Книга: Хозяйство и общество. Очерки понимающей социологии. Tом II Общности

§ 5. Община

§ 5. Община

Если пророчество пользуется успехом, пророк обретает постоянных помощников: это сод?лы (так Бартоломе переводит соответствующий термин в «Гатах»), ученики (в Ветхом Завете и в Индии), спутники (в Индии и в исламе), апостолы (у Исайи и в Новом Завете), т. е. люди, которые в отличие от объединенных в цеха и служебные иерархии священников и прорицателей привязаны к пророку лично (на чем мы еще остановимся при рассмотрении казуистики форм господства). Наряду с этими постоянными и содействующими пророку в исполнении его миссии помощниками, обычно тоже обладающими известной харизмой, имеется круг лиц, которые поддерживают пророка, предоставляют ему убежище, деньги, помощь, надеясь снискать спасение благодаря его миссии, поэтому в зависимости от обстоятельств либо время от времени объединяются для совместных действий, либо уже на более долгосрочной основе обобществляются, создавая общину. Община в этом, религиозном, смысле — вторая категория общины наряду с соседским союзом, представляющим собой обобществление на экономической, фискальной или другой политической основе — возникает не только там, где имеется пророчество в принятом нами смысле, да и не только там, где имеется пророчество вообще. В пророчестве она складывается лишь как результат оповседневливания, когда сам пророк или ученики стараются добиться постоянства возвещения и дарования благодати, обеспечить экономическую базу этого процесса и тем, кто им управляет, путем передачи в пользу отягощенных обязанностями также и монопольных прав. Поэтому община встречается и у мистагогов, и у священников непророческих религий. Наличие общины у мистагога — это признак, отличающий его от колдунов, которые либо действуют по типу свободной профессии, либо, организуясь в цех, обслуживают какой?то соседский или политический союз, а не религиозную общину. Община мистагога, как и элевсинских мистиков, — обычно открытая вовне и непостоянная по составу общность. Человек, ищущий спасения, вступает лишь во временную связь с мистагогом и его помощниками. Хотя, правда, участники элевсинских мистерий образуют интерлокальную, т. е. не связанную с конкретными местностями общность. Иначе обстоит дело в пророчестве, вдохновляемом личным примером (экземплярное пророчество). В этом случае путь к спасению указывает сам пророк. Лишь тот, кто безоговорочно следует его примеру (подобно нищенствующим монахам Махавиры и Будды), становится членом узкой экземплярной общины, где особым авторитетом могут обладать лично связанные с пророком ученики. Вне ее остаются благочестивые почитатели (в Индии — упасака), которые не стали целиком и полностью на путь спасения, но надеются обрести относительный оптимум спасения посредством выражения преданности экземплярному святому. Они либо избегают постоянного участия в делах общины, как первоначально буддийские упасака, либо все же включаются в обобществление, обретая твердые права и обязанности, что обычно происходит, когда в экземплярной общине выделяются напоминающие священников врачеватели душ или мистагоги, как, например, буддийские «бонзы», наделяемые еще и культовыми обязанностями (чего не знал ранний буддизм). Но все равно правилом здесь остается свобода временного обобществления, что характерно как для большинства мистагогов и экземплярных пророков, так и для храмовых служителей отдельных обобществленных в рамках пантеона божеств. Материально их обеспечивают фонды, составленные из пожертвований и даров тех, кто в тот или иной момент нуждается в религиозной помощи. Но о долговременной общине мирян речь в этом случае не идет, и наши представления о конфессиональной принадлежности здесь совершенно неприменимы. Отдельный индивид поклоняется своему богу примерно так, как итальянец поклоняется своему святому. Неистребимо, например, грубое заблуждение, состоящее в том, что китайцы в большинстве своем или даже поголовно являются в конфессиональном отношении буддистами. На самом деле значительная их часть воспитывается в школе в духе официально признанной конфуцианской этики, при этом, закладывая фундамент дома, они обращаются за советом к даосским священнослужителям, носят траур по умершим родственникам по конфуцианским правилам и заказывают во спасение души буддийские службы. Кроме лиц, постоянно связанных с исполнением культа, и узкого круга устойчивых адептов, здесь имеются только время от времени участвующие в обряде миряне, или попутчики, если применить технический термин, которым в современных партиях обозначают неорганизованных сторонников.

Очевидно, что такое положение уже чисто экономически не устраивает тех, кто связан с отправлением культа, и потому они всюду, где возможно, стремятся к созданию общины как постоянно действующего обобществления своих сторонников с твердыми правами и обязанностями. Преобразование совокупности индивидов — последователей пророка в перманентную общину — это нормальная форма, в которой пророческое учение входит в повседневность уже как функция постоянно действующего института. Тогда ученики и апостолы пророка становятся мистагогами или учителями, священнослужителями или духовниками (или всем этим одновременно) некоего преследующего только религиозные цели обобществления — общины мирян. Тот же результат может быть достигнут и при другом отправном пункте. Мы уже видели, что на этапе перехода от колдовства к собственно священству священнослужители либо сами принадлежали к сеньоральным священническим родам, либо были домашними и придворными священниками сеньоров и князей, либо относились к числу сословно организованных ученых служителей жертвенных культов; к помощи их при необходимости мог прибегнуть как отдельный человек, так и любой союз, но в остальном они могли заниматься чем угодно, лишь бы их деятельность не противоречила сословным правилам. В конце концов, они могли быть именно в своем качестве священнослужителей приписаны к какой?то организации — профессиональной или иной, прежде всего — к политическому союзу. Но во всех этих случаях нельзя говорить о собственно общине, отдельной от всех других союзов. Она может возникнуть, либо если жреческому роду удается объединить преданных почитателей бога, которому он служит, в особую организацию, либо — и это чаще всего — если политический союз уничтожается, а сторонники союзного бога и его служители вместе продолжают существовать как община. Первый из этих типов обнаруживается в самых разных промежуточных формах в Индии и Передней Азии на стадии перехода от мистагогического или экземплярного пророчества либо от религиозных реформаторских движений к постоянной организации общин. Многие мелкие индуистские деноминации возникли именно таким образом. Переход от священства, обслуживающего политические союзы, к религиозной общине был, однако, в большей степени связан с возникновением в Передней Азии мировых империй, прежде всего Персидской. Политические союзы были уничтожены, у населения отнято оружие, положение же священнослужителей, получивших известные политические права, оставалось прочным. Подобно тому как фискальные интересы обеспечивала принудительная соседская община, для умиротворения подданных использовалась община религиозная. Так, по воле персидских царей, от Кира до Артаксеркса, возникла религиозная община иудеев с теократическим центром в Иерусалиме. Победа персов над греками предоставила бы, вероятно, подобные возможности дельфийскому оракулу Аполлона и другим жреческим родам, возможно, также и орфическим пророкам. В Египте после потери политической самостоятельности национальные жрецы создали своего рода «церковную» организацию, по-видимому, первую такого типа, проводившую синоды. Напротив, в Индии религиозные общины возникли как экземплярные общины в тамошнем весьма ограниченном понимании в силу того, что при множестве эфемерных политических образований сохранились сословное единство брахманов и правила аскетического образа жизни, вследствие чего возникающие формы этики спасения распространялись поверх любых политических границ. В Иране жрецам зороастризма удалось на протяжении веков поддерживать идею религиозной организации, которая при Сасанидах142 легла в основу политического «вероисповедания» (Ахемениды, как видно из источников, были сторонниками маздакизма, а не зороастризма).

Отношение между политической властью и религиозной общиной, из которого возникает понятие конфессии, рассматривается в разделе, посвященном господству143. Пока же достаточно отметить следующее: общинная религиозность — явление, разнообразное по своим чертам и лабильное по своему характеру. Мы можем говорить о ней только в том случае, когда 1) миряне обобществлены в длительном общностном действии, на ход которого 2) они активно влияют. Область, чисто административно ограничивающая компетенцию священнослужителей, — церковный округ, приход, а не община. Однако в китайской, древнеиндийской и, вообще, в индуистской религиозности отсутствует понятие о приходе, как о чем?то обособленном от мирской политической и экономической общины. Эллинские и другие античные фратрии, а также прочие подобные культовые общности — это не приходы, а политические и иные союзы, общностное действие которых состоит под покровительством определенного бога. В древнем буддизме приходом была лишь область, в границах которой странствующие монахи, как?то в ней оказавшиеся, обязаны были участвовать в религиозных собраниях, происходивших каждые две недели. В средневековых католицизме, англиканстве, лютеранстве, а также в восточном христианстве и мусульманстве приход — всего лишь единица исполнения церковных повинностей и область компетенции священника. Миряне там во всей своей совокупности не составляют общину. Едва заметные следы общинных прав сохранились в некоторых христианских церквях Востока, отчасти в католицизме и лютеранстве. Напротив, древнебуддийское монашество, а также древнеисламское воинство, еврейство, раннее христианство представляли собой общины, хотя и с самым разным (здесь нами не рассматриваемым) характером обобществления. При этом известное фактическое влияние мирян — в исламе оно особенно сильно, хотя и не санкционировано юридически, у шиитов (шах не назначает священнослужителя без согласия светских лиц данной области) — может иметь место и в отсутствие строго упорядоченной местной общинной организации. Напротив, своеобразие секты, о которой пойдет речь ниже, в чисто техническом смысле слова (о чем скажем позже) заключается как раз в том, что она всегда формируется на основе замкнутых локальных организаций отдельных местных общин. Следование этому принципу, который в протестантизме характерен для баптистов, индепендентов, затем конгрегационалистов, постепенно ведет к организации, типичной для реформированной церкви144, которая, даже там, где является универсальной, ставит принадлежность к ней в зависимость от договорного вступления в одну из общин. Позже мы вернемся к проблемам, которые возникают из этих различий.

Сейчас из всех серьезных последствий собственно общинной религиозности нас интересует только одно, а именно тот факт, что отношения между священнослужителями и мирянами внутри общины становятся решающим фактором практического воздействия религии. По мере того как организация принимает специфически общинный характер, священнослужители вынуждены все в большей степени считаться с интересами мирян в целях сохранения и увеличения числа сторонников. В определенном смысле это касается любого рода священников. Для сохранения своего господства они должны считаться с потребностями мирян. Существуют три действующие в кругу мирян силы, с которыми священство должно достичь компромисса: 1) пророчество, 2) традиционализм мирян, 3) светский интеллектуализм. Против них выступают потребности и закономерности священнического предприятия как такового в качестве, по меньшей мере, активной соопределяющей силы. Обратимся сначала к воздействию последнего из названных выше факторов, разумеется, в тесной связи с двумя первыми.

Этический пророк и экземплярный пророк, как правило, сами принадлежат к мирянам и опираются в отправлении своей власти на сторонников из мирян. По своему смыслу любое пророчество (хотя и в разной степени) обесценивает магические элементы священнического служения. Будда и ему подобные, как и израильские пророки, отрицают не только свою принадлежность к магам и прорицателям (которые в израильских источниках также зовутся пророками), но и магию вообще, считая ее бесполезной. Спасение может дать лишь специфически религиозное, осознанное отношение к вечному существу. Буддизм считает смертным грехом необоснованные претензии на обладание магическим даром, в существовании которого самого по себе именно у неверующих никогда не сомневались ни индийские и израильские пророки, ни христианские апостолы, ни раннехристианская традиция. По этой причине пророки — хотя и в разной степени — настроены скептически в отношении священнического предприятия. Не всесожжения требует Бог израильских пророков, а послушания своим заветам145. Буддисты считают знание и ритуал Вед совершенно бесполезными в деле спасения, а священная жертва сомы вызывает отвращение у Ахурамазды древнейших «Гат». Поэтому всегда существует напряженность в отношениях между пророками, их сторонниками-мирянами и представителями священнической традиции, и от соотношения сил, подчас как в Израиле, связанного с внешнеполитической ситуацией, зависит, сможет ли пророк беспрепятственно выполнить свою миссию или примет мученический венец. Заратустра в борьбе с неназванным враждебным пророком146 опирался, кроме членов своей семьи, на знатные и княжеские роды, также и индийские пророки, и Мухаммед; опорой израильских пророков было городское и сельское среднее сословие. Но все они используют престиж, который в глазах мирян дает им пророческая харизма как таковая, отличающая их от технических служащих повседневного культа. Святость нового откровения противостоит святости традиции, и в зависимости от успеха демагогии с той или иной стороны священство либо достигает компромисса с пророчеством, либо принимает полностью или частично его учение, либо устраняет его, либо само оказывается устраненным.