Книга: Достающее звено. Книга 2. Люди

Мала Баланика, да споров много

В последнее время появилось много данных и размышлений о разнообразии древних человеческих групп. Экзотические флоресские “хоббиты” и загадочные алтайские денисовцы бередят воображение антропологов. Однако, оказывается, необязательно слишком удаляться из, казалось бы, давно и подробно обследованной Европы, чтобы найти что-то оригинальное. Статья группы сербских археологов и антропологов, опубликованная в одном из номеров Journal of Human Evolution за 2011 г., посвящена именно этой теме (Roksandic et al., 2011).

В сербской пещере Мала-Баланика был найден обломок левой стороны нижней челюсти BH-1 с тремя молярами – находка хорошая, но, на первый взгляд, не самая многообещающая. Подробнейшее датирование дало наименьший радиометрический возраст 113+72/?43 тыс. лет назад – порядок возраста ранних неандертальцев из Крапины. Археологическое сопровождение оказалось весьма скудным – всего 102 артефакта шарантского мустье, выполненных без техники леваллуа. Ретушированные артефакты к тому же составили всего 26,7 % коллекции. Следов костяных орудий или тем более искусства нет и в помине. В общем, жили просто, без затей…

Вроде можно было бы констатировать очередного неандертальца, ан нет! Кластерный анализ 16 признаков (никогда не устану удивляться, как много можно выжать из самого маленького обломка кости!) тела нижней челюсти показал, что BH-1 больше всего похож на архантропов, в том числе самых ранних, а вовсе не на неандертальцев. Несуразно архаичное строение! Ближайшим сходством с BH-1 обладают Сангиран 1b, Атапуэрка, Гран-Долина ATD6–96, Тернифин 2, несколько меньшим – Дманиси D211, KNM-ER 992, дальше идут синантропы, Араго, Мауэр, Монморен, прочие Дманиси и Тернифины. Неандертальцы резко выделились в самостоятельный кластерный “куст”. Показательно, что в “куст” архантропов затесался Баньолас, а в “куст” неандертальцев – Атапуэрка Сима-де-лос-Уэсос AT-888 и Эрингсдорф F. Последние два всегда, кстати, рассматривались как непосредственные предки неандертальцев.

Конечно, кластерный анализ – штука хитрая, работает по принципу “алгоритм что дышло – куда повернешь, туда и вышло”, да и индивидуальную изменчивость никуда не денешь. Но в свете последних датировок некоторых показательных находок картина вырисовывается интересная. Накапливается все больше данных, что в Европе даже в самые что ни на есть неандертальские времена жили и другие люди. Идея, в общем, не новая, Г. Валлуа еще полвека назад доказывал синхронное существование в Европе двух линий; только вот второй линией, наряду с неандертальской, у Г. Валлуа были “пресапиенсы”, а на самом деле обнаруживаются еще более архаичные, примитивные и вообще низколобые, мордастые и небритые персонажи. Видимо, на просторах Европы неандертальцы были самыми продвинутыми гражданами, а по углам таились древние пережиточные архантропы. В их число, видимо, попадает Чепрано, недавно получивший новую датировку 385–430 тыс. лет назад (Manzi et al., 2010), а также помянутый выше Баньолас – 66±7 тыс. лет назад (Gr?n et al., 2006). Морфологически они соответствуют архантропам, а датировки имеют сравнительно поздние.

Впрочем, ничто не ново под Луной. Пафос великого открытия всегда несколько тускнеет, стоит лишь вспомнить историю вопроса. Старые находки из Вертешселлеша и Бильцингслебена всегда были образцом пережиточности европейских архантропов, об этом писалось с момента их открытия. В последнее время Вертешселлеш был датирован абсолютным методом временем 185–210 тыс. лет назад (Schwarcz et Latham, 1990), хотя другие исследователи называют цифры 300 (Stringer et Hublin, 1997) или 400 тыс. лет назад (Pesci, 1990) – в любом случае мало для архантропов. Бильцингслебен имеет близкий возраст 300–412 тыс. лет назад (Schwarcz et al., 1988). Вертешселлеш и Бильцингслебен, кстати, сопровождаются вообще галечной культурой.

Впрочем, полтора года спустя в новой статье, опубликованной в PLoS ONE, челюсть из Мала-Баланики была передатирована интервалом 397–525 тыс. лет назад (Rink et al., 2013). Неужели идея похоронена?

А так красиво получалось: торжество прогрессивной неандертальской морфологии при сохранении архаичной эректоидной в отдельных популяциях… Неужели стоит проститься с красивой сказкой? Неужели все так банально – одни исчезли, другие появились? На самом деле – все стало гораздо интереснее!

Удревнение “самого позднего эректуса Европы” вовсе не обесцвечивает картину эволюции гоминид в Европе. Во-первых, никуда не делась не менее архаичная челюсть из Баньолас с датировкой всего 66 тыс. лет. Во-вторых, новая датировка практически синхронизирует Мала-Баланику со столь же примитивными Вертешселлешем и Бильцингслебеном, которые, кстати, условно близки географически. В-третьих, она же возводит Мала-Баланику в звание древнейшего гоминида Восточной Европы.

Авторы новой статьи идут еще дальше – даже за пределы Европы. Они указывают, что Мала-Баланика становится в ряд южных архантропов типа Кокабаса – 490–510 тыс. лет назад (Kappelman et al., 2008), Висольяно – 400–500 тыс. лет назад (Manzi, 2004) и Чепрано – 385–430 тыс. лет назад (Manzi et al., 2010). Правда, для всех этих находок есть и иные, менее достоверные определения возраста: 1,11 млн лет назад для Кокабаса, от 120 до 600 тыс. лет назад для Висольяно и 800–900 тыс. лет назад для Чепрано. Нельзя не вспомнить также Мауэра (500–700 тыс. лет назад), Араго (450 тыс. лет назад) и Петралону (от наиболее вероятных 150–250 тыс. лет назад до 700 тыс. лет назад). Наконец, и люди Сима-де-лос-Уэсос неожиданно удревнились до 427 тыс. лет назад (против прежних 325 тыс. лет назад; Arnold et al., 2014). А ведь последние претендуют на должность предков неандертальцев! Таким образом, отодвигание Мала-Баланики в глубь времен компенсируется тем же для пращуров палеоантропов при сохранении поздних архантропов. То есть синхронное существование гоминид разного эволюционного уровня никуда не делось, его рамки даже заметно расширились.

Изобилие не вполне надежных датировок оставляет еще много простора для хронологической эквилибристики, но интрига в любом случае сохраняется. Если новые цифры верны, то мы имеем хорошего балканского архантропа, связующего западноазиатских с южноевропейскими и даже центральноевропейскими. Если верны все же первые определения – мы имеем опять же хорошего балканского архантропа, но уже никого ни с кем не связующего, а пережиточного, доживающего свой век в глухих горах.

Хочется надеяться, что недра Балкан выдадут еще и иные хранимые ими тайны эволюции гоминид.

Промежуточный статус гейдельбергенсисов между архантропами и палеоантропами в сочетании с последовательностью палеоантропологических открытий (сначала были найдены неандертальцы, потом эректусы и лишь после гейдельбергенсисы) вызвал к жизни термин “атипичные неандертальцы”. В действительности же под этим словосочетанием скрываются именно гейдельбергенсисы – уже не эректусы, но еще не неандертальцы. Именно невыраженность специализированных признаков последних и позволила некоторым антропологам говорить о якобы удивительной прогрессивности “атипичных неандертальцев”. Получалась странная картина: сначала в Европе появляются вроде бы прогрессивные предки сапиенсов, а потом – специализированные неандертальцы. Такая ситуация долгое время смущала умы специалистов. Сейчас же, с появлением новых находок, все стало на свои места. Это не гейдельбергенсисы удивительно сапиентны, это мы местами слишком примитивны на фоне неандертальцев. Ледниковые периоды вызвали ускорение эволюции в Европе, тогда как в Африке, где климат не особо менялся, некоторые черты трансформировались медленнее.

Одно из значимых отличий гейдельбергенсисов от эректусов – расширение экологической пластичности. Чаще это однобоко представляется в виде расселения на север, в холода. Однако в тропиках тоже было что осваивать. Ведь люди как род возникли в саваннах, фактически мы степной вид. Лесное прошлое, о котором так много говорилось в первой части нашей книги, окончательно стало прошлым примерно на уровне хабилисов. Но препалеоантропы, возможно, начали реконкисту. Около 200–300 тыс. лет назад в Центральной Африке широко распространяется культура сангоан – одна из первых культур так называемого “среднего каменного века”; она представлена, скажем, в Брокен-Хилле. Сангоан отличается орудиями огромных размеров. Непонятно, зачем надо было такие делать, ведь размеры руки пользователей не отличались от наших. Некоторые археологи интерпретируют эти грандиозные рубила как топоры для рубки деревьев и, следовательно, относят к этому времени первое проникновение людей в дождевые тропические леса. Впрочем, палеоботанические реконструкции показывают существование в местах и во время распространения культуры сангоан открытых саванн, так что идея требует новых обоснований.

Пока наши предки загорали на африканских просторах, их суровые евразийские родичи заселяли севера. Гейдельбергенсисы были первыми людьми, прочно освоившими зоны умеренного климата. Насколько далеко они продвинулись в этом – вопрос.

Галечные орудия самого примитивного облика найдены в якутском местонахождении Диринг-Юрях. Вокруг их возраста развернулись бурные дискуссии. Первооткрыватель стоянки Ю. А. Мочанов, основываясь на их примитивности, в своих работах озвучил древность 1,8–2,5, а то и 3,2 млн лет назад (Мочанов, 1992), а абсолютное датирование термолюминесцентным методом дало цифры более 260, возможно, до 366 тыс. лет назад (Waters et al., 1997). Однако проблема в том, что по неведомой причине для датировки брались образцы не из того слоя, где были найдены орудия, а из соседнего. Сами же скопления артефактов в реальности намного моложе: возраст самых примитивных – всего 125–10 тыс. лет назад, прочих – менее 50 тыс. лет (Kuzmin, 2000; Kuzmin et Krivonogov, 1994). Так что в лучшем случае Якутию освоили неандертальцы или денисовцы, а с большой вероятностью – лишь сапиенсы.

В Европе Homo heidelbergensis наконец дошли до берегов Северного моря и смогли освоить местности, где уже была настоящая зима; архантропы на это были неспособны (Jablonski et al., 2000; Roebroeks et al., 1992). Впрочем, и гейдельбергенсисы жили тут, по-видимому, только в теплые периоды и достаточно спорадически.

Чтобы оградить себя от погодных невзгод, гейдельбергенсисы развили три сугубо человеческих особенности поведения: строительство жилищ, пользование огнем и охоту на крупных животных. Все они появились раньше, но именно препалеоантропы стали пользоваться ими регулярно. Все три хорошо представлены на французской стоянке Терра-Амата с датировками около 380 тыс. лет назад. Тут найдены остатки 21 примитивной хижины. Постройки эти были весьма внушительными – до 7–15 м длиной и 4–6 м шириной, вдвое больше стандартной большой комнаты “хрущевки”. Стены были сделаны, видимо, из веток, сохранились ямки от опорных столбов. Пол этих бунгало был утрамбован галькой, в центре имелся очаг (Lumley, 1969; справедливости ради заметим, что некоторые археологи сомневаются, являются ли эти следы остатками жилищ). Тут же, кстати, обнаружено больше 60 кусков охры со следами использования – едва ли не древнейший пример такого рода. Как они применялись, мы не знаем. По расчетам, в тепле и комфорте тут жило две семьи на протяжении одиннадцати лет. Гейдельбергенсисы Терра-Аматы охотились на древних слонов, носорогов и прочих зверей.

Там, где рельеф местности позволял, люди жались к скалам. Приятно, когда от ветра и дождя защищает надежная каменная стена. Посему именно на уровне гейдельбергенсисов началось активное заселение пещер и скальных гротов. Однако пещеры и навесы есть далеко не везде, так что расхожее представление о “пещерных жителях” сильно преувеличено. Другое дело, что в пещерах все лучше сохраняется, да и найти их несравненно легче, чем открытую стоянку: поди отыщи, где в степи или лесу сидели люди сотни тысяч лет назад. Пещера же никуда не денется, разве что обвалится; так это еще лучше – никто не потревожит древних отложений. Вот и выходит, что подавляющая часть находок действительно сделана в пещерах.

Кроме того, постоянно жить в сырой и холодной норе тоже не полезно для здоровья – здоровье портится, кости начинает ломить. Поэтому чаще всего люди жили не в глубине пещер, а на привходовой площадке, углубляясь в недра гор, лишь когда разыгрывалась непогода. Жители французской пещеры Лазаре 130–250 тыс. лет назад устроили навес из шкур у стены, отгородив уютный уголок – по крайней мере, так на голову с потолка не капает и каменная шуга не сыпется. От навеса сохранились прослои темного органического вещества вдоль стены пещеры; тут же есть два очага. Интригует находка двух волчьих черепов у двух входов в два отсека жилища. Что это – защитная магия или просто мусор? А удвоение всех элементов – случайность, результат проживания тут двух семей или разделения жилища на мужскую и женскую половины?

Не стоит думать, что жилища и очаги были прерогативой северных жителей. Все же честь их изобретения принадлежит древним африканцам. В Каламбо-Фоллс в Замбии в позднеашельских слоях с датировками 190 тыс. лет назад найдены многочисленные обломки обожженной древесины, хорошо прокаленный очаг и полукруг из камней диаметром чуть больше двух метров. Углубление внутри этого полукруга не содержит орудий, тогда как вокруг их хватает. Сооружение может быть ветровым заслоном или жилищем, хотя не исключено, что оно образовалось, когда некий водный поток окружил булыжниками дерево или термитник, которые после исчезли в небытие, оставив археологов ломать голову над происхождением таинственной конструкции.

Приручение огня, как уже говорилось, свершилось уже 1,5 млн лет назад. Однако еще миллион лет после этого люди крайне редко пользовались этим, казалось бы, невероятно ценным изобретением. До времени около 350 тыс. лет назад очаги не считались необходимым элементом интерьера. Это кажется удивительным с точки зрения современного человека, каждое утро которого начинается с зажигания огонька в том или ином виде. Неизвестно ни одного самого захудалого и дремучего племени современных людей, которое бы не умело добывать огонь и которое бы не зависело от огня. Тем страннее выглядит отсутствие кострищ и обожженных костей почти на всех стоянках древнее 400 тыс. лет и многих – после этой даты.

В Европе древнейшие достоверные следы огня – прокаленные осколки кремня и обугленная древесина – обнаружены на стоянках Бичес-Пит в Англии и Шенинген в Германии со сходными датировками 300–400 тыс. лет назад (Roebroeks et Villa, 2011). Очаги известны во французской Терра-Амате и венгерском Вертешселлеше.

Показательно и сравнение разновременных отложений на многослойных стоянках: в нижних слоях Араго с датировками 350–550 тыс. лет назад следов огня нет, а появляются они только в верхних уровнях моложе 350 тыс. лет назад. То же можно сказать и о Гран-Долине, и о пещере Табун.

Как люди обходились без обогрева и готовки пищи? Думается, мы слабо представляем их образ жизни. Видимо, адаптационные возможности древних гоминид были весьма значительными. Ведь даже на многих стоянках европейских неандертальцев, живших уже во время ледниковых периодов, кострищ и обожженых предметов по-прежнему нет. Конечно, они могли просто не сохраниться, но статистика неумолимо свидетельствует, что все же часть людей жила, вообще не зная огня или, по меньшей мере, не считая его необходимостью.

Не исключено, что недостаток внешнего тепла гейдельбергенсисы компенсировали избытком внутреннего – они стали есть гораздо больше мяса. Именно с этого вида людей человек становится специализированным охотником. То есть ловить животных умели уже хабилисы; более того – мясоедение сделало человека человеком. Но на крупных и опасных животных, да еще регулярно, так чтобы это стало основой существования, – так охотиться стали только гейдельбергенсисы. Cвидетельства массовых охот на очень крупных животных – слонов, быков, оленей и лошадей, вероятно путем загона их в болото, получены при раскопках испанских стоянок Аридос, Торральба и Амброна с древностью 350–400 тыс. лет назад. Впрочем, скептики не согласны с такой интерпретацией; особенно много споров вызвало предположение об охоте на слонов (например: Villa, 1990). Но слоны слонами, а охота охотой; гейдельбергенсисам хватало добычи даже и без клыкастых-хоботастых.

К тому же, даже если в Испании свидетельства слоноборчества спорны, есть ведь и другие места на планете. Недвусмысленный и очень яркий пример того – недавнее исследование костей и орудий с израильской стоянки Ревадим с датировкой 300–500 тыс. лет назад (Solodenko et al., 2015). Тут были найдены многочисленные кости животных, в том числе древнего слона со следами разделки. Замечательно, что исследователям удалось обнаружить следы слоновьего жира на ашельских бифасах и скреблах.

Культура гейдельбергенсисов – поздний ашель. При взгляде с высоты птичьего полета разницы со средним ашелем эректусов вроде бы и не так много. Все те же рубила, разве что более ровные и симметричные. Однако уровень гейдельбергенсисов был несравненно выше предшествовавшего.

Кроме каменных орудий, препалеоантропы делали и деревянные. Лучшими образцами служат изделия, найденные в немецкой шахте бурого угля Шенинген (Thieme, 2000). В двух местах этого местонахождения с датировками 320 тыс. лет назад исследователи откопали массу остатков из дерева, в том числе три рукоятки из пихты с вырезанными расщелинами для закрепления каменных наконечников, заостренную с двух сторон палку, подобную метательным дубинкам, коими австралийские аборигены сбивают птиц на лету, обугленную палку – возможно, вертел для жарки мяса, а самое главное – несколько копий. Копья сделаны из молодых елей, одно – из сосны; они имеют длину от 1,82 до 2,5 м. Показательно, что наконечники не приставные, мастера просто застругали и, возможно, слегка обожгли для пущей твердости прикорневые – самые прочные – части деревьев. Наиболее толстая и, соответственно, тяжелая часть копий находится примерно на треть длины от конца. Судя по такой балансировке, копья были метательными. Эксперименты с точными копиями шенингенских копий показали, что при желании и некоторой сноровке их можно метнуть аж на 70 метров. Судя по годовым кольцам, деревца, использованные для изготовления копий, росли медленно и в довольно холодном климате. Об этом же говорит и состав фауны.

Таким образом, в Шенингене мы имеем аж две великие новации. Во-первых, были изобретены составные орудия, люди научились комбинировать несколько элементов вместе, как-то соединять их. До сих пор безоговорочно главенствовал принцип “одна заготовка – одно орудие”. Рубила, кливеры и прочие чопперы надо было держать в руке, что, конечно, не всегда удобно. Теперь же возникли понятия “рукоятка” и “лезвие”: палки с щелями из Шенингена явно были частью чего-то вроде ножа. Правда, копья отсюда же без приставных наконечников, но не все же сразу.

Во-вторых, метательные копья и палка-“бумеранг” явно свидетельствуют, что появилось дистантное оружие, в своем действии отрывающееся от руки человека.