Книга: Макрохристианский мир в эпоху глобализации

Типы развития Западной цивилизации (С. JI. Удовик)

Типы развития Западной цивилизации (С. JI. Удовик)

В настоящее время в Западном мире можно условно выделить пять социально–экономических моделей:

   1.  Англосаксонская либеральная модель названа по одноименнной европейско–американско–австралийской общности. Сюда входят США, в значительной степени Великобритания, Канада и Австралия с Новой Зеландией.

Модель, в первую очередь это относится к США, отличается относительно низким уровнем социального страхования наряду с развитой системой частной благотворительности. Государство выступает в роли «последнего убежища» для граждан, не сумевших вписаться в либеральную экономику. Модель характерна высоким показателем в неравенстве доходов самых высокооплачиваемых и самых низкооплачиваемых слоев населения.

   2.  Скандинавская модель. Характерна для северо–европейских стран. Отличается консенсусом между капиталом, профсоюзами и государством. Государство проводит эффективную политику занятости, особое внимание уделяет техническим и технологическим изменениям, рационализации общественной жизни и модернизации экономики.

   3.  Корпоративная модель Бисмарка. Получила распространение среди германской общности. Еще ее называют «рейнским капитализмом». Наиболее яркий представитель — Германия. В ее экономике особую роль играют банки, находящиеся под контролем государства. Суть ее — в тесном переплетении банковского и промышленного капитала, поскольку все крупные банки и страховые компании владеют значительными пакетами акций промышленных концернов.

Основана на рынке труда, согласованном между занятым населением и профсоюзами, страхующими безработицу, болезни, старость. Профсоюзы участвуют в управлении предприятием. Эти страховые отношения не распространяются на слой населения, не охваченный рынком труда и зависящий лишь от частной благотворительности. Высокая безработица означает, что многие люди выпадают из связанной с постоянной работой схемы вознаграждений.

   4.  Французская модель. Ключевое слово — солидарность, т. е., все должны скинуться в общественный котел, в первую очередь и больше всех — богатые. Перераспределение осуществляется в пользу наиболее обездоленных слоев населения. Социалистка М. Орби так выразила суть этой политики: «Рынку чужды такие ценности, как солидарность и справедливость, и их обязано обеспечивать государство, гарант равенства прав»30. Поэтому во Франции к концу XX в. был самый высокий в Западной Европе уровень налогового бремени — 45,7% ВВП (1999 г.), что сильно сказывается на конкурентоспособности французской экономики. Подсчеты показывают, что работающий француз трудится на государство больше половины года (до 13 июля).

   5.  Южноевропейская модель представляет южно–романскую общность Европы. Социальное обеспечение осуществляется гражданскими институтами: церковью, семьей, частной благотворительностью при слабом участии государства в финансировании пенсий и социальных пособий. Модель отличается высоким уровнем безработицы, коррупции и фискальной слабостью.

Если же присмотреться более внимательно, то мы увидим, что по существу западноевропейская цивилизация представлена двумя типами цивилизационного развития: океаническим, к которому относятся, прежде всего, США, а также, в значительной степени, Великобритания, Канада, Австралия, Новая Зеландия, Ирландия и некоторые другие страны, и европейским, куда входят континентальные страны Западной Европы. Рассмотрим их подробнее.

Океанический тип цивилизационного развития сегодня наиболее ярко представлен США. До конца XIX в. в мировом промышленном производстве лидировала Великобритания. На нее в 1880 г. приходилось 22,9% мирового промышленного производства. К 1900 г. ее обогнали США — их доля достигла 23,6% (а доля Великобритании снизилась до 18,5%). К началу Первой мировой войны США обогнали Великобританию и по среднедушевому доходу, таким образом окончательно перехватив знамя первенства у Великобритании.

Развитию США способствовали те же факторы, которые в свое время вывели Великобританию в лидирующие страны, а именно:

   1.  Дух соперничества (конкурентности).

   2.  Организованный внутренний рынок с развитой инфраструктурой.

   3.  Финансовая сфера.

   4.  Ориентация на спрос.

   5.  Специализация и разделение труда31.

Дополнительно можно отметить следующее:

   1.  Освоение необъятного рынка Северной Америки и массовая иммиграция активного населения.

   2.  Создание монополий, а впоследствии ТНК, что способствовало росту производительности труда.

   3.  Изобретение Фордом конвейера и массового производства.

   4.  Расширение английской идеи национального долга в глобальных масштабах. Создание мировой валюты — доллара.

   5.  Незначительное влияние «культа мертвых» в экономических центрах США, т. е., прошлое в минимальной степени сковывало инициативу нации. Можно даже сказать, что в США родился культ новизны и страсти к изобретательству.

   6.  Активное стимулирование спроса и потребления привело к созданию «общества потребления» и культу вещей.

   7.  Наилучшим образом среди других стран был организован механизм обновления правящей элиты, что обеспечивает высокую социальную мобильность и является одним из путей осуществления «американской мечты». Этому способствовало изначальное отсутствие аристократии и деспотической власти церкви.

В то же время этой модели присущи резкий контраст между богатыми и бедными и достаточно запущенная система школьного образования. Определенное промежуточное место между США и Европой занимает Канада.

Легко можно объяснить, почему именно США, Канада, Австралия, Новая Зеландия, ЮАР и частично Англия относятся к океаническому цивилизационному типу. Все эти страны сформированы эмигрантами, и их основу составляет маргинальное население, формирующееся под влиянием массовой культуры. В то же время не следует забывать и о консерватизме населения в провинциальных районах США, менталитет которого детально исследован У. Уорнером32. В Америке были и маккартизм, и «охота на ведьм». Провинциально–патриархальный быт Америки начал разрушаться в конце 1950?х гг. и связано это было с индустриализацией и ростом городов, а в 1960?е гг. произошло разрушение традиций протестантской этики.

Западноевропейский тип цивилизационного развития в значительной мере опирается на традиции «старой Европы». Ядро составляют страны с доминированием католицизма: Франция, Италия, Испания, Португалия. Сюда же можно отнести и Германию, которая постепенно в этой субцивилизации вытесняет с лидирующих позиций Францию. Германия значительно позже была вовлечена в промышленную революцию. В стране в XIX в. доминировали землевладельцы, которые были враждебны к каким-либо переменам в отношении массы безземельного крестьянства и сопротивлялись промышленному развитию. Особенно отсталой была Восточная Германия. Только в 1832 г. от остатков феодальной зависимости были освобождены крестьяне Германии, и лишь после революции 1848 г. ее примеру последовала Австро–Венгрия.

После революции 1848 г. наступила реакция, которая повлекла за собой массовую эмиграцию с германских земель. Фактически, промышленное развитие Германии началось только во второй половине XIX в., ускорилось после объединения Германии. В германском обществе доминировали интересы государства, интеллигенция в основном находилась на государственной службе. В экономической политике господствовал протекционизм и т. наз. государственный социализм, предложенный реакционером Вагенером и поддержанный Бисмарком. Получил распространение лозунг «Германия, Германия превыше всего!». На рубеже XIX–XX вв. чрезвычайно популярным стал Ф. Ницше с его идеей сверхчеловека и новой философией «воли к власти».

Фактически, Германия в своем развитии опиралась на архаическое сознание масс, связанное с культом земли, что нашло отражение не только в названии Германии — Deutschland (немецкая земля), но и в названии родины: Vaterland (земля отцов, отечество). Был реанимирован культ Зигфрида и культ предков. Также мы видим, что в названии страны доминировало мужское начало, в отличие, скажем, от России, где предпочтение отдавалось женскому началу — мать-Земля, Родина–мать.

Возрождались языческие обряды, поскольку основная масса населения сохраняла связи с землей, а идеи христианства, в сравнении с более передовой юго–западной частью страны, в значительно меньшей мере были осознаны народными массами. Близкий и понятный населению патернализм оказался плодотворным. Доля Германии в мировом промышленном производстве выросла с 8,5% в 1880 г. до 14,8% в 1913 г.33

В желании захватить лидерство в Европе Германия обратилась к своим богам, а в действительности — к фундаментальному пессимизму германской мифологии. «В своей попытке отбросить христианские ценности и восстановить духовные истоки «расы», то есть нордического язычества, нацизм попытался оживить германскую мифологию. Но с точки зрения психоанализа, такая попытка являлась, фактически, приглашением к коллективному самоубийству, так как эсхатон, проповедуемый и ожидаемый древними германцами, был не чем иным, как рагнарёком, то есть катастрофическим концом света, — пишет М. Элиаде. — Тем не менее, поменять христианскую мифологию на нордическую означает сменить богатую на утешения и обещания эсхатологию (так как у христиан «конец света» завершает и в то же самое время возрождает историю) на откровенно пессимистический эсхатон»34.

Реализация этого мифа оказала влияние на А. Гитлера и, в известном смысле, привела ко Второй мировой войне, которая на некоторое время значительно отбросила Германию назад. И основная причина заключается в культе мертвых, в устремленности в прошлое. Эта эсхатология кладбищенского порядка, который господствует над миром живых, особенно остро проявилась у М. Хайдеггера, который в своих сочинениях, по выражению Б. Маркова, заботливо печется «о смерти как соседке жизни»35.

Откуда в Германии появился источник энергии развития и какие причины привели к послевоенному «немецкому чуду»? Несомненно, ответ лежит в событиях, связанных с оккупацией Германии Соединенными Штатами и предпринятым последними рядом мер:

   1.  План Маршалла, в т. ч. введение специальных прав заимствования (SDR).

   2.  Влияние американской администрации и приобретение опыта новой организации труда, что особенно заметно на примере Франкфурта–на–Майне — более американского, чем немецкого города.

   3.  В значительной мере отказ от культа прошлого — стремление забыть прошлое и Вторую мировую войну, что позволило нескольким поколениям немцев жить устремлением в будущее.

   4.  США обеспечили зонтик безопасности, благодаря чему Германия значительно сократила военные расходы и могла сконцентрировать усилие на достижение экономического лидерства в Европе.

Казалось бы, Соединенными Штатами были созданы все условия для превращения обновленной Германии в локомотив Европы и объединения европейских стран в самостоятельный дееспособный европейский союз под ее лидерством. Однако, как верно подметил З. Бжезинский, «проблема заключается в том, что истинной европейской “Европы” как таковой не существует». И далее этот известный политолог продолжает: «Даже остаточный европейский антиамериканизм, в настоящее время очень слабый, является удивительно циничным: европейцы сетуют по поводу американской «гегемонии», но в то же время чувствуют себя комфортно под ее защитой»36.

То, на что обратил внимание З. Бжезинский, очень важно: американский созидательный дух, внедренный в послевоенную Европу, к середине 1990?х гг. фактически угас, чему способствовал и развал СССР, который внушал страх в Западной Европе и заставлял ее страны держаться вместе. Фактически, в активный возраст вступило уже второе поколение, родившееся после войны. И все более сильное влияние на формирование мировоззрения новой Европы начинают оказывать архетипические и ментальные особенности европейской континентальной субцивилизации, уходящей корнями в средневековую Европу.

Франция — культурный лидер Европы, превратилась в «европейскую державу среднего ранга, не более и не менее», — отмечает З. Бжезинский. — Дело объединения Европы все в большей мере поддерживается бюрократической энергией, порождаемой большим организационным аппаратом, созданным Европейским сообществом и его преемником — Европейским Союзом»37.

Если же подмеченные З. Бжезинским тенденции на политологическом уровне рассмотреть с психоаналитической точки зрения, то мы можем сказать, что бюрократизация Европы и рост в ней коррупции на высших уровнях власти олицетворяют стремление к смерти под воздействием энергии Танатоса.

В Европе растет интерес к своему прошлому. Директор по исследовательской работе в Высшей школе социальных наук (Париж) Пьер Нора говорит о «взрыве памяти», о набирающем силу «интересе к “корням” и генеалогии; памятным мероприятиям и новым музеям; в открытии архивов для публичного доступа и, наконец, в нежной привязанности к тому, что на английском языке называют “heritage” (наследие), а на французском — “patrimoine”». Но Европа приспосабливает свое прошлое к будущему не творчески, а просто начинает копировать и тиражировать его, навязывая его другим. П. Нора далее отмечает: «Проблема, возникающая из–за того, что память становится чем-то священным, заключается в установлении той грани, за которой стремление к освобождению себя превращается в требование к изгнанию другого»38.

Продуцируя культ предков, культ мертвых, Европа теряет темпы развития, энергию развития, дезинтегрируется и все больше превращается в зажиточное, но нежизнеспособное объединение. Это нарастающее противоречие между тем, какой Европа хочет себя видеть, и тем, во что она превращается, готовит почву для будущих конфликтов между двумя субцивилизациями — англосаксонской океанической и европейской континентальной.

Таблица 1. Сравнение западноевропейских субцивилизаций

Несомненно, что эти две западные субцивилизации оказывали друг на друга огромное влияние, прежде всего в сфере демократизации социальной жизни. Однако их следует различать принципиально. Если постараться вычленить у них основы, мы увидим, что на базовом уровне у них существуют кардинальные отличия, как представлено в табл.1.

Поскольку в развитии цивилизаций основную роль играют элиты, мы предлагаем обратить внимание на различие элит между англосаксонской и континентальной европейской субцивилизациями, воспользовавшись табл.2, взятой из исследования Г. Кана и А. Винера39 с тем уточнением, что американцы в ней символизируют англосаксонскую цивилизацию, а современные европейцы — континентальную Европу, за исключением скандинавских стран, которые представляют особый субэтнос.

Наличие маскулинной (мужской) доминанты на Западе приводит к насильному навязыванию своих идеалов представителям других рас и народов. Центральный образ западноевропейской литературы — амбициозный и пренебрегающий другими Фауст — лучшим образом олицетворяет растущее Эго новоевропейской цивилизации. В качестве примера такого маскулинного подхода элиты можно привести высокообразованного и демократичного министра иностранных дел Британии А. Идена, который настаивал на бомбардировке второстепенных, с военной точки зрения, городов Германии с населением менее 150 тыс. человек. Он говорил: «Я — за бомбардировку районов рабочего населения в Германии Я последователь Кромвеля, я верю в “пролитие крови во имя Бога”»40.

Таблица 2. Сравнение элит в англосаксонской океанической европейской (континентальной) цивилизациях

Такое же отношение к другим, не европейским и не «цивилизованным» народам мы наблюдали и позже, что особенно ярко проявилось в бомбардировке Белграда — европейского, но православного, славянского города.

Культ Героя на Западе отодвигает женщину на второй план. Даже феминистическое движение там идет по маскулинному пути. То же самое можно сказать и в отношении инфантильности. Если, с одной стороны, инфантильная личность нуждается в покровительстве авторитарной персоны, то, с другой — сохранение детского восприятия способствует при создании соответствующих условий творческому прорыву и решению проблем нестандартными методами.

Процесс индивидуации, по К. Юнгу, заключается в conjunction (соединении) маскулинного и фемининного типов мышления, что приводит к появлению качественно нового типа восприятия реальности. Оптимальным является синтез этих качеств в одной личности и в одном обществе, т. е., то, что К. Юнг называл Самостью. В действительности, процент таких самоактуализировавшихся личностей, в соответствии с пирамидой А. Маслоу, в западном обществе растет, этот слой населения получил название постиндустриального общества. По А. Маслоу, развитие личности идет в направлении от поиска средств к существованию через ориентацию на внешний мир к ориентации на мир внутренний41.

Однако мы должны обратить внимание и на деструктивные тенденции, набирающие силу в Западной Европе. Параллельно с ростом количества самоактуализировавшихся личностей еще более быстрыми темпами растет число людей с различного рода психогенными нарушениями. Слияние маскулинного и фемининного (в психическом плане) замещается их смешением в физическом мире, что приводит к росту гомосексуализма, лесбиянства, бисексуализма и трансвестизма. То есть, фактически, происходит деградация общества, потеря половых признаков и обезличивание. Особенную опасность представляет то, что эта крайне негативная тенденция популяризируется и превозносится как великое достижение прав человека, вплоть до разрешения в ряде стран Европы однополых браков. Конечно, такие тенденции не только противоречат Библии, но и вызывают яростное отторжение со стороны других цивилизаций.

Рассмотренная методика анализа справедлива исключительно для христианской цивилизации. Для индусской и исламской цивилизаций характерным является как раз движение от мира внутреннего к миру внешнему, материальному и рациональному, а для конфуцианской — стремление находиться в балансе между этими мирами. И здесь стоит отдельно остановиться на религиозно–духовном факторе.

В западноевропейской субцивилизации расширение «Я» происходило в пространственной перспективе, что можно проследить по развитию западноевропейской живописи — великолепному свидетелю развития ментальности западного человека.

Сначала средневековое европейское искусство точно следовало канонизированным образцам. Первым отошел от канона Никколо Пизано (1220/25–1278/84). Он приходит к ощущению объемности фигуры. Его последователь Арнольфо ди Камбио (ок. 1246 — ок. 1310) первым создал статую умершего, наделенную портретными чертами! Живописец Каваллини (ок. 1250–1330) пытается создать иллюзию объемности тел, прибегая для этого к сильной светотеневой лепке.

Следующий прорыв в искусстве сделал Джотто (ок. 1276–1337). Он ввел в живопись (хотя еще в самой зачаточной форме) ощущение реального пространства и реального предмета. «Его фигуры объемны, они четко вылеплены светотенью. Для этих пластически осязаемых фигур живописец создает пространство, в котором они могут пребывать и двигаться. Хотя это пространство построено не по правилам оптической перспективы, Джотто интуитивно схватывает впечатление глубины и трехмерности, — пишет М. Я. Либман. — Цвет у Джотто подчиняется светотеневой лепке. Он теряет свое символическое и орнаментальное значение, чтобы способствовать выявлению объемов»42.

Донателло (1386–1466) делает попытку отделить статую от стены и создать скульптуру, рассчитанную на восприятие при круговом осмотре. Его «Давид» (1430 г.) основан на тщательных обмерах, но предполагает лишь основные точки зрения: анфас, профиль, сзади. И только через сто лет Микеланджело изваял первые статуи, рассчитанные на создание объемного образа при постепенной смене точек зрения при обходе.

В живописи стереометрические чертежи появляются у Учелло (1397–1475). Мазаччо создает фреску «Троица» (между 1423–1428) с точно выстроенной перспективой. Дальнейшие успехи в области живописи связаны с Пьеро делла Франческо (1416/20–1492), который к концу жизни написал два трактата: «О живописной перспективе» и «Книга о пяти правильных телах». Фактически, появление перспективы в живописи подготовило сознание европейца к техническому прорыву в физическом мире. И этот факт нельзя недооценивать!

К концу XV в. художники начали заниматься и анатомическими исследованиями. Огромную роль в развитии живописи сыграло и масло. Это изобретение приписывают знаменитому Яну ван Эйку. Развитие изображения видимого мира достигло апогея в XVII–XVIII вв. Отметим отчетливо наблюдаемый переход творческого поиска европейской субцивилизации в направлении технического воплощения объемных форм в материальном мире, начало чему положил Леонардо да Винчи (1452–1519), а переломный этап наступил в XVIII в., когда промышленная революция подхватила эстафету у иллюзионной живописи, и европейцы продолжили осваивать пространство не на холсте, а в реальности. Любопытные аналогии прослеживаются и между революцией в физике на рубеже XX в. и революцией в живописи в тот же период.

В отличие от Запада развитие Русской православной цивилизации шло по пути расширения «Я» в духовной сфере, что великолепно видно по развитию иконописи, достигшей расцвета в творчестве Андрея Рублева (1370–1430). Антипространственность русской иконы усиливает направленность в горние сферы.

Иконостас, отделявший алтарь от корабля, в православных храмах выполнял роль границы между двумя мирами — вневременным и временным. Храм представлял литургическое пространство, символически включающее все мироздание, а иконостас — становление церкви во времени и ее жизнь вплоть до увенчания парусией.

В центре верхнего ряда обычно помешался образ Троицы, символизировавший первое откровение триединого Бога. Знаменитую «Троицу» (ок. 1411) А. Рублев создал в память Сергия Радонежского, для которого она была символом мира и согласия. В основу композиции своей иконы А. Рублев положил круг — символ солнца, света и любви. Дерево символизирует древо жизни, древо вечности, светозарные палаты — это символ Христа–Домостроителя и символ безмолвия, гора — это образ «восхищения духа».

В. Н. Лазарев пишет, что содержание иконы не только символично — «в ней оказалась воплощенной ... страстная мечта лучших русских людей о том социальном мире и согласии, которые они тщетно искали в современной им действительности». В этой иконе: «Телесное начало не приносится в жертву духовному, а целиком с ним сливается <...> Положив в основу круг, геометрическую, а не стереометрическую фигуру, Рублев тем самым подчинил композицию плоскости иконной доски <...> Если бы фигуры были более объемными, а пространство более глубоким, то гармония оказалась бы тотчас же нарушенной. Именно потому, что Рублев трактует свои фигуры чисто силуэтно и делает линию и цветовое пятно главными средствами художественного выражения, ему удается сохранить тот плоскостный ритм, который всегда так привлекал русских иконописцев и благодаря которому его композиция обладает такой удивительной легкостью»43.

Но самым важным в ней является колорит. Это чистая ляпис–лазурь, темно–вишневые, серебристо–лиловые, серебристо–зеленые, золотисто–желтые цвета. Тень у Рублева почти отсутствует. Фон иконы был золотой, сейчас практически утраченный.

Все это вместе создавало такой настрой, такую просветленность и внутреннюю напряженность, которые способствовали душевной экзальтации и воспарению в миры иные — те, что лежат за алтарем.

Отличия между европейскими субцивилизациями лежат и в предпочтении, отдаваемом технике живописи. Этому вопросу большое внимание уделял П. Флоренский. Он писал, что гравюра «опирается на рассудочность, конструируя образ предметов из элементов, не имеющих с элементами предмета ничего общего, из комбинаций рассудочных «да» или «нет». Гравюра есть схема образа, построенная на основании только законов логики: тождество, противоречия, исключенного третьего»44. Гравюра получила очень широкое распространение в протестантском мире.

В отличие от гравюры масляная живопись «есть проявление чувственности», а «икона может быть мастерства высокого и невысокого, но в основе ее непременно лежит подлинное восприятие потустороннего, подлинный духовный опыт. Тот опыт может быть впервые закреплен в данной иконе так, что она есть впервые возвещаемое откровение бывшего опыта». «На иконе, как и вообще в церковной культуре, конструируется то, что не дано чувственному опыту и чего, следовательно, хотя бы схему, мы нуждаемся наглядно представить себе, тогда как протестантская культура, оставляя даже неупомянутым мир невидимый, обращает в схему данное человеку в прямом опыте»45. Любопытно, что масляная живопись достигла расцвета именно в католических странах.

П. Флоренский обращает внимание и на такое существенное различие между картиной и иконой. Если в картине воплощается индивидуальность художника, то в иконе непременно подразумевается соборность, главное в ней — «незамутненность соборно передаваемой истины». Поэтому так трудно идентифицировать иконописцев.

Таким образом, в рамках христианства его течения отдавали предпочтение различным аспектам человеческого бытия. Не занимаясь критикой и анализом конфессий и изучением исторических условий их происхождения, основное внимание обратим на их характерные особенности. Профессор Рейнхард–Теле из Института конфессиеведения так характеризует различные христианские конфессии:

К этому можно добавить и отличия в структуре (см. также табл. 3, 4):

Таблица 3. Особенности христианских субцивилизаций

Таблица 4. Отношение к религии и целеустановки христианских субцивилизаций

1. Католицизм — строго иерархическая структура. Решающий шаг для внедрения верховенства пап совершил Григорий VII в своем «Диктате папы» (1075 г.), где он провозгласил: «Лишь римский епископ может быть по праву назван вселенским... Единственно его имя должно провозглашаться во всех церквах... тот, кто не принадлежит римской Церкви, не может считаться католиком».

2. Православие — соборная структура. Равные автокефальные Церквисестры, каждая из которых, не нарушая базовых канонов, адаптируется к местным условиям. Они находятся в тесной связи и объединяются в Соборе — высшем органе православной Церкви.

3. Протестантизм — состоит из структур, приближенных к личности, последняя сама вступает в отношение с Богом, основополагаясь на Библии — единственной непогрешимой меры веры и жизни. Для координации деятельности пасторов и распространения христианских идей образовано «Всемирное евангелическое братство» и другие организации и богословские институты. В 1973 г. в Лейенберге представители протестантских Церквей Европы подписали договор о церковном сообществе и обязались вести теологические беседы о существующих различиях в учениях. Это сообщество открыло дорогу лютеранским, реформированным и союзным Церквам к сообществу кафедр и евхаристическому единству.

Необходимо отметить, что сегодня из–за взаимопроникновения и взаимовлияния различных ветвей христианства эти доминанты размыты, и среди представителей любой из его конфессий можно обнаружить социальные слои, репрезентирующие качества другой.