Книга: Книга о самых невообразимых животных. Бестиарий XXI века

Индийский медоед и медоуказчик

Индийский медоед и медоуказчик

Тип: хордовые

Класс: млекопитающие

Семейство: куньи

Охранный статус: с минимальным риском

Тип: хордовые

Класс: птицы

Семейство: медоуказчиковые

Охранный статус: с минимальным риском

В Басре в июле жарко. Днем температура обычно выше 40 °С, а иногда даже достигает 50 °С. И 2007 г., четвертый год британской оккупации, не был исключением. Ужасная жара и не менее ужасное насилие. Боевики контролировали значительные части города. Они хватали женщин на улицах, а потом выбрасывали их тела в канавы: их считали преступницами, потому что те не закрывали лиц. Британские войска, которые в 2003 г. всего за несколько дней заняли Басру, укрывались в основном в относительной безопасности укрепленной базы на территории городского аэропорта. Среди жителей Басры поползли слухи о животных с головой обезьяны и туловищем собаки, якобы разгуливающих по ночным улицам. Эти звери будто бы разорвали в клочья корову. Они забирались в дома, пугая спящих жителей и с легкостью уклоняясь от пущенных им вслед пуль. Некоторые утверждали, что это британцы натравливали на мирных жителей специально обученных барсуков в отместку за свои унизительные боевые неудачи. Британцы эти обвинения отрицали. «Мы со всей категоричностью заявляем, что не выпускали барсуков-людоедов на территорию города» – так звучало одно из заявлений военных. Кто-то из блогеров пошутил: «Да не нужны нам никакие вонючие барсуки».

Как и за многими городскими легендами, за этой стояли реальные события. Индийский медоед (Al Girta по-арабски) размером с небольшую собаку – действительно очень свирепое и бесстрашное животное. Его можно было бы назвать бультерьером мира барсуков, только медоед более проворный и еще мощнее. Выглядит медоед скорее как результат скрещивания ласки и миниатюрного медведя, чем как милый и симпатичный европейский барсук. Медоеда можно дрессировать, и ручные особи обычно дружелюбны и игривы. Если в то лето в Басре барсуки и вправду немного похулиганили, причиной тому стало, скорее всего, то, что война вытеснила их с привычных мест обитания – кустарниковых зарослей и топей вокруг города, – а не «вербовка» солдатами Туманного Альбиона.

Нелепые россказни про медоедов – отнюдь не новость. В «Истории», написанной в V в. до н. э., Геродот рассказывает о свирепом животном, обитающем в индийских пустынях, размером больше лисы, но меньше собаки, которое ищет в песке золото. Если люди хотят отнять у них золото, нужны очень быстрые верблюды, чтобы скрыться на них, пока животное не соберется с силами и не начнет преследование, так как оно может догнать почти любого верблюда. Если эта история (повторяющаяся в «Физиологе», популярном источнике для многих бестиариев VI в. н. э.) написана о каком-то реальном животном, скорее всего, имеется в виду именно медоед, а не сурок, как считают некоторые, – большой, но очень миролюбивый грызун, который любит зарываться в песок. (Путаницу усугубляет еще и то, что животное описывается как род «муравья», но это, скорее всего, результат этимологической ошибки.) Медоеды до сих пор встречаются в наиболее диких местах Индии, а под золотом, возможно, подразумевается мед, который они просто обожают (да, такое название не случайно) и который иногда находится в пчелиных гнездах в земле.

Современные зоологи подтверждают, что в реальной жизни медоеды могут быть столь же свирепыми, как в самых фантастических россказнях, – и неважно, Индия ли это 2500 лет назад или Ирак в 2007 г. В одной из самых авторитетных книг о животных Восточной Африки (у медоеда ареал обитания обширен, его латинское наименование Mellivora capensis означает «поедатель меда с мыса Доброй Надежды) указывается, что медоед может отгонять даже львов от антилопьих останков. Толстая и свободно висящая вокруг шеи кожа защищает его от укусов других медоедов. Поэтому в битве медоеды иногда кусают семенники соперников, из-за этого те могут умереть от потери крови. Медоеды почти неуязвимы для укусов самых ядовитых змей и почти не чувствует укусов пчел. В любом случае медоед может разогнать целый рой рассерженных пчел с помощью исключительно зловонных выделений из расположенной возле ануса железы. Если вам хотелось бы получить более наглядное представление о медоеде, вы можете найти в Интернете видео The crazy nastyass Honey Badger («Свирепый мерзкий медоед»).

Медоедов защищает от жал пчел и других внешних опасностей густая шерсть, окрас которой варьирует у 16 подвидов этого вида. Некоторые медоеды практически полностью черные, но у большинства черная шерсть только на животе, а остальная – серая или беловатая. Один подвид выглядит так, как будто засунул голову в ведро белой краски, а у другого – красивые белые полосы по бокам. Медоеды обычно живут поодиночке, иногда парами. (Кстати, медоед принадлежит семейству куньих, в которое входят также выдры, ласки, куницы, хорьки и росомахи.)

Свирепый мерзкий медоед

Но какими бы непобедимыми ни были медоеды, они крайне страдают из-за разрушения естественной среды обитания и отстрела: людям не очень-то нравятся разорительные налеты на курятники и на пасеки. И все-таки мне хочется думать, что этот курокрад и озорник – одно из немногих довольно крупных млекопитающих, у которых, несмотря на все сложности, есть неплохие шансы выжить в XXI в., причем без поддержки защитников окружающей среды. Было бы здорово, если бы в дикой природе сохранилось животное, более симпатичное, чем тараканы, крысы и другие супервиды, которые, как предсказывают некоторые ученые, единственные выживут в вырождающейся природе.

Еще один повод восхищаться медоедом – необычные отношения, которые ему удалось установить с медоуказчиком, небольшой птичкой, обитающей в кустарниковой саванне в Восточной Африке. Отношения медоеда и медоуказчика, вероятно, стали моделью и для отношений человека с этой птицей, которые, возможно, важны для нашего становления.

На вид медоуказчик, или Indicator indicator (да, таково его научное название), невзрачен – это небольшая и тусклая птичка. Она любит лакомиться пчелиным воском, но сама слишком мала, чтобы разрушить гнездо, и не любит укусы пчел. Поэтому она нашла способ заставить медоеда или человека делать всю трудную работу за нее (медоед или человек в качестве вознаграждения получают мед). Медоуказчик разработал следующий метод: он садится на ветку рядом со своим потенциальным помощником и несколько раз отчетливо чирикает. Когда ему удается привлечь внимание, он начинает двигаться в сторону пчелиного гнезда, перелетая с ветки на ветку, демонстрируя яркое хвостовое оперение, чтобы за ним легко было следовать, и возвращается назад, если медоед или человек отстают. Долетев до гнезда, медоуказчик издает совсем другой звук и терпеливо ждет, пока его пеший помощник вскроет гнездо и заберет мед, оставив наводчику пчелиный воск.

Медоеды не прочь полакомиться медом, однако, по-видимому, специально они медоуказчиков не выискивают. А вот люди с удовольствием пользуются навыками медоуказчика и научились давать птице знать, где их можно найти. Народ боран на севере Кении и юге Эфиопии использует для этого специальный свист («фуулидо»), слышный более чем за километр. Так частота встреч с медоуказчиком увеличивается вдвое. С помощью птиц людям удается найти гнездо раза в три быстрее, чем без нее: примерно за три часа вместо девяти.

Может быть, мы никогда не узнаем, научились ли люди следовать за медоуказчиком у медоеда или просто наблюдали за птицей, наверное, правильнее было бы сказать, что медоуказчик научил людей. И вряд ли мы выясним, когда именно люди в Восточной Африке (где эта практика встречается сегодня) начали использовать наводки медоуказчика для поиска гнезд. Европейцы узнали об этом способе в XVII в., когда впервые прибыли в этот регион. Но наскальные рисунки доказывают, что метод практиковали как минимум 2000 лет назад. Существуют и некоторые доказательства его гораздо более древнего происхождения – возможно, он возник еще на заре истории современного человека.

Ключ к ответу на этот вопрос, возможно, спрятан в названиях медоеда и медоуказчика у танзанийского народа хадза. Язык хадза – один из древнейших использующихся сегодня, и названия этих двух животных, K?r?ph?-k? и Th?k’?l?-ko, по-видимому, имеют общую этимологию. Возможно, предки современных хадза первыми описали отношения медоеда и медоуказчика – и первыми начали их копировать.

Это только предположение, но оно вполне разумно. Предки хадза жили на одной и той же территории в течение 50 000 лет, если не дольше (это значительно больше, чем соседние этнические группы: ближайшие родственники хадза – бушмены южной Африки, причем оба эти народа – представители древнейших генетически различимых групп). В течение всего этого времени они занимались охотой и собирательством – им было незнакомо земледелие, они не разводили скот, не строили постоянных жилищ. Зато наверняка можно сказать, что хадза любят мед (примерно 80 % их пищи – растительного происхождения, различные клубни и ягоды, а остальные 20 % – мясо и мед – составляют куда большую, чем 20 %, часть по своему энергетическому вкладу). Так что вполне вероятно, что предки хадза начали сотрудничать с медоуказчиком, как только поняли, что это позволяет сэкономить время.

Заставить свой язык произнести на языке хадза названия медоеда и медоуказчика – непросто. Если честно, не думаю, что у меня это получается. Но я не перестаю пытаться, потому что мне кажется, это хороший способ продемонстрировать уважение к хадза, а также хороший повод задуматься о важной и непростой связи человеческого познания и языка с отношением к природе.

По поводу уважения: антропологи и другие, кому довелось провести какое-то время с хадза, удивлялись физической и психологической выносливости этого народа. Условия, в которых они живут, настолько тяжелы, что до недавнего времени на их территории никто даже не пытался претендовать. А хадза живут тут с радостью. Они противостояли многократным попыткам сначала колониальных властей, а затем и правительства Танзании переселить их с традиционной территории. Не так давно им пришлось столкнуться с попыткой захвата этой территории. По-своему хадза не менее упорны, чем медоед. Кроме того, они очень заботливы и добры – по крайней мере большую часть времени – друг к другу. Как утверждает антрополог Сара Блаффер Харди, чья работа о совместном воспитании детей во многом изменила представление о человеческой заботе друг о друге, мужчины и женщины хадза разделяют такие обязанности, как забота о детях, гораздо более справедливо, чем другие народы. (И мужчины, и женщины находят также время, чтобы расслабиться – для мужчин это обычно означает игры с отравленными стрелами.) В наше время менее тысячи человек продолжают вести этот традиционный образ жизни, и шансы сохранить его без активной внешней поддержки совсем невелики – за одно это хадза заслуживают особого уважения. Слова вроде K?r?ph?-k? и Th?k’?l?-ko могут пережить создавший их народ. Сохраняя эти слова, мы отдаем дань уважения людям, образ жизни которых – один из древнейших и которые пытаются сохранить древнейшие традиции познания окружающего мира.

В главе 8 «Человек» мы рассматривали аргументы в пользу концепции общего происхождения музыки и языка. Но как бы то ни было, у языка, без сомнения, несколько источников. Название медоеда на языке хадза дает повод усмотреть здесь косвенное доказательство, что способы коммуникации, отличающие человека, по крайней мере частично развивались как результат взаимодействия с другими животными. Возможно, навыки репрезентации, изложения, представления тоже корнями уходят в такое взаимодействие человека с птицей, какое мы сегодня наблюдаем между хадза и медоуказчиком. Для хадза, которые не держат скот или домашних животных, это, возможно, самые близкие отношения с другим видом. Они возникли раньше того, что мы знаем как приручение, и совсем на него не похожи. Это общение почти на равных, пожалуй, отличный пример того, что поэт Эдвин Мюир назвал «давно утраченным, отжившим братством» между людьми и другими животными.

Антропологи рассказывают, что у хадза принято завершать успешный сбор меда «традиционным представлением», в котором один человек с помощью свиста исполняет роль медоуказчика, а второй изображает сборщика меда (аналогичным образом после удачной охоты – добычей может быть все что угодно, от павиана до жирафа – хадза рассказывают историю охоты, особенно если она была опасной или сложной). Такое воспроизведение событий – вероятно, одна из древнейших форм развлечения – по-видимому, также сыграло важную роль в развитии и совершенствовании человеческого языка. Речь, по крайней мере частично, возникла в процессе внимательного прислушивания к звукам других животных (таких как пересвист медоуказчика) и интерпретации оставляемых животными знаков (например, следов хищников) и становилась более богатой и рефлексивной по мере их пересказа и изображения.

Описание человеческой речи и ее значения может заполнить страницы не одной книги. Если же коротко, то вот неплохое определение языка: «система кодирования и декодирования информации, которая использует большой словарный запас, быструю и эффективную систему передачи и способность комбинировать слова по определенным правилам для создания практически бесконечного количества значений». Большинство лингвистов считают: что бы там ни говорили о дельфинах, только человек имеет язык именно в вышеописанном смысле. И именно речь делает наши способности настолько безграничными, что позволяет нам занимать особое место среди животных. Некоторые ученые считают, что развитие речи сыграло не меньшую роль, чем эволюция самой ДНК.

С тех самых пор как исследование языка стало официальной независимой наукой, различные теории его происхождения и развития в основном оставались просто предположениями, которые не удавалось ни подтвердить, ни опровергнуть. Однако достижения генетики и археологии последних десятилетий показывают, что эти теории в большинстве своем проверяемы. Например, в 2001 г. было высказано предположение, что важную роль в развитии речи сыграло небольшое изменение гена FOXP2, уникального для современного человека. Этот новый вариант с огромной скоростью распространился среди всего человечества менее 200 000 лет назад. (Некоторые из современных людей, у которых отсутствует исправная копия этого гена, испытывают огромные трудности с речью.) Позже, правда, появились доказательства наличия этой «новой» вариации у неандертальцев. Соответственно, либо они обладали речью, очень похожей на нашу, либо этот ген – только один из нескольких факторов, определивших возникновение языка.

Возможно, отгадать эту загадку помогут более глубокие археологические исследования. Анатомия вида Homo sapiens практически не изменилась за последние 200 000 лет. Но аспекты поведения человека современного типа, которые включают производство сложных инструментов, торговлю на дальние расстояния и создание искусства и символов, начали проявляться только 100 000 лет назад (как показывают археологические данные) и установились окончательно только 50 000–40 000 лет назад. И возникновение языка почти наверняка сыграло ключевую роль для развития той когнитивной активности, которая сделала возможными это новое поведение.

Даже если мы не можем точно проследить траекторию развития языка, можно быть уверенными, что язык не возник в вакууме. Хадза, как и другие народы на стадии до появления земледелия, напоминают нам, что человечество развивалось во взаимодействии и общении с другими животными, а не только друг с другом. Хотя жизнь хадза была и продолжает оставаться короткой и тяжелой, в ней есть главное. Дэвид Абрам выразил это так: «Мы люди только в контакте, в со-жительстве, с другими существами, не-человеками… сложность человеческого языка связана со сложностью земной экологии, а не со сложностью нашего вида, рассматриваемого вне этой среды». Именно поэтому не следует допускать исчезновения последних из оставшихся культур каменного века, таких как хадза.

Люди способны использовать язык нашей так называемой развитой цивилизации для удивительно разнообразных целей, в том числе полезных. Генри Дэвид Торо отточил его до совершенства, просто записывая в своем дневнике до самой смерти, как капли дождя на камне показывают, куда унесся ветер. Но наш язык имеет определенные ограничения. Мы склонны, по словам китайского поэта, «бродить среди заблудших слов». В лучшем случае всегда остается несоответствие между известным нам богатством фактического опыта и узкой прямолинейностью языка. Это касается и всех остальных форм символической коммуникации, которые мы изобретаем, будь то рисование или картография. Возможно, наши лингвистические и когнитивные карты пока еще мало продвинулись вперед по сравнению с Erdapfel – красивейшим глобусом, созданным в Германии в 1492 г., еще до возвращения Колумба из своего первого плавания, – так что на нем отсутствует изображение Америк.

В будущем, возможно, нам станут доступны более совершенные средства коммуникации. Но что понадобится для их создания и чего в них будет не хватать? Получив бо?льшую власть, мы получим и больше возможностей для злоупотребления ею. Было бы неплохо время от времени вспоминать о тексте, написанном в Басре в X в. для суфийского братства, посвятившего себя служению знаниям и мудрости. В этом произведении «Иск животных против человечества» (The Animal’s Lawsuit Against Humanity) животные жалуются Королю джиннов на то, как с ними обращаются люди. И суд признает, что у человека нет права порабощать и разрушать.

Давайте усвоим этот урок и запомним, что некоторые очень важные вещи можно до конца понять и почувствовать, только если мы не будем полностью полагаться на их символическое изображение, созданное нами самими. Хороший пример – пение птиц. В течение всего периода, когда развивалось самосознание нашего вида, мы были постоянно окружены птицами, пишет Грэм Гибсон. Так что, возможно, в поэтической мысли о том, что внимание к птицам означает внимание к самой жизни, есть определенная истина. Но, чтобы выжить, нам нужны упорство медоеда и проворство медоуказчика, и обоих мы должны ценить и почитать.