Книга: Макрохристианский мир в эпоху глобализации

Латиноамериканская экономика в эпоху глобализации (О. Б. Шевчук)

Латиноамериканская экономика в эпоху глобализации (О. Б. Шевчук)

Теперь обратим внимание на взаимосвязанные процессы интеграции Латинской Америки в систему мировой экономики, ее экономического развития и информатизации. В течение нескольких десятилетий после Второй мировой войны ее страны стремились обеспечить себе высокие темпы развития, ориентируясь натри модели, которые в определенной мере пересекались.

Первая из них была основана на экспорте сырья и сельскохозяйственной продукции в традиционной структуре мирового неэквивалентного обмена, когда взамен на сырье и товары первой обработки получали промышленную продукцию и технологии из развитых стран мира Вторая основывалась на индустриализации, благодаря которой стремились достичь замещения импортных промышленных изделий товарами собственного производства, рассчитывая на расширение защищенных протекционистскими мерами внутренних рынков. Третья модель была связана со стремлением имитировать экономические успехи азиатских «стран развития» и базировалась на стратегии, направленной на завоевание почетного места на мировом рынке за счет относительно низкой себестоимости промышленных товаров благодаря невысокому уровню оплаты труда639.

Сначала усилия в соответствующих направлениях давали положительные результаты и к середине 1970?х гг. темпы экономического роста ведущих стран региона были недалеки от тех, которые наблюдались у Восточной Азии. Но вскоре стала очевидной недостаточность принимаемых мер. Как утверждает М. Кастельс, первая модель деградировала еще в 1960?х гг., вторая была исчерпана в конце 1970?х гг., а третья (за некоторым исключением Чили) потерпела неудачу в следующем десятилетии. По мнению ученого, такие неудачи были обусловлены совмещением влияния трансформаций, происходивших в мире в условиях становления глобально–информационной экономики, при институциональной невозможности большинства латиноамериканских стран приспособиться к этим трансформациям640.

Первая модель, демонстрирующая наиболее традиционную форму экономической зависимости, была исчерпана вследствие структурной трансформации мировой торговли, в которой увеличивалась частица энергетического сырья. В 1970 г. доля неэнергетического сырья в мировой торговле составляла лишь 16%, тогда как в Латинской Америке она превышала 48%. При этом во всех латиноамериканских странах (за исключением Бразилии) к 1980?м гг. сырьевая продукция составляла более 50% экспорта.

При таких условиях постоянное ухудшение условий торговли сырьем, по сравнению с реализацией на мировом рынке промышленных товаров, рост производительности сельского хозяйства в наиболее развитых странах (что вело к уменьшению спроса и цены на мировом рынке) и технологические сдвиги, которые привели к замене многих традиционных сырьевых товаров новейшими синтетическими материалами, равно как и сокращение потребления металлов благодаря переработке металлолома, ставило страны Латинской Америки, зависимые от экспорта продуктов первичного сектора, в крайне невыгодную позицию в структуре мировой экономики.

Осознавая недостатки и уязвимость сельскохозяйственно–сырьевой ориентированной на экспорт экономики правительства отдельных относительно мощных латиноамериканских стран (Бразилии, Мексики, Аргентины) сделали ставку на стратегию индустриализации, направленную на замещение импорта на защищенных отечественных рынках. Это стало возможным, в особенности в 1960?х гг., благодаря значительному притоку иностранных, в особенности из США, прямых инвестиций и роста прибыли от экспорта продукции первичных ресурсоемких секторов.

Вопреки высокой инфляции, связанной с проведением соответствующих правительственных программ, те к середине 1970?х гг. обеспечивали в этих странах стабильное возрастание ВВП в среднем на 6,2% на год в 1965–1974 гг. и промышленного экспорта на 11,9% между 1970 и 1980 гг. По последним показателям, наиболее развитые латиноамериканские страны не намного отставали от «азиатских тигров», которые в тот же период демонстрировали рост промышленного экспорта на 15,95% в год.

Но с середины 1970?х гг. на фоне технологической и экономической реструктуризации, происходившей в государствах мир–системного ядра, модель импортозамещающей индустриализации начала исчерпывать свои продуктивные возможности. Связано это было с резким повышением иен на энергоносители вследствие двух нефтяных кризисов (1974 и 1979), торможением внутреннего спроса из–за роста инфляции и повышения цен и, как следствие, возрастания социального напряжения и установления во многих странах военных режимов, которые, будучи, как правило, не в силах изменить ситуацию, лишь содействовали росту коррупции, не говоря уже о репрессиях и усилении социально–имущественного неравенства.

Но, наверное, наиболее существенным отрицательным фактором стала устрашающая внешняя задолженность латиноамериканских стран, правительства которых, погрязая в коррупции (как Мексика времен президентства Л. Портильйо), использовали взятые у западных, преимущественно североамериканских, банков средства на закупку вооружения (как то делали военные диктаторы Аргентины) или убыточные государственные проекты (как в Венесуэле или Боливии). На этом фоне лучше выглядела ситуация в Бразилии, где наряду с неоправданными военными затратами и коррупцией определенная часть привлекаемых средств расходовалась на развитие эффективных секторов промышленности и инфраструктуры страны.

В 1980?х гг. большинство латиноамериканских стран уже не могло обслуживать свои долговые обязательства. Началось это с того, что Мексика в 1982 г. заявила о своей неспособности выплачивать проценты по долгам. Состояние или угроза дефолта вынудили латиноамериканские правительства обращаться за помощью к международным кредитным институтам во главе с МВФ и строго выполнять разработанные им для каждой отдельной страны предписания, что, впрочем, лишь содействовало углублению экономического кризиса641.

Целью предложенной от лица клуба кредиторов экспертами МВФ программы реструктуризации было провозглашено подтягивание экономики латиноамериканских стран к характеристикам открытой глобальной экономики с рассчетом на то, что свободный приток иностранного капитала и либерализация внешней торговли будут содействовать росту конкурентоспособности национальных экономик, что обеспечит повышение финансовых возможностей соответствующих стран и, как следствие, погашение ими долговых обязательств. Достичь этой цели, исходя из принципов неолиберальной монетаристской экономической доктрины, надеялись, Во?первых, средствами укрощения инфляции — благодаря резкому сокращению государственных затрат, в особенности на социальные программы, проведению политики жесткой бюджетной экономии, сужение кредита и предложения денег и снижение реальной заработной платы, и Во?вторых, широкой приватизации предприятий государственного сектора (в особенности его наиболее доходных компаний) путем предложения их на торгах иностранному капиталу.

Как показывает мировой опыт, успешное включение стран современного мира, в частности — латиноамериканских, в глобальную экономику на основах свободной торговли возможно лишь при условиях системной технологической и организационной реструктуризации их экономик на информациональних основаниях642. Но технологическая модернизация требовала больших, в частности, государственных инвестиций в новейшие, прежде всего информационные, области, что было невозможно осуществить в условиях призошедшего, вопреки ожиданиям, сокращения иностранных инвестиций и навязанной МВФ политики жесткой экономии и сокращения затрат.

Результатом инициированной МВФ политики реструктуризации для Латинской Америки стали экономическая отсталость и социальный кризис. Вследствие продолжительного экономического кризиса и ухудшения торговой конъюнктуры регион был отброшен назад643. В 1980–1991 гг. индекс ВВП в регионе на душу населения демонстрировал отрицательные среднегодовые показатели (0,3%). Как саркастически констатирует М. Кастельс: «Разумеется, во всех странах, за исключением Бразилии, инфляция была поставлена под контроль: мертвые не шевелятся. А экономики наибольших стран Латинской Америки, если судить за показателями в перерасчете на душу населения, в течение 1980?х годов были почти мертвыми»644.

Определенное исключение составляли лишь Колумбия и Чили. В первом случае это объясняется тем, что именно в течение 1980?х гг. эта страна стала центром накопления капиталов от наркоторговли благодаря производству и распространению с ее территории кокаина645; во втором — интенсивными иностранными инвестициями в добывающие области при политической стабильности в условиях диктатуры А. Пиночета (1974–1989), делавшей невозможной борьбу трудящихся за повышение заработной платы. И даже при таких условиях среднегодовое возрастание ВВП на душу населения во времена диктатуры не превышало 1,0%, при среднем годовом росте ВВП на 3,0%. И хотя возрастание экспорта в 1970?х гг. в среднем в год составляло 10,4%, в следующем десятилетии оно упало наполовину (до 5,2% в среднем в год). Последнее было вызвано, прежде всего, сырьево–сельскохозяйственной и низкотехнологически–промышленной природой чилийского экспорта (медь, пищевые, в частности, рыбные продукты, продукция лесной и целлюлозной промышленности и т. п.). При этом часть ВВП, которая шла на заработную плату, упала с 42,7% в 1970 г. до 33% в 1985 г., так что реальные показатели жизненного уровня населения заметно снизились. Вследствие этого в 1987 г. 44,7% населения находилось ниже уровня бедности, а 17%?в условиях крайней бедности646.

И хотя благодаря возрастанию экспорта Чили в 1980?х гг. имела лучшие экономические показатели, диктаторское правительство ничего не сделало для внедрения и развития в стране высоких технологий, которые только и были способны качественно поднять уровень промышленности. К концу правления А. Пиночета чилийская доля мирового экспорта была меньшей, чем во времена С. Альенде в начале 1970?х гг., норма инвестиций упала ниже 18% ВВП, а инфляция в 1989 г. достигла 30%647.

Вопреки промышленной стагнации большинства латиноамериканских стран в 1980?х гг. в трех больших и наиболее развитых странах региона — Бразилии, Мексике и Аргентине — наблюдалось заметное (с начала 1970?х до конца 1980?х гг. в среднем потрем странам с 25,6 до 55%) возрастание доли промышленных товаров в структуре экспорта. Но такой рост происходил за счет традиционных ресурсоемких сфер производства и продукции пищевой промышленности с высоким удельным весом физического труда. Вместе с тем латиноамериканская продукция высокотехнологического наукоемкого производства — сектора, демонстрирующего наиболее высокие темпы роста в мировой экономике, не только играла незначительную роль в общей структуре экспорта, но даже уменьшила свою конкурентоспособность.

Такая политика отрицательно сказывалась на экономическом состоянии латиноамериканских стран, подрывала конкурентоспособность их продукции на мировом рынке и блокировала внедрение новейших наукоемких и информационных технологий. Как констатировал, проанализировав бразильский, мексиканский и аргентинский опыт, П. Гаррери, слабая технологическая оснащенность «внесла очень большой вклад в существенное ухудшение долгосрочной конкурентной позиции трех латиноамериканских экономик»648.

Некомпетентность, безответственность и коррумпированность большинства латиноамериканских правительств, вместе с навязыванием заведомо контрпродуктивной в условиях этих стран монетаристской экономической политики со стороны МВФ, привели в новых индустриальных странах Латинской Америки к заметному сокращению части наукоемкой продукции, специализированной продукции производственного назначения и продукции, требующей значительного масштаба производства в период между 1984 и 1990 гг. Они упали, соответственно, с 1,40 до 0,97%, с 1,32 до 0,92% и с 2,06 до 1,84%. При этом наблюдалось падение процентов экспорта в масштабах мировой торговли почти по всем другим показателям (сельскохозяйственная продукция и товары пищевой промышленности, топливо и т. п.), тогда как общая часть объема латиноамериканской продукции в мировой торговле сократилась с 3,81% в 1984 г. до 2,13% в 1990 г.

Но в разных странах эти показатели существенным образом отличались от среднего по Латинской Америке. Так, если с начала 1970?х до конца 1980?х гг. доля Аргентины в мировом экспорте наукоемкой продукции и специализированной продукции производственного назначения упала, соответственно, с 0,130 до 0,073% и с 0,133 до 0,088%, тогда как доля продукции, требующей значительного масштаба производства, почти не изменилась (0,168% : 0,195%). Позиция Чили на мировом рынке по этим показателям почти не изменилась (0,005 : 0,005%; 0,003 до 0,008% и 0,33 до 0,43%), а Бразилия и Мексика даже несколько улучшили свои показатели. Общая доля товаров этих стран в структуре мирового экспорта с конца 1970?х до конца 1980?х гг. выросла, соответственно, с 1,023 до 1,135% и с 0,455 до 0,815%, хотя в обоих случаях показатели по этому критерию в 1987–1990 гг. были немного худшими, чем на рубеже 1970–1980?х гг.

Вместе с тем в рассматриваемый период доля наукоемкой продукции в Мексике выросла более чем вдвое (0,208 до 0,535%), а в Бразилии более чем в 3,5 раза (0,140 до 0,503%). Так же, а кое-где и быстрее, в этих странах росло производство специализированной продукции производственного назначения и продукции, требующей значительного масштаба производства (соответственно, в Мексике — 0,058 до 0,298 и 0,288 до 0,650%; в Бразилии — 0,202 до 0,583% и 0,225 до 1,115%, в последнем случае главным образом за счет развития машиностроения)649.

Такие данные требуют внимательного подхода к рассмотрению условий и обстоятельств экономических сдвигов в индустриализированных государствах Латинской Америки, прежде всего наибольшей и мощнейшей в демографическом и экономическом отношениях среди них — Бразилии. Ее внешний долг, как и большинства других стран региона, к началу 1990?х гг. стремительно возрастал, так что при ощутимых экспортных достижениях правительство страны было вынуждено тратить прибыль от внешней торговли в значительной мере на покрытие финансовых обязательств, сокращая при этом импорт и государственные затраты на социальные программы. И это происходило именно тогда, когда международная конкуренция и информационно–технологическая революция требовали модернизации производства.

Между тем ситуация несколько изменилась в начале 1990?х гг. Ф. Э. Кордозо, тогда министр финансов, в 1993 г. смог достичь договоренности непосредственно с банками–кредиторами, не привлекая к переговорам МВФ и избегая потери свободы в экономической политике. В следующем году бразильскому правительству удалось остановить инфляцию, а в 1995 г. Ф. Э. Кордозо, уже в должности президента Бразилии, начал реализацию своего проекта экономической реструктуризации и социальных реформ, которые оказались довольно успешными. Параллельно осуществлялась техническая модернизация, вследствие чего во второй половине 90?х гг. XX в. экономика Бразилии заняла заметное место в глобальном разделении труда и по своему объему вышла на десятое место в мире, тогда как сама страна стала экономическим локомотивом развития Южной Америки. Между тем впечатляющие социальное неравенство, недостаток образования значительной части населения, нелегальный экспорт прибылей и прочие недостатки не могут гарантировать дальнейшего беспрепятственного продвижения Бразилии в сторону информационального общества650.

Не менее интересным является пример Мексики, которая наряду с Бразилией в течение 1990?х гг., как и сегодня, в особенности после образования (вместе с США и Канадой) Североамериканской зоны свободной торговли (НАФТА) и полной интеграции ее в высокой степени ориентированного на экспорт производства в североамериканскую экономику, демонстрирует высокие темпы развития. Еще до подписания соглашения о создании НАФТА в 1990–1991 гг. Мексика получила свыше 28 млрд долл., а в 1993 г. дополнительно еще 35 млрд долл, иностранных инвестиций, что составляло в то время наибольшую часть того, что инвестировалось в Латинскую Америку.

Это оказывало содействие значительному расширению промышленной базы страны, ориентированной на североамериканский рынок, так как при аналогичных показателях производительности производство промышленных товаров в Мексике требует меньше затрат, чем в США. Экспорт из Мексики в 1992 г. составлял почти четверть ее ВВП. Но такая зависимость от иностранного инвестирования и конъюнктуры на внешнем рынке, вместе с другими обстоятельствами ввергла страну в опустошительный финансовый кризис 1994 г. США предоставили своему слабейшему партнеру существенную финансовую помощь (которая, кстати, отрицательно сказалась на курсе доллара), но с этого времени мексиканская экономика стала неразрывно связанной с экономикой куда более мощного северного соседа и полностью подчиненной ей.

Обильный приток иностранных инвестиций с начала 1990?х гг. наблюдался не только в Мексике, но и в некоторых других латиноамериканских странах, в особенности в Чили, Бразилии и Аргентине. Правительство Эйлвина, нового, демократически избранного президента Чили, достигло значительных успехов в деле преодоления кризисных явлений предшествующих лет. В 1990–1993 гг. инфляция сократилась до 12% в год (в 1989 г. она достигла 30%), ВВП в среднем возрастал на 7% в год, а доля экспорта по отношению к ВВП повысилась с 32 до 35%.

Но более существенным было увеличение затрат на социальные программы, в частности в сфере строительства жилья, ежегодное возрастание заработной платы в среднем на 4% и увеличение минимальной заработной платы на 24%. Вследствие чего количество людей, находившихся ниже уровня бедности, сократилось с 44,7% в конце правления А. Пиночета до 32,7%. Эти успехи были достигнуты, главным образом, благодаря установлению консенсуса между правительством, бизнесом, профсоюзами и налоговой реформой, направленной на более справедливое распределение национального дохода между разными прослойками населения651.

Однако вопреки отмеченным положительным сдвигам, экономика Чили, подобно мексиканской, так и осталась ориентированной на экспорт сырья, сельскохозяйственной продукции и товаров секторов с высоким уровнем использования физического труда, тогда как наукоемкие и информационные сферы производства развивались и развиваются крайне медленно. К уровню информациональних обществ мир–системного ядра страна, как и прочие латиноамериканские государства, не приблизилась. Решающая зависимость от экспорта традиционной продукции, даже при увеличении ее вала, не содействует технологически–информационной реструктуризации экономики.

Такой вывод подтверждает и опыт Перу, где в 1994 г., благодаря решительным мерам правительства президента Фукимори (обвиненного впоследствии в коррупции и других противозаконных действиях), а также политической стабилизации и иностранным инвестициям, темпы экономического роста достигли 12% в год. 60% перуанского населения продолжало жить ниже уровня бедности, наукоемкие технологии в производство практически не внедрялись и отставание по показателям информатизации от Северной Америки, Западной Европы и Японии с «азиатскими тиграми» только увеличивалось.

Сказанное тем более относится к Аргентине, которая в 2002 г. оказалась в состоянии глубокого валютно–финансового кризиса и заявила о невозможности платить проценты по долговым обязательствам. При либерализации внешнеэкономической деятельности ее промышленный сектор не испытал технологической модернизации и оказался неконкурентоспособным в условиях глобализации.

Итак, как показывает латиноамериканский опыт, возрастание объемов иностранных инвестиций, ВВП и части в нем экспорта, без технологической реструктуризации и информатизации экономики, сами по себе не обеспечивают продвижения соответствующих стран в направлении к информациональному обществу. Это касается и Мексики как члена НАФТА. Даже в условиях создания Североамериканской зоны свободной торговли в этой стране информационализация не состоялась. Мексика при выразительных темпах экономического роста в течение последнего десятилетия закрепила свою специализацию на экспорте сырья, сельскохозяйственной продукции и товаров секторов с высоким использованием физической работы. Тем более это касается Чили, теснее, чем любая другая страна Южной Америки связанной с экономикой США.

Некоторый, а порой, как в Бразилии и Мексике, заметный промышленный и экспортный рост обеспечивается, согласно Ю. Н. Пахомову, преимущественно благодаря долгосрочному инвестированию в экономики этих стран. Экономика Бразилии, Мексики, Аргентины, Чили и других государств региона давно и прочно освоена иностранным, в первую очередь, североамериканским капиталом. В этих странах рост объемов производства происходит преимущественно за счет прямых иностранных инвестиций, которые обслуживаются финансово–инвестиционным механизмом, включенным в значительно более мощную экономическую систему транснациональных компаний (ТНК), овладевших латиноамериканским рынком, отодвинув на задний план местное, и вдобавок довольно архаическое, производство.

Эти ТНК поддаются регулированию со стороны не национального, в рамках определенной страны, а транснационального капитала. Это обеспечивает неэквивалентный обмен между ТНК и национальными экономиками и оказывает содействие перекачиванию богатства в наиболее развитые страны, прежде всего в США. Поэтому в Бразилии, Мексике или Аргентине даже мощный приток прямых инвестиций, а также периодически наблюдающийся там экономический рост, не сопровождается ни технологическим прогрессом, ни повышением жизненного уровня населения652.

К мировому финансовому кризису конца 1990?х гг. страны Латинской Америки после тридцатилетией реформаторской суеты по показателям ВВП достигли в своем большинстве некоторых успехов. Но эти позитивные изменения были получены в решающей степени благодаря освоению местных рынков заграничным (преимущественно — США и базирующихся в них ТНК) капиталом, который не только отодвинул на обочину национальный капитал, но и блокировал возрастание жизненного уровня народа как путем вывоза доходов за границу, так и благодаря заинтересованности ТНК в дешевой рабочей силе. Бедность и безработица, как и раньше, являются уделом латиноамериканских стран. А то, что финансовый кризис 1997–1998 гг. перекинулся из Восточной Азии именно в Латинскую Америку, свидетельствует о хрупкости реформ и неустойчивости успехов653.

В Латинской Америке, для которой и была разработана монетаристская модель, реформы осуществлялись настолько плохо, что 1980?е гг. применительно к региону получили название «потерянное десятилетие». А то, что произошло в следующем десятилетии — вплоть до нового обвала в конце и по окончанию его (Бразильский кризис 1998 г., Аргентинский кризис 2002 г.), к монетарной модели имело уже другое отношение: это был всплеск чужого интереса на своем поле, интереса без отдачи для народов региона. Ненормальность, связанная с кабальной (долговой и прочей) зависимостью латиноамериканских стран от Запада проявляется в виде угнетения отечественного производства, снижения (как это ни удивительно на фоне показателей экономического роста) уровня национальных накоплений и инвестиций, а также захвата рынка импортом. Итогом становится деиндустриализация, безработица и бедность654.

Несоответствие технологического и социального уровней развития США и Канады, с одной стороны, и латиноамериканских стран — с другой, стало одним из факторов, определившим и более сдержанное, чем ранее, отношение американских аналитиков и администрации США к перспективам общеамериканской (совместно со странами Южной Америки) интеграции655. На втором панамериканском саммите, который состоялся в Сантьяго (Чили) 18–19 апреля 1998 г., было признано, что общеамериканская интеграция является стратегической целью всех стран региона и в перспективе все субрегиональные объединения, базирующиеся на либеральных основаниях, должны быть объединены на паритетных началах в зону свободной торговли Америк. Но при этом было отмечено, что в панамериканской интеграции роль «социального компонента» будет большей, чем в НАФТА, и что при сохранении нормативной и катализирующей роли НАФТА в такого рода интеграции простое ее распространение на юг не отвечает потребностям настоящего времени.

То есть, учитывая нереальность для стран Латинской Америки в обозримом будущем приблизиться к социальным стандартам США, вероятность панамериканской интеграции на основах свободы, перемещения товаров, капиталов, услуг и рабочей силы в обозримом будущем невелика. Расходовать средства на подтягивание латиноамериканских стран к своему уровню Соединенные Штаты не будут и нынешний уровень их контроля над первыми правящую верхушку США в целом устраивает. Определенное разочарование в Латинской Америке сказалось даже на отношении к Чили, единственной из стран региона, которая не уставала заявлять о своей готовности в любой момент присоединиться к НАФТА. Так что перспективы расширения НАФТА остаются неопределенными656.

Более того, обратной стороной интеграции экономик стран–членов НАФТА выступает тенденция к свертыванию торговли США и Канады с рядом стран Латинской Америки. Среди аргументов, которые раздаются в США в пользу осторожного отношения к последним, выдвигается и наличие в Латинской Америке большого количества собственных интеграционных группировок. Среди них Андская группа, Центральноамериканский общий рынок, Карибский общий рынок, а также МЕРКОСУР — наибольший и перспективнейший интеграционный блок Южной Америки в составе Аргентины, Бразилии, Уругвая и Парагвая при ассоциированном членстве Чили и Боливии. Именно МЕРКОСУР, являясь инструментом реализации политических и экономических интересов ведущих стран Южной Америки, в частности Бразилии, выступает противовесом и, в то же время, дополнением НАФТА в Западном полушарии.