Книга: Макрохристианский мир в эпоху глобализации

Социально–экономическое развитие новых независимых государств Центральной Азии и формирование приоритетов их международного сотрудничества (Р. Н. Джангужин, Б. А. Парахонский, М. Ю. Рубцова)

Социально–экономическое развитие новых независимых государств Центральной Азии и формирование приоритетов их международного сотрудничества (Р. Н. Джангужин, Б. А. Парахонский, М. Ю. Рубцова)

В период брежневского правления местные первые секретари центрально–азиатских республик — Д. Кунаев (в Казахстане, 1960–1962 гг., 1964–1986 гг.), Ш. Рашидов (в Узбекистане, 1959–1984 гг.) и др. начали ощущать себя настоящими, хотя и вассальными, властителями. Опираясь на местную номенклатуру, руководители республик удовлетворяли ее запросы, не забывая и о собственных интересах. Считая себя вождями своих народов, они демонстрировали и определенные национально–республиканские амбиции. Последние сперва проявлялись в форме соперничества между лидерами соседних республик (борьба Д. Кунаева и Ш. Рашидова за региональное лидерство), а потом, с начала 1980?х гг., и в противостоянии Москве. Это вызвало беспокойство Центра, начавшего искать пути для установления более жесткого контроля над ситуацией.

В 1984 г., после смерти Ш. Рашидова, всплывает «хлопковое дело». Выявленные центральной прокуратурой масштабные приписки и злоупотребления послужили причиной рада арестов среди высшего партийно–хозяйственного руководства, включая преемника Ш. Рашидова И. Усманходжаева. Смерть Ю. Андропова, который санкционировал подобные «чистки», спасла местную партноменклатуру от окончательного разгрома. Назначенный на должность первого секретаря Узбекской ССР Р. Нишанов послушно внедрял политику Москвы, все время ощущая глухое сопротивление местной верхушки. В июне 1989 г. в Ферганской долине произошли погромы турок–месхетинцев, что определило смещение узбекского лидера с занимаемой должности.

В декабре 1986 г. Политбюро ЦК КПСС, во главе с М. Горбачовым, устранило от власти в Казахстане Д. Кунаева и назначило на его место Г. Колбина. Но это спровоцировало массовые национальные выступления в Алма–Ате (Алматы) 17–18 декабря 1986 г., жестоко подавленные войсками. Постановления ЦК КПСС «Относительно работы Казахстанской республиканской партийной организации по интернациональному воспитанию трудящихся» от 16 июля 1987 г. и «Относительно неудовлетворительного использования природно–экономического потенциала аграрно–промышленного комплекса в Узбекской ССР, Таджикской ССР и Туркменской ССР» от 20 июня 1987 г. обострили национальные проблемы региона. Г. Колбина заменили более приемлемым для местной верхушки Н. Назарбаевым. В Узбекистане к власти приходит И. Каримов, первый секретарь Кашкадарьинекого обкома, компромиссная фигура, не имевшая значительной поддержки ни со стороны Москвы, ни со стороны местной номенклатуры.

По мере ослабления власти Центра в годы «перестройки» правители советских центральноазиатских республик все больше дистанцировались от Москвы, что готовило почву для последующего получения государственной независимости. Сам по себе этот процесс мог длиться два–три десятилетия, а в Казахстане, учитывая доминирование русскоязычного населения, не реализоваться вообще. Более того, обретение независимости требовало продолжительного подготовительного переходного периода системной реорганизации экономической и общественно–политической жизни, что местные руководители, в частности Н. Назарбаев, хорошо сознавали. К тому же усиление национально–демократической оппозиции, объединенной в движение «Эрк» и «Бирлик» (в Узбекистане) или «Народный фронт» (в Таджикистане), «Азатлык» (в Казахстане) противоречило их интересам и они всячески старались предотвратить распространение перестроечных веяний демократизации.

С распадом СССР бывшие советские республики региона неожиданно для себя получили независимость и были вынуждены вступить на путь самостоятельного развития, не будучи к тому подготовленными. Первой реакцией их лидеров была определенная растерянность и стремление восстановить единое государство под другим названием. Но поскольку эти стремления не осуществились, местные лидеры занялись укреплением своей власти и государственного суверенитета. Главной регулятивной парадигмой деятельности власти при новых условиях становятся национальные интересы, которые содержат такие основные компоненты: суверенитет и территориальная целостность, определение и осуществление независимой внешней и внутренней политики, утверждение национальной языково–культурной идентичности, жесткий контроль над процессами преобразований в экономической, социальной и политической сферах, их регуляция, а то и непосредственное проведение.

В условиях Центральной Азии это предполагало эволюцию от тоталитаризма к авторитарной власти, ориентированной в государствах постсоветской Средней Азии на умеренный ислам. Это происходило путем преобразования власти бывших первых секретарей в форму президентского правления без смены республиканских лидеров и их окружения. Проявления оппозиционности были подвержены репрессиям, а элементы демократии и ислам допускались лишь при их подконтрольности властям. Общность интересов правящих местных номенклатурных сообществ сложилась еще в советские времена в условиях централизованной власти, единой идеологии и при формальном характере институтов демократии. Консолидированность верхушки, с одной стороны, способствовала установлению на определенное время относительной политической стабильности (за исключением пережившего в 1990?х гг. гражданскую войну Таджикистана), но с другой — препятствовала демократизации общества и проведению необходимых реформ. Результатом стало утверждение трагикомического диктаторского режима С. Ниязова в Туркменистане; не такого одиозного, но не менее жесткого авторитарного правления И. Каримова в Узбекистане, провоцирующего рост влияния и активизацию фундаменталистской исламской оппозиции (сумевшей даже поднять народное восстание в Андижане в мае 2005 г.); умеренно авторитарных коррумпированных режимов в Казахстане и Кыргызстане (последний пал в ходе массовых выступлений оппозиционных сил в апреле 2005 г.) и наступившего после нескольких лет гражданской войны компромисса между противоборствующими кланами в Таджикистане при сохранении власти в руках И. Рахманова.

В целом процессы модернизации общества в республиках Центральной Азии пошли по т. наз. китайскому пути. То есть, при сохранении авторитарной жестко централизованной системы власти и торможении процессов как демократизации общества, так и его фундаменталистской исламизации (притом, что последняя дает о себе знать в различных формах, в том числе и в виде вооруженного противостояния). Авторитарный характер власти облегчает контроль над исламским духовенством, которое может стать значительной политической силой, составив конкуренцию нынешнему властвующему сообществу, сформировавшемуся еще в советские времена.

Понятно, что такое положение дел никоим образом не отвечает принципам демократии европейского образца. Но возможна ли вообще какая-то реальная альтернатива авторитарному обеспечению политической стабильности в современных центральноазиатских условиях? Известно, что слабость авторитарных структур определила возможность гражданской войны в Таджикистане. Этот горький опыт убеждает в утопичности надежд на быстрый скачек из традиционной тоталитарной несвободы к демократии в азиатских условиях. К примеру, победа оппозиции в Кыргызстане сопровождалась массовыми погромами и беспорядками и не дала надежных гарантий на то, что новая власть не приобретет со временем не менее жесткие, чем в годы правления А. Акаева, формы. Призывы к ускоренной демократизации (часто под мусульманскими флагами) в условиях неготовности к тому общества могут вызвать обратный эффект и привести к полной дестабилизации и саморазрушению социума с последующим вмешательством внешних сил, имеющих в регионе собственные интересы.

Учитывая значительное влияние ислама на общественную жизнь, правящие режимы всячески стремятся использовать религиозный фактор для консолидации общества вокруг властных структур. В этом смысле представляется вполне логичным, что деятельность религиозных организаций и назначения на главные духовные должности находятся под контролем правительства, а радикальные религиозно–политические группировки — под запретом. Несмотря на это, можно ожидать, что с течением времени, со сменой поколений и по мере пополнения старого властвующего сообщества политически влиятельными представителями исламского движения, центральноазиатский авторитаризм может приобрести исламские черты. Такая ситуация должна быть выгодна правящим слоям, поскольку, с одной стороны, она будет способствовать сближению их с собственными народами с их культурными и политическими традициями, а с другой — будет предоставлять больше возможностей налаживать сотрудничество с мусульманскими странами и влиятельными исламскими международными организациями. Однако на сегодня властвующие сообщества рассматриваемого региона склонны сохранять светский характер государственности и развитие сотрудничества со всеми странами мира, независимо от их идеологического направления.

Наряду с повышением влияния исламистских сил в странах Центральной Азии (и не только постсоветской, но и той ее части, которая входит в состав Китая — в Синьцзян–Уйгурии), важное значение в регионе имеет также русскоязычный фактор. Это особенно заметно в Казахстане, где русскоязычные жители (в том числе и из числа этнических казахов) составляют большинство граждан страны. Феномен русскоязычного населения характерен для всего постсоветского пространства. Эта часть населения во многих новых независимых государствах находится в состоянии неопределенности относительно собственной идентичности и поэтому может при смене политической обстановки вести себя неоднозначно.

Это имеет особое значение, если учитывать официально провозглашенную правительством РФ политику защиты прав русскоязычного населения на территории бывшего СССР и ее готовность принять на своей территории эту часть населения, с возможным вмешательством РФ во внутренние дела бывших советских республик. Тем более, что речь идет не только об этнических русских, поскольку термин «русскоязычное население» является довольно расплывчатым. С такой опасностью должны считаться лидеры постсоветских государств. При данных обстоятельствах Россия, со своей стороны, имеет весомый рычаг влияния на политику новых независимых государств Центральной Азии.

Авторитарный режим правления при определенных условиях может благоприятствовать проведению жесткого курса реструктуризации экономических систем молодых государств и обеспечения относительной их стабильности. Как свидетельствует опыт Сингапура, Южной Кореи, Тайваня, а теперь и континентального Китая, такой путь модернизации может обеспечить значительные успехи. Но не всегда, так как по мере проведения рыночных преобразований и укрепления позиций «среднего класса» расширяется социальная база демократии, в силу чего возрастает вероятность усиления конфронтации между обществом и авторитарной властью, что, например, в Грузии и Украине в 2004 г., а в Кыргызстане весной 2005 г. способствовало массовым выступлениям и смене правящих элит.

Наиболее существенными факторами возможной дестабилизации следует считать нерешенность вопросов перспективы развития общества, национально–государственной консолидации и легитимации власти, формирования правового пространства, ликвидации последствий советско–коммунистического господства, трансформации общественно–экономической системы, урегулирования межэтнических проблем и т. п. Несмотря на приблизительно одинаковые условия существования во времена СССР, социально–экономические системы стран региона (после получения независимости) развивались разными темпами и в разных направлениях. Сегодня все они приобрели достаточно устойчивые специфические черты и ищут собственные пути преобразований.

Казахстан, обладая значительным промышленным и сельскохозяйственным потенциалом и сырьевыми ресурсами, богатыми и разнообразными полезными ископаемыми, развитой транспортной сетью и т. д., в начале 1990?х гг. имел неплохие возможности модернизовать свою экономическую систему. Его индустриальный сектор специализируется на первичной переработке сырьевых ресурсов, а также на машиностроении (строительное оборудование, тракторостроение, сельскохозяйственное машиностроение). Однако эти возможности не были надлежащим образом использованы на старте и вскоре произошел резкий спад промышленного производства (в 1996 г. ВВП сократился на 50% по сравнению с 1991 г.). К концу 90?х гг. 85–90% предприятий прекратило работу, другие работали не на полную мощность. Жизненный уровень населения значительно понизился, возросла безработица. Экономический кризис, конечно, не оказывал содействия и политической стабильности общества: дважды распускался парламент (1993 г., 1995 г.), возрастала социальная напряженность, наблюдался значительный отток русскоязычного населения, то есть, квалифицированной рабочей силы.

Кроме просчетов руководства, причиной всему этому была крайне неудовлетворительная структура промышленности, работавшей в советское время преимущественно на военно–промышленный комплекс. В результате остро встала проблема структурной перестройки экономики, характерная вообще для всех постсоветских стран. А ее решение невозможно без значительных финансовых ресурсов, которые можно найти лишь на мировом рынке, о чем специально речь пойдет ниже.

Экономика Казахстана не является самодостаточной — ее дальнейшее развитие в значительной мере связано с возможностью страны оперативно включиться в мировую экономическую систему. Но особенностью центральноазиатских государств является отсутствие прямых выходов к Мировому океану. Поэтому их вовлечение в мировую экономику, главным образом, зависит от стабильности отношений со странами, омываемыми океанами и связанными с ними морями (прежде всего с РФ, Китаем, странами исламского Юга) и безопасности соединяющих с ними путей. Внешняя политика Казахстана относительно этих государств по определению должна быть гибкой, взвешенной, построенной на компромиссах и учете интересов всех сторон.

Власть в стране полностью принадлежит президенту Н. Назарбаеву, пролонгировавшему в декабре 2005 г. свои полномочия еще на семь лет. В парламенте доминируют пропрезидентские партии и группы, а оппозиционные движения (например, Ак–Жол и ДВК) не в состоянии создать влиятельную оппозицию. Н. Назарбаев известен как довольно гибкий политик. Риторика «интеграционизма» в рамках СНГ с опорой на идеологию обновленного «евразийства» сочетается у него с проектами центральноазиатского альянса или казахско–кавказского сближения. Эти разнонаправленные инициативы вызваны потребностью успокоить широкие пласты русскоязычного населения и дезориентировать Москву при обеспечении реализации собственных перспективных проектов.

В 1995–1996 гг. с принятием соответствующей правительственной программы темп экономического реформирования ускорился и был сформирован значительный частный сектор. Руководство страны взяло курс на привлечение иностранных инвестиций в нефтегазовую отрасль, надеясь получить необходимые финансовые средства для подъема жизненного уровня населения. С 1997 г. наметился некоторый подъем производства в черной металлургии, нефтегазовой и некоторых других областях. Но в целом расчеты на инвестиции оказались напрасными, поскольку нефтяные кампании имели главной целью закрепиться на казахстанском нефтяном рынке на отдаленную перспективу и не были готовы вложить в экономику страны значительные средства.

После 1991 г. ускорился процесс формирования самоидентичности казахского общества. Общность интересов правящих кругов и достаточно высокий уровень их консолидации, сложившийся еще в советские времена, способствовали установлению относительной политической стабильности в стране, управляемой на принципах авторитаризма при полном доминировании государства над обществом. Однако сохраняющиеся угрозы побуждают власть уделять все больше внимания укреплению силовых структур. В конце 1990?х гг. в Казахстане была принята новая военная доктрина, направленная на усиление и модернизацию вооруженных сил, а также всей системы надзорных и репрессивных органов страны.

Ситуацию в Туркменистане определяют: небольшое количество населения, ландшафтные особенности (фактически страна состоит из четырех оазисов, окруженных песками), отдаленность от цивилизационных центров опережающего развития и наличие больших запасов газа, по уровню добычи которого страна занимает четвертое место в мире и второе — по объему его экспорта. Туркменистан в значительной мере отсталая страна, в которой преобладает традиционное скотоводство и интенсивное земледелие. Половина орошаемых земель используется для выращивания хлопка.

Благодаря высоким мировым ценам на нефть и газ в 1990?х гг. экономика Туркменистана находилась в лучшем состоянии по сравнению с большинством других бывших советских республик, однако периодически также испытывала большие трудности. В 1996 г. авторитарное руководство государства, персонифицированное в лице С. Ниязова («Туркмен–баши»), сохраняя полный контроль над народнохозяйственным комплексом, разработало стабилизационную программу, направленную на развитие рыночных механизмов экономики: предоставление кредитов на аукционных основах, установление четких границ бюджетного дефицита и т. п. В ограниченном объеме была проведена приватизация, плодами которой воспользовалась, главным образом, номенклатурно–клановая верхушка страны во главе с президентом. Туркменистан рассматривает новые пути поставок газа на мировой рынок через Иран, Турцию и даже, в случае стабилизации положения в этой стране, Афганистан. Однако, учитывая нестабильность в этой части региона. реализация таких проектов — дело отдаленного будущего.

Туркменистан способен получать около 80 млрд куб. м природного газа ежегодно, из которых экспортировать 70 млрд. Запасы его голубого топлива оцениваются от 3 до 21 трлн куб. м. Вместе с нефтяными запасами (около 6 млрд т) это составляет 20% от общих нефтегазовых ресурсов арабских стран. Данное обстоятельство вызвало огромный интерес к природным богатствам Туркменистана со стороны ведущих нефтегазовых корпораций мира: «Unocal», «Exxon», «Mobil», «Chevron», «Delta ОН», «Газпром» Статус нейтральной страны разрешает Туркменистану успешно сотрудничать со странами разного геополитического направления.

Но активная внешнеэкономическая позиция государства почти не влияет на общий невысокий уровень жизни его населения. Среднемесячная заработная плата составляет всего около $ 20. Поскольку большая часть территории страны непригодна для земледелия, продукты питания ей нужно закупать за границей, что создает трудности в снабжении ими рядовых граждан. Высокие цены на промышленные товары делают их недоступными для широких слоев населения, однако на предметы первой необходимости власти поддерживают заниженные цены, а бытовой газ и электричество отпускается населению бесплатно.

По причине предельно жесткого, авторитарного характера посткоммунистического режима и родоплеменного построения социальной системы многопартийность в Туркменистане не сложилась, а существовавшая на заре независимости единственная альтернативная партия самораспустилась. Вся система власти в Туркменистане построена по территориально–клановому принципу, который базируется на традиционном распределении сфер влияния между пятью доминирующими племенами. Но хотя президент С. Ниязов идентифицировал себя с наиболее авторитетным в стране кланом Теке, он не имел со стороны последнего достаточной поддержки, поскольку не принадлежал к клановой элите. Вследствие этого «Туркмен–баши» стремился учитывать интересы и других кланов, проводя умеренную националистическую политику и поддерживая в полной мере зависимое от руководства страны мусульманское духовенство.

Узбекистан, являясь засушливой страной, имеет лишь 10% территории, пригодной для земледелия в орошаемых долинах рек и немногочисленных оазисах. Он был одной из беднейших республик бывшего Советского Союза, более 60% населения которого работало в специализировавшихся на выращивании хлопка колхозах и совхозах Ныне Узбекистан является третьим в мире экспортером хлопка, добывает золото, полиметаллы, газ, в большом объеме производит химические вещества и в региональном масштабе лидирует в области машиностроения.

Узбекистан получил в наследство многочисленные проблемы, связанные с усилением влияния исламистов в Ферганской долине, что особенно ярко продемонстрировали имевшие там место в 2005 г. кровавые события. Высокая плотность быстрорастущего населения при хлопководческой, доставшейся в наследство от советских времен, специализации сельского хозяйства, создает трудности в плане обеспечения граждан продовольствием.

Раньше нефть и зерно поставлялись из РФ. После обретения независимости руководство государства сначала пыталось поддерживать выпуск товаров первой необходимости с помощью дотаций и жесткого государственного контроля над работой предприятий и ценами. Но ввиду высокого уровня инфляции правительство И. Каримова взяло курс на осуществление ограниченных реформ, соединяя монетарную политику с процессом приватизации.

В результате проведенных реформ к концу 1990?х гг. роль государства в экономике несколько снизилась и улучшились условия для работы иностранных инвесторов. Вскоре Узбекистан достиг энергетической и зерновой стабильности, не допустив масштабного спада производства, осуществил реорганизацию сельского хозяйства и при этом сохранил прежний уровень выращивания хлопка — 4 млн т ежегодно. Модель экономики Узбекистана ориентирована на производство собственных товаров потребления, и с 1995 г. страна постоянно наращивает объемы их производства. План дальнейших реформ предусматривает развитие ведущих сфер производства с целью создания устойчивой экономической системы при условии одновременного функционирования программы социальной защиты населения.

Специфику политического устройства в центральноазиатских республиках узбекский президент И. Каримов определил как «восточную демократию», подчеркивая при этом приоритетность авторитаризма и политической стабильности относительно западных методов реформирования общества. Хотя в Узбекистане официально существует многопартийная система, реальные оппозиционные политические силы, часть которых стоит на платформе мусульманского фундаментализма, находятся под запретом. Однако в последние годы деятельность радикальных исламистских группировок, особенно в имеющей наиболее низкий в стране жизненный уровень Ферганской долине, заметно активизируется. Яркий тому пример — жестоко подавленное правительственными войсками восстание в Андижане в мае 2005 г.

Ввиду важного в геополитическом отношении местоположения страны, США провозгласили Узбекистан своим стратегическим союзником и создали на юге страны свою военно–воздушную базу — Ханкала. Узбекистан можно считать главным фактором центральноазиатской интеграции. Его руководство скептически относится к перспективам СНГ, однако страна претендует на роль регионального лидера, проводит вполне независимую от России политику и играет важную роль в урегулировании конфликтов в Таджикистане и, отчасти, Афганистане. Сперва она входила в подозрительно относящееся к Москве объединение ГУУАМ, но со временем потеряла к нему интерес и в 2005 г. из него вышла.

Однако после майских событий 2005 г., когда западные страны решительно осудили чрезмерные репрессивные меры правительства по подавлению народных волнений, власти Узбекистана радикально изменили внешнеполитические приоритеты. В одностороннем порядке был денансирован договор об аренде военно–воздушных баз западного альянса на территории страны и изгнаны международные фонды. Вместо них в Узбекистан были приглашены военные и экономические структуры России и Китая, для которых антидемократические действия узбекских властей представляются вполне приемлемыми.

Кыргызстан — небольшая и сравнительно бедная природными ресурсами страна, расположенная в горной местности. Здесь доминирует аграрный сектор экономики, построенный на производстве хлопка, шерсти, мяса. Эта продукция составляет традиционные статьи экспорта республики. Промышленный экспорт включает золото и редкие металлы.

От других стран Центральной Азии Кыргызстан отличает то, что он с самого начала перестройки решительно заявил о выборе западной модели политического и экономического развития, а бывший президент А. Акаев видел его в будущем как «азиатскую Швейцарию». Эта риторика содействовала принятию страны в ВТО и получению иностранных инвестиций. На протяжении 1993–1996 гг. Кыргызстан получил надушу населения кредитов больше, чем любое другое государство СНГ. На поддержку национальной валюты — сома — ежегодно предоставлялась помощь в размере $ 100 млн. В 1996 г. МВФ предоставил Кыргызстану режим наибольшего содействия и увеличил объем помощи. Благодаря осуществлению стабилизационной программы уровень инфляции упал с 88 (в 1994 г.) до 32% (1996 г.). Большинство государственных предприятий при этом было приватизировано.

Однако эти меры мало способствовали улучшению жизни обычных граждан. Внешние кредиты использовались большей частью для освоения ресурсов страны и создания инфраструктуры для вывоза сырья. Низкий уровень платежеспособного спроса, отсутствие материальных и финансовых ресурсов, рост внешней задолженности, неконкурентоспособность производства неуклонно подрывали экономику страны, приводя к резкому возрастанию имущественного неравенства между богатыми и бедными слоями населения.

Властвующее сообщество Кыргызстана разделено на два основных клана — северный и южный, между которыми поначалу наблюдалось относительное равновесие. После перераспределения собственности в 1992–1995 гг. северный клан приобрел значительное преимущество, сосредоточив в своих руках основные рычаги власти и контроля над ресурсами страны. Но ситуация на юге страны была слабо контролируемой. Город Ош превратился на своеобразную региональную столицу наркотрафика. В южных горных местностях находят приют афганские, таджикские и узбекские боевики.

Обострение борьбы между оттесненным от власти в столице южным и доминировавшим в политической жизни страны северным кланами на фоне неприкрытой коррупции и неизменного падения жизненного уровня, вероятно, не без помощи извне привело к взрыву народного негодования и падению режима А. Акаева в апреле 2005 г. Будет ли это способствовать демократизации и повышению уровня жизни рядовых граждан или социально–экономическая структура страны придет к краху, покажет уже ближайшее будущее.

Таджикистан, возможно, является наиболее проблемной страной региона. Во времена СССР он имел наиболее низкий уровень ВВП и наивысший уровень прироста населения. В стране сохраняется крайне низкий жизненный уровень наряду с высоким уровнем инфляции. В экономике доминирует аграрный сектор, основанный преимущественно на производстве хлопка–сырца. В недрах страны имеются запасы ценных металлов — серебра, золота, алюминия, урана и вольфрама, но разрабатываются они в минимальных объемах по причине отсутствия небходимых капиталовложений. Промышленность состоит из крупного алюминиевого завода и значительного количества небольших предприятий легкой и пищевой промышленности с устаревшими технологиями, которые ориентированы на местные рынки.

Таджикская экономика ослаблена четырехлетней гражданской войной со множеством человеческих жертв и беженцев, а также потерей традиционных рынков сбыта своей продукции и дотаций из Москвы. Таджикистан в значительной мере зависит от России и Узбекистана и нуждается в международной гуманитарной помощи. Политические неурядицы способствовали ослаблению контроля правительства над рядом районов страны, а пребывание у власти клановых лидеров усложняет осуществление экономических реформ.

Однако при сохранении многих отрицательных тенденций в последние годы, по сравнению с серединой 1990?х гг., в Казахстане и во всех среднеазиатских государствах были отмечены признаки экономического роста. Уже в 2000 г. годовой прирост ВВП в Казахстане составил 10%, в Туркменистане — 18%, Таджикистане — более 8%, Кыргызстане — 5% и Узбекистане — 4%. Однако истинность многих макропоказателей вызывает сомнение в независимых экспертов. Тем не менее, в целом, по постсоветскому Центральноазиатскому региону в последние годы динамику макроэкономических показателей можно оценивать положительно.

Примечательно, что наибольший рост показателей происходит именно в богатых нефтью и газом Туркменистане и Казахстане, в Таджикистане (после катастрофического падения экономики) он объясняется, главным образом, относительной внутриполитической стабилизацией после прекращения вооруженного конфликта, в то время как менее богатые природными ресурсами, пользующимися повышенным спросом на мировом рынке, Кыргызстан и Узбекистан оказались по темпам экономического развития позади своих соседей. С завершением строительства Каспийского трубопровода появилась возможность транспортировки нефти к порту Новороссийска (КТК), а также поставки ее для трубопровода Баку–Джейхан, что позволило Казахстану значительно увеличить объем экспортных поставок сырой нефти. Потенциально такая перспектива открывается и перед Узбекистаном, где в 2001 г. в нефтегазовый комплекс было направлено 22,9% общего объема инвестиций и кредитов867.

Итак, как и в России (или Нигерии и Венесуэле), в постсоветской Центральной Азии можно наблюдать становление сырьевой модели экспорта, при которой позитив от прибылей, при условии изменения конъюнктуры на мировом рынке и объемов иностранного инвестирования (непосредственно зависимых от социально–политической стабильности в получающих их странах), в любой момент может обернуться негативом.

Мировой опыт говорит о том, что в условиях сырьевой экспортно ориентированной экономики непродолжительные периоды быстрого экономического роста могут резко смениться периодами не менее стремительного экономического спада. Тем более, что полученные дивиденды от продажи нефти, газа и других полезных ископаемых здесь, как и в России, не столько вкладываются в национальную экономику, сколько оседают на счетах постноменклатурных приватизаторов национального богатства в оффшорных зонах и в зарубежных банках. Ведь в Казахстане и в еще большей степени в постсоветских государствах Средней Азии и Южного Кавказа злоупотребления во время форсированной приватизации наиболее прибыльных сфер экономики были еще более беспардонными, грубыми и откровенными, чем в России и в Украине.

Ни в одном из государств СНГ не было до конца осуществлено разделение власти и собственности. Сгруппировавшиеся в конкурирующие кланы и «группы интересов» олигархи провели приватизацию и переориентацию экономики в свою пользу с целью скорейшего получения сверхприбылей. Но по сравнению с Россией или Украиной, не говоря уже о Беларуси, в Центральной Азии и на Южном Кавказе этот процесс приобрел более негативные формы. И как результат — укрепление в большинстве случаев авторитарно–коррумпированных режимов, органически связанных с лидерами легального и нелегального (теневого) бизнеса.

Накануне и, тем более, после распада СССР экономика Казахстана требовала коренной структурной перестройки. Но, как и в России или Украине, в основу экономических реформ была положена неолиберальная монетаристская модель перехода к рынку, в соответствии с которой роль государственных рычагов регулирования была сведена к минимуму. Здесь, как и в большинстве других постсоветских странах, рассчитывали, что рыночные механизмы автоматически начнут регулировать ситуацию и обеспечат экономический рост. Но это было невозможно в принципе, тем более в странах с полным преобладанием добывающей промышленности и сельского хозяйства, при низком уровне развития перерабатывающих отраслей868.

В постсоветские годы отраслевая структура экономики Казахстана, сложившаяся во времена СССР, еще больше упрочилась. Об этом, кроме прочего, свидетельствует направленность прямых иностранных инвестиций. Наиболее привлекательными для инвесторов являются области Западного Казахстана, где сосредоточены наибольшие месторождения углеводородного сырья. При этом, при возрастании добычи нефти в 2001 г. до 800 000 барелей в день 70% ее экспортируется. Инвесторы также проявляют интерес к месторождениям меди, железа, марганца и угля в Центральном Казахстане, а также золота и полиметаллов в Восточно–Казахстанской области. Соответственно, в 2002 г. инвестиции в добычу углеводородного сырья составляли более $ 2,1 млрд, меди — $ 206,7 млн, полиметаллов — $ 185,5 млн, железа и марганца — $ 110,5 млн, золота — $ 43,7 млн, хромитов — $ 38,9 млн, алюминия (бокситы) — $ 22,7 млн, урана — $ 25,4 млн869.

При наличии в республике большого количества полезных ископаемых, пользующихся повышенным спросом на мировом рынке, соблазнительной становится жизнь за счет их эксплуатации. Это имеет определенные положительные последствия для текущего потребления обычного гражданина. В долларовом эквиваленте в Казахстане в 1999 г. была наиболее высокая среди стран СНГ среднемесячная зарплата ($ 91,8), которая в 2001 г. выросла до $ 100, а в 2002 г. достигла отметки $ 116. При этом уровень зарегистрированной безработицы составлял лишь 3,9%870. Но добывающая (с акцентом на нефтегазовый комплекс) экономическая специализация Казахстана, при игнорировании сферы наукоемкого информированного производства, обуславливает увеличение отставания страны от уровня передовых государств мир–системного ядра, закрепляет за ней сырьевой статус.

Такая экономическая политика в Казахстане, как и во многих других государствах СНГ начиная с России, не в последнюю очередь определяется и поведением «нового класса» национальных компрадоров. Впервые за свою историю казахстанское общество столкнулось с элитами, которые отдают предпочтение имитаторской и плагиаторской активности, ориентированной на скорейшее получение сверхприбылей и не берущей на себя никаких обязательств перед собственным народом. Возникший класс (и это относится не только к Казахстану, но в значительной степени и к России, Украине и другим постсоветским государствам) изначально не отождествляет себя со своим народом: он хранит свои капиталы, имеет недвижимость и дает образование своим детям за границей. Соответственно, долгосрочные перспективы своей страны и ее народа остаются за пределами его интересов871. Это ведет к стремительному увеличению пропасти, и не только социально–экономической, но и социокультурной, между квазиглобализованной верхушкой, принадлежащей к планетарному сверхклассу богатеев, и обществом практически повсюду на пространствах СНГ, но едва ли не наиболее выразительно — в государствах Центральной Азии.

На первом этапе своего экономического развития в качестве независимых государств попытка искусственной переориентации центральноазиатских республик на рынки за пределами СНГ привела к закреплению неэффективной структуры их экономик с преобладанием ресурсодобывающих отраслей. Как показывает мировой опыт, интеграционный потенциал таких экономик незначителен. Поэтому на переходном этапе, чтобы сохранить экономический и технический потенциал, свою инфраструктуру, республики ЦА оказались перед необходимостью продолжить экономическое взаимодействие между собой и (не все из них) с Россией и Беларусью в рамках ЦАС (Центрально–азиатское экономическое сотрудничество) и ЕврАазЭс (Таможенный союз России, Беларуси, Казахстана, Кыргызстана и Таджикистана).

Побудительным мотивом к образованию этих региональных объединений выступили, в первую очередь, экономический интерес и вопрос коллективной безопасности. Однако результативность действия этих союзов пока еще невелика, что объясняется слабостью институциональной и правовой структуры центральноазиатских государств, а также несогласованностью их экономической стратегии в области интеграции и выборе оптимальных направлений реформирования экономик.

При этом важность встречных торговых связей для новых независимых государств ЦА неодинаковая. Так, торговое сотрудничество с региональными партнерами в рамках ЦАС для Казахстана не имеет принципиального значения. Зато внутрирегиональные связи остаются важными для Кыргызстана и Таджикистана в плане поставок энергоносителей из Казахстана и Узбекистана. Кроме того, Кыргызстан привязан к рынкам Казахстана и Узбекистана и по части экспорта продукции своей пищевой и текстильной промышленности, Таджикистан — к рынку Узбекистана по вывозу необработанного алюминия и электроэнергии. В то время, как для Узбекистана внутрирегиональная торговля (в чисто экономическом плане) имеет второстепенную роль, являясь эффективным рычагом влияния на своих соседей по региону.

Центральноазиатские государства стараются расширить свою нишу в глобальном рынке и интегрироваться в мирохозяйственную систему, однако их интересы зачастую не совпадают, а внешнеэкономические курсы порою противоречат друг другу. Это касается, в частности, разного выбора приоритетов стратегического партнерства этими республиками, что, в свою очередь, приводит к несогласованности в делах тарифного и нетарифного регулирования, унификации налогового законодательства, устранения бюрократических барьеров на пути свободного перемещения товаров и услуг, капиталов и населения.

В республиках ЦА наблюдается разный уровень либерализации экономик. Более слабые в рыночном отношении республики боятся конкуренции на международном рынке и часто используют методы административного регулирования (квотирование, лицензирование, другие ограничения), что приводит к неконкурентоспособности их товаров при либерализации внешнеэкономических связей. Поэтому при заключении межгосударственных договоров возникает много разногласий в деле снижения или отмены торговых барьеров, что усложняет торговое сотрудничество республик и связи с внешними стратегическими партнерами.

Примером этому служит вступление Кыргызстана во Всемирную торговую организацию (ВТО). Устав последней требует от членов организации устранения протекционистских ограничений, что находится в противоречии с торговыми режимами других участников региональных группировок, в которые входит эта страна. Остается надеяться на то, что в дальнейшем остальные государства ЦА и ЕврАзЭс тоже будут интегрироваться во ВТО и общая цель — создание единого экономического пространства — приведет к гармонизации отношений и унификации режимов.

На данном этапе регулирования интеграционными процессами на центральноазиатском пространстве важно было бы выяснить общее и различное в экономических интересах соответствующих стран, и «точки пересечения» интересов закрепить институционально. Такими точками могут быть: транспортно–коммуникационные коридоры, единая энергетическая система, система коллективной безопасности, согласованность в выборе стратегического партнерства (например, Китай и Россия в границах Шанхайской группы сотрудничества).

Определенные стимулы для развития тенденций относительно объединения интересов создает скоординированное участие стран ЦА в Специальной программе ООН для экономик ЦА. Каждая центральноазиатская республика является координатором в определенной сфере: Казахстан — в развитии транспортной инфраструктуры и в упрощении процедур пересечения государственных границ; Кыргызстан и Таджикистан — в рациональном использовании водно–энергетических ресурсов; Узбекистан — в вопросах развития промышленной сферы с целью создания региональных конкурентоспособных предприятий и т. п.

Если для наиболее мощных государств мира и Евросоюза региональная политика — это политика инфраструктурной или культурной экспансии, то для других — это политика регионального подчинения. Региональный выбор стран ЦА это не выбор экспансии, а выбор региональной подчиненности: евразийской, пророссийской или проамериканской.

С изменением геополитической и экономической ситуации в Центральноазиатском регионе изменился также характер и конфигурация международных отношений между странами Азии. Первоначальные активные попытки Турции, Ирана, Пакистана и Индии задавать тон и определять геополитическую картину в регионе натолкнулись на стратегически более прочные позиции России и Китая, имеющие со странами ЦА традиционные исторические связи. В настоящее время свои стратегические интересы в регионе с переменным успехом пытаются обеспечить Соединенные Штаты и ЕС.

Турция на современном этапе развития сотрудничества с республиками ЦА не имеет приоритетного значения ни в политическом, ни в экономическом отношении. Центральноазиатские республики стараются, прежде всего, опереться на такие более влиятельные государства мира, как США, Россия и Китай. По доле инвестиций в экономику региона Турция занимает одно из предпоследних мест. В то же время строительство нефтепровода Баку–Тбилиси–Джейхан потенциально содействует росту ее влияния в ЦА и реанимации здесь идей пантюркизма.

Следует отметить также влияние Ирана на республики региона, особенно на те, что имеют выход к Каспию (Казахстан, Туркменистан). Тегеран пытался заключить соглашение об общем использовании ресурсов Каспия прибрежными государствами и таким образом стать ключевой фигурой на прикаспийско–центральноазиатском пространстве, однако это ему не удалось. В то же время стратегический альянс между Россией и Ираном дает последнему политические и экономические преимущества перед Турцией и выступает сдерживающим фактором относительно политики США.

В последнее время, наряду с усилением российско–китайских отношений, наблюдается активизация сотрудничества некоторых стран ЦА с Китаем. Развитие киргизской, узбекской и туркменской, прежде всего экономической и военной, дипломатии в китайском направлении свидетельствует об усилении экономического и военного присутствия КНР в этих странах. Это определяет необходимость политического и экономического сбалансирования европейского и азиатского компонентов их внешней политики.

За последние годы странам Центральной Азии удалось приступить к созданию комплексной региональной инфраструктуры, включающей железнодорожные, шоссейные и воздушные коммуникации, что содействует довольно активному росту оборота торговли, интенсификации прямых связей между предприятиями, научно–техническому и культурному обмену между сторонами. По показателям объемов внешней торговли КНР со странами СНГ, центральноазиатские страны, после России и Украины, занимают ведущие места. Однако характер торгово–экономического сотрудничества между ними, в основном, остается бартерным, осуществляется по линии приграничной торговли и не носит программно–отраслевого характера.

Существующий уровень торгово–экономического сотрудничества обусловлен не только внутренними проблемами и трудностями центральноазиатских стран, но и несовершенством региональной инфраструктуры транспорта и связи, отсутствием цивилизованных форм взаиморасчетов. Методы и формы, например, киргизско–китайского взаимного сотрудничества, выраженные, в основном, бартерным характером пограничной торговли из СУАР (Синьцзян–Уйгурский автономный район Китая), уже исчерпали себя. Внешнеторговые сделки, которые не выходят за рамки торговли с экономическими структурами СУАР, не отвечают намерениям сторон интенсифицировать и диверсифицировать торговые отношения с Китаем, а, в дальнейшем, также с Юго–Восточной Азией и с другими государствами Азиатско–Тихоокеанского региона (АТР). Вероятность китайского давления на весь комплекс сотрудничества со странами Центральной Азии обусловлена намерениями Китая монополизировать транспортировку каспийской нефти на гигантский рынок АТР.

Рассматривая развитие сотрудничества стран Центральной Азии с Китаем следует отметить, что в последнее время Китай сменил выжидательную политику относительно республик на более активную. Это обусловлено не только расширившимся рынком сбыта его товаров и возможностью перенесения своих производств в государства региона, но и заинтересованностью в укреплении военно–технического сотрудничества с целью ослабления роли американского и российского факторов в регионе. Китайское руководство положительно оценивает известную позицию центральноазиатских стран в вопросе о Синьцзян–Уйгурской автономной области, которая является достаточным условием сохранения существующего политического равновесия в регионе. Вместе с тем, новый этап китайской политики означает трансформацию политических интересов в Центральной Азии в конкретные экономические цели. Можно прогнозировать, что уже в среднесрочной перспективе Китай может значительно укрепить здесь свои позиции, успешно конкурируя с Россией, США, Ираном, Турцией и другими странами.

Следует отметить многосторонний механизм региональной безопасности и экономического сотрудничества государств ЦА в рамках Шанхайской организации сотрудничества (ШОС). Создаваясь на экономической платформе, организация приобрела заметные признаки антитеррористической структуры в регионе, что позволяет укреплять сотрудничество стран — участниц ШОС в целом, и стран Центральной Азии в частности в сфере безопасности, развивать региональные механизмы борьбы с терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом, а также с наркобизнесом, незаконной торговлей вооружением и т. п. Следует, однако, отметить, что в пределах ШОС пока еще наблюдается очень медленное развитие экономического сотрудничества.

Россия, которая занимает центральные позиции в региональных группировках ЕврАзЭс и ШОС и на сегодня имеет значительное экономическое и политическое влияние на республики Центральной Азии. Общность экономических интересов России со странами региона связана с взаимозависимостью базовых отраслей их национальных экономик. Так, товарооборот России в рамках ЕврАзЭС с входящими в него центральноазиатскими государствами составлял 49,1% в 2001 г.

В политическом плане Россия в последние годы несколько уступала в регионе США. Однако основные усилия Вашингтона в Центральной Азии направлены, прежде всего, на достижение глобальных целей — осуществление «стратегии переламывания» и закрепление Брюссельско–Вашингтонского мироустройства. США стремятся закрепиться в Центральной Азии под лозунгами распространения либерально–демократических ценностей и борьбы с международным терроризмом. В то же время Соединенные Штаты не способны полностью контролировать региональную ситуацию. А военные базы в Средней Азии имеют не только они, но и Россия (в Таджикистане и Кыргызстане). К тому же, как говорилось выше, осуждение странами Евроатлантического сообщества жестокого подавления выступления оппозиции в Фергане весной 2005 г., повлекшего гибель сотен мирных жителей, определило резкую переориентацию правительства И. Каримова на Россию.

Обостренный интерес к Центральноазиатскому региону связан не только с его запасами энергоресурсов, но и с его ключевым положением в геополитическом пространстве на стыке силовых полей мировых конкурирующих сил в контексте взаимоисключающих влияний «атлантизма», «евразизма» и «исламизма».

В этой связи следует упомянуть о восстановлении товарооборота по трассам давнего Великого шелкового пути от Дальнего Востока до Западной Европы с разветвлениями в сторону Индии, Ближнего Востока и России. В его восстановлении существенную роль сыграл Европейский Союз. Конечным пунктом этого маршрута на Востоке, наряду с Китаем, становятся Япония и Южная Корея. Как финансовая сверхдержава «Страна восходящего солнца» выступает донором по отношению к государствам, принимающим участие в развитии центральноазиатской инфраструктуры, и действует в соответствии с программой, принятой Кабинетом министров страны в январе 1998 г. Токио стремится открыть для себя выход в Центральную Азию, на Кавказ, в Иран и в Турцию, а также к европейским государствам, а потому финансирует ряд проектов, в том числе и строительство транспортно–коммуникационных инфраструктур. Один из проектов — транзитная железная дорога Азия — Европа, которая выйдет из Китая и пройдет по Казахстану, России, Беларуси, Польше и Германии в Голландию. Другой проект — Трансазиатская магистраль, которая связывает Китай, Казахстан, Узбекистан, Туркменистан, Иран и Турцию.

За счет использования энергоресурсов Центральной Азии, главным образом Казахстана и Туркменистана, Япония надеется уменьшить зависимость своей экономики от импорта из нестабильных стран зоны Персидского залива и Ближнего Востока. Заглядывая в будущее, Япония принимает участие в программах по разведыванию и разработке нефтяных и газовых месторождений, а также добыче цветных и редкоземельных металлов в Туркменистане, Узбекистане, Казахстане, Кыргызстане и Таджикистане.

В частности, наряду с Китаем и США, она проявляет готовность принимать участие в финансировании проекта гигантского газопровода Туркменистан — Узбекистан — Казахстан — Китай — Южная Корея — Япония.

На Востоке заинтересованность в восстановлении Великого шелкового пути, наряду с Китаем, Японией и Южной Кореей, проявляют Таиланд, Малайзия и другие государства. Малайзия является организатором и координатором проектов присоединения стран Юго–Восточной Азии к трансъевразийским транспортно–коммуникационным коридорам. Один из этих проектов предполагает сооружение трансконтинентальной магистрали Сингапур — Европа, которая пересечет Центральноазиатский регион.

Индия традиционно делает акцент на развитие отношений с Ираном. Она стремится использовать транспортные возможности этого государства и стран Центральной Азии для развития своего рынка. Такой возможностью может стать сооружение газопровода Иран — Пакистан — Индия с дальнейшим подключением к нему Туркменистана и Казахстана. Не желает оставаться в стороне и Пакистан. Он, в частности, финансирует проекты строительства некоторых газопроводов и высказывает готовность предоставить свою территорию для прокладки трубопроводов к Индийскому океану и в Индию. Заинтересованность в развитии транспортных коммуникаций по направлению Север — Юг проявляют и многие страны Ближнего Востока.

Восстановление трансъевразийского товарооборота древними трассами Великого шелкового пути будет содействовать ускорению интеграционных процессов между ЕС и АТР при посредничестве транзитных регионов Восточной Европы, Кавказа, Ближнего Востока и Центральной Азии, что неизбежно повысит экономическое и геостратегическое значение центральноазиатских государств.