Книга: Макрохристианский мир в эпоху глобализации

Центральная Азия как географический регион и зона цивилизационного стыка в узловой точке Великого шелкового пути (Р. Н. Джангужин, Ю. В. Павленко, Б. А. Парахонский)

Центральная Азия как географический регион и зона цивилизационного стыка в узловой точке Великого шелкового пути (Р. Н. Джангужин, Ю. В. Павленко, Б. А. Парахонский)

В менталитете каждого народа закреплены стойкие представления о собственном происхождении, генезисе и месте среди других этнических образований. Коллективная память и мифологемы питают национально–патриотические чувства наций и содействуют укреплению их государственности. Но коллективная (порою историческая) память поддерживает и экспансионистские амбиции современных правящих сообществ и несет в себе угрозу социальных и межэтнических конфликтов.

Центральноазиатский регион не является исключением из этого правила. Тот или другой этнос, который проживает на его территории, в определенный период занимал в нем доминирующие позиции, а потому может аппелировать к исторической памяти во имя национального самоутверждения. Так, таджики вспоминают времена династии Саманидов, туркмены — империи Сельджуков, узбеки — государство Тимура, казахи и киргизы обращаются к временам Чингизхана и т. п. Поэтому ссылка на историческое прошлое помогает понять как природу национальных амбиций, так и современную этнополитическую ситуацию в Центральной Азии.

Современное название «Центральная Азия» (что соответствует международной географической номенклатуре) введено в официальный оборот в 1993 г. на встрече глав новых независимых, посткоммунистических государств региона. До этого времени в советских источниках для обозначения этого пространства употреблялось словосочетание «Средняя Азия и Казахстан», понятие «Центральная Азия» относилось к территориям восточнее Памира и Алтая — к Восточному Туркестану (Синьцзян–Уйгурии), Монголии и Тибету.

Хозяйственно–экономический уклад жизни населения в Центральной Азии зависит от рек, искусственных ирригационных сооружений и оазисов с благоприятными условиями для земледелия, на базе которого возникали и развивались древние цивилизационные центры региона. Эти ведущие хозяйственно–культурные центры располагали соответствующими формами общественно–политической организации и культуры, были взаимосвязаны и предусматривали налаженный товарообмен между их представителями. С другой стороны, между населением оазисов и степей зачастую происходили и вооруженные конфликты.

Условия ландшафта не способствовали четкому размежеванию земледельческих и кочевнических зон, как это наблюдалось в других местах евразийского континента (Китай или Русь по отношению к Великой Степи). Степи, полупустыни и пустыни прорезались реками, граничили с благоприятными для земледелия предгорьями, а по их обширным просторам были разбросаны небольшие оазисы. Поэтому для Центральной Азии характерным является скорее сосуществование и взаимопроникновение цивилизаций и культур земледельческо–городских и кочевых обществ, чем их противостояние. Это обстоятельство отразилось на менталитете населения, обусловило ряд особенностей протекания этнополитических процессов и формирования государственных образований в регионе. Ни одна политическая сила не могла продержаться продолжительное время без сохранения определенного равновесия между своими городскими, земледельческими и кочевническими составляющими.

В военно–стратегическом отношении упомянутый выше регион относительно легко доступен с северо–востока, откуда номады (гунны, тюрки, монголы) чаще всего и совершали свои набеги, а также — с северо–запада — севера, со стороны окрепшей в течение XVIII в. и осуществившей покорение Западного Туркестана в течение XIX в. России. С юго–запада регион защищен пустынями, однако со странами Передней Азии его традиционно объединяли торговые пути и интенсивные контакты с этнически родственным и культурно близким населением Иранского плато. Эти связи были настолько устойчивыми, что земледельческие области Западного Туркестана можно с полным правом считать органической составляющей переднеазиатского цивилизационного комплекса (сперва ирано–зороастрийского, а с начала VIII в. мусульманского), а прилегающие, занятые номадами степные и полупустынные пространства — его северо–восточной периферией. Вторжения персов, эллинов, арабов, происходившие в разные исторические периоды, заметно повлияли на историю и характер цивилизационного развития региона.

С востока и юго–востока Центральную Азию защищают мощные горные массивы и потому влияние Индийской и Китайской цивилизаций было не таким интенсивным, хотя в определенные периоды и весьма существенным. Китай в периоды своего наивысшего могущества (в частности, во времена правления династий Хань в древности и Тан в средние века) контролировал южные области Восточного Туркестана, по которым проходила южная трасса восточного участка Великого шелкового пути. Однако вторжения китайских войск дальше на запад, в Ферганскую долину, давали лишь непрочные кратковременные результаты. Со стороны Индии значительного военного давления не было никогда, если не принимать во внимание эпизод британской экспансии в Афганистан. Скорее наоборот — Центральная Азия служила плацдармом для вторжения в Индию индо–арийских или тюрко–монгольских племен, войск Александра Македонского, Махмуда Газневидского, Чингизхана, Тимура, Бабура и других полководцев.

Относительная доступность региона делает его ареной борьбы между соседствующими с ним могущественными державами (например, Арабским халифатом и китайской империей Тан во 2?й пол. VIII в. или Российской и подчинившей Индию Британской империями во 2?й пол. XIX в.), тогда как ограниченность ресурсов и эффективных средств самозащиты мешает ему сформировать собственное устойчивое цивилизационное и политическое ядро. Наиболее значительными образованиями местного происхождения здесь были держава Саманидов в X в. и империя Тимура в конце XIV — начале XV вв. Обе они имели большие геополитические амбиции и существенно повлияли на исторический процесс в регионе, но оказались непрочными и быстро распались. В целом же, Центральная Азия преимущественно находилась под властью внешних сил (персов, греко–македонцев, кушан, гуннов, Тюркского каганата, Арабского халифата, монголов, Китая — Восточный и России/СССР — Западный Туркестан), или в состоянии раздробленности при конкуренции небольших государственных образований локального значения.

Особенно тесные связи Западный Туркестан традиционно имел со странами Передней Азии, а восточная часть Центральноазиатского региона — с Китаем. Земледельческо–городскую часть Туркестана вообще можно считать северо–восточной составляющей цивилизационной ойкумены Ближнего и Среднего Востока. Начиная со времен империи Ахеменидов и вплоть до российского завоевания регион находился в зоне ее доминирующего влияния и имел с нею общую судьбу. Со 2?й пол. VII — 1?й трети VIII вв., благодаря включению земледельческих территорий западной половины Центральной Азии в общий ареал Мусульманского мира, их связи укрепились.

Разносторонние внешние контакты способствовали обогащению местной культуры, придавая ей в домусульманскую эпоху достаточно синкретический характер. Особенно явственно синкретизм проявлялся тогда в религиозной сфере, демонстрируя переплетение местных культов с традиционными верованиями тюрок — тенгрианством, и монгол — шаманизмом, а также, с классическим (времен Ахеменидов) и поздним (эпохи Сасанидов) зороастризмом, буддизмом (как махаяны, так и хинаяны), христианством (преимущественно в его несторианской и монофизитско–яковитской формах), манхейством, индуизмом, иудаизмом и т. п.

В настоящее время в Центральной Азии проживают преимущественно ираноязычные (таджики, пуштуны, персы) и тюркоязычные (туркмены, узбеки, каракалпаки, казахи, киргизы, уйгуры и т. п.) народы, а также некоторые другие этнические группы (китайцы, русские и пр.).

В пределах входящих в состав Китая Синьцзян–Уйгурии в религиозном отношении традиционным для коренного уйгурского населения также является суннитский ислам, однако широко представлена и Китайско–Восточноазиатская цивилизация во всем разнообразии ее социокультурных форм. Последняя все более явственно инфильтруется в Тибет и Внутреннюю Монголию, для которых традиционным является буддизм махаяны в его ламаистской форме, имеющий свои корни в Индийско–Южноазиатской цивилизации. Буддийско–ламаистская культура в настоящее время возрождается в Республике Монголия, а также в пределах Российской Федерации (Бурятия, Тува, Калмыкия).

Абсолютное большинство местного населения западной половины Центральной Азии традиционно составляют мусульмане–сунниты, при том, что персы придерживаются шиитской ветви ислама. Среди укоренившихся там людей восточнославянского (как правило, русскоязычного и в своем большинстве этнически русского) происхождения распространено православие, а евреи, местные («бухарские») и переселившиеся сюда в советское время, традиционно ориентированы на иудаизм, а в языковом — первые на фарси, а вторые на русский язык. Оставила свой след и продолжавшаяся в течение ряда десятилетий атеистическая пропаганда, демонстрирующая высокую степень религиозной индифферентности некоторых (в Узбекистане, Таджикистане и Туркменистане главным образом некоренных) групп населения.

В определенном смысле можно говорить и о том, что по основным признакам и характеристикам положение этих стран вполне корректно будет сравнивать с современным состоянием Украины. В первую очередь, по причине общего для всех этих постсоветских стран политического и производственно–экономического дискурса, позиционирующего их состояние как переходное (транзитное) от плановой к рыночной экономике и в плане становления гражданского общества, ориентирующегося (по крайней мере, на уровне политической риторики) на либерально–демократические ценности евроатлантической цивилизации.

Последнее обстоятельство дает возможность рассматривать производственно–экономический ресурс этой группы стран в контексте практического использования его потенциала, могущего реализовать совместные и взаимовыгодные корпоративные проекты, которые недопустимо слабо (и к взаимному и весьма существенному ущербу для всех их) используются.

Последнее десятилетие XX в. определило глобальную реструктуризацию всего комплекса межгосударственных отношений. Это было вызвано, прежде всего, следующими обстоятельствами:

   1.  Стремительным развитием стран АТР и в особенности Китая, превращающегося на наших глазах в мирового гиганта.

   2.  Распадом СССР, относительной слабостью России и отсутствием согласия между странами СНГ, выступающими на международной арене часто в качестве конкурентов.

   3.  Резким возростанием роли сухопутных и воздушных трансъевразийских коммуникаций и товаропотоков по сравнению с доминировавшими с времен Великих географических открытий морскими.

   4.  Перспективой дальнейшей разработки богатейших запасов нефти и газа в Прикаспии.

   5.  Широким притоком иностранных инвестиций (преимущественно транснациональных компаний) в добывающие отрасли (особенно нефте–газовую) государств Каспийско–Центральноазиатского региона; возрастанием мировой роли этого региона в геополитическом и экономическом отношениях.

Все это создает новую диспозицию на пространствах Евразии в ее широком понимании: между Атлантическим, Индийским, Тихим и Ледовитым океанами. В пределах Евразийского континента — причем на его противоположных (западном и восточном) полюсах — выразительно определились два центра опережающего экономического развития: Западноевропейский и Дальневосточный. В роли более слабых, но также значительных центров на континенте выступают Россия и Индия, где в самое последнее время происходит заметное экономическое оживление.

Таким образом, на пространствах Евразии вырисовывается своего рода структура вытянутого вширь ромба, западный и восточный углы которого создают между собой некое силовое поле — оно же и пространство интенсивных транспортных коммуникаций, в котором оказывается Центральноазиатский регион. В последнем:

а) сосредоточены огромные запасы энергоресурсов, а также широкая номенклатура других ценных полезных ископаемых (полиметаллические руды, драгоценные камни);

б) с древнейших времен пересекаются трансъевразийские корридоры сухопутных, а теперь и воздушных транспортных коммуникаций;

в) ощущается геополитический вакуум при стремлении ведущих мировых сил (России, Китая, США и Запада в целом, также Ирана, Турции и пр.) заполнить его своим присутствием.

Таким образом Центральноазиатский регион приобретает все более важное значение, сопоставимое с тем, которое он имел в Средние века — до того, как, начиная с XVI в., Запад стал утверждаться в качестве ведущей силы, локомотива развития, перенеся основной объем мировых транспортных коммуникаций на просторы морей и океанов.

С одной стороны, Центральноазиатский регион становится узловым звеном транспортных коммуникаций между Европой и Дальним Востоком, а также (особенно после стабилизации в Афганистане, которая когда-нибудь все же наступит) Европой с Россиею и Индостанским субконтинентом. В этом смысле речь идет о восстановлении, но уже на принципиально новом техническом уровне, сети транспортных коммуникаций, отработанных человечеством приблизительно к началу Средневековья и условно называемых трассами Великого шелкового пути. (Здесь имеются в виду не караванные, а железнодорожные и шоссейные пути, в целом прокладываемые по издревле разведанным торговцами маршрутам.)

Чрезвычайно важную роль в историческом развитии обществ Центральной Азии с рубежа эр играла система трансазиатских торговых коммуникаций по трассам Великого шелкового пути859. В его обслуживании принимали участие как населения оазисов, так и кочевники. Большинство караванов двигалось с востока на запад и в обратном направлении, притом что из Центральной Азии отдельные трассы ответвлялись на Юг — к Индии, на Север — к Сибири и Уралу, на Северо–Запад — в Европу.

Задолго до нашей эры в пределах Западной (Передней и Средней), Южной и Восточной Азии, а также евразийского степного коридора (от Дуная и Карпат до Хуанхэ и Хингана) сложились региональные системы транспортных коммуникаций. Около рубежа эр в районе современных Узбекистана — Таджикистана — Северного Афганистана они сомкнулись, что привело к становлению основной оси трансъевразийских товаропотоков I — 1?й пол II тысячелетий между Ближним Востоком, Индией и Дальним Востоком.

На рынках региона полностью доминировали товары китайского производства, двигавшиеся на запад: шелк, фарфор, чай, пряности и пр. Их путь начинался в бассейне Хуанхэ, от китайских столиц Лояна, Чанани или Пекина, затем шел на запад до мощного города–крепости Даньхуан у южной границы пустыни Гоби и далее раздваивался, огибая пустыню Такла–Макан с юга, северными предгорьями Тибета — Куньлуня, через оазисы Хотана и Яркенда — до Ферганы (Ходжент), и с севера, вдоль южных склонов Тянь–Шаня, через оазисы Турфана и Куча до Баласагуна (в районе современных Алматы — Бишкека) и далее — до Чача (Ташкента), смыкаясь в Самарканде.

В то же время трассы торговых путей в направлении Центральной Азии тянулись со стороны Ближнего Востока и Малой Азии. Начинались они от Константинополя, средиземноморских (Антиохия) и причерноморских (Трапезунд) портов и, пересекая Приевфратскую Сирию (Эдесса, Нисибин), Ирак (Мосул, Багдад) или Армянское нагорье (Двин), сходились с юго–запада (через Хамадан) или с северо–запада (Тебриз) в Рее (южное предместье современного Тегерана). Далее караванный путь вел на восток через Нишапур и Мерв к Бухаре.

Таким образом, в бассейне реки Зеравшан, у Самарканда и Бухары, смыкались трассы, которые шли сюда от Средиземного моря и Китая. Отсюда, в свою очередь, выходили торговые пути в сторону Индии и Восточной Европы.

Путь в Южную Азию, выходя из Бухары или Самарканда, вел к Термезу и дальше по Кабулу, Хайберскому перевалу и Пешавару выводил в долину р. Инд, где и раздваивался. Одна ветка шла прямо на юг, вдоль этой реки до Индийского океана (района современного Карачи), куда подходил и менее удобный маршрут со стороны Герата и Кандагара. Другая же по Пенджабу и Индрапрастху (Дели) вела в долину Ганга — до Бенареса, Паталипутры и дельты этой реки, в район современной Калкутты.

Дорога в Восточную Европу из глубин Азии также начиналась в торговом узле Бухара — Самарканд. От них — вниз по течению Амударьи — издревле шел путь на северо–запад к Хорезму, который располагался в дельте этой реки у Аральского моря. От Хорезма уже в античные времена одна дорога вела к Каспийскому морю вдоль русла ныне пересохшего Узбоя в район Красноводска (ныне Туркменбаши), откуда товары переправлялись в Баку и дальше через Южный Кавказ попадали в Причерноморье и Малую Азию. Тогда же функционировал и второй маршрут: из Приаралья в обход Каспия с севера, по Нижней Волге к устьям Дона (древний Танаис) и Днепра (Ольвия), а также к транспортному узлу в районе Керчинского пролива (древний Боспор, древнерусская Тмутаракань).

В эпоху раннего Средневековья, по мере становления государств в средней полосе Европы и в Балтийском бассейне, северо–западная система ответвлений Великого шелкового пути, начинаясь от Самарканда и Бухары и продолжаясь до Хорезма, значительно расширилась. С образованием Хазарин на Нижней Волге через ее столицу Итиль начал развиваться торговый путь в направлении Среднего Приднепровья и далее — Западную Европу. От низовий Волги он шел к месту ее сближения с Доном (где в 830?х гг. был построен город–крепость Саркел, древнерусская Белая Вежа), и далее — не только к Азовскому морю, но и через Донецкие степи в район Харькова (где стоял алано–булгарский город–крепость, известный как Салтовское городище), потом — к Киеву, где издревле была переправа через Днепр. Дальнейший путь лежал через Прикарпатье — Краков — Прагу — Регенсбург к Прирейнским землям и Парижу, расходясь в сторону Северного и Средиземного морей.

Разгром Хазарии Святославом в середине 960?х гг. привел к тому, что степи Восточной Европы были заняты печенегами, затем торками и половцами, что делало их небезопасными для купеческих караванов. Торговый путь прежних времен продолжал функционировать, однако более надежным становился обходной маршрут: из Центральной Азии, от низовий Сырдарьи или Амударьи, по Южному Уралу на Среднюю Волгу, где с IX в. усиливается Волжская Булгария, прообраз будущего Казанского ханства. Она связывает Центральную Азию со странами Балтийского бассейна.

С падением Хазарии северо–западный отрезок трансъевразийских магистралей функционирует преимущественно по дуге Киев — Булгар (в районе Казани) — Хорезм — Самарканд, при том, что такой широкомыслящий политик, как князь Владимир Святославич, прилагает все усилия для его безопасности. При этом торговля с востоком продолжается и через Донетчину на Северный Кавказ и Нижнюю Волгу, и во времена Владимира Мономаха Киевская Русь укрепляется на этом направлении, овладевая аланско–булгарскими городами (Балин, Шурукань и пр.) в районе Харькова.

Учитывая трехтысячелетний опыт развития торговых трасс Евразии между Восточной Европой и Центральной Азией, можно глубже осознать перспективность участия Украины в транснациональном консорциуме евразийских государств по созданию современной системы транспортных коммуникаций (железных и шоссейных дорог, трубопроводов, авиалиний и пр.). Украина может стать воротами Европы в Центральную Азию и далее — в сторону Китая, а в перспективе (когда урегулируется обстановка в Афганистане) и Индии. В этом плане перспективным выглядит сотрудничество не только с государствами группы ГУАМ, но и (не менее) с Казахстаном и Ираном, также с Россией, Китаем и с заинтересованными в проекте трансазиатских коммуникаций Японии и Кореи с одной стороны, Турции и Сирии — с другой.

Каспийско–Центральноазиатский регион приобретает особое положение в мире в связи с его энергетическими, прежде всего нефте–газовыми, ресурсами. Их транспортировка к потребителям предполагает развернутое строительство сети трубопроводов и дорог.