и палатка вскоре исчезла из виду. Они вернулись в лагерь и оставались там до утра 24 февраля, когда начали обратный путь сквозь падавший снег. «Мы отошли от лагеря» пишет Макинтош, «но как только прошли около четырёх сотен ярдов, туман стал настолько плотным, что мы едва могли разглядеть собственную вытянутую руку, поэтому мы снова поставили палатку и теперь сидим внутри, надеясь, что погода прояснится. Мы возвращаемся только с десятидневным запасом продовольствия, и это на всех сильно давит. Эти задержки реально бесят. Бедные собаки голодны, они едят постромки и ремни. Мы не можем дать им ничего более, кроме их пайки по три галеты каждой, мы и сами на голых пайках, но я уверен, что им требуется больше, чем один фунт в день. Это то, что они получают сейчас… После обеда немного прояснилось, но видимость очень плохая. Мы решили поднажать. Фантастика идти при таком свете. Нет контраста или очертаний, небо и поверхность одинаковы и мы не можем различить неровности, с которыми сталкиваемся с катастрофическими результатами. Мы дошли до нашего первого внешнего гурия. Это было замечательно. После прохождения второго гурия все следующие оказались скрыты, поэтому мы вынуждены стать лагерем, покрыв 4 мили 703 ярда. Собаки, испытывая муки голода, жрут всё, что видят. Они сожрут всё, кроме, разве что, верёвки. Если бы не эти бестолковые три дня, мы, возможно, смогли бы дать им хорошую еду на складе Блаф, но теперь это невозможно. Сильно снежит…».

Следующие несколько дней стали ещё более унылыми. Очередная метель принесла обильный снег и задержала партию 25-го и 26-го. «Снаружи сцена хаоса. Ветер и снег стирают всё вокруг. Собаки полностью погребены им, и только насыпь с торчащими лыжами указывает, где находятся сани. Мы порываемся выйти, но вой ветра говорит, что это невозможно. Спальники влажные и липкие, равно как и наша одежда. К счастью, температура достаточно высока и они не замерзают. Одна из собак залаяла, Джойс вышел разбираться. Он выяснил, что Майор, испытывая голод, пробрался к Джойсовым лыжам и сожрал кожаные ремни. Другая собака съела все свои постромки, брезент, верёвку, кожу с заклёпками и табличкой. Боюсь собаки долго не протянут, все они выглядят тощими, а эти постоянные вьюги не улучшают их состояния… У нас недельный запас провизии и сто шестьдесят миль впереди. Похоже, что следующую недельную провизию придётся брать со склада, чего мы не очень хотим. Посмотрим, что будет завтра. Конечно же, на Блаф мы сможем разжиться.»

«Мы сейчас ограничены одним питанием в сутки, написал Макинтош днём позже. Это ограничение в еде делает нас уязвимей. Очень поганое, гнилое время. Ужасно просто ждать, но нас также гнетёт мысль о том, чтобы использовать уже заложенное продовольствие, ради которого у нас была вся эта тяжёлая борьба.» Погода прояснилась 27-го, и днём Макинтош и Джойс вернулись к складу, пока Уайлд остался построить пирамиду и попытаться просушить на солнце спальные мешки. Запасы, оставленные в заброске, состояли из двух с четвертью упаковок галет (42 фунта в упаковке), сухпайков на трёх человек на три недели в мешках, каждый на неделю, и трёх канистр топлива. Макинтош взял один недельный мешок из заброски и вернулся в лагерь. Партия продолжила путь домой на следующее утро, и с парусом на санях, чтобы воспользоваться преимуществом южного бриза, покрыла за день девять с половиной миль. Но собаки достигли предела своей выносливости и трое из них свалились, не в силах идти дальше. В тот вечер, впервые с тех пор, как оставили «Аврору», мужчины увидели заходящее за горизонт солнце, наглядное напоминание о том, что короткое антарктическое лето близилось к концу.

Оставшиеся четыре собаки свалились 2 марта. «После обеда мы с полчаса прошли довольно хорошо. Затем Нигер стал шататься, его ноги подкосились. Мы вытащили его из упряжи и позволили идти рядом с нами, но всё, на что он был способен, так это только лечь. После Нигера свалился мой друг Помпей. Походить, я думаю, станет хорошим для него делом. Помпей был превосходным замыкающим, тянувшим неуклонно и хорошо. Затем сдалась Скотти, последняя оставшаяся собака. Они все лежат на наших следах. Они умерли безболезненно, свернувшись калачиком в снегу и впав в сон, из которого никогда не выдут. Мы остались с одной собакой, Пинки. Она не была одной из рабочих лошадок, но и не халявничала. Мы можем теперь дать ей много галет. Мы должны ухаживать за ней и смотреть, если хотим вернуться хотя бы с одной собакой. Сани тянем сами, с установленным парусом (половиной палатки) и Пинки, оказывающей помощь. На одном из переходов сильный порыв ветра опрокинул сани. Оттяжки порвались и мы приготовились разбить лагерь, но ветер стих до умеренного бриза, поэтому мы их починили и пошли дальше.»

«Вечером сильные порывы ветра, холодно. Ещё один замечательный закат. Золотые цвета освещают небо. Луна отбрасывает красивые лучи в сочетании с более яркими от заходящего солнца. Если бы всё было также прекрасно, как это видение, мы могли считать себя в некотором раю, но как тёмно и холодно в палатке, я дрожу в замёрзшем спальном мешке. Внутри меха скопление льда, застывшее от моего дыхания. Стоит пошевелиться в мешке, пошебуршать полузамёрзшими пальцами, как слышен треск льда. Сейчас капли тающего льда падают на голову. Затем наступает приступ дрожи. Ты потираешь себя и поворачиваешься к тёплой стороне мешка, которая сверху. Под телом образуется лужица воды. На пару часов можно вздремнуть, но я всегда пробуждаюсь с ощущением, что не спал вовсе.»

3 марта партия прошла всего три с половиной мили. Они обнаружили, что сани чрезвычайно тяжело тянуть, и Макинтош решил снять верхние направляющие и почистить дно. Эти направляющие снимут, прежде чем партия начнёт движение, а нижние салазки будут гладко отполированы. Он также для уменьшения веса выбросил все запасные вещи, в том числе собачью упряжь, и выяснил, что облегчённые сани легче тянуть. Ночью температура упала до -28 градусов (-33 °C), самой низкой зарегистрированной за всё время в пути. «С трудом прошли одну милю за час.» Записал Макинтош 5-го. «Очень тяжело тащить, поверхность очень вязкая. Пинки всё ещё сопровождает нас. Мы надеемся, что сможем спасти его. Он получает всё, что хочет. Он просто обязан.» На следующий день условия путешествия изменились. Южный ветер сделал возможным использовать парус, и проблема теперь заключалась в том, чтобы удержать скакавшие вперёд сани от опрокидывания на грубых застругах. Удерживание верёвок и паруса стало причиной многих обморожений и иногда мужчины шли привязавшись к саням. Последняя собака свалилась во второй половине дня и была оставлена. Макинтош чувствовал, что не мог позволить снизить темп. Санный метрометр вышел из строя, так что расстояние, пройденное в тот день, не было зафиксировано. Ночью ветер усилился, и к утру 7-го дул с силой вьюги. Партия не выходила до утра 8-го. Они всё ещё находили сани очень тяжёлыми и были разочарованы своим медленным продвижением, они покрывали от шести до восьми миль за день. 10-го они достигли пика Блаф в хребте с вершиной Дискавери. Мои инструкции заключались в том, что склад Блаф должен быть заложен по линии хребта, а так как склад был заложен чуть севернее, делая в плохую погоду невозможным подобрать ориентиры, Макинтош намеревался перенести склад в правильное место. Он увидел забросочный флаг в четырёх милях впереди и после установки лагеря в новом месте для склада, отправился вместе с Джойсом и Уайлдом к нему и нашёл склад таким же, каким его оставили.

«Мы загрузили сани припасами, положили большой сигнальный флаг на сани и направились обратно к нашей палатке, которая была теперь вне видимости. Конечно, было неблагоразумным выходить как мы, без палатки или спальников. Но у нас был шанс, так как погода обещалась быть ясной. Пока мы продвигались, становилось всё темнее и темнее и, в конце концов, мы шли только при свете звёзд, солнце зашло. После четырёх с половиной часов мы увидели маленький зелёный шатёр. Было тяжело и необычно тянуть последние два часа в темноте. Это был ударный день, мы провели на ногах четырнадцать часов. Зато сейчас сидим, наслаждаясь превосходным жирным хушем. Светильник смастерили из старой банки из-под спирта.»

Весь следующий день партия провела в спальных мешках, пока снаружи бушевала метель. 12 марта установилась хорошая погода, и они построили для склада гурий. Припасы, размещённые в этом гурии, состояли из шести недельного запаса сухарей и трёх недельного комплекта сухпайков на трёх человек и трёх канистр топлива. Сразу после обеда мужчины продолжили путь на север и прошли три мили, прежде чем остановились. «Наши спальники в плохом состоянии, писал Макинтош, с тех пор, как у нас была последняя возможность их просушить. Мы используем свои тела для сушки носков и кое-какой одежды, которую суём под свитера и достаём по мере надобности. На Уайлде целый гардероб, забавно наблюдать, как он вертится в поисках пары носок. Утренний выход наше злейшее время. Залезть в finneskos * это кошмар, ибо они всегда леденеют, и у нас великая борьба, засунуть в них ноги. Заледеневшая осока вокруг пальцев ещё одно наказание, которое вызывает сильную боль. Мы несчастны до тех пор, пока не начнём двигаться, затем вместе с работой возвращается тепло. Наши разговоры сейчас в основном о том, что случилось с другими партиями. У нас различные мнения на этот счёт.»

(* finneskos – меховые башмаки из, как правило, оленьего меха, наподобие унт, другое название – финские или эскимосские каньги. Здесь и далее я буду называть их унты. Чтобы сохранить ноги в тепле полярники использовали осоку sennegrass (Carex vesicaria) (иногда встречается название Альпийская трава) с северных областей Европы. Она помещалась в унты finneskos в пространство между пальцами и краем ботинка и служила хорошим теплоизолятором. Кроме этого, sennegrass хороший абсорбент и позволяла держать ноги сухими, примечание переводчика).

Субботу 13 марта пришлось снова провести в спальных мешках. Метель бушевала, видимости не было. Мужчины экономили пищу, питаясь только раз в день, они чувствовали на себе эффект ограниченного питания в снижении жизненных сил. Джойс и Уайлд в своих спальниках поморозили пальцы на ногах, а восстановить кровообращение было трудно. Уайлд особенно страдал, его ноги были очень воспалены. Погода немного прояснилась на следующее утро, но позёмка началась прежде, чем они смогли свернуть лагерь и поэтому ещё один день пришлось провести в палатке.

Поход возобновился 15 марта. «Около 11 часов вечера прошлой ночью температура начала падать и буря стихла. С понижением температуры сырые спальники начали замерзать. Мы всю ночь не спали и ворочались. Утро подарило солнце и хорошее настроение, горячий хуш наполнил тела теплом и стало более комфортно. Солнце в небе, погода ясная, но холодная. Вышли в 8.30 утра. Много времени отняло залезть в унты, хотя мы и встали ради этого пораньше. Утром прошли чуть более четырёх часов. Поверхность была прекрасной для перехода, но продвинулись мы не сильно. Обычно до обеда мы делали четыре мили. Температура -23 градуса (-3 °C). Мираж делает заструги колышущимися, словно ледяными гоблинами. Джойс называет их „танцующими Джимми“. После обеда мы шли хорошо, но покрытое за день расстояние составило только 7 миль 400 ярдов. Мы обвиняем наш санный метрометр за медленную скорость передвижения. Это странно, что в дни, когда мы считаем, что двигаемся с хорошей скоростью проходим не более, чем когда тяжело.»

«15 марта. Утром температура воздуха -35 градусов (-37 °C). Прошлая ночь была одной из худших из тех, что я пережил. К довершению всего заработал зубную боль, предположительно, в результате обморожения щёк. Я был в конкретной агонии. Я стонал и стенал, взял аптечку, но не нашёл ничего, чтобы остановить боль. Проснувшийся Джойс предложил спирт, я намочил немного ваты, а затем поместил её на зуб, в результате чего обжёг рот. Всё это время мои пальцы были без варежек (должно быть было, по меньшей мере, 50 ниже нуля), и постоянно напоминали о себе. Положив спирт, я залез обратно в мешок, который, естественно, замёрз. Я извивался и стенал до утра, пока не встал. Джойс и Уайлд провели тяжёлую ночь, их ноги доставляли им проблемы. Мои ноги не так плохи, как у них. Кожа отшелушивается внутри рта, обнажая открытую рану как результат воздействия метилового спирта. Но зуб стал лучше. Мы вынуждены сократить ежедневный паёк. Как следствие увеличились обморожения. Поверхность стала очень грубой во второй половине дня, свет также был плох из-за кучевых облаков, заслонявших солнце. Мы постоянно падаем, поскольку не можем отличить высокие и низкие части застругов. Идём на лыжах. Лагерь разбили в 6 часов вечера, пройдя 6 миль 100 ярдов. Я пишу, сидя в мешке. Это первый раз, когда я способен писать его в таком положении хоть некоторое время, как правило, пронизывает холод, стоит лишь его приоткрыть. Температура немного выше ночью, но всё равно ещё -21 градус (-3 °C) (53 градуса ниже точки замерзания). Спичек, как и многого другого, не хватает, мы отказались от их использования кроме как для разжигания примуса.»

На следующий день партия вновь столкнулась с плохой видимостью. После падений на застругах в течение двух часов, люди отказались от лыж и пошлось лучше, но по-прежнему они часто падали из-за невозможности различить склоны и неровности на мутной, без теней снежной поверхности. Они прошли в тот день более девяти с половиной миль, а на следующий день, 18 марта, им удалось покрыть десять миль, один из лучших переходов путешествия. «Я смотрю вперёд, высматривая корабль. У всех отметины от нашей прогулки. Уайлд занимает первое место. Его нос – картина-мечта для Панча (юмористический журнал, прим. пер.), уши такие же воспалённые, плюс один большой чёрный палец на ноге. У Джойса хороший нос и много мелких болячек. Мою челюсть раздуло от обморожения щёк, а также немного поморожен нос… Мы отказались от лыж, которые до сих пор использовали и идём в унтах. Это позволяет идти с санями лучше, но не так удобно как на лыжах. Мы столкнулись с очень грубой поверхностью, сплошь в высоких застругах, и с холодным встречным ветром в течение перехода. Наши бороды и усы – сплошные куски льда. Я обязательно чисто выбреюсь в следующий раз, когда пойду в поход. Замороженные усы делают обморожение мочек носа более лёгким, если бы их не было вовсе… Я спрашиваю себя, почему на земле кто-то стремится в эти края… Как мы, отмороженные днём, замороженные ночью. Что за жизнь!» Температура в час дня в этот день была -23 градуса (-3 °C), 55 градусов ниже точки замерзания.

Вечером 19 марта мужчины разбили лагерь рядом с «Корнер Кэмп» («Corner Camp»), где были 1 февраля. На следующий день, задержавшись на несколько часов из-за плохой погоды, они повернули к Кастл Рок (скала позади хижины Хат-Пойнт, прим.) и вышли в опасную область, где Барьер упирается в землю. Джойс нащупал ногами довольно большую трещину и пришлось поменять курс, дабы избежать этой опасности. В этот день прошли только 2 мили 900 ярдов. Макинтош чувствовал, что темп был слишком медленным, но они не могли идти быстрее из-за плохой поверхности. Еда была уменьшена по мере приближения к Хат-Пойнт ещё на половину рациона, и даже этой пониженной нормы оставалось только на два дня. 21-го партия покрыла 7 миль 570 ярдов и хуш этой ночью был «не наваристей чая».

«Первая мысль этим утром была о том, что мы должны сделать хороший переход» – написал Макинтош 22 марта. «Как только мы сможем добраться до Лагеря Спасения (на соединении Барьера с морским льдом), считай дело в шляпе. В самом крайнем случае, можем бросить сани и сразу отправиться к Хат-Пойнт приблизительно в двадцати двух милях отсюда… Утром нам удалось довольно прилично продвинуться вперёд. Поверхность была твёрдой, так что мы в полной мере ей воспользовались. Из-за недостаточного питания очень холодно. Мы пообедали в час, остался один полный сухой паёк и небольшое количество сухарей. В обед температура -6 градусов (-21 °C). Эребус испускает большие клубы дыма, относимые в юго-восточном направлении, также различимы красные блики. После обеда снова сделали хороший переход, ветер сопутствовал нам два часа. Мы с тревогой высматриваем Лагерь Спасения». Пройденное за день расстояние составило 8 миль 1525 ярдов.

«23 марта 1915. Едва мы прошлой ночью разбили лагерь, как началась вьюга и продолжается до сих пор. Это утро застало нас в плену непогоды. Снег хлещет по стенкам палатки, снаружи ничего не видно. Такая погода вызывает тревогу, если она продолжится, для нас это может закончиться плохо. У нас только смесь какао с крошками сухарей. Они немного согрели нас, но на пустой желудок нещадно пробирает холод.»

Погода прояснилась в середине дня, однако выходить было слишком поздно. Они вышли в 7 часов утра 24-го, позавтракав какао с крошками сухарей.

«В сумке осталось лишь немного крошек сухарей и всё. Выход был ужасен, все сильно поморозились. Попробовали быстро растереться руками. После усердной тёрки и „возвращения“ конечностей вышли. Уайлд весь в обморожениях, мы все также в плохом состоянии. Включились в работу, но тепло не возвращалось в наши тела. Мы тащились около двух часов, когда зоркие глаза Джойса углядели флаг. Мы выжимали из себя всё возможное, что в нас оставалось, и когда подошли ближе, появились очертания упаковок с едой. То, чем мы собирались себя подкормить. Это случилось незадолго до того, как мы достигли предела своих возможностей. Со склада принесли пеммикан и овсянку для густоты, сладкую, как сахар. Пока Уайлд разжигал примус, он крикнул нам, что думает, что его ухо отмёрзло. Это была последняя оставшаяся часть его лица – нос, щёки и шея были обморожены. Я залез в палатку и осмотрел его. Ухо было бледно-зелёным. Я быстро положил на ухо ладонь и зажал. Затем его пальцы зашевелились и, отстранив мою руку от уха, когда циркуляция крови в нём восстановилась, он положил их над горящим примусом, страшная вещь. В результате он был в агонии. С его ухом было всё в порядке, и вскоре горячий хуш принёс тепло, покалывая сквозь нас. Мы почувствовали себя как новенькие. Мы просто ели, пока не насытились, кружку за кружкой. После того, как наелись до отвала, перенесли на место взятые со склада ящики и направились к проходу (Gap). Как раз перед отходом Джойс обнаружил записку, оставленную Спенсер-Смитом и Ричардсом. В ней говорилось, что обе другие партии вернулись в Хат-Пойнт и, скорее всего, с ними всё было нормально. Это хорошо. Когда мы подошли к краю Барьера, то обнаружили ледяные башни на вновь сформированном морском льду, не достаточно безопасном, чтобы выдержать нас, так что пришлось делать обход вдоль края Барьера и, поскольку на морской лёд не было возможности спуститься, ищем путь у Кастл Рок. В 7 часов вечера, не найдя никакого подходящего места для спуска, разбили лагерь. Сегодня ночью у нас есть горящий примус и тепло для наших замороженных тел. Завтра я надеюсь дойти до Хат-Пойнт.»

Макинтош и его спутники свернули лагерь утром 25 марта, термометр показывал ниже 55 градусов и, после очередного безуспешного поиска пути вниз с ледника на морской лёд, они направились в сторону Кастл Рок. На этом курсе они вышли на санный след и, проследовав по нему, нашли дорогу вниз. Макинтош решил оставить вещи и сани на вершине хорошо выраженной неровности и идти дальше без них. Через некоторое время трое мужчин, поднявшись по скалам Хат-Пойнт, дошли до двери хижины.

«Мы покричали. Ни звука. Снова крикнули, и вскоре появился тёмный субъект. Этим проснувшимся оказался Коуп, который был один. Другие члены партии ушли забрать также брошенные вещи и сани. Коуп был болен и не пошёл с ними. Вскоре мы стали рассказывать друг другу о своих приключениях, и узнали, что корабль зашёл сюда 11 марта и забрал Спенсер-Смита, Ричардса, Нинниса, Гука и Гейза, здесь остались Коуп, Хейворд и Джек. Вскоре был готов обед. Мы нашли здесь даже жировой светильник, роскошный, но грязный и засаленный! Однако наша главная задачи сейчас – тепло и еда. Пока мы ели, появились Джек и Хейворд… Поздно вечером легли в сухие спальники. Поскольку здесь было только три спальных мешка, пользовались ими по очереди. Наша партия имеет привилегию… Я получил письмо от Стенхауса, кратко описывающего события, произошедшие после того, как мы оставили его. Судовая партия также провела не розовое время.»

Макинтош узнал, что Спенсер-Смит, Джек и Гейз, которые повернули обратно 10 февраля, без особых трудностей достигли Хат-Пойнт. Третья партия, возглавляемая Коупом, также вышла на Барьер, но мало что смогла сделать. Эта партия попыталась использовать трактор, но не добилась эффективной отдачи от машины и далеко не ушла. Теперь он лежал в Хат-Пойнт. Партии Спенсер-Смита и Коупа вернулись в Хат-Пойнт до конца февраля.

Шесть человек были отрезаны в Хат-Пойнт открытой водой пролива Мак-Мёрдо от зимовки экспедиции на мысе Эванс. Макинтошу, естественно, не терпелось переправиться и встретиться с судном и другими членами береговой партии, но он не мог выйти до тех пор, пока морской лёд не станет более крепким и, как показали дальнейшие события, не смог добраться до мыса Эванс вплоть до начала июня. 29 марта он отправился с Коупом и Хейвордом забрать сани и перенести их как можно ближе к Прэм Пойнт на южной стороне Хат-Пойнт. Ему пришлось бросить там сани из-за состояния морского льда. Он и его спутники жили монотонной жизнью в примитивных условиях хижины. Погода была плохой, и хотя зафиксированные температуры были низкими, молодой морской лёд постоянно относило. Жировая печь, которой пользовались в хижине, традиционно покрывала всё сажей и жиром и люди, как и их одежда, соответствовали обстановке. Белки глаз ярко контрастировали с густой чернотой кожи. Уайлд и Джойс страдали от обморожений. На ногах и руках Джойса вздулись волдыри, колени распухли. Джек смастерил несколько жировых светильников, которые источали не столько свет, сколько дополнительный дым. Записи Макинтоша говорят о том, что члены партии были достаточно довольны, но «непередаваемо грязны», он с тоской пишет о бане и чистой одежде. В начале апреля стали заканчиваться запасы тюленьего жира, поэтому все с пристрастием следили за их появлением. 15 апреля убили несколько тюленей. Эта операция сделали сальную и почерневшую одежду мужчин ещё хуже. Вызывает сожаление тот факт, что хотя в хижине и было много доступной литературы, в частности, по этому конкретному району, лидеры различных партий так и не воспользовались ей, чтобы пополнить свои знания. У Джойса и Макинтоша, конечно, был антарктический опыт, но в книгах о трёх последних экспедициях в этом районе были даны детальные и подробные рекомендации.

<<< Назад ГЛАВА XII. ОСТРОВ ЭЛЕФАНТ

Вперед >>> ГЛАВА XIV. ЗИМОВКА В ПРОЛИВЕ МАК-МЁРДО