Книга: Триумф и трагедия советской космонавтики

Драма на озере Тенгиз

Драма на озере Тенгиз

Этому экипажу не везло с самого начала и до конца… Началом невезухи можно считать случай, когда Вячеслава Зудова ударило током от плохо заземленной электронной машины. Наступила клиническая смерть. Усилиями врачей-реаниматологов его вернули к жизни и тут же решили списать из космонавтов и летчиков. И хотя все медицинские показатели пришли в норму, врачи, видимо, все же решили перестраховаться. А вдруг? Ведь была же реанимация! Кто знает, что произошло в организме и психике космонавта? Слава начал борьбу за то, чтобы остаться в отряде космонавтов. Он проходил одни тесты за другими. Институт медико-биологических проблем, Институт авиационной и космической медицины и Центральный научно-исследовательский авиационный госпиталь взялись за тщательную проверку его организма.

Вячеслав Зудов выдержал этот, пожалуй, самый трудный в жизни экзамен, когда надежда сменялась отчаянием, а отчаяние надеждой. Он снова в отряде…

Но прошло некоторое время, прежде чем его включили в состав экипажа. Немалую роль в том, что Вячеслав Зудов начал подготовку к полету сыграл академик Владимир Николаевич Челомей, в КБ которого разрабатывалась совершенно секретная станция «Алмаз», предназначенная для военных исследований в космосе. В. Н. Челомею нужны были военные летчики и инженеры, способные вести длительные военно-технические эксперименты и исследования в космосе. Таким образом, наряду с другими военными экипажами для станции «Алмаз», был сформирован экипаж в составе: командир Вячеслав Зудов, бортинженер Валерий Рождественский.

Челомей рассудил, что за одного битого — двух небитых дают. Но не учел другого — фатального невезения. В таких случаях говорят: «Игра судьбы». В процессе непосредственной подготовки Зудов и Рождественский жили, как говорится, душа в душу. Полное взаимопонимание, хотя один был летчиком, другой — водолазом-подводником. Возможно, именно этот симбиоз во многом способствовал дружной работе в необычайно трудных экстремальных ситуациях.

Валерий Рождественский пришел в отряд космонавтов из военно-морского флота. Его работа водолазом была чем-то сродни космической в плане воздействия на организм и психику.

Итак, сформированный для работы на станции «Алмаз» экипаж Зудов-Рождественский вылетел на космодром. Началась предстартовая подготовка, которая велась в МИКе (монтажно-испытательном комплексе) космодрома непосредственно в корабле и на семнадцатой площадке города Ленинска в гостинице «Космонавт». Первые зимние холода в том году в Казахстане наступили рано. Задули студеные, пронзительные ветра, закружили вьюги. Но в день старта природа сделала перерыв, чтобы выпустить корабль, а затем снова разгулялась по просторам Казахстана снежными буранами и ветрами.

Как и полагалось, за трое суток до начала полета спасатели сосредотачивались в Караганде и Кустанае. Проводили подготовку спасательных комплексов на случай неудачного старта или досрочной посадки.

Непосредственно за район старта и зону полигона отвечала группа спасателей, базировавшаяся на аэродроме города Ленинска. А как уже говорилось, невезуха для экипажа корабля «Союз» началась прямо до старта. Не вовремя подошли заправщики ракеты. Пришлось сдвигать время старта, а заправку вести, когда экипаж был уже на борту корабля.

За час до пуска усилился ветер, который слегка покачивал стройную сигару ракеты, зажатую в конструкциях ферм обслуживания. Во время запуска, когда отошли фермы обслуживания, и белое солнце в клубах дыма засверкало под основанием ракеты, ветровой напор настолько раскачивал и заваливал ракету, что наблюдавшие за телеметрией специалисты боялись, как бы не сработали датчики концевых выключателей по угловым отклонениям, фиксирующие аварийную ситуацию. В этом случае мгновенно вступила бы в действие система аварийного спасения и увела бы корабль от падающей ракеты-носителя. Но автоматическая система управления тягой двигателя выровняла ракету в момент отрыва от стартового стола и не позволила ей отклониться на разгоне. Старт прошел успешно, и на космодроме облегченно вздохнули, когда через десять минут пришло сообщение, что работает третья ступень ракеты-носителя и корабль выходит на орбиту.

Космодромные страсти закончились. Начинались ЦУПовские (Центр управления полетов) волнения и заботы поисковиков. Через сутки должна произойти стыковка корабля со станцией. Это сутки напряженной работы специалистов ЦУПа и непрерывной готовности спасателей. В том случае, если стыковка не состоится, а такое уже бывало, начиналась их полная неожиданностей работа: ведь вынужденная посадка могла произойти в любой точке планеты по пятьдесят вторую параллель. И тогда спасатели должны устремиться на самолетах и вертолетах к месту посадки независимо от погодных условий. Их задача спасти космонавтов и корабль.

За сутки до старта техника и люди спасательного комплекса, а это самолеты, вертолеты, оперативно-техническая группа, команда технического обслуживания перебазировались из города Кустаная в город Аркалык и провели тренировку на случай аварийной вынужденной досрочной посадки корабля.

В день старта за полчаса до него в воздух поднялись самолеты и вертолеты сопровождения. Из радиоинформации стало ясно, что старт и выведение на орбиту корабля прошли успешно. После часа пребывания в воздухе самолеты и вертолеты пошли на посадку. Теперь уже на земле спасатели продолжили дежурство во время двух первых витков, то есть трех часов, пока космический корабль проходил над районом их ответственности. Затем оно переходило на следующие регионы, и можно было менять степень готовности, расслабиться и отдыхать.

Через сутки, в день предполагаемой стыковки, из ЦУПа стали поступать тревожные сигналы. «Земля» с помощью корректирующих команд подвела корабль к станции на расстояние, когда должна была вступить в действие радиолокационная система «Игла», обеспечивающая поиск, сближение и стыковку в автоматическом режиме. Но «Игла» не сработала как требовалось, и сразу возник вопрос о досрочной посадке.

В Аркалык прилетел генерал Николаев. Он и рассказал о подробностях отказа. «Земля» подогнала корабль к станции на расстояние не только радиолокационной, но и оптической видимости. Однако, не настолько близко, чтобы космонавты могли перейти на ручное управление и приступить к стыковке.

Посадку предполагалось провести в ночное время на третьи сутки в районе города Аркалык. По условиям запуска дневная посадка в районе штатных полигонов могла быть проведена только на седьмые сутки, а системы жизнеобеспечения корабля могли работать только трое. За два часа до посадки подувший порывистый северный ветер принес резкое похолодание и снежные заряды. Спасатели готовились к ночной работе, но не рассчитывали на столь сложные условия.

Когда из ЦУПа пришло сообщение, что над южной оконечностью Африки включена тормозная двигательная установка и корабль пошел на спуск, вертолеты со спасателями взлетели. Правда на земле произошла заминка. Руководитель оперативно-технической группы подполковник Силаев решил максимально облегчить вертолет, сняв с него несколько человек. Среди них были представители Центра подготовки космонавтов генерал Николаев и подполковник Чекин — начальник особого отдела Центра. Однако Николай Чекин решительно отказался покинуть вертолет. И это во многом предопределило ситуацию. Присутствие на борту представителя КГБ ставило как бы под контроль возможную не прогнозируемую ситуацию. А именно такая ситуация стала складываться буквально через пятнадцать минут после взлета вертолета.

Поступило сообщение о том, что корабль произведет посадку с перелетом от расчетной точки на сто двадцать один километр. Было понятно, что к моменту приземления мы не успеваем. А тем временем снежные заряды все чаще били в лобовое стекло вертолета. По мере приближения к месту посадки погода ухудшилась. Свет включенных фар вертолета, отражаясь от снега, создавал белый экран. Пришлось их выключить и лететь в полном мраке, ориентируясь только по приборам. На земле — ни огонька. Вертолет в кромешной темноте летел над просторами зимней Казахской степи. По информации самолета наведения мы приближались к району посадки. Штурман сообщил, что радиокомпас схватил сигналы корабля, и теперь мы уверенно приближались к месту приземления. И вдруг штурман, глядя на карту, встревоженно доложил: «Мы приближаемся к большому озеру Тенгиз. Вероятно, посадка произошла на его поверхность». Кто-то на борту вертолета пошутил: «Все по закону. На борту моряк. Значит должно быть приводнение. И Рождественский станет адмиралом Тенгизским». Шутка не вызвала ни у кого улыбки. Все понимали необычайную сложность ситуации. Тем временем вертолет сквозь мрак приближался к месту приводнения спускаемого аппарата. В том, что это именно приводнение сомнений не было. И как бы подтверждая это в шлемофонах послышался голос Вячеслава Зудова:

— Я… Судя по качке, мы приводнились.

— Да и волнение порядка двух-трех баллов, — подтвердил Валерий Рождественский.

^{Спускаемый аппарат космического корабля «Союз-23» в луче прожектора вертолета}

Командир вертолета подполковник Богатырев по просьбе автора этих строк — представителя Центра подготовки космонавтов— передал:

— Готовьтесь к действиям после приводнения. Снимите скафандры, оденьте гидрокостюмы. Оценим обстановку и будем вас эвакуировать.

— Вас поняли. Готовимся к эвакуации, — подтвердил Зудов.

Вертолет проскочил над спускаемым аппаратом, не обнаружив его. В снежной мгле, мы не увидели вспышки проблескового маяка. По затухающим сигналам радиомаяка определили, что вертолет удаляется от спускаемого аппарата. Необходимо было спуститься к аппарату, чтобы оценить возможность эвакуации. Но тут стало понятно, что это исключительно опасно. Во-первых, на борту вертолета не было плавательных средств. Надувные лодки забыли в Аркалыке. Не думали, что придется работать на воде. Начальник оперативно-технической группы подполковник Силаев растерянно смотрел на всех, кто был на борту вертолета. В глазах его был плохо скрываемый страх. Он понимал, что это его промах. Не проверил перед вылетом. Глаза его встретились с моими.

— Ведь ты их готовил к выживанию. Одевайся и готовься к спуску.

— А почему он? — вмешался в разговор Николай Чекин. — Вы не взяли гидрокостюмы и плавсредства, а он будет отдуваться в случае чего?

Представитель КГБ был прав. В случае неудачи я становился виновником.

— Сейчас, Коля, не до выяснения отношений. Надо спасать ребят, — я начал вытаскивать гидрокостюм «Форель» из укладки. Вертолет вновь приблизился к месту приводнения спускаемого аппарата (СА). На этот раз сквозь мглу мы все-таки увидели вспышки проблескового маяка. Командир вертолета Богатырев включил поисковую фару. Перед вертолетом снова возник белый экран из снега. В этом матовом ярком падающем снеге пропали вспышки проблескового маяка. Сквозь снежную круговерть свет не пробился к поверхности озера и не позволил увидеть спускаемый аппарат. Кроме того, создавалось ощущение, что вертолет находится в огромном снежном коме. Богатырев выключил фары и попытался зависнуть над вспышками СА. Это ему не удалось. Я одетый в гидрокостюм, сидел на обрезе двери вертолета в подъемном устройстве-кресле, прикрепленном к лебедке. Вертолет водило из стороны в сторону. Проблесковые огни вспыхивали то под нами, то справа. Несколько попыток Богатырева зависнуть над СА не увенчались успехом. Сделали еще круг над озером и снова попытались зависнуть, опять безуспешно. Горючее было на исходе. К этому времени к озеру подтянулись еще несколько спасательных вертолетов и они тоже беспомощно кружили, постепенно вырабатывая горючее. Мы совершили посадку на берегу с почти пустыми баками. Из спасателей превратились в пассивных наблюдателей. Силаев развернул командный пункт, и только фиксировал тщетность попыток оказать помощь космонавтам.

Выработав горючее, вертолеты один за другим садились вокруг нас. На одном из этих вертолетов оказались лодки и гидрокостюмы. Спасатели с тремя лодками устремились к озеру. На одной из них был командир вертолета Николай Чернавский, который ночью добрался до спускаемого аппарата. Остальные застряли в ледяных ловушках — заторах.

А тем временем на борту спускаемого аппарата происходили драматические события. Попавшая в отверстия барометрического блока горько-соленая вода, замкнула контакты реле, которое подало команду на ввод в действие запасной парашютной системы. Выстрел пиропатронов, отбросивших крышку парашютного контейнера, вызвал тревогу экипажа. И тревога оказалась не ложной. Вывалившийся запасной парашют сработал как якорь и резко увеличил крен корабля, что в свою очередь привело к тому, что отверстия дыхательной вентиляции оказались под водой. Прекратилась подача забортного воздуха, а системы регенерации выработали свой ресурс и почти не давали кислорода. Через два часа после отстрела запасного парашюта у экипажа появились первые признаки кислородного голодания, которые переходили в удушье от накапливающегося углекислого газа. Периодически выходившие на связь Зудов и Рождественский тяжело дышали, в микрофоны прорывались хрипы, голоса становились неузнаваемыми.

^{Спускаемый аппарат выбрался из ледяной горько-соленой жижи}

Командир корабля Вячеслав Зудов сообщил, что экипаж переоделся в гидрокостюмы и готов покинуть СА. Но и тем, кто был на борту и нам, было ясно, что это невозможно. При открытии люка, находящегося на две трети в воде, в аппарат хлынет поток воды, который космонавты не смогут преодолеть и утонут.

Приближалось утро. Снежные заряды прекратились, открыв звездное небо. Сразу похолодало. Температура снизилась до минус двадцати двух градусов. Выработавшие горючее вертолеты Аркалыкского спасательного комплекса застыли недалеко друг от друга. Спасатели и вертолетчики жгли костры, пытаясь согреться. Противный едкий дым от горящих старых покрышек, найденных на берегу, стелился над землей.

Рождественский, хрипя доложил, что от удушья потерял сознание Зудов. Приближалась драматическая развязка. Находившийся в резиновой лодке у спускаемого аппарата командир вертолета МИ-6 капитан Николай Чернавский, замерзал. Он ничем не мог помочь экипажу. В разыгрывавшейся трагедии становилась очевидной немощность спасательной службы и ее неспособность управлять сложной ситуацией.

Забрезжил рассвет. Связь с экипажем космического корабля прекратилась из-за того, что обледеневшая антенна оказалась в воде. Неизвестность усиливала тревогу.

И вдруг послышался рокот вертолета. Он приближался. По бортовому номеру мы определили, что вертолет прилетел из Караганды. Пилотировал его один из опытнейших вертолетчиков-спасателей подполковник Николай Кондратьев — начальник Карагандинского спасательного комплекса. Вертолет сел. Кондратьев предложил Силаеву забраться в вертолет, но тот наотрез отказался. Выскочивший из вертолета фоторепортер ТАСС Альберт Пушкарев, увидев меня, крикнул Кондратьеву:

— Бери Давыдова! Если кто и выдернет ребят, так это он. Он соображает, да и готовил их к таким делам.

Я со своей укладкой поднялся в вертолет. Пушкарев и Чекин остались на земле.

— Держись, старик! Там наши мужики. Их надо спасать, — напутствовал Николай Чекин.

Через несколько минут вертолет завис над спускаемым аппаратом. На борту кроме меня, был водолаз-спасатель и врач-моряк. К сожалению, я не запомнил их фамилий.

Осмотрели спускаемый аппарат сверху. Его положение на воде исключало эвакуацию космонавтов на борт вертолета.

Спустили водолаза-спасателя вместе с надувной лодкой. Сообщение водолаза неутешительно — изменить центровку аппарата нет возможности, люк находится в воде, до замка открытия люка не добраться. По перестукиванию с экипажем понятно, что Зудов и Рождественский живы, но нужно спешить, чтобы не опоздать с помощью.

С борта вертолета опустили толстый капроновый фал, водолаз закрепил его за трос стренги парашютной системы. Выход только один: срочно буксировать спускаемый аппарат вместе с экипажем на берег. Но такая буксировка запрещена инструкциями по эвакуации экипажей космических кораблей вертолетами.

^{Буксировка вертолетом аппарата с парашютом удалась. Несмотря на страшную силу наполненного ветром и водой купола, который камнем тянул вниз}

Незадолго до полета в Феодосии проводились испытания по буксировке спускаемого аппарата с экипажем на борту вертолетами и катерами. Отработали методики, определили режимы буксировки с тем, чтобы люк не выбило напором воды, и экипаж не утонул. Я участвовал в этих испытаниях, и теперь мне было понятно, что спасти экипаж «Союз» можно только методом буксировки. Но эти рекомендации по результатам испытаний еще не были внесены в действующие инструкции спасателей, и нарушение их при неблагоприятных обстоятельствах могло довести до суда и тюрьмы.

Времени на раздумье и согласования с руководством полета не было.

Я предложил Николаю Кондратьеву начать буксировку:

— Инструкцией запрещено! — парировал Кондратьев.

— Ну, и что, будем ждать пока они задохнутся? Коля, там наши товарищи! Неужели, выполняя инструкции, мы дождемся их гибели, — убеждал я. — Будем держать скорость семь километров и все будет нормально, я проверял.

— А ты думаешь долго можно лететь с такой скоростью? Двигатели перегреются! Сами гробанемся! — говорил Кондратьев, продолжая удерживать вертолет над спускаемым аппаратом.

— Так что? Будем ждать пока они задохнутся? Прощения нам с тобой, Коля, не будет!

— Борттехник, врач, вы свидетели, представитель Центра подготовки космонавтов мне приказывает буксировать аппарат.

— Если бы я мог тебе приказать! Я тебя прошу, умоляю! Ты командир и только ты, к сожалению, можешь принимать окончательное решение. А ответственность я готов с тобой поделить. И в присутствии экипажа повторяю, что настаиваю на буксировке — другого решения нет. Либо жизнь, либо смерть.

Кондратьев перевел вертолет из режима висения в режим медленного движения вперед. В распахнутую дверь я наблюдал, как спускаемый аппарат выбрался из ледяной горько-соленой жижи и пополз за вертолетом. Метров двести аппарат двигался, сбрасывая с себя ледяную корку. Кондратьев в напряжении смотрел за прибором скорости, выдерживая названную мной скорость — семь километров. Он периодически выглядывал в полураскрытую шторку кабины. И хотя в нее врывался холодный воздух, на лице Кондратьева от напряжения выступили капельки пота. И вдруг непредвиденное. Было ощущение как будто вертолет ударился обо что-то вязкое, и его бросило вниз ко льду озера. Кондратьев не растерялся, среагировал, удержал вертолет от падения. Какая-то неведомая сила тащила его назад, ко льду полузамерзшего озера. Этой неведомой и огромной силой, едва не погубившей нас, оказался шестисотметровый купол запасного парашюта, который, выскочив из контейнера ночью, опрокинул спускаемый аппарат, и нарушил центровку, а теперь, выбравшись из воды на поверхность, порывом ветра наполнился и дернул нас к поверхности озера. Только опыт и мгновенная реакция Кондратьева спасли нас от катастрофы.

Вертолет напрягся, преодолевая страшную силу наполненного купола парашюта. Кондратьев продолжал пилотировать машину и буксировать аппарат с парашютом. Он не смалодушничал. Не приказал обрубить буксировочный капроновый фал, хотя это было бы оправдано в данной ситуации.

Мы медленно приближаемся к берегу, уже различимы машущие нам руками фигурки людей. Они все ближе и ближе. Через остекление кабины вертолета вижу Николая Чекина, показывающего, куда нужно вытащить аппарат. И вот он на суше. К нему с разных сторон спешат люди. Кондратьев скомандовал борттехнику отцепить фал. Сделав круг, производим посадку в пятидесяти метрах. Выскакиваю из вертолета и бегу к аппарату. Там уже много людей. Кто-то из врачей уже внутри.

И вот из люка появилось измученное бледное лицо Вячеслава Зудова. Он улыбается. Его спускают на землю, и следом вытаскивают Рождественского. Видок у него тоже не ахти. Никогда не отличавшийся румянцем на щеках, Валерий Рождественский сейчас бледен, как снег, под глазами черные круги. Удушье и углекислый газ сделали свое. У обоих от холода озноб, стучат зубы. Медики укладывают их на носилки, снимают гидрокостюмы, одевают в летное зимнее обмундирование и унты, не позволяют подниматься. Подбегает Альберт Пушкарев — фоторепортер ТАСС. Медики его близко не подпускают:

— Неужели они в историю войдут лежащими и дрожащими?! — возмущенно кричит мне в лицо Пушкарев.

— Иосиф, подними их и поставь к аппарату. Пусть они будут космонавтами, а не… дохляками.

Я поднимаю Славу и Валерия и веду к кораблю. Предлог простой: они должны передать мне борт-документацию. Космонавты становятся у аппарата, а я тем временем опускаюсь в люк корабля. Достаю документы, магнитофон «Малыш». Выбираюсь из люка, и в это время — вспышка фотоаппарата. Это Пушкарев фиксирует счастливый финал драматического полета. Видок у меня хуже, чем у спасенных. Но о том расскажет фото.

^{Герои Тенгизской эпопеи}

^{Второе рождение экипажа}

Однако тенгизская эпопея этим не кончилась.

С бортовой документацией я прилетел на космодром на семнадцатую площадку города Ленинска (Байконур), где располагалась гостиница «Космонавт». Сюда с места посадки были доставлены Зудов и Рождественский для подготовки предварительного отчета о полете. Представители промышленности и ЦУПа на совещании попытались было взвалить вину за неудачу полета на экипаж, а стало быть, появился бы прецедент — не присваивать звания Героя Советского Союза. Заранее оговорюсь, что по существовавшему на тот момент положению о космонавтах было записано, что за выполнение первого космического полета присваивалось звание Героя Советского Союза и звание летчик-космонавт СССР. Оба эти звания и особенно первое давали значительные жизненные и общественные привилегии и преимущества. Поэтому некоторые рвались в первый полет, а там уж можно было и не летать, а стричь купоны всю жизнь.

А пока разбирались с событиями неудачного полета в Военно-воздушных силах (ВВС), анализировали неудачные, если не сказать преступные действия поисково-спасательной службы. Пытаясь спасти запятнанную честь мундира ПСС, ВВС доказало, что все делалось правильно, что в той сложной ситуации по другому поступать было нельзя. И вместо того, чтобы наказать виновных, их представили к правительственным наградам.

На аэродроме Чкаловский и Медвежьих озерах, неподалеку от него решили провести показательные учения с некоторым повтором ситуации на озере Тенгиз. Руководил учениями Главнокомандующий ВВС, Главный маршал авиации Кутахов П. С. Никакого подобия Тенгизу не получилось. Занялись показухой друг перед другом — дескать все умеем, все можем, все имеем для спасения людей.

^{А первый экзамен В. Рождественский и В. Зудов сдавали на море}

Мы с генералом Береговым Г. Т. подготовили доклад с показом всех недостатков, имевших место на о. Тенгиз — слабой выучкой спасателей, недостаточной оснащенностью ПСС, а самое главное неготовностью летного состава ВВС к действиям в экстремальных условиях после вынужденной посадки в различных климатогеографических зонах. На опыте тренировок космонавтов, анализе научно-исследовательских работ мы показали, что можно сократить потери ВВС при ведении боевой подготовки и боевых действий при полном овладении летным составом искусством выживания. Был дан анализ подготовки летчиков многих стран и, прежде всего США, Англии, Франции и Германии к действиям в экстремальных ситуациях. Но ни Береговому, ни мне выступить не дали. Главком ВВС Кутахов, возглавлявший ЕГА ПСС СССР (Единую Государственную авиационную поисково-спасательную службу), либо куда-то торопился, либо ему надоели выступления представителей ПСС об их возможностях и недостатках, и поэтому был предельно краток.

— Мне все ясно и понятно. Кто еще имеет свои суждения и предложения, присылайте в письменном виде. Через месяц соберемся снова, чтобы решать, как строить мост — вдоль или поперек, — резюмировал он и закрыл совещание.

Больше к этому вопросу не возвращались. А дальше был Афганистан, где сложили головы многие десятки летчиков из-за неподготовленности к выживанию и слабости ПСС.

Затем приступили к раздаче наград и взысканий. Мой непосредственный начальник, полковник Воробьев Л. В. настаивал на том, чтобы на меня наложили взыскание за то, что на борту спасательного вертолета вмешивался в действия экипажа. От наказания меня спасла фраза второго пилота вертолета капитана Олега Нефедова.

— Счастье Зудова и Рождественского, что у нас на борту оказался подполковник Давыдов — представитель ЦПК, иначе быть бы им в Кремлевской стене.

Конфликт разгоревшийся между мной и Воробьевым был разрешен начальником управления — космонавтом Георгием Шониным и начальником ЦПК Береговым. Было решено создать новую службу… Так, впервые в ЦПК появилось подразделение с очень длинным названием: самостоятельное отделение испытаний средств аварийного спасения (САС), приземления, поиска, эвакуации и подготовки космонавтов к действиям после вынужденной посадки в экстремальных условиях различных климатогеографических зон.

Ценою каждой вышеназванной задачи были жизни космонавтов, успехи или неудачи космических полетов. А задачи эти надо было решать группе специалистов из 11 человек.

И мы их решали.