Книга: Макрохристианский мир в эпоху глобализации

«Европейская идентичность» и «европейские ценности» в политико–правовом поле Европейского Союза (А. Ю. Полтораков)

«Европейская идентичность» и «европейские ценности» в политико–правовом поле Европейского Союза (А. Ю. Полтораков)

В Договоре о Европейском Союзе и в Амстердамском договоре вопрос об европейской идентичности представлен в двух ракурсах. Преамбула Договора про ЕС цитирует понятие, которое в статье V включено в список целей Союза. В ней сказано, что подписавшиеся стороны полны решительности осуществлять общую внешнюю политику и политику безопасности, включая разработку согласно обстоятельствам общей оборонительной политики, которая могла бы привести со временем к созданию общих сил обороны, укрепляя с помощью всего этого также и идентичность Европы как единого целого и ее независимость как фактора укрепления мира, безопасности и содействия прогресса в Европе и во всем мире... приняли решение основать Европейский Союз.

Соответственно в статье В Договора о Европейском Союзе эта организация ставит перед собой цель «утверждение своей идентичности на международном уровне, в особенности путем осуществления Общей внешней политики и политики безопасности, включая возможное оформление в дальнейшем общей оборонительной политики, которая могла бы привести со временем к созданию общих сил обороны». Таким образом, в обеих этих статьях понятие идентичность определяется сферой международных отношений.

Во втором ракурсе идентичность определяется относительно отдельных государств. Так, статья F Договора о ЕС отмечает: «Союз уважает идентичность своих держав–членов, чьи системы правления базируются на демократических принципах».

Все приведенные формулировки указывают на то, что понятие идентичности государств, которые входят в сообщество, определяется скорее как внешнеполитическое или собственно государственное самоутверждение, чем как положительное европейское внутреннее самоопределение. Текст Договора о ЕС привязывает европейскую идентичность к общей внешней и оборонительной политике и политике безопасности отдельных государств, которые, в свою очередь, владеют собственной национальной идентичностью.

Кроме того, анализ документов ЕС и его членов, а также выступлений представителей политической элиты Западной Европы показывает, что почти каждый принципиальный шаг ЕС имеет под собой ценностные основания и опирается на «европейскую идентичность».

Так, у введении в оборот общей западноевропейской валюты евро глава представительства Европейской комиссии в России Р. Райт усматривает не только экономическую и политическую, но и психологическую составляющую: общая валюта ЕС «станет символом всех тех ценностей, которые исповедует ЕС: демократии, законности, рыночной экономики, интеграции»388. Такие исследователи, как А. Загорский и К. Руссле, также вводят понятия европейских ценностей в политико–экономическую плоскость и отмечают, что «Европейский союз построен на общности ценностей; страны, которые входят в него, имеют приблизительно одинаковый уровень экономического развития, и ни одна из них не занимает господствующего места»389.

К аксиологической системе Западной Европы, с политико–правовой точки зрения, можно отнести зафиксированные в Маахстрихтском договоре ценности как элементы, которые формируют идентичности. Так, в статье F Договора о ЕС сказано, что Союз уважает национальную идентичность своих государств–членов. Статья F1 Амстердамского договора модифицирует эту мысль и утверждает, что Союз основан на принципах свободы, демократии, уважения к основным правам и свободам человека, а также на принципах правового государства — принципах, общих для всех государств–членов.

Еще более подробно эти ценности фиксируются в Основных положениях о приеме в Европейский Союз новых членов, которые были утверждены на встрече в верхах в Копенгагене в июне 1993 г. Статья О Договора о ЕС называет три критерия для приема: Во?первых, стабильность демократических институтов и правового государства, защита прав человека и защита меньшинств, Во?вторых, функционирующую рыночную экономику; В?третьих, прохождение aquis communautaires, включая обязательства, которые вытекают из целей политического, экономического и валютного союза.

Таким образом, можно утверждать, что «европейская идентичность», которая опирается на «европейские ценности», для Евросоюза является политической реалией, с которой считаются при принятии политических решений. С другой стороны, использование идей «европейской идентичности» и «европейских ценностей» не всегда лишено избыточной политизированности. В отдельных случаях они используются ЕС и НАТО в качестве политического аргумента в диалоге с теми субъектами международных отношений, которые не являются носителями «европейской идентичности» и не разделяют «европейские ценности». Так, в частности, во время визита в Киев генерального секретаря НАТО и представительной делегации послов стран этой организации, состоявшегося в июне 2002 г., представители Североатлантического альянса периодически делали акцент на том, что для Украины вступление в НАТО — это не «стометровка», а скорее, «марафонская дистанция», и что Украина, как и все другие претенденты на членство, должна отвечать пяти нормативным критериям, в том числе, наличию гражданского общества, обеспечению прав человека и свободы СМИ390.

Западные исследователи, как правило, ставят под сомнение наличие «европейской идентичности» в России как национального государства вообще и в ее граждан в частности. Многие русские мыслители, начиная с П. Я. Чаадаева, также сомневались в этом. С самого начала XIX в., если не раньше, длятся споры между т. наз. западниками и националистами391. Первые делают акцент на том, что Россия является неотъемлемой уникальной частью общеевропейской цивилизации, вторые — что Россия есть уникальным цивилизационным образованием, лишь близким к Европе как к цивилизации, во многом родственной с русской.

Следует, однако, указать, что современная культурологическая мысль относит Россию не к Новоевропейско–Североамериканской, а Православно–Славянской цивилизации. Представители европейской социально–политической мысли также преимущественно стоят на позициях того, что с социокультурной и политико–экономической точек зрения Россия едва ли принадлежит к Европе как цивилизационному образованию. Еще герцог Сюлли исключал Московское государство из числа европейских государств. До сих пор европейцы не убеждены в полной мере, что россияне разделяют западные ценности, пишет санкт–петербургский профессор К. Худолей. Споры по этому вопросу, отмечает исследователь, идут уже не одно десятилетие — дискуссии о том, является ли российская элита европейской или только желает казаться такой, шли уже в середине XIX ст.392

Правильным ответом на поставленный вопрос является следующая констатация К. Худолея: за годы реформ в России уже появился достаточно большой пласт людей (20–25% населения), которые ориентируются на западные ценности. Пока что этот пласт пассивен политически, но становится все более активным экономически. Это сказывается на отношениях РФ с НАТО и ЕС. Но показательно то, что Россия никогда не поднимала вопрос о своем членстве в НАТО.

Ситуация с Украиной намного более сложная. Если подавляющее большинство исследователей сомневается в особом, незападном цивилизационном статусе России, то относительно Украины такого «консенсуса» не наблюдается. Многие западные исследователи, в частности С. Хантингтон, считают Украину в цивилизационном отношении «расколотой». Это сказывается и на отношении к Украине как отдельных западных стран, так и западных объединений типа НАТО и ЕС.

Так, в частности, опираясь на опросы украинских экспертов, западные исследователи отмечают, что с подписанием в 1997 г. Договора об особом партнерстве с Североатлантическим альянсом Украина нашла оптимальную модель отношений с НАТО, которая... принимает во внимание как внутреннюю ситуацию в Украине, так и условия окружающей среды. Что же касается отношений с Европейским Союзом, то они отмечают, что в то время как внешнеполитическое сообщество вообще обвиняет ЕС за отсутствие прогресса Украины относительно интеграции, официальные лица, которые отвечают за экономические вопросы, более проникаются тем, что проблема, во многом, в самой Украине. В первую очередь, имеются в виду именно политико–экономические аспекты проблемы, но они, без сомнений, базируются на более концептуальных основах европейской идентичности и европейских ценностей. Ведь те же самые исследователи отмечают, что, несмотря на то, что и Россия, и Украина избрали европейскую идентичность, но ни в одной из стран эта идентичность не зафиксирована окончательно.

Такое отношение накладывает отпечаток на будущую судьбу Украины (да и России) в т. наз. Большой Европе. Западные исследователи отмечают, что разделение на членов и нечленов ЕС будет существовать и далее, а Украина и Россия будут и после расширения ЕС и НАТО «аутсайдерами». Аналогичная ситуация наблюдается и относительно Беларуси и Молдовы393. Политическим проявлением этого можно считать предоставление Украине, Молдове и Беларуси статуса «специального соседа» расширенного ЕС.

Намного более сложная ситуация сложилась касательно Турции. Географически небольшая часть страны — около 3% ее территории — принадлежит европейскому континенту394. Однако о европейскости Турции в цивилизационном плане не может быть и речи. Тем не менее в политических дискурсах вопрос, является ли Турция европейской, постоянно присутствует. Запад как таковой не считает Турцию «своей» и дистанцируется от нее. Ярким проявлением этого является отказ Люксембургской ассамблеи Европейского парламента в декабре 1997 г. положительно решить вопрос о членстве Турции в ЕС. Отказ вызвал в турецких СМИ большое количество резких публикаций и развернул полемику относительно того, что многолетний диалог Запада с Турцией вызван лишь уникальным геополитическим расположением Турции и главным образом имел целью использовать Турцию в качестве «шита» между стабильной Западной Европой и нестабильными регионами Ближнего и Среднего Востока.

На нынешнем этапе развития политической науки даже вопросы международной безопасности рассматриваются западными учеными «с позиций гражданского общества с учетом их сложных и подвижных структур идентичности»395.

Понятие идентичности означает основные и стойкие черты, которые составляют своеобразие личности или группы, а также психологическое чувство принадлежности к группе, основанное на географической, лингвистической, культурной общности. Осознание общности служит основой для решения социально–экономических и социально–политических проблем. Поэтому в современных процессах европейской политической интеграции фактор культурной идентичности играет огромную роль. Однако, учитывая то, что в Европе, с политологической точки зрения, сосуществует несколько уровней идентичности (национальная, региональная, европейская), может возникнуть опасность того, что европейская идентичность может вступить в конфликт с национальной идентичностью. Политика Евросоюза направлена на то, чтобы разноуровневые идентичности были совместимыми, а европейская политическая интеграция не угрожала растворением национальных идентичностей.

В политике ЕС речь идет о Европе во всем ее разнообразии (культурном, религиозном, языковом, экономическом и политическом). В цивилизационном смысле речь идет о Европе, способной воспринимать другие культуры и вступать в диалог со всеми — и в то же время способной сохранить свои собственные культурно–философские традиции («европейскую идентичность»), опираясь на «европейские ценности» В военно–политическом смысле говорится о Европе, которая налаживает в собственных рамках военнополитическое сотрудничество, опираясь на соответствующие интеграционные идеи и ценности, которые проходят везде сквозь историю европейской цивилизации.

Европейская идея базируется на несомненном культурном и цивилизационном единстве европейцев. Она проходит сквозь всю историю развития европейских народов, так как, несмотря на многочисленные расхождения, их объединяет глубоко укорененное чувство «европейской идентичности», базирующееся на общих историко–культурных и социально–политических ценностях. Именно поэтому последнее расширение Евросоюза (за счет десяти государств) и НАТО (за счет семи государств), с точки зрения цивилизационного подхода, следует расценивать как закономерный этап возвращения прежде отторженных социалистической системой народов этих стран в единую европейскую «семью».

Цивилизационный подход позволяет глубже понять общие особенности региональной политики государств Западной Европы. Так, активную европейскую политику Германии и Франции можно рассматривать сквозь призму идеи «сердечной страны» Новоевропейской цивилизации, а сейчас — европейской компоненты этой цивилизации. С другой стороны, осторожную политику относительно европейской интеграции со стороны Великой Британии и ее особые отношения с США можно объяснить тем, что она, Во?первых, всегда относилась к определенной периферии Новоевропейской цивилизации (не только географически), а Во?вторых — служит основным звеном трансатлантических связей в общецивилизационном измерении Новоевропейско–Североамериканской цивилизации.

Относительно же военно–политического сотрудничества в рамках Новоевропейско–Североамериканской цивилизации следует отметить, что НАТО как международную военно–политическую организацию можно считать структурным олицетворением системы, на которую положены функции военно–политического сотрудничества в общецивилизационном измерении, тогда как ЕС выполняет функции ключевого органа всестороннего сотрудничества в рамках европейской составляющей Западной цивилизации.

Несоответствие «европейской идентичности» является одним из важнейших факторов, которые усложняют отношения Турции с ЕС и, частично, с НАТО (ведь принятие Турции в НАТО было обусловлено исключительно реалиями «холодной войны» и блокового противостояния). Подобная ситуация наблюдается и в отношениях России и Украины со странами и организациями Запада. Использование в политическом дискурсе категорий «европейской идентичности» и «европейских ценностей» показывает, что цивилизационный элемент перманентно присутствует в их отношениях с НАТО и ЕС.