Книга: Триумф и трагедия советской космонавтики

Экзамен на морозостойкость

Экзамен на морозостойкость

Спускаемый аппарат космического корабля «Союз-24», прорвавшись через огненную плазму, бушевавшую на его днище и теплообмазке, с закопченными иллюминаторами повис на парашютной системе приземления. Яростное шквальное пламя, полыхавшее за корпусом корабля, с температурой до 3000 °C сменилось после ввода парашюта на высоте десять километров от поверхности земли почти шестидесятиградусным морозом.

По мере приближения к снежному покрову Казахстанской степи обшивка корабля остывала. Космонавты Виктор Горбатко и Юрий Глазков готовились к встрече с землей. Их предупредили, что в районе посадки температура воздуха опустилась до минус тридцати градусов и сильный порывистый ветер поднимает снежную поземку, которая затрудняет поисковую работу вертолетов.

Из-за некоторых неполадок в работе системы управляемого спуска корабль отклонился от расчетной точки приземления, где уже барражировали вертолеты поисково-спасательной службы. Теперь их перенацеливали на тот район, куда опускался СА. Виктор Горбатко приоткрыл планку страховки над кнопкой «отстрела парашютных стренг» и положил палец на кнопку с тем, чтобы в момент срабатывания ДМП — двигателей мягкой посадки вовремя нажать ее. Сигнал от высотомера включил ДМП, которые, почти как взрыв, сработали под днищем корабля. Горбатко тут же нажал кнопку. Вертикальная скорость снизилась почти до нуля. И все-таки из-за наличия боковой скорости, вызванной ветром, корабль сделал несколько кульбитов с подпрыгиванием. После чего он застыл на неглубоком снежном покрове степи. Кульбиты и подпрыгивания болезненно отразились на телах космонавтов, хотя система амортизации кресел и ложемент значительно смягчили боковой удар.

И все же в голове чувствовалось это сотрясение. Аппарат замер на грунте на боковой поверхности, и космонавты в очень неудобной позе повисли на привязной системе кресел.

Подождали в надежде, что к СА подойдут спасатели и врачи, откроют люк и помогут освободиться от привязной системы. Прислушались. Голосов не слышно, шума вертолетных двигателей тоже. Тишину за бортом корабля нарушали работа внутрикорабельных вентиляторов. Попытались по системам связи вызвать поисковиков. Эфир молчал. Дальше висеть в такой позе было невмоготу, затекали и немели руки и ноги, болела голова.

— Ну, что, Юра! Сесть-то мы сели, но что-то никто не торопится нас встречать. Надо самим принимать меры и выкарабкиваться, — с присущим ему спокойствием сказал Виктор Горбатко и начал помогать бортинженеру расстыковать привязную систему.

Освободившись от ремней привязной системы, Юрий Глазков вывалился из ложемента и почти упал на Виктора.

Оказавшись верхом на командире, Юрий начал освобождать его от привязной системы, а затем стал крутить штурвал люка-лаза СА на открытие. В образовавшуюся щель дохнуло холодом и снежными искрами. Юрий открыл люк.

— Слезай с меня быстрей, а то задушишь, — торопил Виктор Горбатко.

Юрий сползал через открытый люк на снежный покров. Холод обдал запотевшее лицо. Вслед за бортинженером в люк высунулся и командир. Осмотрелся. Никаких признаков жизни и поисковых вертолетов. Где-то в высоте слышен далекий гул ретранслятора-самолета АН-12, который первый вступил с ними в связь на этапе парашютирования.

Глазков на четвереньках отполз от аппарата метров на двадцать, рассчитывая таким образом увеличить обзор.

В это время произошел отстрел крышки антенны радиостанции, которая посылает в эфир сигналы маяка для радиокомпасов поисковых вертолетов. Рядом с антенной заработал проблесковый светоимпульсный маяк. Таким образом, системы корабля, действующие после посадки, стали в режим радио и светосигнальных ориентиров.

— Юра, возвращайся в корабль, а то околеешь.

Глазков пополз к кораблю, но ослабленный полетом ткнулся лицом в снег.

Командир выбрался из корабля, подполз к бортинженеру и помог ему забраться в СА, а затем сам с большим трудом втиснулся в кабину.

Тонкое влажное белье и капроновая оболочка скафандров не защищали от холода, и космонавты изрядно продрогли. Тепло спускаемого аппарата, служившего им надежным укрытием от опасностей космоса, теперь помогало им на земле от тех экстремальных условий, которые подкинула родная планета.

Космонавты стали готовиться к выживанию, доставать и распаковывать блоки носимого аварийного запаса с условным наименованием «Гранат-6». Извлекли из блоков радио и светосигнальные средства, отстегнули укладки с полетными и теплозащитными костюмами.

Космонавты понимали, что если спасатели не прибудут через два часа, то при таком морозе и ветре спускаемый аппарат быстро выстудится и тогда дальнейшее нахождение в скафандрах будет невозможно: холод через капрон и тонкое влажное белье доберется до тела.

А эфир продолжал молчать. Несколько раз открывали люк, высовывались в надежде услышать работу двигателей вертолета. Но только свист ветра да снежные заряды врывались в кабину спускаемого аппарата.

Нужно было думать, как в этом маленьком объеме перевернутого аппарата снять скафандры и переодеться в шерстяные полетные и теплозащитные костюмы.

После длительной невесомости даже вес собственного тела воспринимался обременительно, и движения вызывали одышку и головокружение. Поэтому приходилось любые движения по переодеванию проводить короткое время с передышкой. К счастью через час с небольшим они услышали работу автомобильного двигателя, и через несколько минут к СА приблизилась «Голубая птица» — машина высокой проходимости специального конструкторского бюро завода имени Лихачева. Врачи и спасатели помогли космонавтам выбраться из СА и перенесли их в теплый салон спасательной машины.

С помощью радиосредств «Голубой птицы» и сигналов «Маяка» спускаемого аппарата удалось навести вертолет.

Когда винтокрылая машина, совершив посадку, подрулила к «Голубой птице», врачи и спасатели переместили космонавтов в теплую кабину вертолета, который тут же взлетел и взял курс на Джезказган.

Так завершился сложный и опасный полет на станцию «Салют-5», на которой была впервые проведена операция по замене атмосферы станции и в натуральных условиях космоса проверена методика восстановления и ремонта станции в случае разгерметизации.

Но посадка в холодную заснеженную степь в сложных метеоусловиях, затрудняющих поиск даже на штатных полигонах, подтвердила необходимость совершенствования специальной теплозащитной одежды и снаряжения, позволяющих выжить космонавтам в экстремальных условиях отрицательных температур, когда быстрой помощи ждать неоткуда.

На эти же мысли наталкивали аварийные посадки в горы «Союза-18–1» с Лазаревым и Макаровым на борту, а также на «Союзе-23» Зудова и Рождественского в озеро Тенгиз.

О том, что холод в экстремальной ситуации после посадки — не друг, было понятно. Но как защититься от него, не имея достаточно места в корабле для объемного и тяжелого снаряжения, предстояло решить специалистам-профессионалам. Здесь нужно было найти разумное сочетание опыта народов Севера, альпинистов и полярников. Созданное теплозащитное снаряжение нужно было загнать в минимальные объемы и веса…

За решение этой задачи взялись специалисты завода «Звезда» — конструкторы защитного снаряжения для летчиков и космонавтов. В качестве испытателей, способных оценить это снаряжение, выступали специалисты Центра подготовки космонавтов (в том числе и сами космонавты), Института авиационной и космической медицины, КБ «Энергия» имени С. П. Королева. Предстояла трудная работа…

У меня, как человека, чье раннее детство и юность прошли в теплом климате, холод Севера никогда не вызывал положительных эмоций. Но как говорят, южного человека всю жизнь гоняла специфика работы по северам. И если бы не тепло и доброта душ северян, то экзотика Севера оставила бы у меня только ассоциации о чем-то болезненном и неприятном. Когда-то Георгий Добровольский — командир корабля «Союз-11», погибший от разгерметизации спускаемого аппарата при возвращении на Землю, жизнерадостный одессит говорил: «Я как дореволюционный цыган променял бы три зимы на одно лето».

^{Испытания проводились в самый лютый мороз}

Но работа есть работа, и я взялся за организацию работ по испытанию теплозащитного снаряжения космонавтов в натурных экстремальных условиях и разработке методики подготовки космонавтов в случае вынужденной посадки в этих условиях. Завод «Звезда» в лице ведущего специалиста фирмы Драя Николая Ивановича предложил для этих целей несколько видов костюмов для защиты от холода: ТЗК-10, ТЗК-12, ТЗК-14 — на шерстяной, пуховой и синтепоновой основе.

Различались они по теплозащитным характеристикам, но отвечали требованиям веса и объема, определенным разработчиками кораблей.

Ускорить процесс выполнения этих работ по выживанию космонавтов в условиях низких температур подталкивала высокая вероятность попадания в них в случае вынужденной посадки, теоретически в каждом космическом полете, в Южном и Северном полушарии.

Вдаваться в подробности создания костюмов и поиска для них самых современных материалов не буду. Хочу рассказать о проведении испытательных и научно-исследовательских работ и непосредственных участниках их.

Изучение исследований в холодовых условиях, просмотр научно-популярных и художественных фильмов по выживанию на Крайнем Севере и в высокогорье давал эмоциально-психологический фон и настрой на проведение работы. Просмотр фильмов выстраивал зрительный ряд постановки экспериментов с применением спускаемого аппарата и огромного купола парашюта, на котором идет возврат к земле из космоса.

Итак, об испытаниях. Начали с того, что решили повторить ситуацию Горбатко и Глазкова. Но исходными данными взяли уже выстуженный спускаемый аппарат. Сначала решил попробовать сам. Из-за моих габаритов подобрать для меня снаряжение на этот раз не удалось. Пришлось импровизировать сочетание ТЗК — теплозащитного костюма, гидрокостюма ГК «Форель» и парашютной ткани, которой обмотался сам и выложил из нее гнездо на креслах СА. Шесть часов пребывания в металлической гробнице дали полное эмоционально-психологическое представление о состояниях человека в этом замкнутом объеме, да и еще в тесном снаряжении.

Теперь я понимал, что ждет моих товарищей, добровольно согласившихся пойти на суточный эксперимент, в котором проверялась физиология (темпы замерзания отдельных органов человеческого тела) и психология. Уходя от сугубо научных и медицинских терминов, можно сказать, проверялась стойкость, мужество и преданность делу испытателей

Надо сказать, что в первом эксперименте мы не учли, что на холоде при замерзании человеческий организм выделяет намного больше углекислоты, чем в нормальных условиях.

Итак, в первый эксперимент в выстуженный СА на сутки залезли два испытателя из Института авиационной и космической медицины: Олег Бычков — врач, кандидат медицинских наук и инженер Вячеслав Перфилкин.

Они участвовали во многих испытаниях по выживанию летчиков в экстремальных условиях Крайнего Севера. Олег защитил по этой тематике кандидатскую диссертацию. В свое время он проходил комиссию на космонавта, но не судьба. Славка Перфилкин, как испытатель и человек, был любимцем первого отряда космонавтов. Гордился дружескими отношениями с Юрием Гагариным, Андрияном Николаевым, Павлом Поповичем.

Первые шесть часов они четко выполняли задание на эксперимент. Каждый час открывали крышку люка СА, проветривая его от скопившейся углекислоты. После каждого такого проветривания в уже итак застуженный аппарат врывалась порция холода, от которой стучали зубы.

Пока вновь своим дыханием удавалось нагреть атмосферу СА, опять накапливался углекислый газ.

И снова приходилось проветривать…

К ночи усилился мороз и ветер. Аппарат лежал на грунте так, что ветер дул прямо в люк. Сама крышка люка и штурвал ее открытия настолько промерзли, что к ним прилипали руки даже в перчатках.

Чтобы не околевать при проветривании, Олег решил изменить методику эксперимента и оставил люк чуть приоткрытым. Но студеный воздух врывался в эту щель. Олег считал, что в этом случае проветривать надо реже и рассчитывал на свое чутье при передозировке углекислого газа. В аппарате они расположились так, что Славка оказался на крышке люка-лаза, накрытой многослойным куском парашюта, чтобы избежать прямого контакта и переохлаждения…

Пока сидели первые восемь часов, переговорили обо всех делах, многое вспоминали, делали какие-то физические упражнения. Поток решили по очереди дежурить и через каждые два часа по заданию выходить на связь с группой экспериментаторов, обеспечивавших эту работу.

В часы своего очередного дежурства Перфилкин не заметил, как навалился на крышку люка и закрыл даже ту маленькую щель, через которую поступал свежий воздух степи и истекал углекислый газ. Он не заметил, как заснул от теплого удушья.

Когда через очередных два часа на девятнадцатый час эксперимента экипаж СА не вышел на связь, мы побежали к аппарату. Пронизывающий морозный ветер гулял по замерзшей Казахстанской степи, закручиваясь у аппарата. Мы подбежали к СА и позвали:

— Олег! Слава!

Отзыва не было, и зловещая тишина говорила о беде…

Стали стучать по люку, днищу СА. Молчание. Попытка открыть крышку люка не увенчалась успехом. Она была чем-то прижата, а, прилагая усилия к открытию, мы могли травмировать экипаж.

Снова стучим, кричим. И вдруг слышим глухой голос Олега:

— Славка спит. Разбудить не могу. Задыхаюсь. Он лежит на люке. Сдвинуть его нет сил. Толкайте, как можете.

Мы налегли на крышку люка. Огромным усилием нескольких человек мы сдвинули крышку с лежавшим на ней без сознания Перфилкиным. Холодный воздух, хлынувший в аппарат, привел его в чувство. Он сполз с крышки люка, и мы открыли дорогу к нашим испытателям.

Дальше все было прозаичнее. Олег и Слава полностью пришли в себя. Проанализировали сложившуюся ситуацию. Внесли поправку в задание на следующий эксперимент, в который пошли другие испытатели.

Следующий этап испытаний и исследований предстояло провести на Крайнем Севере в районе поселка Советский вблизи от города шахтеров Воркуты.

Здесь в качестве испытателей выступали военные космонавты.

К работе в Воркуте готовились тщательно. Она была прологом к первым арктическим тренировкам космонавтов, их действиям в экстремальных условиях, и продолжением научно-исследовательской и испытательной работы.

Одновременно планировалось провести испытание комплекса спасательных машин «Голубые птицы» при очень низких температурах, глубоком снеге разной плотности, полярной ночью в отрогах Полярного Урала. А главное — в тесном взаимодействии с космонавтами, для обеспечения безопасности полетов которых и был создан комплекс.

Самолет ИЛ-76 Центра подготовки космонавтов со спускаемым аппаратом, «Голубой птицей» (ПЭУ-1М) бригадой испытателей и снаряжением для проведения работ совершил посадку на ледовый аэродром Северный вблизи Воркуты.

Заполярье встретило нас лютым холодом. Стрелка термометра опустилась ниже -50 °C. Чего хотели, того и получили. Нас радушно встретили руководство военной базы, города и шахтерского объединения «Воркутауголь». По распоряжению командира базы полковника Лысака Дмитрия Антоновича нам помогли быстро разгрузиться и предоставили помещение для размещения техники, снаряжения и гостиницу для всей нашей группы.

^{Исследование возможностей человека на выживание}

К программе испытаний и исследований предстояло приступать без адаптации, как будто мы пошли на вынужденную посадку из космоса и попали в экстремальные условия.

Сразу же начали готовить людей и технику к эксперименту. Полярная ночь распахнула над аэродромом и городом звездное небо с проблесками и сполохами северного сияния. Большинство из участников бригады испытателей были на Крайнем Севере впервые. Одни восторгались новизной ощущений, другие воспринимали окружающую обстановку с осторожностью и тревогой.

Правда, радушие северян эту тревогу гасило. А явившийся к нам из поселка «Советского» директор шахты Юн-Яга (что в переводе с языка Коми означает Светлый Ручеек) Анатолий Лаухин предложил сразу поставить в режим круглосуточного дежурства шахтерскую парную на случай переохлаждения испытателей в процессе экспериментов.

Лаухина за неординарность поведения при решении дел на шахте прозвали «Красный директор», что в ту пору звучало почти как анархист. На самом деле это был передовой директор, который смело вводил новшества на шахте и в поселке. Он импонировал нам своей решительностью, стремительностью и высоким профессионализмом, а главное желанием помочь в решении наших задач. В ту пору эти задачи были для всех советских людей общими задачами страны. И никто взамен не требовал денег или каких-то выгод. Мы в свою очередь встречались с шахтерскими бригадами, делились своими заботами и рассказывали о космонавтике. Детям и семьям шахтеров показывали спускаемый аппарат и снаряжение космонавтов, давали возможность сфотографироваться. В ту пору в Воркуте действовала школа «Юных космонавтов», и мы старались рассказать мальчишкам и девчонкам о буднях и трудностях космонавтики.

Итак, назавтра начало первого эксперимента со слабым теплозащитным снаряжением, но с первоначальной работой в аппарате, разогретом до состояния, в котором он совершает посадку.

В этот эксперимент идут первыми космонавты-испытатели Владимир Алексеев и Николай Порваткин. Мы в шутку называли их «железяками».

За что? За участие в наших экспериментах, в которые не только космонавты, но и многие испытатели старались не идти из-за боязни потерять здоровье.

Медицинский контроль не дал противопоказаний для участия в первом эксперименте «железяк».

А мороз все крепчал. Корабль прогрели и вывезли в тундру. Вскоре туда на «Голубой птице» привезли космонавтов. Облачившись в скафандры, как бы после полета, Алексеев и Порваткин заняли место в корабле. Вокруг аппарата на снегу разложили купол парашюта.

Володя и Николай после непродолжительной адаптации в салоне начали снимать скафандры, а затем по мере остывания стали одевать пакет одежды из ПК-10 (полетного костюма), ТЗК-10 (теплозащитного костюма) и ГК «Форель» — гидрокостюма.

После десяти часов пребывания в корабле стало холодно как в склепе. Согнутые в малом объеме аппарата испытатели начали чувствовать, как немеют ноги, теряют чувствительность отдельные части тела. Вылезли на снег, чтобы размяться, но тут их быстро достали мороз и ветер. Вновь нырнули в аппарат, но там уже тоже был колотун. Правда, не сравнимый с забортным: внутри -5 °C, за бортом -45 °C. Чтобы не задохнуться в СА (учли опыт Бычкова и Перфилкина в Тюра-Таме), люк держали приоткрытым.

Через двенадцать часов датчики температуры, наклеенные на тела космонавтов, начали показывать первые признаки переохлаждения.

По связи запросили самочувствие.

— У нас комфорт, — сообщил командир условного экипажа Володя Алексеев.

Глядя на приборы, врачи Олег Бычков и Коля Филатов с сомнением качали головой.

Олег посмотрел свои таблицы по ранее проведенным экспериментам в летном обмундировании и сказал:

— Не думаю, что у них комфорт. Ну, что ж подождем — увидим.

^{Не только «железки» выдерживают критические температуры. Александр Волков и Анатолий Соловьев в Заполярье}

Старший в группе космонавтов Евгений Хрунов, тоже взглянув на таблицы температур, прокомментировал:

— Хорошо смотреть «Приключения на Крайнем Севере» Джека Лондона по телевизору, сидя в теплой гостинице, а не в темноту ночи через иллюминатор спускаемого аппарата, в котором -10 °C и кругом обжигающий металл. Что-то мудрит Алексеев!

Прошло еще два часа. Показания приборов говорили о том, что переохлаждение приближается к критическим параметрам.

На вопрос о самочувствии Алексеев снова повторил, что у них комфорт и можно продолжать эксперимент.

Мы стали сомневаться в правильности показаний хорошо оттарированной и проверенной аппаратуры: может быть в ней идет сбой от перемены места? Готовили аппаратуру в Москве, а здесь Воркута — 69-я параллель.

Еще через час наши сомнения развеял досрочно вышедший на связь Николай Порваткин.

— Если у него (Алексеева) комфорт: пусть сидит. А я пошел к черту…

Все, сидевшие в комнате, где работала громкоговорящая связь, рассмеялись, а кто-то сказал:

— Одна «железяка» сломала другую.

Через минуту после этого Алексеев с юмором висельника сообщил, что под комфортом он имел в виду комфорт в минус пятой степени.

— Я тебе покажу комфорт в минус пятой, — взяв микрофон, с негодованием сказал Женя Хрунов. — За такие шуточки морду бьют.

«Голубая птица» с врачами и экспериментаторами стремительно подъехала к аппарату. Окоченевшим «железякам» помогли выбраться наружу. И уже в теплом салоне спасательной машины космонавты, клацая зубами, пили горячий чай. А машина мчалась к шахте Юнь-Яга, где в три часа ночи работала парная. В разогретой до +120 °C сауне смуглое тело Коли Порваткина покрылось мурашками. Даже через полчаса пребывания в этом пекле он еще периодически клацал зубами.

Финалом этого эксперимента была простуда Порваткина, и он до конца работ в Воркуте так и не был допущен врачами к эксперименту, хотя очень рвался. Но он чем мог помогал бригаде экспериментаторов. Алексеева простуда миновала. Он ссылался на то, что его уберегла гимнастика йогов, которой он занимался в корабле, и способности экстрасенса.

Мы готовили следующий эксперимент за пределами аппарата. Предусматривалось выживание с применением парашюта, подручных средств (имеется в виду снег) и снаряжения, находящегося в корабле.

В эксперимент должны были идти Евгений Хрунов и Володя Алексеев.

Опыт отсидки в корабле был получен. Он показал, что можно сидеть до тех пор, пока работают системы вентиляции. После разрядки аккумуляторов и прекращения работы всех систем, нужно покидать аппарат и, используя парашют и подручные средства, зарываться в снег, чтобы не замерзнуть и продлить время выживания на случай непогоды, замедляющей время прихода спасателей на вертолетах или спасательных машинах.

Этот элемент методики должны были отработать Хрунов и Алексеев.

Одев полный комплект теплозащитной одежды, космонавты с блоками НАЗа из теплого салона «Голубой птицы» вышли на снег и начали работу. Предстояло сделать укрытие в сугробе. Мороз и пронизывающий ветер сразу вцепились в лица и руки. Достав из НАЗа нож-мачете, Евгений и Володя начали делать берлогу, в которой предполагалось отсидеть двенадцать часов.

Резали кирпичи настового снега и выкладывали его в бруствер со стороны ветра, создавая таким образом, защиту от ветра. Пока работали, даже начинали потеть. Поэтому приходилось останавливаться, но тут мороз напоминал о себе и требовал, как можно быстрей создать укрытие. После двух часов работы удалось в какой-то мере защититься от ветра.

Алексееву перед выходом из «Голубой птицы» советовали снять специальные штурманские часы на металлическом браслете, чтобы уменьшить пережим кисти и убрать дополнительный источник холода, коим являлся металл. Володя проигнорировал совет. И теперь часы, зажатые манжетой гидрокостюма «Форель», уменьшили доступ крови к кисти, что вызвало быстрое охлаждение и замерзание пальцев. Для того, чтобы теперь их снять, нужно было оголить обе руки. А это значит, что остудить их и лишить работоспособности. Чтобы проделать эту операцию, Алексеев запросился в «Голубую птицу». По условиям эксперимента этого делать нельзя. Допустил пенку в своих действиях — сам и расплачивайся. Об этом ему не без юмора напомнил Хрунов:

— Ну, что йога! В какой степени у тебя комфорт? Давай вкалывай, тогда не замерзнешь!

Информация от датчиков на теле космонавтов показывали, что их тепловое состояние действительно хорошее и вносить коррективы в график эксперимента пока не надо.

После тирады Хрунова Алексеев начал работать более интенсивно. Скоро они по пояс были в снегу, и стенка из снежных кирпичей надежно защитила их от ветра. Но в укрытии становилось все холодней. Решили проверить температуру и страшно удивились: если на поверхности было -38 °C, то в укрытии термометр показывал почти -50 °C. Это был феномен. Объяснить его удалось с помощью метеорологов. Оказывается, накануне нашего прилета в Воркуте, и особенно в предгорьях Полярного Урала, где находился наш аэродром, почти неделю держалась отрицательная температура, близкая к минус шестидесяти. Толща снега промерзла и накопила холод, который держался в ней. И мы в процессе этого эксперимента поняли, что не каждый раз нужно зарываться в снег. Лучше строить проверенный народами Севера домик «иглу» из нарезанных кусков снега. И этому искусству предстояло научиться, а затем учить этой науке космонавтов. Опыт, полученный в двух первых экспериментах, показал, что нужно умело сочетать выживание с применением СА со строительством укрытия из снега. Кроме того, утепление СА с помощью снега, которым обкладывают днище, и парашюта, натянутого над СА в виде палатки, позволяет создать зону, защищенную от ветра.

Все это в последующих экспериментах проделали испытатели Виктор Федоров, Сеня Семенов, Володя Сабуров, Евгений Шустов.

Получился учебный фильм, который вошел разделом в общий фильм «Жизнь в твоих руках». Первыми опробовали на себе наши методики группа летчиков-испытателей, проходивших подготовку по программе «Буран», Игорь Волк, Римас Станкявичюс, Виктор Заболотский, Сергей Тресвятский.

Им в процессе тренировки достались не только лютый холод, но и пурга со шквальным ветром.

Подводя итоги этой тренировки, руководитель группы «буранцев» Игорь Волк говорил:

— Выбравшись из этой тренировки, чувствуешь себя мужиком. Мы бывали в разных передрягах. Но полученный здесь опыт если не пригодится нам как космонавтам, то уже сейчас полезен как летчикам-испытателям.

В дальнейшем в разные годы эту тренировку в экстремальных условиях прошли почти все космонавты. И когда американских астронавтов привезли в Тикси, они отмечали, что получили хорошую закалку мужества.

^{Идет постройка в сугробе «берлоги», в которой необходимо отсидеть двенадцать часов}

^{После тренировки — время подвести итоги}

Во время одной из экспедиций в Воркуту на тренировки наших космонавтов напросился Яцек Палкевич, известный польский журналист, который пропагандирует проблему выживания человека в экстремальных климатических и погодных условиях. В основном он организовывал экспедиции в жаркие и тропические страны. Попав с нашими испытателями и космонавтами в Воркуту, он напросился на тренировку. Он одел свое собственное снаряжение и подсел к экипажу наших космонавтов, которые находились на холоде уже вторые сутки. Поначалу Яцек Палкевич много позировал перед фотоаппаратами и телекамерами, которые от холода переставали работать. Когда же нужно было выживать в холоде, его хватило только на шесть часов. По объективным и субъективным показателям врачи вынуждены были прекратить его тренировку, а наши ребята выполнили ее до конца.

В этих тренировках холодом ковалось мужество, которое так нужно в космических полетах.

К слову сказать, испытанные в Воркуте теплозащитные костюмы пригодились в космосе, когда Владимир Джанибеков и Виктор Савиных после очень трудной стыковки с неуправляемой погибающей станцией «Салют-7» вошли в нее, там был лютый холод. Космонавты извлекли из НАЗа теплозащитные костюмы и, находясь в них, оживляли и согревали станцию. Приятно было слышать из космоса слова Владимира Джанибекова:

— Спасибо создателям и испытателям ТЗК-14. Без этой классной одежды мы бы здесь замерзли…

О том, как создавался этот костюм, как подбирались материалы и конструировалась модель, можно было бы рассказать большую историю. Но все это остается за кадром большого дела, которое называется Космонавтика. На виду были те, кто находился на острие атаки…

После сообщения с борта реанимированной станции «Салют-7» у нас с Николаем Драем появился повод произнести тост: «Выпьем за нас и наших друзей, которых нет с нами, но которые хорошо о нас думают!»