Книга: Жизнь насекомых. Рассказы энтомолога

Опасная дичь

Опасная дичь

Гусеницы, слепни, златки и долгоносики, кузнечики, сверчки и кобылки — добыча аммофилы, бембекса, церцерис и сфексов. Все это мирная дичь, едва сопротивляющаяся охотнику. Все равно, что бараны на бойне! Разевают челюсти, двигают ножками, выгибают спину, и только. У них нет оружия для борьбы с убийцей. Хотел бы я посмотреть, как охотник борется с ловкой и сильной дичью, защищенной, как и он, отравленным оружием. Возможна ли подобная борьба? Да не только возможна, но и очень обыкновенна. Это встреча ос-помпилов, бойцов, всегда побеждающих, с пауками, всегда побежденными.

На старых стенах, у подножия склонов, в зарослях высохшей травы, в стерне убранных посевов — всюду, где паук растягивает свои сети, можно встретить помпилов. Они проворно бегают туда и сюда, приподняв дрожащие крылышки, перелетывают с места на место. Охотник ищет дичь. Любопытная охота, при которой охотник легко может оказаться дичью, а дичь — охотником.

Помпилы кормят своих личинок пауками, а добыча пауков — подходящей величины насекомые. Силы их часто бывают равны, нередко преимущество оказывается даже на сторона паука. У насекомых есть свои хитрости, свои ловкие удары, у пауков — гибельные капканы и свои паучьи приемы. Оса много подвижнее, паука защищает его паутинная сеть. У осы есть жало, ядовитый укол которого парализует, у паука — пара ядовитых крючков, челюстей, укус которых убивает насекомое. Убийца и парализатор, — кто из них станет добычей другого? Казалось бы, что перевес должен оказаться на стороне паука: он сильнее, его оружие могущественнее, он может и защищаться, и нападать. Но помпил всегда выходит победителем. Очевидно, у него есть такой прием охоты, который обеспечивает ему победу. Мне очень хотелось раскрыть эту тайну.

В моей местности самый сильный и деятельный охотник за пауками — это кольчатый помпил, или каликург. Он почти с шершня величиной. Желтый с черным, на высоких ногах, с крыльями цвета копченой селедки, черными у концов, охотник выглядит нарядным. Он редок: в течение лета я вижу его три-четыре раза и всегда остановлюсь, чтобы полюбоваться им. Его смелый вид, решительная походка и воинственная осанка заставляли меня предполагать, что дичью ему служит какое-нибудь опасное животное. После долгих выслеживаний и подстереганий я, наконец, узнал его добычу. То был чернобрюхий тарантул, ужасный паук, одним ударом убивающий крупного шмеля, паук, который может убить воробья, крота. Укус этого паука небезопасен для человека. Вот какую дичь заготовляет каликург для своей личинки!

Только один раз мне удалось увидеть эту замечательную сцену совсем близко от дома, в лаборатории моего пустыря. Как сейчас вижу: вот смелый разбойник тащит за ножку тарантула, которого он только что поймал где-то недалеко. У подножия стены видно отверстие — случайная щель между камнями. Очевидно, каликург уже наведывался туда, и это жилье ему нравится. Парализованный тарантул был на некоторое время оставлен — не знаю где, и охотник ходил за ним, чтобы втащить добычу в щель.

Каликург в последний раз осмотрел жилье и выбросил из него несколько кусочков обвалившейся штукатурки. Этим и ограничились его приготовления. Схватив тарантула за ножку, оса втащила его спиной вниз в щель. Вскоре она снова появилась, подтолкнула к щели выброшенные кусочки штукатурки и улетела. Все окончено: яйцо отложено, вход в жилье кое-как прикрыт.

Теперь я могу рассмотреть и норку, и ее содержимое.

Каликургу не пришлось трудиться над рытьем норки. Он занял готовое жилье — случайную щель между камнями. Запор столь же примитивен, как и само жилье: несколько кусочков штукатурки собраны в кучку, прикрывающую вход в щель. Это не дверь, а завал. Свирепый охотник оказался жалким строителем. Убийца тарантула не умеет вырыть норку для своей личинки и занимает первую попавшуюся щель между камнями, была бы она достаточно просторна. Кучка обломков заменяет дверь. Трудно устроить жилье быстрее, чем это проделывает каликург.

Я вытаскиваю паука. Яйцо прикреплено на основании брюшка тарантула. Неловкое движение — и яичко отпадает. Кончено! Теперь яйцо не будет развиваться, и я не увижу личинку.

Тарантул неподвижен, но гибок, как живой. Изредка концы его ножек немного вздрагивают. Следов раны не видно. Я хорошо знаком с повадками парализаторов, и мне нетрудно представить себе, что и как произошло. Конечно, паук был ужален в грудь и притом всего один раз: именно в груди помещается огромный нервный узел, единственный узел паука. Я кладу тарантула в коробочку, и он остается свежим и жизненно гибким с 2 августа по 20 сентября, в течение семи недель. Такие чудеса нам известны достаточно, а потому не стоит на них останавливаться.

От меня ускользает самое важное: больше всего я хотел и до сих пор хочу увидеть борьбу каликурга с тарантулом. Проникает ли охотник в норку паука, чтобы захватить дичь в глубине ее убежища? Это было бы смертельно опасной смелостью: паук встретился бы с каликургом лицом к лицу и, схватив за затылок, укусил бы его, а укус тарантула — смерть. Нет, очевидно, каликург не входит в норку тарантула. Нападает ли он на паука вне его жилья? Тарантул — домосед, летом я не видел, чтобы он бродил днем. Позже, осенью, когда каликурги исчезают, самки тарантулов прогуливаются на свежем воздухе, таская на спине свое многочисленное потомство. Задача усложняется: охотник не может войти в норку — его наверняка убьет паук. Повадки паука таковы, что днем вне норки его встретишь редко. Интересно бы разгадать эту тайну. Попробуем это сделать с помощью наблюдений над другими охотниками за пауками. Сравнение поможет нам прийти к выводам.

Я много раз подстерегал помпилов разных видов во время их охотничьих похождений, но никогда не видел, чтобы помпил проникал в норку паука, если хозяин жилья был дома. Все равно, каково жилье паука: паутинная воронка или шатер, или нечто вроде арабской палатки, или сближенные листья, или норка. Хозяин дома и осторожная оса держатся в стороне. Вот если жилье пусто, тогда другое дело. Помпил легко перебегает по сетям паука, в которых запутались бы другие насекомые. Что он делает, исследуя пустую паутину? Следит за тем, что происходит на соседних паутинах, где сидят в засаде пауки. Похоже, что помпил ни за что не пойдет в гости к пауку, находящемуся дома, и он тысячу раз прав. Горе противнику, даже равной силы, если он перешагнет порог жилья паука!

Я собрал много примеров осторожности помпилов. Вот один из них. Соединив паутинками три листочка, паук построил себе горизонтальную колыбельку, открытую с обоих концов. Помпил, ищущий дичи, подошел, нашел добычу подходящей и всунул голову во вход жилья. Паук отодвинулся в другой конец. Охотник обошел жилье и появился у другого входа. Тогда паук отодвинулся к первой двери.

Так продолжалось около четверти часа: стоило помпилу подойти к одному входу, как паук убегал к другому. Должно быть, добыча очень привлекала помпила, потому что он долго упорствовал в своих попытках. И все же ему пришлось отказаться от этой дичи. Охотник улетел, а паук занялся подстораживанием мушек.

Что нужно было сделать помпилу, чтобы овладеть добычей? Проникнуть в зеленую колыбельку, напасть на паука в его жилье, а не бегать от одного входа к другому. Мне казалось, что с его проворством и смелостью помпил не промахнулся бы: паук был неуклюж, передвигался немного боком, как краб. Я считал это дело легким, оса нашла его опасным. Теперь и я согласен с ней: войди она в жилье паука, и тот куснет ее в затылок. Охотник превратился бы в дичь.

Шли годы, а мне все не удавалось раскрыть тайну парализаторского искусства помпилов. Наконец в последний год моего пребывания в Оранже мне посчастливилось.

Мой садик был окружен старой, почерневшей от времени и развалившейся стеной, в щелях которой поселилось множество пауков, в особенности погребных пауков-сегестрий. Этот паук весь черный, кроме челюстей, окрашенных в красивый металлически-зеленый цвет, а ядовитые крючки выглядят сделанными из бронзы. Нет щели в моей ограде, в которой не устроился бы такой паук. Его паутина имеет вид широкой и плоской воронки, растянутой на поверхности стены и прикрепленной к ней паутинками. За этим коническим помещением следует трубка, которая опускается в щель стены. На дне трубки — столовая. Сюда уходит паук, чтобы пожрать пойманную добычу.

Упершись двумя задними ножками в трубку, а шесть остальных ножек растопырив вокруг отверстия воронки, паук неподвижен. Он ждет добычи. Обычно добычей являются мухи, задевшие крылом за паутину. Почувствовав по дрожанию паутины, как бьется муха, паук выскакивает из засады. Укушенная в затылок, муха умирает, и паук уносит ее в свое жилье. Бросаясь на муху, паук не может упасть, если и сорвется. Конец паутинной нити, выпущенной им, прикреплен к трубке: паук как бы привязан за конец брюшка. Падая, он повиснет на этой нити.

При таком снаряжении сегестрия может нападать и на менее безобидную дичь, чем крупная муха-ильница — ее частая добыча. Говорят, она не боится даже осы. У меня нет доказательств, но я, зная смелость сегестрии, охотно верю тому, что она нападет и на осу. Смелость паука сопровождается еще и силой яда. Укушенная крупная муха сразу умирает, подобно шмелю, по ошибке забравшемуся в норку тарантула и укушенному там негостеприимным хозяином.

Известно действие яда сегестрии на человека; его проследил А. Дюге. Вот что он пишет:

«Сегестрия, или большой погребной паук, слывущий ядовитым в нашей местности, был выбран для главного опыта. Он был длиной в двадцать три миллиметра. Схватив его пальцами за спину (так всегда надо брать пауков, чтобы избежать их укусов и не искалечить их), я клал его на различные предметы, на мою одежду, и он, подогнув ножки, сидел, не проявляя ни малейшего желания кусать. Но как только я посадил его на кожу своей руки, как он вцепился в нее своими металлически-зелеными челюстями и глубоко погрузил в нее свои крючки. Хотя я его выпустил, он несколько минут оставался прицепившимся к этому месту, а потом оторвался, упал и убежал. На руке оказались две маленькие ранки на расстоянии пяти миллиметров одна от другой. Из них вытекло очень немного крови, и они были окружены таким же маленьким подтеком, какой производит укол толстой булавкой.

В момент укуса ощущалось нечто вроде боли, и это чувство длилось около пяти-шести минут, но уже с меньшей силой. Я могу сравнить его с ожогом крапивой. Беловатая опухоль почти тотчас же окружила обе ранки, а окружность на пространстве примерно двух с половиной сантиметров слегка вспухла и покраснела. Через полтора часа все исчезло, кроме следов укуса, продержавшихся несколько дней, как то бывает при всякой маленькой ранке. Это было в сентябре и в свежую погоду. Может быть, в жаркую погоду симптомы были бы сильнее».

Действие яда сегестрии хотя и не серьезно, но ясно выражено. Это чего-нибудь да стоит: укус, вызывающий боль, опухоль, красноту. Если опыт Дюге для нас успокоителен, то не менее верно, что яд погребного паука смертелен для насекомых. И, однако, помпил, который и меньше, и слабее погребного паука, нападает на него и одерживает победу. Это черный помпил, который не длиннее домашней пчелы, но гораздо тоньше ее. Он весь черный, а крылья его темные с прозрачными краями.

Последуем за черным помпилом к старой стене, чтобы посмотреть, как он побеждает паука. Вооружимся терпением: за осой придется следить долго. Ведь с таким опасным противником быстро не справишься.

Помпил внимательно исследует стену: бегает, прыгает, летает, по нескольку раз пробегает по одному и тому же месту. Его усики дрожат, а приподнятые над спиной крылья ударяют одно о другое. Вот он подбежал совсем близко к воронке сегестрии. Паук появляется у входа в трубку и протягивает наружу передние ножки, готовый схватить охотника. Паук не собирается убегать: он начинает подстерегать того, кто подстерегает его самого. Дичь готовится напасть на охотника.

Помпил отступает, смотрит на паука, с минуту ходит вокруг желанной дичи, потом удаляется, ничего не предприняв. Когда он ушел, паук прячется в глубь трубки. Снова проходит помпил вблизи жилья дичи. Паук, который был настороже, сейчас же появился на пороге трубки, высунулся из нее наполовину и ждет, готовый к защите и нападению. Уходит помпил, и снова прячется паук.

Новая тревога: оса пришла опять. Снова паук выглянул наружу. Немного позже его сосед сделал еще лучше: когда помпил бродил вблизи его трубки, он выскочил из нее и бросился на помпила. Перепуганный охотник убежал, а паук, быстро пятясь, скрылся в трубке.

Нельзя не признаться, что это странная дичь. Она не прячется, а спешит показаться, не убегает, а бросается на охотника. Если бы на этом и закончились наблюдения, то разве можно было бы сказать, кто здесь охотник, а кто дичь? Не стали бы разве жалеть неосторожную осу? Стоит ее лапке запутаться в паутине, и паук прикончит беднягу.

Каковы же охотничьи приемы помпила? Ведь паук всегда настороже, готов к защите и так смел, что не прочь напасть первым.

Мой рассказ будет краток.

Я вижу, как помпил несколько раз кидается на одну из ножек паука, хватает ее челюстями и старается вытащить паука из трубки. Он делает это так внезапно, что не дает пауку времени отразить удар. Но паук крепко держится задними ножками и отделывается толчком, а помпил, дернув паука, спешит отступить: если задержаться, то паук перейдет в нападение. Промахнувшись здесь, помпил начинает проделывать то же самое у другой воронки. Подпрыгивая и подлетая, он бродит вокруг входа в трубку, а паук следит за ним, растопырив ножки. Улучив благоприятный момент, помпил кидается, схватывает ножку паука, тянет к себе и, не выпуская ее, бросается в сторону. Чаще всего паук не поддается, иногда оса вытаскивает его на несколько сантиметров из трубки, но и только: паук уходит обратно. Несомненно, ему помогает в этом спасательная паутинка, тянущаяся от конца его брюшка в глубь воронки.

Намерения помпила ясны: он хочет вытащить паука из его крепости и отбросить подальше, чтобы напасть на него в открытом поле. Настойчивость охотника увенчивается успехом. На этот раз все идет хорошо. Сильным рывком помпил выдергивает паука из трубки и бросает его на землю. Оглушенный падением, очутившийся вне своей засады, паук теперь уже не тот смелый противник, каким только что был. Он прячется в какую-нибудь ямку и поджимает ножки. Помпил подбегает к нему. Я едва успеваю приблизиться, как уже все кончено: паук парализован уколом в грудь.

Так вот какова она, охота помпила. Осе грозит смертельная опасность, если она нападет на паука в его жилище. Она знает это и никогда не входит туда, но она знает и другое: вытащенный из своего убежища, паук теряет всю свою смелость. Вся военная тактика помпила сводится к тому, чтобы выселить паука из жилья. Если это удастся, то все остальное — пустяки.