Книга: Каждой твари – по паре: Секс ради выживания

* * *

Как бы стара и уродлива ни была супруга калифорнийской мыши, тебе не удастся увести у нее самца. Когда эти чуваки, как ты выражаешься, выбирают себе партнершу, они не изменяют ей, даже если их запереть в одной комнате с девственницей в разгар течки. Так что, если хочешь найти партнера, ищи среди холостяков. Такие дела.

Может быть, тебе интересно, почему твой сосед такой примерный супруг? Я думаю, что неверность просто не в его натуре, он по природе эдакий Антиказанова. Нетрудно представить, как он стал таким. На сегодняшний день калифорнийские мыши живут парами и хранят верность друг другу, пока один из партнеров не умрет. Однако, посмотрев на их ближайших родственников, ты обнаружишь полную свободу сладострастия. Поэтому мы можем предположить, что эти моногамные грызуны произошли от вполне похотливых предков, свободно скакавших из одной постели в другую.

Те, кто следуют за моими рассуждениями с самого начала, понимают, что популяция может перейти от промискуитета к моногамии, только если верные супруги способны регулярно взращивать больше детей, чем ловеласы. Если это условие выполняется, и если моногамия при этом передается генетически, то гены, связанные с моногамией, будут распространяться, и вскоре ими будет обладать каждый член популяции. (При этом следует заметить, что супружескую верность у мужских и женских особей не обязательно будут определять одни и те же гены.) Таким образом, возможно – подчеркиваю, лишь вероятно, – что у твоего стойкого приятеля сильная генетическая предрасположенность к моногамии.

Относительно калифорнийских мышей я мало что могу добавить к сказанному. Что же касается ваших соперников в борьбе за титул суперверных грызунов, степных полевок, – именно на них ученые уже сейчас начинают изучать генетические предпосылки моногамии, поэтому мы можем кратко познакомиться с тем, что удалось узнать о том, как эти механизмы действуют у самцов.

Когда самец этого вида встречает девушку, с которой они решают создать семью, они закрепляют договоренность, предаваясь любовным играм в самых разных местах по 15–30 раз за сутки. После этого их привязанность крепнет, они бесконечно обнимаются, приводят друг другу в порядок шерстку, словом, демонстрируют картину самой невероятной чувствительности. И это еще не все. До потери девственности самец обладает мирным характером и никогда не стремится ввязываться в драки. Однако после первой же ночи страсти все меняется. Теперь, увидев другую степную полевку, за исключением своей супруги, – неважно, самца или самку, – он с остервенением бросается в бой. Какова же причина таких изменений?

Секс. У самцов степной полевки половой акт стимулирует выработку вазопрессина, гормона, который достигает специальных рецепторов (рецепторы вазопрессина V1a) в мозгу и меняет поведение особи. Мы знаем, что дело именно в вазопрессине, поскольку, если сделать самцу инъекцию препарата, блокирующего попадание вазопрессина к соответствующим рецепторам, он будет вести себя как девственник, а если сделать девственнику инъекцию вазопрессина, он будет действовать подобно самцу, имеющему сексуальный опыт.

Сильная вещь. Однако пока девушки не начали массово колоть своим приятелям вазопрессин, я должна сообщить, что этот трюк срабатывает отнюдь не на каждой мужской особи: несмотря на то, что этот гормон был обнаружен у всех млекопитающих, на разные виды он воздействует по-разному. Возьмем для примера горных полевок: они неразборчивы в половых связях, не создают стабильных пар, любовники редко проводят время вместе или приводят друг другу в порядок шерстку, и секс не возбуждает в них ни любовной страсти, ни агрессии. Сделайте самцу горной полевки инъекцию вазопрессина – и он, вместо того чтобы ввязываться в драки, начнет всячески ухаживать за собой.

Различия в реакциях на вазопрессин, похоже, происходят из-за разницы в расположении рецепторов V1а, которое специфично у каждого вида. Как ни удивительно, ученые с легкостью могут снабдить такой же, как у степных полевок, системой распространения вазопрессина любую мышь. Для этого требуются мышиный эмбрион и ген, содержащий инструкции по созданию нужной (как у степной полевки) схемы расположения рецепторов. Соедините эти два компонента – и вы получите мышь с геном степной полевки, при этом у взрослой особи рецепторы вазопрессина V1а будут расположены так же, как у полевки. А теперь сделайте этой мыши инъекцию вазопрессина – и она будет вести себя так же, как влюбленная степная полевка.

Все эти результаты дают нам самые общие представления о механизме возникновения моногамии. Возможно, полная история окажется еще более сложной. Более того, поскольку моногамия независимо развивалась у различных видов, у каждого из них мог быть задействован для этого свой собственный механизм. И все же, если выяснится, что секс меняет гормональный баланс у представителей других моногамных видов, это объяснит нам, почему многие из них – от индийских гребенчатых дикобразов до североамериканских тараканов Cryptocercus punctulatus – регулярно занимаются сексом во время, неподходящее для репродукции. (Не правда ли, странно, что гребенчатые дикобразы занимаются сексом чаще, чем это необходимо для размножения? Ведь колется, наверное!) Так или иначе следует помнить, что понимание генетических механизмов моногамии и понимание того, почему тот или иной вид в результате эволюции стал моногамным, – это две разные вещи.

Что все это значит для людей, и имеет ли к ним отношение? На данный момент о генетической основе человеческой моногамии не известно практически ничего, однако я позволю себе сделать несколько предположений.

Как вид человечество нельзя считать исключительно моногамным. Тому свидетельства – уровень разводов и многочисленные интрижки женатых и замужних особ. Бывает, что у разнояйцовых близнецов оказываются разные отцы (правда, неизвестно, насколько часто подобное случается: обычно правда не выплывает наружу, если только отцы не принадлежат к различным этническим группам). Однако человека нельзя назвать и чересчур неразборчивым в половых связях. Некоторые представители человечества всю жизнь остаются верными одному партнеру, у других партнеры насчитываются тысячами – по крайней мере они так утверждают. В целом же по некоторым признакам человек тяготеет скорее к моногамии. Первый из таких признаков – физические различия между мужчинами и женщинами. У моногамных видов самцы и самки примерно равны по размерам, тогда как у видов, где небольшое число крупных самцов властвует над своими гаремами, мужские особи бывают значительно крупнее женских. Вспомним южного морского слона, у которых взрослые самцы вдвое длиннее самок и зачастую почти в десять раз тяжелее их. У горилл самцы примерно вдвое тяжелее самок. А вот представители сильной половины человечества лишь немногим крупнее женщин, хотя случается и обратное: некоторые дамы могут быть крупнее кое-кого из мужчин.

Идем далее. Посмотрим на физические различия между людьми и самцами человекообразных обезьян. Как вы знаете, размер тестикул напрямую связан с риском конкуренции спермы. У самцов, не подверженных такому риску – либо потому, что они успешно защищают свои гаремы, либо потому что они живут с верными женами, – яички, как правило, имеют довольно скромные размеры относительно общих пропорций тела. У самцов гориллы, не участвующих в конкуренции спермы, яички довольно малы. У самцов шимпанзе, для которых риск подобной конкуренции высок, тестикулы, напротив, гигантского размера. У мужской половины человечества яички среднего размера, что означает низкий или средний риск конкуренции спермы. Это явление в совокупности с относительно небольшой разницей в размерах между мужчинами и женщинами характерно преимущественно для моногамных видов.

А каков уровень супружеской неверности по данным генетических тестов по установлению отцовства? По слухам, среди людей он чрезвычайно высок – более 30 %. Однако на самом деле этому вопросу посвящено удивительно мало исследований: тщательно изучив научную литературу, я смогла обнаружить информацию лишь о нескольких. Большинство из них указывают на низкий риск неверности – менее 3 %. Наиболее высокая из обнаруженных мной оценок – 11,8 %. Однако к подобным исследованиям на человеческом материале следует относиться с большей осторожностью, нежели к тем, что проводились на других видах: контрацепция и аборты позволяют женщинам не рисковать появлением на свет ребенка от внебрачной связи. В прошлом таких возможностей не существовало, при этом мы можем весьма остроумным способом оценить уровень неверности в истории. К примеру, в Англии дети обычно получали фамилию отца. Помимо фамилии, мальчики получают от папы еще кое-что: Y-хромосому. Таким образом, если все мужчины, носящие одну фамилию, являются прямыми потомками общего отца, генетический маркер Y-хромосомы у них должен совпадать. При отсутствии супружеских измен (и усыновленных детей) фамилия должна совпадать с Y-хромосомой. В одном из исследований были проанализированы Y-хромосомы мужчин по фамилии Сайкс – именно эта фамилия первой появилась в письменных хрониках около 700 лет назад. Как выяснилось, почти у всех Сайксов, принявших участие в исследовании, маркер Y-хромосомы действительно общий, а значит, они, вероятно, произошли от общего дальнего предка. Уровень неверности женщин, на которых женились Сайксы (а также число усыновленных сыновей), за 700 лет составил 1,3 %. Однако, быть может, Сайксы – исключение. Было бы здорово провести подобные исследования на обладателях других фамилий.

Предположив, что человечество как вид можно считать в целом моногамным, мы должны ответить на два вопроса. Во-первых, какие эволюционные силы сделали человечество моногамным? На этот вопрос возможно несколько ответов, один из которых – давление культурной среды. Однако, помимо очевидного вывода, что моногамные представители человечества должны были оказаться более успешными в деле размножения, мы тут мало что можем сказать. Во-вторых, отличаются ли люди друг от друга – подобно плодовым мушкам и сверчкам – уровнем генетической предрасположенности к моногамии? Или сформулируем это иначе, вне связи с социумом: всем ли людям одинаково легко следовать супружеским клятвам или одним это дается легче, чем другим? Очень соблазнительно представить, что, узнав больше о генетическом базисе человеческого поведения, мы выясним, что у разных представителей человечества склонность к моногамии выражена в разной степени, и даже более того – что эта склонность связана с некоторыми другими чертами личности, как у калифорнийской поющей рыбы или жука-навозника. Возможно, мы узнаем, к примеру, что мужчины, имеющие крупные тестикулы (приспособленные к высокому риску конкуренции спермы), склонны заводить интрижки с чужими женами и с трудом строят постоянные отношения, а мужчины с маленькими яичками (приспособленными к низкому уровню конкуренции спермы), напротив, склонны к супружеской верности и ревности и после секса очень нежны с партнершами. Однако на сегодняшний день это всего лишь гипотеза.