Книга: Хозяйство и общество. Очерки понимающей социологии. Tом II Общности

Предисловие научного редактора русского издания к тому II

Предисловие научного редактора русского издания к тому II

Статьи, включенные в настоящий том, были написаны в основном в 1910–1914 гг. и предназначены для «Очерка социальной экономики», который должен был выходить в свет под редакцией Макса Вебера1. Это многотомное издание включало 81 раздел, из них, как запланировал Вебер, 14 предстояло написать ему самому. Именно он, пользуясь полным доверием издателя Пауля Зибека, разрабатывал общий план издания и подбирал авторов, среди которых были самые авторитетные германские ученые — специалисты в соответствующих областях науки2.

Сдача готовых рукописей была назначена на 15 января 1912 г. Но в срок уложились — из?за болезней или по другим причинам — далеко не все авторы. Более того, оказалось, что некоторые авторы, на которых Вебер возлагал особые надежды и которым предстояло подготовить самые важные разделы «Очерка», в частности Карл Бюхер, представили материалы, не удовлетворившие редактора. Вебер все более склонялся к необходимости взять на себя написание этих разделов или же включить соответствующие темы в собственный раздел, озаглавленный «Хозяйство и общественные порядки и силы». В результате этот его собственный раздел неимоверно разрастался. Вебер писал издателю, что для завершения работы потребуется еще 30 листов, а может быть, и более3. Редактор первого тома «Хозяйства и общества», вышедшего в рамках полного академического издания, Вольфганг Моммзен пишет: трудно избавиться от ощущения, что желание Вебера брать на себя еще и чужие разделы объяснялось не столько трудностями комплектования «Очерка социальной экономики», сколько стремительным развитием его идей, что было, в частности, следствием параллельной работы над несколькими темами. Ссылки же на других авторов и необходимость переписывать их разделы объяснялись желанием найти приемлемые аргументы для изменения первоначальных планов4.

В результате сроки представления рукописей сдвигались сначала на конец 1912 г., потом на 1914 г., первый том «Очерка» уже увидел свет (в 1914 г.), а главные его разделы, которые готовил Вебер, еще не были закончены. Более того, главы по развитию права, по религиозным общностям, по социологии господства, над которыми усиленно трудился Вебер, уже не подходили «Очерку социальной экономики» не только по объему, но еще и по «формату». Это были исследовательские работы, не соответствовавшие требованиям систематичности и простоты изложения, необходимым для учебных пособий. А именно такие требования предъявлялись к изданию.

К лету 1914 г. на руках у Вебера оказались, как пишет Моммзен, гигантские пакеты с частично завершенными, но чаще не готовыми к печати рукописями, которые к тому же в основном не годились для «Очерка».

С началом Первой мировой войны Вебер отложил в сторону рукописи, предназначенные для «Очерка», на том основании, что, во-первых, в войну неуместно заниматься такими проектами, и, во-вторых, он сам сейчас не в состоянии это делать. Вольфганг Моммзен полагает, что это было своего рода бегство от проблем5 ввиду «неподъемности» задач по переработке имеющегося материала, тем более что и в этот период Вебер не переставал трудиться, сосредоточившись на издании томов «Хозяйственной этики мировых религий».

Но война закончилась, и пришлось возвращаться к отложенным рукописям. В октябре 1919 г. Вебер писал издателю Паулю Зибеку: «Толстые старые рукописи ждут основательной переработки»6.

Но 14 июня 1920 г. он умер, успев подготовить к печати лишь несколько глав, вошедших впоследствии как «первая часть» во все пять немецких изданий «Хозяйства и общества» (под редакцией сначала Марианны Вебер, потом Й. Винкельмана), а затем составивших том 1/23 немецкого полного собрания сочинений Вебера, а также первый том настоящего русского издания. Остальные рукописи, в частности и те, что включены в настоящий том II, так и остались не переработанными самим автором, а их интеграция в состав «Хозяйства и общества» — результат исследовательской и «конструкторской» работы названных выше редакторов.

В этот том вошли главы из второй части «Хозяйства и общества» под редакцией Винкельмана. Однако редактор русского издания счел необходимым произвести некоторую коррекцию последовательности глав в свете изменений, произведенных редакторами немецкого академического издания. Так, главы 1 и 7 второй части (по Винкельману) вынесены в отдельный том III («Право»), как это сделано в академическом издании. Винкельмановская глава 8 («Политические общности») разбита на две главы (у нас — главы 6 и 7), исходя из хронологии их написания и в согласии с тем, как это сделано в академическом издании. В общем и целом, на взгляд редактора, удалось, внеся некоторые изменения в предложенную Винкельманом последовательность глав, обеспечить тематическое единство тома.

В целом главы, вошедшие в этот том, демонстрируют становление структур рациональности (рациональных порядков), регулирующих действие общностей в разных обстоятельствах и на разных этапах исторического развития.

Глава 1 «Хозяйственные отношения общностей (хозяйство и общество) в основных чертах» представляет собой своего рода введение в проблематику общностей. Вебер выделяет несколько типов общностей в их связи с хозяйством: это, по его терминологии, «хозяйственные общности», «хозяйствующие общности», «регулирующие хозяйство общности» (для разъяснения терминов см. словарь понятий Макса Вебера в конце тома). Разные типы общностей предполагают разные типы зависимости между структурой общностей и их экономической функцией.

Важную роль здесь играет анализ закрытых и открытых общностей и, соответственно, процессов их открытия и закрытия. Закрытие общностей — естественный результат экономической конкуренции, т. е. борьбы за экономические возможности. Как это происходит? Совместно действующие индивиды, рассказывает Вебер, конкурируя между собой, объединяются по отношению ко всем остальным в общность по интересам, и у них естественным образом возникает желание создать на этой основе какое-то «обобществление», регулируемое рациональным порядком. Если монополистические интересы продолжают существовать и далее, наступает момент, когда либо сама общность, либо другие общности (например, политическая) устанавливают порядок, ограничивающий конкуренцию в пользу монополии, и создают из определенного круга лиц постоянные органы, готовые проводить в жизнь этот порядок, пусть даже принудительно. «Тогда общность по интересам, — заключает Вебер, — становится правовой общностью, а ее члены — правовыми товарищами. Этот типичный и повторяющийся процесс, который мы назовем закрытием общности, является источником собственности на землю, а также всяких цеховых и прочих групповых монополий»7.

Далее следует исключительно полезный анализ форм и степеней как закрытости, так и открытости общностей, практикующих различные типы общностного действия, т. е. демонстрирующих разные формы и степени связи с экономикой.

В заключение главы дается социально-экономический анализ типов удовлетворения финансовых потребностей общностного действия — сборы и налоги, предпринимательство, меценатство, литургия — и ставится вопрос о том, какие из этих типов способствуют (или, соответственно, не способствуют) рациональному капиталистическому развитию.

Глава 2 содержит типологию форм исторического развития общностей: домашняя общность с ее «домашним коммунизмом», которая сначала развивается в сторону усиления «отцовской власти», т. е. доминирования главы дома, а затем двигается в сторону формирования более крупных общностей, таких как община или соседство, с одной стороны, или род и племя (если развитие идет по линии кровных связей) — с другой. Вебер отвергает в связи с этим идею так называемого материнского права. Он стоит на точке зрения прогрессирующего ослабления отцовской власти, что происходит, как он полагает, по экономическим причинам. В этом процессе происходит дифференциация моделей взаимоотношений мужчин и женщин и форм семьи. Дальнейшее направление развития — выработка «обобществлений», т. е. обладающих уже собственной структурой и динамикой «необщностных», или рационально регулируемых, форм социальных и хозяйственных изменений. В частности, он указывает на возникновение в русле этого развития крайне важного — с точки зрения современных организационных форм — разделения дома и бюро, т. е. дома и офиса. Именно такое развитие постепенно ведет, как показывает Вебер, к господству в экономической деятельности принципа счетности, что знаменует наступление «качественно новой» стадии в развитии рационального капиталистического хозяйства и общества. Но здесь Вебер на этой теме не останавливается, поскольку в деталях она обсуждается в другом месте8.

Альтернативное направление развития домашней общности — формирование ойкоса как ремесленного хозяйства, преобразующего домашнюю общность в крупное производство, как правило, с использованием рабского или крепостного труда. Развитие в сторону ойкоса — это, с точки зрения Вебера, неперспективное развитие, ибо ойкос порождает структуры патримониального господства, что ведет к закостенению хозяйственных форм и тормозит развитие рационального капитализма.

В главе 3, посвященной этническим общностям, Вебер затрагивает проблемы, которые имели острое политическое звучание в его время и имеют не менее острое звучание и сегодня. Его принципиальная установка в отношении этнических общностей состоит в том, что в основе последних лежат не некие объективные, природные факторы, а «вера в этническую общность», возникающая в силу «субъективных оценок», даже если при этом определенную роль могут играть и какие?то объективные факторы. Таким образом, этническая общность есть не природное, т. е. объективное по сути своей, явление, а продукт субъективных интерпретаций. И это относится не только к понятию этнической общности. Как далее пишет Вебер, «понятию этнической общности, растворяющемуся при точном анализе, в известной степени соответствует другое, на наш взгляд, — если подойти к нему социологически — еще более отягощенное патетическими ассоциациями понятие “нация”»9.

Далее, в этом же томе, в главе 6, посвященной политическим общностям, можно увидеть, с какого рода общностями ассоциируется чувство этнического (государственная общность, культурная общность, языковая общность и др.), и как, с точки зрения Вебера, такое «субъективистское» видение этнического и национального выражается в оценках таких важных культурно-политических феноменов, как великодержавность, национальный престиж и т. д.

Но вернемся к систематическому изложению. Глава 4, посвященная религиозным общностям, с одной стороны, непосредственно примыкает к этнической проблематике. Это «примыкание» обеспечивается в силу того, что религиозная идентификация играет, как правило, крайне важную роль в формировании веры в этническую общность и шире — в формировании национального самосознания. Более того, религия играет важнейшую роль в формировании общностей типологически более раннего порядка, а именно домашних и родовых общностей. Повсюду, пишет Вебер, «где союз или обобществление выступают не как персональная сфера власти отдельного лица, а именно как союз, нужен свой особый бог, и это прежде всего относится к домашнему и родовому союзу»10.

Однако, с другой стороны, эта глава представляет собой нечто гораздо большее, чем просто рассмотрение одной из «ступенек» процесса становления общностей. По Веберу, воздействие религиозных феноменов на формирование и действие общностей определяется тем, какое влияние они оказывают на формирование стиля жизни отдельного индивида, а через него — на историческое развитие, особенно на возникновение современного рыночного капитализма. Как известно, именно этой проблематике посвящена знаменитая работа Вебера «Протестантская этика и дух капитализма».

С одной стороны, получается, что глава о религии содержательно органически входит в тему «общности» и примыкает к главе об этнических общностях. С другой стороны, эта огромная глава, по объему составляющая целую книгу, играет более важную роль в творчестве Вебера в целом. Это дало основание Марианне Вебер, а за ней Йоханнесу Винкельману назвать данную главу не «Религиозные общности», а более широко — «Социология религии». Редакторы полного академического издания даже вынесли главу о религии в отдельный том.

Не претендуя на высказывание широких суждений о веберовской социологии религии, обращу внимание на то, что из трех значительных работ, посвященных религиозной проблематике, глава в «Хозяйстве и обществе» занимает своего рода промежуточное положение. С одной стороны, имеются «Протестантская этика и дух капитализма», знаменитая работа, созданная в 1904–1905 гг., и примыкающая к ней статья о «Протестантских сектах» 1906 г.11 С другой стороны — грандиозное исследование «Хозяйственная этика мировых религий»12, работа над которым шла параллельно писанию разделов для «Хозяйства и общества». Можно предположить, что текст 1913 г., опубликованный лишь в 1922 г. под названием «Социология религии (формы религиозных общностей)», должен представлять собой нечто вроде краткого компендиума содержания, развернутого в трех томах «Хозяйственной этики».

Чтобы подтвердить или опровергнуть эту точку зрения, надо хотя бы в общих чертах сравнить эти работы. Под мировыми религиями — точнее, под хозяйственной этикой мировых религий — Вебер понимает пять религиозных или религиозно обусловленных систем регламентации жизни, в частности хозяйственной, которые имеют больше всего последователей: это конфуцианская, буддистская, индуистская, христианская и исламская религии. При этом христианство Вебер считает в основном проясненным в работах о протестантской этике, поэтому сосредоточивается на этических системах, а в первую очередь — на практиках остальных названных религий. Причем важнее всего для Вебера именно «практики», т. е. систематизация укладов жизни, правил организации жизни, для их характеристики Вебер применял термин Lebensf?hrung, который мы переводим как жизненный стиль или стиль жизни.

В главе для «Хозяйства и общества» Вебер как бы формирует концептуальную схему этих самых жизненных укладов, образов и стилей жизни, вообще духовных, экономических, ритуальных и других систематических практик, характерных для мировых религий. Как верно замечает Д. Кеслер, Вебер работал над томами «Хозяйственной этики» и над главой о религиозных общностях не только одновременно, но и используя один и тот же материал, который, однако, организовывался по-разному. Если в томах и главах «Хозяйственной этики» рассматривались особенности и частности хозяйственных и ритуальных практик, присущих той или иной религии, то в главе для «Хозяйства и общества» имела место, по словам Кеслера, «систематизация и генерализация». В ней Вебер ведет речь не об особенностях той или иной религии, а о возникновении религии «вообще», о религиозном действии «вообще», о колдунах, священниках, пророках, о понятии бога, о религиозной этике, о том, что такое табу, община, религиозность разных классов и групп, спасение души — обо всем этом «вообще»13, а не в конкретных проявлениях. Конкретных примеров, конечно, масса, но все они здесь только в качестве иллюстрации общих тезисов.

С определенными оговорками можно сказать, что глава о религиозных общностях в настоящем томе — это исследование не только одного из типов общностей, а именно религиозной общности, но и — одновременно — теоретико-методологическое введение в социологию религии Вебера. В этом смысле она представляет собой теоретическую «крышу» не только создаваемых одновременно с ней томов «Хозяйственной этики», но и работ об этике протестантизма, которые именно в свете данной главы обретают дополнительный смысл.

Кроме того, нельзя не отметить, что именно эта глава дает выход к «центральному нерву» веберовской общесоциологической теории — к проблематике становления рационализма как специфической характеристики западной культуры, обусловившей ее универсальную значимость14. Хозяйственная этика религий, управляющая жизненным стилем, как раз и является фактором, ответственным за успешность или неуспешность формирования рационализма как характеристики культуры. В «Протестантской этике» влияние этого фактора продемонстрировано с максимумом выразительности. Именно на этом основании известный философ и великолепный знаток Вебера Фридрих Тенбрук высказал предположение о том, что в действительности главный труд Вебера и подлинная сердцевина его творчества не «Хозяйство и общество», а «Хозяйственная этика мировых религий»15.

На наш — и не только на наш — взгляд, это некоторое преувеличение значимости безусловно крайне важного труда. Но для нас сейчас существеннее другое: глава о социологии религии, входящая в настоящий том, — это работа, сама по себе (а не только в контексте «Хозяйства и общества») играющая огромную роль в творчестве Вебера.

Глава 5 — «Рыночное обобществление» — это глава, или даже фрагмент возможной главы, незавершенный, но весьма важный с точки зрения последовательности представления форм общностей. Если точно следовать веберовской терминологии, можно сказать, что рынок — это пограничный случай существования общности, где общность превращается в обобществление. Для Вебера элементарная «единица» рынка — свободный рыночный обмен — это чистый тип рационального общественного действия, где полностью отсутствуют неэкономические, т. е. «замутняющие» экономическую рациональность религиозные, культурные, национальные, социальные факторы. Автор предисловия к тому, посвященному общностям, Вольфганг Моммзен пишет, что, наверное, именно по этой причине Марианна Вебер в первом издании «Хозяйства и общества» не решилась озаглавить этот отрывок «Рыночная общность», а поставила в заглавии нейтральный термин «Рынок»16.

Здесь Вебер перечисляет факторы, в ходе исторического развития препятствовавшие становлению рационального капиталистического хозяйства, и показывает, как они преодолевались в разных обществах. Он также демонстрирует, как зачастую парадоксально и противоречиво действуют нерыночные факторы, такие как, например, структуры политического господства, которые, с одной стороны, могут составлять мощный тормоз рыночного развития, но с другой — в огромном количестве ситуаций необходимы как орудия защиты свободы рынка.

В главе 6, посвященной политическим общностям, государство рассматривается как результат становления общности, объединяющей большие группы людей. Изначальная функция государства — защита от внешней угрозы. Отталкиваясь от этой функции, говорит Вебер, государство по мере своего развития монополизирует все больше и больше функций общностного действия, перенимая постепенно функции других структур господства.

При этом на первое место среди функций государства Вебер выдвигает функцию применения физического насилия, причем не только вовне, но и внутри государственной общности. В качестве критерия государства как общности в отличие от других общностей отмечается право государства применять физическое насилие по отношению к гражданину, в то же время требуя от него готовности жертвовать собой во имя государства. Другим критерием является господство над четко ограниченной территорией.

В главе содержится еще много важнейших размышлений, не только полезных с теоретической точки зрения, но и в определенной степени подсказывающих индивиду, чего ждет государство от него и чего он может и должен ждать от государства. Глава осталась неоконченной.

Глава 7 «Классы, сословия, партии» также не была завершена. Класс, если следовать подходу, реализованному в этой главе, представляет собой не общность, а, скорее, действие в рамках рационального рыночного обобществления. Вебер понимает класс узко, ограничивая его пределами рынка труда, рынка товаров и капиталистического предприятия, и в рамках такого понимания класса Вебер не видит перспективы возникновения на классовой основе общностного действия. То есть оно возможно, но только в случае, если классовое положение понято и объяснено рационально и воспринято как положение, которое должно быть изменено. В противном случае, считает Вебер, массовое действие, выдаваемое за общностное действие класса, представляет собой не более чем иррациональную, а потому бесплодную в социальном смысле протестную реакцию, не ведущую к рождению общности.

В противоположность классам сословия, формирующиеся на основе соответствующих стилей жизни и принципов сословной чести, способны на общностное действие. Как таковые, они — Вебер показывает это на ряде примеров — способны стать существенным препятствием на пути рационального капиталистического развития. В этом противоположность сословия классу. «Времена и страны, где ведущую роль играло классовое положение, — это, как правило, эпохи и центры технико-экономических переворотов, тогда как любое замедление экономического процесса немедленно ведет к усилению сословных образований и восстановлению значения социальной чести»17.

Если, как говорит Вебер, «подлинной родиной классов является хозяйственный порядок, а сословий — социальный порядок (т. е. сфера распределения чести), и оба, взаимодействуя, стараются влиять на правовой порядок и, в свою очередь, подвергаются его влиянию, то домом партий является преимущественно сфера власти. Действие партий ориентировано на социальную власть, и это означает влияние на совокупное действие общности, в чем бы оно ни состояло содержательно: партии, в принципе, могут существовать как в приватном клубе, так и в государстве»18.

Заключающий том набросок «Воинские сословия» представляет собой как бы наметки модели, посредством которой могли бы описываться жизненные стили реальных сословий в их историческом существовании.

Л. Ионин