Книга: История леса. Взгляд из Германии

XI. Основание городов, вырубки лесов, посадки деревьев

XI. Основание городов, вырубки лесов, посадки деревьев

Средиземноморский ландшафт, окружавший римлянина Тацита, выглядел, безусловно, совершенно иначе, чем дикая с виду, неколонизированная и потому «некультурная» Германия. Впрочем, «некультурной» в исходном смысле этого слова, то есть невозделанной, Германия к тому времени давно уже не была, ведь земледелием там занимались за тысячи лет до н. э. Однако земля к северу от Альп не была освоена, то есть не была частью цивилизации, частью организованного государства.

Во времена Тацита весь регион от Ближнего Востока до западной оконечности Средиземного моря был урбанизирован. Городские культуры, к которым принадлежали не только сами города, но и их окрестности, коренным образом отличались от культур чисто крестьянских. Крестьянские культуры древности не знали письменности и не оставили после себя никаких письменных свидетельств, из-за чего и считаются «предысторическими». Высокая плотность населения в городах обусловливала необходимость организации, государственного управления, что во все эпохи было связано с насаждением письменности и появлением письменных, исторических источников. Разница между неписьменными и письменными культурами вызывает у историков повышенный интерес. При этом нельзя игнорировать то, что первые письменные источники встраивались в давно идущий исторический процесс, и что между «предысторическими» крестьянскими культурами и городскими культурами, называемыми «историческими», были и другие различия. Крестьян считал «нецивилизованными» не только Тацит, ведь цивилизацию могли создать только городские жители, граждане (civis) города или государства.

Для сельских культур предысторического времени был характерен полубродячий образ жизни – периодическое перемещение поселений и сельскохозяйственных угодий. Такое поведение, не только казавшееся странным Тациту, но и сегодня внушающее цивилизованным людям подозрение, сохранялось в течение нескольких тысячелетий без какого-либо государственного управления. Это можно расценить как признак того, что земледельцы со своими полями и окружавшие их леса составляли стабильную, устойчивую систему. Правда, с ростом численности населения и его потребностей стабильность падала.

Совместная цивилизованная жизнь большого числа людей подчинялась иным законам. Пока господствовал предысторический тип поселений, люди не создавали государств, не развивались торговые отношения, кроме ничтожного по объему случайного обмена товарами. Только горожане, объединившиеся в рамках единой организации (государства), занялись торговлей и ремеслом. Но цивилизация влекла за собой и последствия для окружающего мира, в частности изменяла облик лесов.

Вскоре после основания города становилась ощутима нехватка леса в его окрестностях, так что уже с самого начала приходилось думать об экономии столь универсального источника энергии, столь важного ресурса и строительного материала, как древесина. На Ближнем Востоке и в Средиземноморье можно было возводить дома из глины, затем из камня, так что лес как стройматериал был не так уж нужен. Топили тоже не постоянно. Это создавало более благоприятные условия для возникновения городов, чем в центре Европы. Лес тем не менее был востребован – как материал для инструментов, для варки и жарки пищи и выпечки хлеба, для выплавки руды. В городах требовалось больше различных материалов, нежели в сельских поселениях, здесь развивались иные пищевые привычки, разносторонние и богатые – возникала культура еды и, конечно, возрастала потребность в самых разнообразных металлах. Так что леса в окрестностях городов постепенно исчезали. Безлесные земли более не забрасывали, они становились либо полями, либо пастбищами. Город с его растущей численностью населения потреблял все большее количество мяса, так что в окрестностях городов интенсивно развивалось скотоводство. Скот поедал и вытаптывал не только травы, но и в первую очередь подрастающие деревья. Особенно отличались этим домашние козы, которых издавна и в больших количествах держали на Ближнем Востоке и в Средиземноморье. Они обгрызали даже колючие кустарники.

Таким образом, в зонах, отмеченных цивилизацией, новые леса уже не росли. Видимо, «с точки зрения леса» это и отличало в первую очередь историческую культуру от предысторической. Если в предысторическую эпоху общая площадь лесов сокращалась лишь немного, потому что лес постоянно возобновлялся, то в окрестностях ранних цивилизаций площадь леса только убывала.

После того как лес в пределах городов исчезал, древесину доставляли из более отдаленных регионов или приобретали торговым путем. Покупали лес только тогда, когда удавалось продать промышленные товары, произведенные в городе. В выгодном положении оказывались города на реках, берущих свое начало в малонаселенных и богатых лесом горах. В такие города лес доставляли вниз по течению, молевым и плотовым сплавом. Если город лежал на берегу моря, дерево транспортировали по морю. Мы не знаем в деталях, как функционировала система снабжения лесом в Античности. Может быть, городские жители создавали колонии в тех местах, где рубили лес и вязали из него плоты, или там, где его покупали, так что и в этих местах налаживались стабильные отношения, характерные для городского уклада. В таком случае это расширяло площадь воздействия цивилизации, но сокращало площади лесов.

В любом случае, ареал цивилизации постепенно расширялся. Во-первых, государства имели тенденцию к укреплению и распространяли свое стабилизирующее воздействие, осваивая земли и создавая колонии. Этот процесс прослеживается на протяжении тысячелетий. Во-вторых, стабильные государства были фундаментом экономического роста и более высокого качества жизни. Освоение территорий (колонизация), то есть переход от предысторического образа жизни к цивилизованному, в различных областях земного шара занимало разные отрезки времени. На Ближнем Востоке процесс превращения охотничьих культур в земледельческие общества длился очень долго. Но затем общества земледельцев быстро перешли в городские цивилизации. Возможно, это было связано с условиями среды: земли бедной дождями Передней Азии нуждались в организации искусственного орошения; кроме того, быстро исчезали леса, возобновление которых шло здесь очень трудно. Дольше сохранялся предысторический тип поселений в Средиземноморье, а наиболее долго – в широколиственной зоне Европы, где пришедшее когда-то с Ближнего Востока земледелие распространилось и закрепилось очень быстро. Из этого можно сделать вывод, что в Центральной Европе и окружающих ее областях сформировался особенно стабильный «симбиоз» между земледельцами и окружающими лесами. В районах бореальных хвойных лесов на северо-востоке Европы и в некоторых европейских горах, напротив, распространение земледелия шло очень долго. Колонизацию там можно было осуществить много быстрее, в сущности, переход к постоянному сельскому хозяйству прошел лишь одновременно и во взаимосвязи с основанием городов, замков и монастырей.

Жители городов не только рубили деревья. Именно они начали их высаживать. Первобытные земледельцы не сажали плодовых деревьев, ведь хороших урожаев можно было ждать только тогда, когда уже подходила пора покидать обрабатываемые земли.

В городах все стало по-другому. Недаром посадка деревьев имеет символическое значение – с античных времен она является знаком постоянства. В Средиземноморье символом стабильности стало основное плодовое дерево – маслина, или олива, что неудивительно при ее замечательной долговечности. Оливковую ветвь держал в клюве голубь, который принес Ною весть, что вновь показалась земля и на ней можно постоянно жить. Оливу, согласно мифу, даровала жителям города, названного впоследствии в ее честь, Афина Паллада. Растительное масло, которое в античное время производилось почти исключительно из оливы (другое ее название «маслина», поэтому слова «масло» и «маслина» имеют во многих языках один и тот же корень), является знаком постоянства и в религии, что выражается в обрядах соборования и елеепомазания и в том, что Христа, в переводе – «помазанника» (маслом, или елеем, ср. нем. ?l), арестовали у подножия Масличной горы.

Наряду с оливой в высоких культурах древнего Средиземноморья большую роль играли фиговое дерево (инжир), итальянская сосна (пиния), миндаль, гранат, съедобный каштан и грецкий орех, а в Египте, кроме того, финиковая пальма. Во многих местах закладывали виноградники; виноградная лоза со временем одревесневает и потому тоже принадлежит к растениям с долгим сроком жизни. Некоторые из этих деревьев были известны уже древним народам, живущим по берегам Евфрата и Тигра. На берегах Средиземного моря их выращивали сначала только на востоке, в Леванте[47], затем также на Крите, в Эгейском регионе, материковой части Греции. С финикийскими и греческими колонистами они попали на запад Средиземноморья. Там находился Рим – мировая метрополия. С римской колонизацией «хлебные деревья» попали в самые дальние уголки запада средиземноморского мира, а также, насколько позволяли климатические условия, в Центральную и Западную Европу.

Многие плодовые деревья размножаются вегетативно, как клоны. От возникшего путем случайной мутации растения, обладающего лучшими качествами, например, дающего большое количество крупных, вкусных и ароматных плодов, срезали молодые побеги и сажали их в землю. Укоренившись и начав самостоятельную жизнь, они давали растения, генетически идентичные той особи, от которой были взяты побеги. В Античности был изобретен еще один, более сложный и совершенный способ клонирования деревьев: прививка. При этом от дерева с лучшими плодами отрезают молодой побег с хорошо развитыми почками (привой) и вставляют его в специальный разрез на стволе дичка-подвоя (дерева того же вида, но обладающего мелкими, невкусными плодами) и крепко привязывают. Древесные ткани привитого побега приживаются к тканям дерева-дичка, и вырастает могучее дерево, в котором только ствол и корни возникли «нормальным» естественным путем, а вся крона принадлежит другому – клонированному – растению.

Вскоре вокруг городов лесов не стало, зато поднялись светлые рощи (Heine) и фруктовые сады. О них, а также о священных рощах можно немало прочесть в античной литературе. И сегодня рощи остаются характерной чертой средиземноморского ландшафта. Во времена Римской империи саженцами и прививками, то есть вегетативно, размножали многие виды деревьев: вишни, различные сливы и алычу, яблони, груши и другие. Эти виды стали типичны для средиземноморских и среднеевропейских садов. Их присутствие, строго говоря, есть характерная черта не чисто сельского мира, а – цивилизации, городского уклада жизни. Фруктовый сад – в том числе и расположенный рядом с деревней – мог закладываться только тогда, когда было ясно, что поселение останется здесь надолго, а не будет перенесено через несколько десятилетий.

Рощи и фруктовые сады во все времена были любимы и почитаемы, ведь они давали защиту от зноя, а в Средиземноморье это было особенно важно. Но закладка рощ не спасала от почвенной эрозии, которая уже в доримскую эпоху была очень сильна на землях, где вырубили лес. Из-за рубок и последующего выпаса копытных, прежде всего коз, большая часть растений уничтожалась или выедалась. Падала связность грунтов. Их высушивало солнце, почва трескалась, а мелкие частицы гумуса сносило ветром. После редких дождей с гор в долины скатывались лавины ила и грязи, приводившие к разливу рек, хоронивших под собою все проявления жизни. Подобные «всемирные потопы» постоянно давали о себе знать на Ближнем Востоке и в Средиземноморье. Дезертификация (образование пустынь при «содействии» человека) ко временам Римской империи была уже далеко не новой проблемой. Некоторые цивилизации, прежде всего в Передней Азии, уже окончили свои дни, а среди причин их гибели было и опустынивание земель.

Римляне заняли значительные территории на Ближнем Востоке. В долине Иордана они заложили обширные оливковые рощи, которые засохли и погибли в послеримский период, в горах Передней Азии лес рубили для строительства, например, знаменитые ливанские кедры. Сильнее всего изменились в эпоху Римской империи окрестности самого «Вечного города». Менее опустошительной была, вероятно, деятельность человека в лесах Апеннинских гор. Хотя Рим не так далеко от них, но некоторые их участки до сегодняшнего дня сохранили по-настоящему «первоначальный» облик. Активнее вырубались леса Верхней Италии и Далмации, где римляне добывали дуб. Таким образом, земли в долине реки По, занятые прежде субсредиземноморскими дубравами, превратились в регионы интенсивного сельского хозяйства, рощ и виноградников.

В хорватской части Краса сформировались средиземноморские кустарниковые пустоши, которые можно было использовать уже только как экстенсивные пастбища. Во многих местах слой почвы был до такой степени тонок и разбит, что оставались только белые известковые скалы: типичная картина сегодняшнего карстового ландшафта юго-восточной Европы.

К северу от Альп римляне селились почти исключительно в районах с преобладанием лиственных лесов, а не в более сухих и морозных местностях далее к востоку. Продвигались они и в регионы смешанных лесов, но не сплошных хвойных. К северу и западу от Альп выращивали виноград и те плодовые деревья, которые переносили местный климат. Везде, как с южной стороны Альп, так и к северу от них, римляне вырубали дуб – основной материал для строительства. Вырубались также буки: они служили для выплавки руды. Дальнейшее расселение бука в Европе римского периода было ограничено в первую очередь потому, что в пределах Римской империи, включая регионы, расположенные к северу от Альп, хозяйственные площади более не забрасывали, следовательно, лесовозобновление прекращалось.

Еще одна порода, которую рубили римляне в центральноевропейских лесах, – пихта. Это дерево было великолепным материалом для строительства кораблей, массивных зданий и мостов. Росло оно только в Альпах и в отдельных, наиболее высоких среднегорьях юга Центральной Европы. Римляне использовали древесину пихты и в таких регионах, где в лесах ее никогда не бывало, к примеру, при строительстве моста через Мозель в Трире, в городах Нойсе, Ксантене и в районе устья Рейна. Это означало, что пихту вырубали в высоких горах, например в Альпах, Вогезах и Шварцвальде, и затем сплавляли плотами или отдельными бревнами вниз по течению Рейна и Мозеля, чтобы использовать для строительства в низовьях крупных европейских рек.

После вырубки больших лесных массивов возникали обширные сельскохозяйственные ландшафты с разбросанными по ним усадьбами, например на Нижнем Рейне, в Бельгии и на юге Англии. В первую очередь это происходило там, где были распространены лёссовые почвы. Во влажных лощинах римляне вырубали черноольшаники, например в Англии, а на их месте устраивали луга, то есть участки с пышной, регулярно скашиваемой на сено травой. Скот выпасали также в более высоких частях Центральной и Западной Европы. Последствия этого были здесь не столь тяжелы, как в хорватском Красе, но тоже оставили глубокий след: именно тогда на побережье Атлантики – в Англии, Шотландии, Бретани и горах Западной Европы возникли многочисленные верещатники – пустоши, поросшие вереском и другими карликовыми кустарниками. Они были наследниками тех лесов, в первую очередь дубовых, в нижнем ярусе которых издавна произрастал вереск. После вырубок он разрастался еще сильнее, а выпас на обезлесевших площадях давал и самому вереску, и другим растениям с жесткими стеблями и листьями дополнительное преимущество: проростки деревьев, как и травы с более мягкими и вкусными стеблями, естественно, выедались гораздо активнее.

Заметно, что пастбища и пустоши особенно распространились по окраинным землям Европы – как на юге, так и на западе. На Востоке были естественные степи, на севере – бореальные хвойные леса. Единственным регионом, в котором по-прежнему лучше, чем где бы то ни было, рос и возобновлялся лес, остался центр Европы. Из подобных посылок читатели «Германии» Тацита, сориентированные на национальные ценности, сделали в XVIII–XIX веках вывод: лес сохранился лучше всего там, где впоследствии появилась страна Германия. Эта мысль не столь нелепа, как может показаться. С учетом всех обстоятельств, касающихся лесов во времена Римской империи, обнаруживается – отличие центра Европы от других ее регионов состояло, видимо, именно в том, что здесь успешнее всего восстанавливался лес. Проще было сажать его и выращивать, проще было извлекать из него прибыль.