Книга: Церебральный сортинг

9. СЕЛЕКЦИОННЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

9. СЕЛЕКЦИОННЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

Длительное существование стабильной среды обитания, питания и размножения замедляет изменения любых организмов. Если сотни тысяч лет проблемы добывания пищи и размножения удаётся решать при помощи существующих адаптаций, то никаких анатомических и физиологических перестроек ожидать не приходится. На первый взгляд кажется, чтожизнь в благоприятных и консервативных условиях затормаживает эволюционные процессы и видообразование. Отчасти это верно, поскольку неизменная и благоприятная среда является основным условием стабилизирующего отбора и, при ограниченном пространстве, стимулом для внутривидовой конкуренции. Отрицательные последствия стабильных периодов развития заключаются в том, что в длинных рядах поколений закрепляется небольшой набор похожих и эффективных специализаций, которые подкреплены пищей и гарантией размножения. Закономерности такого рода характерны как для зоологического мира, так и для социальной эволюции мозга человечества. Консервативные периоды развития сменяются бурными эволюционными изменениями, если взять более продолжительные отрезки времени.

Любые райские условия обитания и стабильной жизни каждого вида на планете рано или поздно заканчиваются. Изменения среды начинают предъявлять необычные требования к глубоко специализированным организмам, изменчивость которых снижена в благоприятной среде обитания. Низкая адаптивность организмов при резкой смене условий жизни обычно приводит к массовому вымиранию множества видов. Вполне понятно, что масштабы вымирания тем больше, чем продолжительнее и глубже была предварительная специализация. По этой причине ценность стабилизирующих периодов состоит в фактической подготовке масштабного физического отбора. Быстрый и бурный церебральный сортинг успешно компенсирует длительные периоды консервирования удачных адаптивных признаков.

Таким образом, значимого замедления эволюционных процессов церебрального сортинга на больших отрезках времени никогда не происходит. Просто жизнь человека слишком коротка для объективной личной оценки нашей затейливой эволюции. С одной стороны, длительные периоды правления какого-нибудь царя, президента, императора или генерального секретаря воспринимаются как «хорошие» и стабильные промежутки жизни. Отсутствие публичной демонстрации повседневного церебрального сортинга принято считать стабильностью. Параллельная гибель людей от локальных бедствий, небольших военных столкновений, вынужденных миграций и повседневного конкурентного самоистребления воспринимается как фатальное, но естественное событие. С другой стороны, субъективное впечатление от ежедневной работы гильотины на центральной площади создаёт иллюзию интенсивного социального отбора.

На самом деле перечисленные выше события являются инструментами эволюции, действующими с различной избирательностью и интенсивностью. При этом самые малозаметные, но постоянные способы отбора обычно оказываются и самыми действенными. Вместе с тем принципиальными различиями искусственного отбора следует считать не методы истребления друг друга, а направление церебрального сортинга. Как правило, сами участники никак не осознают биологического смысла осуществляемого ими процесса. Он обычно скрыт за идеями братства, равенства, гуманизма, расизма, национализма и религиозной ненависти, что не имеет никакого значения. Не нужно пояснять, что участники массового или избирательного головотяпства никаких эволюционных целей перед собой не ставят, а озабочены исключительно личными интересами. По этой причине их участие в самых неприглядных событиях не стоит оценивать даже в терминах гуманистических или культовых заблуждений.

Палачи и жертвы с калейдоскопическим задором меняются местами на горе родственникам и на радость эволюции. Эта прелестная вакханалия искусственного отбора имеет собственные внутренние закономерности, которые для нас не очевидны. Проблема состоит в том, что мы сами — участники и организаторы процесса накопления эволюционных изменений. Отбирая новую популяцию людей из самих себя, мы особенно не беспокоимся о перспективах, поскольку решаем сиюминутные проблемы добывания колбасы, репродуктивных партнёров и доминантности в ближайшем стаде. До отсроченных результатов мы просто не доживаем, что позволяет по их поводу не озадачиваться и не страдать.

В биологическом сознании гоминид завтрашнего дня просто нет и никогда не может быть. По этой причине мы с нежеланием планируем события и с удовольствием отказываемся от задуманного под любыми предлогами. Низкая вероятность доживания до будущего позволяет гоминидам совершать любые подлости и преступления, которые никогда не будут наказаны по этой же причине. Краткость активной жизни, биологическое беспамятство и гарантированная смерть избавляют человечество от излишней задумчивости при выборе между сиюминутной личной выгодой и заботой о будущем всего человечества. Неизбежное наступление следующего дня вызывает удивление и испуг, как случайность, которая не должна была произойти. Это милое состояние рассудочного младенчества позволяет нам ударно участвовать в собственной эволюции, не очень задумываясь над её катастрофическими последствиями.

Самым излюбленным занятием гоминид во все времена считалось уничтожение себе подобных. Этот примитивнейший механизм искусственного отбора мы умудрились превратить в науку, искусство, политику и историю. Детективы занимательно описывают душегубство и поиски виноватого, а фильмы умело рассказывают об изысканных методах истребления друг друга. Специальные учебные заведения готовят мастеров по массовым убийствам, промышленность создаёт прекрасные инструменты для этих занятий, а политики старательно изобретают поводы для их своевременного начала. Затем историки, писатели и поэты описывают подвиги и трагедии каждого народа, прозрачно намекая на острую необходимость более успешного продолжения. Этот патологический экстаз подготовки самоистребления всегда оправдан.

В каждом сообществе гоминид все видят, что их истребление и порабощение уже тщательно готовятся коварными и неутомимыми противниками. Ужас ситуации состоит в том, что это и есть истина в последней инстанции. Биологические столкновения неизбежны, а их подготовка и проведение являются сутью биологического прогресса. Эволюционное значение подобных подходов в социальных системах гоминид трудно переоценить. Искусственный отбор, усовершенствованный научно-техническим прогрессом, повышает избирательность и масштабность истребления друг друга. Для этих целей повышаются такие характеристики оружия, как его точность, оригинальность и убойность.

Тем не менее масштабные конфликты были прекрасными механизмами отбора только до изобретения мощного, но неизбирательного оружия. Опыт двух мировых войн показал, что при массовом истреблении населения контролируемую выборочность или направленный церебральный сортинг проводить практически невозможно. Успешное умерщвление гоминид на больших пространствах слишком масштабно и грубо для осуществления направленного отбора. Предотвратить эти отрицательные явления биологического прогресса можно было, лишь договорившись о правилах эволюционного контроля за истреблением друг друга. По этой причине после Первой мировой войны возникла Лига Наций, а после Второй — Организация Объединённых Наций (ООН).

Смысл самоорганизации гоминид в такие добровольно-принудительные организации состоит не в радикальном предотвращении военных конфликтов, а в препятствии случайным нарушениям направленного отбора. При системном самоуничтожении человечества свойства мозга отдельных людей не важны, а статистические процессы выживания населения снижают темпы церебрального сортинга. Опыт Второй мировой войны показал эволюционную бессмысленность ядерных ударов, массовых бомбардировок, геноцида по национальному, религиозному или партийному признаку. В таких условиях никакого избирательного отбора нет, а гибель людей случайна. По этой причине глобальные конфликты тщательно предупреждаются, а мелкие войны, с высокой избирательностью уничтожения населения, — поощряются.

Иначе говоря, профилактика и предотвращение мировых войн создают прекрасные условия для небольших, но кровавых конфликтов, которые стали во второй половине ХХ и начале XXI века основой быстрого церебрального сортинга. Этот вывод не означает, что где-то под коврами международных организаций засели хитрые сторонники биологического прогресса человечества и тайно руководят эволюцией. Всё происходит совершенно наоборот. В борьбе за ресурсы и влияние мировые войны привлекательны, но затратны и слишком непредсказуемы. Последствия тотального уничтожения людей при масштабных столкновениях могут приводить к самым неожиданным результатам. Так, инспирированная наивными англосаксонскими теоретиками Вторая мировая война обернулась созданием социалистического лагеря. В свою очередь это событие укрепило СССР как источник новых планетарных конфликтов и средство для ускорения искусственного отбора. Этот пример показывает, как незнание базовых принципов искусственного отбора гоминид ведёт к неожиданным эволюционным последствиям.

Следовательно, интуитивное понимание очевидной бесконтрольности мировых конфликтов стало основой для их предотвращения. Демонстрационная забота о выживании человечества и имитационный публичный гуманизм создают массовые иллюзии, скрывающие неосознаваемые биологические процессы. Профилактика мировых войн, преграды для обладания неизбирательным оружием массового уничтожения и абстрактные гарантии стабильности планетарного порядка запустили механизмы ещё более интенсивного отбора гоминид. Кажущиеся мелкими и плохо известные кровавые конфликты за последние 30 лет унесли в могилы около 20 млн человек только в одной Африке. Примерно те же процессы бурно развиваются в арабском мире, зреют в Индокитае и Новом Свете. На Европейском континенте распад СССР, Югославии и социальные метаморфозы мелких сателлитных стран привели к кровавым методам искусственного отбора, миграциям и созданию нового театра эволюции на территории Европы.

Следовательно, самые лучшие способы ускорения гоминидной эволюции — локальные войны или вялотекущие конфликты с непрерывным истреблением участников процесса. В этом случае происходит двунаправленная миграция людей вокруг зон столкновений, что гарантирует высокую избирательность церебрального сортинга. Встречные потоки людей повышают вероятность появления эволюционных конфликтов на бытовой, национальной и культурной почве.

Общий взгляд на церебральную эволюцию гоминид хорош своей глобальностью, которая легко превращается в умозрительный дилетантизм при решении конкретных вопросов. По этой причине попробуем рассмотреть в понятиях церебрального сортинга какую-либо новомодную, но более конкретную проблему. Для этих целей прекрасно подходит застарелый русско-европейский конфликт, который несколько столетий кормит политиков, мозолит языки и изводит лучших представителей человечества.

Существует устойчивое представление о том, что в Европе социальное и интеллектуальное развитие человечества шло намного быстрее, чем в любой другой части планеты. Вполне естествен вопрос о механизмах опережающего развития мозга на столь ограниченной территории, который был немного затронут ранее. Для поддержания высокой скорости морфологических изменений в организации нервной системы необходимо соблюсти несколько несложных условий. Объектов отбора должно быть много, они должны быть максимально изменчивы, а отбор — быстр, эффективен и летален.

Во-первых, при компактном проживании большого числа особей должно поддерживаться максимально возможное разнообразие локальных вариантов строения мозга. Эти правила в рамках Европы соблюсти было несложно, поскольку благоприятная среда обитания гоминид создавала условия для этнического многообразия. Ограниченная морями, разделённая горными зонами, реками и лесами Европа стала прекрасным ландшафтом для возникновения множества обособленных групп гоминид, локальных социальных систем и даже государств. Дожившее до наших времён бесконечное разнообразие мелких этнических групп, микроскопических княжеств и культовых сект хорошо иллюстрирует это явление.

Во-вторых, местечковую эволюцию стимулировали межродственные браки, сексуальная свобода локальных доминантов и различные способы создания социальной зависимости. Последний приём чрезвычайно важен для становления локальных популяций. По сути дела, у наиболее интенсивно эволюционирующих гоминид возникла социальная форма широко известной в биологии географической изоляции. В любой изолированной естественными природными преградами группе животных очень быстро возникают и генетически закрепляются разнообразные морфофункциональные особенности. В конечном счёте при вялой метисации с другими популяциями формируются всё более глубокие структурные и поведенческие отличия, которые заканчиваются появлением новых подвидов или видов. Этот механизм видообразования широко распространён и наиболее эффективен в эволюции животного мира (Северцов, 2005; Kardong, 1995).

На территории современной Европы естественная географическая изоляция была эффективна только в начале её заселения ранними гоминидами. Довольно скоро в процессы простейшего церебрального сортинга вмешался системный искусственный отбор, начатый Римской империей. В качестве эволюционного механизма это государственное образование долго играло очень полезную роль. При скромном техническом прогрессе римский сортинг в течение многих поколений создавал биологическую базу интеллектуального развития человечества. По сути дела, искусственный отбор в Римской империи был эволюционным аналогом сходных событий более поздней истории России. Одинаковые гигантские территории сочетались с этносоциальным биоразнообразием гоминид. Похожие способы существовали и в проведении искусственного отбора. Среди многочисленных народов старательно выявляли наиболее способных и полезных для империи людей. За реальные значимые поступки их поощряли гражданством, переселяли, хотя бы на время, в Рим и создавали репродуктивные преимущества. Именно этот многолетний отбор стал основой для интереснейшего церебрального сортинга в Европе.

Уникальная динамика эволюции мозга в Европе началась в результате трёх параллельных процессов: социального и экономического заката Римской империи, нашествия варваров и распространения христианства. Формальной границей этих событий является IV век н. э., когда император Константин Миланский своим эдиктом разрешил свободу вероисповедания, а Феодосий 1 объявил христианство государственной религией. Введение нового культа на территории гигантской империи усилило противоречия, а многочисленные и конфликтующие между собой популяции варваров добавили в эволюционный процесс кровавой динамики. Достаточно упомянуть, что в дележе остатков Римской империи активно участвовали англосаксонские, франкские, бургундские, готские, вестготские, лангобардские короли и бесчисленные вожди небольших племён и временных содружеств.

Очень полезным для становления новых принципов церебрального сортинга стало разграбление Рима вестготами в 410 году. Это позволило окончательно разрушить законсервированные на тысячелетия принципы искусственного отбора гоминид в сердце Римской империи. Их косность и эволюционная древность достигли критических параметров, которые противоречили результатам социальной эволюции на вечно конфликтующих окраинах империи. В доказательство этой точки зрения достаточно упомянуть о том, что использование железа и его обработка были привнесены в Европу варварами. Поразительно, но в просвещённой Римской империи так и не возникло понимания роли металлообработки и её военного значения. Только вторжение варваров разрушило нежное течение стабилизирующего отбора и создало условия для интенсификации церебрального сортинга.

Бурный и кровавый переход к новым социальным инстинктам и методам искусственного отбора продолжался около 20-25 поколений, вплоть до Vlll века. В это время формировались как прообразы будущих государств, так и христианские принципы отбора. Речь идёт о святых Иерониме и Августине. Первый перевёл с древнееврейского на латинский язык Библию, а второй додумался до создания системного конфликта между свободой воли и божественной благодатью. Приписав древнееврейскому культу все имевшиеся моральные и духовные ценности, св. Августин умудрился противопоставить его философии гражданской власти. Этим способом он гениально заложил основы вечного и лицемерного конфликта между любым культом и виноватыми во всех смертных грехах начальниками, вождями, царями и императорами. Верующие обыватели автоматически превращались в угнетаемых страдальцев, а их праздность, похоть, зверства и лицемерие — в духовную соль земли.

Занятно, что, по сути дела, проницательный св. Августин умудрился интуитивно противопоставить неокортикальные приобретения человечества и лимбическую систему. Его представления о мире отражают двойственность сознания, которая состоит из инстинктивно-гормональной и рассудочной регуляции нашего поведения (Савельев, 2015а, б). Св. Августин правильно решил, что власть имущие пользуются в основном биологическими критериями оценки событий, а профессиональные служители культа — моральными и духовными. Проблема в том, что эти противоречия есть у каждого человека, а их автономное существование невозможно. Заслуга св. Августина как последовательного эволюциониста — в создании дополнительных критериев церебрального сортинга и усилении значимых социальных конфликтов, которые действуют до настоящего времени.

Церебральный сортинг Европы к концу описываемого периода был усилен войнами с мусульманами, которые заняли почти всю Испанию и достигли Пиренеев. Параллельно развивались плодотворные для эволюции, но конфликтные для людей социальные и культовые разногласия с Византией и обитателями внеримских территорий. Вхождение в европейскую систему отбора скандинавов (ViM—X века), миграции хорватов (Vll—Vlll века) и венгров (IX—X века) только ускорили эволюцию гоминид.

Следует отметить, что в послеримский период колониальная система торговли заглохла, а искусственно достигнутая доступность пищевых ресурсов резко сократилась. Варвары хотели жить так же, как ограбленные ими римляне, но логистика торговли и ресурсного обмена античности была безвозвратно утрачена. Пищи не хватало, что привело к упадку городов и резкому увеличению численности обитателей деревень. Эти территории надо было охранять и обирать, что резко укрепило искусственные системы географической изоляции — государства. В конечном счёте простейшая пищевая проблема стала причиной возникновения межгосударственных границ эпохи Каролингов.

Эта социально-территориальная структурализация Европы ускорила эволюцию при помощи создания локальных сообществ, которые вначале называли владениями или княжествами, а затем и царствами, империями и государствами. Для этого были применены многочисленные способы социальной и географической сегрегации. Самыми простыми и очень удобными оказались местные традиции использования автономных способов культивирования речи. Затем в ход пошли различия искусственных покровов в виде одежды, национальная раскраска горшков и звонкая монета с изображением местных доминантов.

Из всех перечисленных и искусственно культивируемых противоречий бесценными для развития наиболее эффективных способов самоистребления оказались достоинства языковых различий. Межпопуляционные речевые особенности у склонных к подражанию приматов возникают быстро и хорошо сохраняются. Фонетические тонкости позволяют провести эволюционно значимое опознавание чужой особи за несколько секунд и перейти к конкурентным отношениям. Следовательно, лингвистические отличия стали основой для молниеносного распада любой значительной популяции на конфликтующих между собой обладателей местных наречий и родственных языков.

Не менее пригодным способом социальной изоляции стали традиции повседневного поведения, которые легко превращались в социальные инстинкты и диковатые культы. На этих принципах искусственно культивируемых различий возникали многочисленные этносы, которые моментально самоизолировались от окружающего мира при помощи особой правильной религии, лучшего искусства, методов обжарки быков и непревзойдённой местечковой философии. Вполне понятно, что основной движущей силой этих явлений была и остаётся плодовитая прослойка руководящих процессом барышников. Их с равной справедливостью можно называть князьями, царями, атаманами, олигархами, аристократией, элитой, чиновниками или демократически выбранными начальниками. От красоты названия суть природы архаичного воплощения инстинкта доминантности, который через поколение заменяется примитивным паразитизмом, совершенно не меняется.

Во время уже упомянутой эпохи Каролингов, которая продолжалась с Vlll по Х век, в Европе был изобретён ещё один повод для церебрального сортинга. Знаменитый предводитель империи франков Карл Великий сформулировал плодотворную идею создания националистического государства. Построенная на социальных инстинктах самовлюблённого патриотизма империя Карла Великого оказалась очень агрессивной и вела непрерывные войны. Попытка создать империю не удалась, несмотря на поддержку папы римского Льва 111. Тем не менее богатая и универсальная идея истребления друг друга по национальным признакам очень понравилась прогрессивным европейцам. Её с большим успехом применяли как на местном уровне, так и в глобальных войнах. Достаточно вспомнить Карла V в Швеции, Адольфа Гитлера в Германии, Наполеона во Франции и их мелких подражателей. Бесполезность ведения националистических войн в очень неоднородной Европе настолько очевидна, что в действиях упомянутых персонажей можно заподозрить благородное сочетание психического нездоровья и инстинктивного эволюционного умысла.

Однако на рубеже тысячного года идея национальной сегрегации была блестящей новинкой. Её успешно начал воплощать в жизнь германский король Оттон 1, создавший Священную Римскую империю германской нации. Введение в практику этнической и государственной сегрегации всё более изысканных и эффективных противоречий чрезвычайно усиливало эволюционный отбор. Любое столкновение заканчивалось физическим уничтожением части конфликтующих, что стало ключевым фактором гоминидной эволюции. Достаточно упомянуть конец англосаксонского королевства после захвата Британии Вильгельмом Незаконнорождён н ы м, христианизацию Венгрии, Моравии, Польши и Богемии. Параллельно началась Реконкиста, которая стала длительным этапом отвоёвывания Пиренейского полуострова у мусульман. Вполне понятно, что каждое государственное новообразование Европы, которые плодились как грибы после дождя, приводило к местной войне или интенсификации искусственного отбора.

Таким образом, искусственная обособленность городов-государств, княжеств, государственных образований разных размеров, языковые и религиозные противоречия лили воду на европейскую мельницу биологической эволюции. Под её жерновами перемалывались целые этносы, тысячелетние традиции Римской империи и ещё более древние правила жизни варварских народов. Результатом этих процессов стало феноменальное разделение населения Европы не только на мелкие государства, но и на частные феодальные владения. Иначе говоря, с конца XI века привычная система церебрального сортинга была дополнена феодальными структурами и появлением дифференциации искусственного отбора. Это означает, что после тысячного года в Европе выделяется дворянство как высший слой общества.

В социальной системе дворянства осуществлять церебральный сортинг намного проще, так как эти семьи уже прошли предварительный отбор на социальную ценность. Их далёкие предки или они сами как-либо проявили себя на пользу своему суверену или властителю. Семьи носителей востребованных поведенческих свойств уже прошли предварительный отбор и были отмечены материально, что и стало основой их общественного положения. Среди таких семей шансов появления новых деятельных и сообразительных помощников суверена всегда больше, чем в общей массе населения. Это было быстро замечено и использовано для наследственного воспроизводства. По сути дела, налицо примитивный церебральный сортинг с элементами генетической селекции. Выделение дворянства и формирование аристократии стали инструментом локального отбора заданных свойств почти на тысячелетие. Вплоть до XIX века этот подход в искусственном отборе гоминид давал неплохие плоды, что было описано ранее (Савельев, 2016).

Как видим, формирование феодальной системы запустило новый цикл церебрального сортинга. Его последствия не заставили себя долго ждать. Уже через 20-25 поколений формируется средневековое городское неравенство, выделяются наследственные кланы военных и торговцев, регенерируют коварные ростовщики и появляются наследственные чиновники. Быстро усложняется дворянская иерархия, а система искусственного отбора людей с заданными свойствами становится основой любого государства. Это способствует появлению университетов и начального образования, которые являются самыми доступными и незаметными способами церебрального сортинга. Массовое строительство изысканных культовых и феодальных сооружений становится смыслом гоминидной конкуренции, что требует творческих обладателей ранее невостребованных знаний. Мало-мальски способные к нестандартной или творческой работе люди становятся драгоценным товаром и предметом конкуренции суверенов. Их разыскивают, соблазняют, перекупают, выращивают и создают им самые благоприятные условия для размножения и селекции.

Искусственный отбор творческих людей позднего средневековья подготовил эпоху Возрождения и дальнейший научно-технический прогресс. Не стоит забывать о том, что эти важнейшие зачатки церебрального сортинга одарённых людей шли параллельно с более масштабными эволюционными событиями. При помощи непрерывных войн и массового самоистребления всё более разделяемых народов европейцы поддерживали высокий темп самоселекции по выработке предельно конформистского и трудолюбивого населения.

Многочисленные европейские селекционные изоляты совершенствовали способы церебрального сортинга, что усиливалось развитием публичных или скрытых форм рабства. Под рабством следует понимать как прямое владение человеком, так и репродуктивно-пищевую зависимость, на протяжении многих веков очень популярную в Европе. При соблюдении внешних правил демократии скрытые инструменты социального насилия формируют высокоэффективные рабовладельческие отношения. К ним относятся система банковского ограничения активности, скрытое территориальное закрепление, имитационная демократия, открытый авторитаризм, контроль поведения с помощью культовых (религиозных) правил и персонализация рабской части населения с помощью методов учёта метаболизма и размножения. При этом миграции рабского населения в зоны максимально возможной биологической оптимальности являются прекрасным способом имитации свободы.

Все эти чудесные достижения человечества позволяют прекрасно контролировать и изолировать друг от друга любые сообщества. Иначе говоря, предельная социальная самоизоляция, оригинальные религиозные традиции, многоязычие и мультикультурализм создали в Европе идеальную основу для быстрого биологического прогресса. Чем больше появлялось стран с высоким национальным самосознанием населения, тем больше было шансов для начала очередного цикла искусственного отбора. Высокий патриотизм и осознание феодальной исключительности являются блестящей основой для организации войны против неказистого соседа с отвратительным гербом и богатыми землями. Сущность этих мотивов сохранилась неизменной, а подобные события активно происходят и в настоящее время. Дробление крупных государств повышает дифференциацию и автоматически увеличивает вероятность начала нового цикла эволюционных изменений.

Следовательно, никто у европейцев ум не изощрял, класс рационально мыслящих людей не формировал и школ свободных мыслителей (des libres penseurs) не создавал. Биологическая конкуренция в рамках искусственного отбора привела к тому, что поначалу всех неумелых глупышей просто ели, затем грабили и заставляли работать. Обладатели наиболее лживого и рационального мозга, умеющего понимать последствия событий, выживали и оставляли потомство, а их бестолковые конкуренты становились эволюционными отходами отбора.

Не вызывает сомнений, что для быстрого церебрального сортинга необходимы масштабные и бескомпромиссные методы отбора. Их многократно создавали по самым несущественным поводам, что привело к столь заметным успехам эволюционного прогресса Европы. Наилучшим способом для осуществления широкого физического отбора стали такие развлечения, как охота на ведьм, нетерпимость к культовому полиморфизму, эпидемии и все виды войн. Во время любой войны снижается персонализация эволюционного процесса отбора, поскольку гибель людей случайна и неизбирательна.

Тем не менее в Европе тысячелетиями практиковалась именно эта форма сортинга как наиболее быстрый способ смены поколений и социальных инстинктов.

Стимулом для самых чудовищных и избирательных методов самоистребления европейцев зачастую становились анекдотичные причины. Так, массовый и продолжительный церебральный сортинг, проведённый христианскими инквизиторами, был основан на парочке книжек со сказками. Одну компиляцию римских и греческих побасёнок написал Гервасий в 1211 году для императора Оттона IV, а вторую — в 1222 году Цезарий Хейстербахский. На основании строгого христианского осуждения этих исключительно развлекательных сочинений доминиканцы и инквизиторы создали отличный повод для искусственного отбора. В непримиримой борьбе за чистоту веры сказки сгодились за доказательство волшебства, а их читатели стали коварными и тайными еретиками.

Духовные отцы начали творчески истреблять наиболее богатую часть населения, перехватывая в свою собственность от трети до двух третей имущества пострадавших. Остальным, для профилактики возможных заблуждений, настойчиво предлагалось отдавать 10% всех доходов в пользу честнейших и бескорыстнейших пастырей. При упорном сопротивлении жадного и аморального населения проводились локальные крестовые походы отрядами численностью от 1 О до 60 тыс. человек. Восстановление высокой духовности и массовых добровольных пожертвований обычно сопровождались истреблением от 20 до 60% заблудшей паствы. Масштабы и методичность подобного искусственного отбора трудно представить. Только до формализации методов инквизиции это доходное мероприятие по отделению наиболее разумных экземпляров мозга от тел продолжалось более 300 лет.

Степень скрытности, хитроумия, двойных стандартов и изощрённости как охотников за чужим добром, так и их жертв совершенствовалась с каждым поколением. Однако передовой опыт и бесподобный эволюционный успех католического социального сортинга потребовал усовершенствований. По этой причине Яков Шпренгер написал в 1588 году во Франкфурте вдохновенную книжку о колдовстве «Молот ведьм» (Hexenhammer), которая ещё на столетие стала отличным пособием для искусственного отбора. Это сочинение занятно тем, что содержит прямое указание на церебральное совершенствование населения при помощи инквизиторского отбора. Слегка перелицевав смысл слов обращения св. апостола Павла к коринфянам, Я. Шпренгер ссылался на культовый первоисточник: «Так как я был умён, то поймал их обманом». Иначе говоря, инквизиция с удовольствием коптила на кострах недостаточно сообразительных, не очень подлых и богатых простаков. Те, кто умел договариваться с папской церковью, обманывать, умело предавать и охотно грабить ближних, — процветали и давали плодовитое потомство.

Этот пример показывает, что только инквизиция на протяжении почти 500 лет тщательно шлифовала мозг сопротивлявшихся европейцев. Не требует особых доказательств то, что подобный отбор невероятно развил лицемерие, имитацию духовности, подражание морали и справедливости, усовершенствовал двойные стандарты и изощрённую лживость. Кроме ярких костров публичной инквизиции, параллельно существовали не менее эффективные методы церебрального сортинга. Их масштабы легко оценить, если обратиться к эволюционным последствиям социальной активности работы князей и государей, мытарей и военных, разбойников и жадных соседей.

Европейская мясорубка столетиями осуществляла бескомпромиссный искусственный отбор. Его видимыми результатами стали многомиллионные потери ни в чём не повинных и очень способных гоминид, что вызывает огромное сожаление. Зато невидимый результат стал своеобразным апофеозом многовекового церебрального сортинга. На европейской селекционной станции был создан небольшой, быстро работающий и социализированный мозг, обладающий способностью прекрасно адаптироваться. Его обладатели, в большинстве своём, могут искренне имитировать любую духовность и полностью свободны от морали при достижении личных и коллективных биологических целей.

Есть ещё один поучительный пример европейского церебрального сортинга, обычно ускользающий от внимания и особенно заметный в России сегодня. Речь идёт о суевериях, которые слабо культивируются в европейских странах и по загадочным причинам стали процветать в нашей постматериалистической культуре. В условиях Европы инквизиция, осуществляя чрезвычайно изощрённую христианизацию населения, добилась чудесного побочного результата — истребления суеверного фанатизма. Надо отдать должное этому явлению, столь же зверскому, как и охота на ведьм. Принудительное и тщательное замещение множества архаичных суеверий на одно — христианское — стало огромным шагом в интеллектуальном прогрессе европейцев.

Собственно говоря, разрушение суеверных предрассудков о природных явлениях и устройстве Вселенной стало одним из важнейших позитивных следствий христианства. В подновлённых архаичных семитских культах появилось место для поиска причинно-следственных связей и объяснения простейших физических событий. Это не осуждалось священнослужителями, поскольку промысел божий до бытовой и алхимической ерунды не опускался. В конечном счёте это привело к изъятию у популяции жрецов всего комплекса естественных наук и становлению прикладного рассудочного мышления. Европейская научная и философская мысль сложилась как рациональная замена идиотических предрассудков и мистифицированных суеверий, которые были ослаблены христианским искусственным отбором.

Как видно, в результате перечисленных этнических, социальных и культурных особенностей на территории Европы сложилась уникальная эволюционная ситуация. Плотное и разнородное население, изолированное языковыми различиями, вооружённое культовыми противоречиями и диким социальным неравенством, гарантировало бесконечные кровавые конфликты. Жесточайший искусственный отбор на тысячи лет стал нормой жизни для миллионов европейцев. Вполне понятно, что такие масштабы церебрального сортинга нигде на планете более не осуществлялись. Скорость отбора немного снизилась в эпоху великих географических открытий, когда началось массовое бегство из Европы — от давления искусственного отбора. Эти события на местный эволюционный процесс особенно не повлияли. До настоящего времени плотность европейского населения как основного материала и конфликтного двигателя эволюции непрерывно возрастает. Результатом европейского отбора стали описанные выше снижение массы мозга, уменьшение лимитрофных адаптаций и уникальный социальный конформизм.

Необходимо отметить, что миграция европейцев в Северную Америку стала тормозом для дальнейшего эволюционного прогресса головного мозга переселенцев. Вырвавшись на просторы вновь открытого континента, с населением, пребывающем в каменном веке, европейцы почувствовали себя почти богами. Легко истребляя индейское население, они провели самый массовый в истории геноцид, создав целую сеть эволюционных новообразований. На необъятных просторах Америки давление социального отбора быстро снизилось, а редкость компактных скоплений населения гарантировала выживание обладателей самых необычных вариантов строения головного мозга. Сходные события происходили и на территории современной России.

Основными эволюционными отличиями церебрального сортинга в восточноевропейской популяции были малочисленность населения, огромные пространства, многообразие источников питания и этнический полиморфизм. Сами по себе перечисленные особенности не уникальны, но их сочетание надолго предопределило низкий уровень давления искусственного отбора. Этим отличалось как возникновение Древнерусского государства, так и вся его последующая история. Датой образования Древнерусского государства обычно считают 882 год, когда Олег добавил к верховной власти над северной конфедерацией племён контроль над Киевом и торговым путём «из варяг в греки». В те времена, после Великой славянской миграции, в условный состав нестабильного государства входили племенные союзы словен, кривичей, вятичей, радимичей,северян, полян, древлян, дреговичей, полочан,уличей,тиверцев, волынян и белых хорватов. Чётких границ между племенными союзами не существовало, а генезис Древнерусского государства начался с документированного похода на Царьград (Темушев, 2014).

По свидетельству летописи Нестора, Устава Владимира, Правил митрополита Иоанна и византийских источников, в дохристианские времена социальный искусственный отбор на сегодняшней территории России был минимален. В это время «сенсуально»- (чувственно-) мифологическая мыслительность славянских племён коснела ещё на степени дикарского, зверочеловеческого, зооморфического миросозерцания, так как и многие племена славянские жили ещё, по преданию летописи, в лесах зверинским образом, приносили в жертву не только зверей, но и «сыны своя и дщери» (Афанасьев, 1851, 1852). Иначе говоря, отбор шёл вяло, а выраженной общественной задачи в сортинге людей по способностям ещё не чувствовалось. Даже социально ответственная увлечённость культами рек, деревьев, болот, колодцев и прочими мистифицированными атрибутами повседневного мира славян не давала особых поводов для смены коллективных инстинктов и начала динамичного самоистребления.

Прелесть ситуации была и в том, что практичные славяне в дохристианские времена не додумались даже до создания умозрительных героев, которые уже давно расплодились в головах греков и римлян. Отсутствие героического элемента в мифологии означает безразличие к отдельным личностям и игнорирование мировоззренческого антропоморфизма. Следует отметить, что диким культом героев и антропоморфизмом до сих пор страдает как Европа, так и Новый Свет. Этот порок мышления процветает в кино, литературе и политике. Лениво отказываясь от антропоморфизма, славяне оттягивали структурализацию своих сообществ. На их социальной системе почти не сказывалось фактическое наличие особых людей в образе ведунов, знахарей и волхвов. Сложная иерархия внутрипопуляционных отношений у славян отсутствовала, а философская мысль, построенная на абстракции, сравнении и глобальных обобщениях, как-то не заводилась.

Эти особенности повседневной жизни славян воспринимались европейцами и историками-западниками как национальная неспособность к «самодеятельности мышления», приведшая к многовековому дефициту «мыслящего класса». На самом деле причина не в том, что у славян не было способностей, а в том, что наших предков почти не затронуло несколько столетий зверского искусственного отбора на территории Европы, который был описан выше. Как уже говорилось, в плотно населённой Европе процесс искусственного отбора осуществлялся почти повсеместно, и население было вынуждено в этом участвовать. Любое изменение условий церебрального сортинга быстро доходило до каждого европейца, которому просто некуда было деваться из-за ограниченности пространства и плотности населения. Как для горожанина, так и для деревенского жителя Европы давление искусственного отбора было почти одинаково и практически неотвратимо.

Итак, мозг славян пребывал в консервации архаичного состояния, а мозг европейцев вышел на первый этап интенсивного социального отбора. Его плодом стало развитие передовой европейской цивилизации, которой так завидовали отечественные западники XIX века (Щапов, 1870). Проклиная неспособность русских к философским обобщениям, что считались признаком интеллектуальности других народов, они проявляли глубочайшее непонимание происходивших в России процессов. Сегодня забавно читать выдержки из наблюдений европейского профессора Роммеля, работавшего в Харьковском университете в 1806— 1815 годах, приводимые А. Щаповым. Он писал: «Вообще высказывалось преобладающее стремление русских к практическим наукам, зато понимание высшей философии им было почти недоступно».

Под высшей философией понималось изящное романское словоблудие XVlll и начала XIX века, а под практическими науками — математика, механика, физика и промышленные технологии. К осмысленному освоению практических наук славяне оказались вполне готовы, а их умственное развитие соответствовало западным стандартам. Зато умствование по поводу теолого-психиатрических проблем западной Европы, где с помощью невнятной иерархической системы лингвистических ужимок и прыжков самоутверждались закомплексованные философы, почему-то интереса не вызывало. Поразительно, но совершенно здравое отношение русского населения к бессмысленным артефактам длительной церебральной специализации европейцев воспринимались как «умственная отсталость». Эти печали русских западников XIX века аналогичны обвинению врачом-психиатром здоровых обывателей в том, что они не могут понять и начать пропагандировать гениальные идеи его пациентов.

Причиной европейских «достижений» в области «высшей философии» были не просвещённый гуманизм и вынужденное создание университетов, а долгий методичный церебральный сортинг. В XVlll и XIX веках интенсивный искусственный отбор, продолжавшийся полтора тысячелетия, начал давать плоды, которые говорят о гиперспециализации мозга. Противоречия направленного отбора, детерминирующего конформизм и социальную пассивность европейцев, привели к возникновению теологии, метафизики, философии и других направлений компенсации проблем двойственного или страдающего сознания.

В России и в Новом Свете специализации мозга под давлением интенсивного искусственного отбора не произошло. Этот механизм не работал по природным причинам. В отдалении от крупных центров давление искусственного отбора резко снижалось, а церебральный сортинг населения по особенностям поведения был крайне затруднён. По-европейски эффективно уничтожать носителей ненужных социальных инстинктов и обладателей старых церебральных конструкций в России было практически невозможно. Примером могут служить старообрядческие деревни, которые легко сохранились и через 400 лет после начала раскола православной церкви. По этой причине всегда приходилось решать эволюционные проблемы самым консервативным способом.

Консерватизм российского отбора заключается в том, что обладателей необходимых психосоматических качеств приходилось искать или выманивать из архаичной гоминидной среды. В результате условно лучшие обладатели необходимых особенностей мозга оказывались на гребне доминантности, социального успеха и репродуктивных перспектив.

Для эффективного отбора приходилось создавать привлекательные городские конгломераты, куда селекционный материал стекался по принципу биологической привлекательности. Эти процессы продолжаются и в настоящее время, что позволяет проводить церебральный сортинг наиболее гуманным, в лучшем смысле этого слова, способом. Основным эволюционным инструментом русской системы отбора являются соблазнительные для гоминид крупные города. В бытовом умозрении такие образования как будто предоставляют лучшие условия жизни, возможности для размножения и достижения высокой доминантности. Это привлекает простодушное население, чем и достигается безболезненный первичный социальный отбор.

Параллельно продолжала существовать система провинциального воспроизводства обладателей древнейших и экзотических вариантов организации мозга. Следствием этих процессов стал российский эволюционный заповедник, в котором были сохранены почти все варианты гоминидных церебральных конструкций и очень большая изменчивость головного мозга. В результате мы можем разнообразить наше сообщество как диковатыми обладателями гигантских лимитрофных адаптаций, так и сверхцивилизованными гениями с микроскопическими следами переходных зон. Этот полиморфизм является залогом эволюционного прогресса и бесконечным биологическим преимуществом в условиях рассудочного церебрального сортинга.

Как ни странно, но появление на Руси византийскогреческой версии древнесемитского культа христианства очень успешно предотвратило начало европейского варианта церебрального сортинга. Основная цель восточного варианта этого культа состояла в интеллектуальном воспитании русского народа в духе православного востока и отчуждении от римского запада.

Для этого тщательно прививалась религиозная антипатия как к самой западной версии христианства, так и к научно-техническим достижениям европейских народов. Процесс духовно-моральной и рассудочной византийской колонизации был хорошо организован. Из Древней Руси в Византию отправлялись учиться церковности, копировать иконы, переводить и переписывать книги. С европейскими странами контакты были сокращены вплоть до того, что первые поездки за «учёностью» начались только при Петре 1. За предыдущие 700 лет попыток учебных или просветительных поездок не предпринималось. Наоборот, греческие митрополиты открыто насаждали догматико-обрядовую форму христианства и проклинали латинскую мудрость и просвещение.

В конечном счёте такая изоляция сослужила неплохую службу для дальнейшей эволюции. Сохранение архаичного полиморфизма мозга обитателей Древней Руси под влиянием греко-византийской религиозной консервации надолго затормозило дикую европейскую эволюцию. Тем не менее с первых лет царствования Бориса Годунова начался приток коварных западных носителей цивилизации в Россию. При Петре 1 этот процесс обмена усилился, а русские стали ездить в Европу за знаниями, как ранее на Афон и в Иерусалим. Следует отметить, что греко-византийский и петровско-европейский варианты церебрального сортинга на большую часть населения особо не повлияли. В обоих случаях было охвачено минимальное количество наиболее образованных или активных людей. Даже замеченные историей, но локальные эволюционные достижения искусственного отбора мозга быстро растворялись в архаичном субстрате, что непрерывно увеличивало индивидуальную изменчивость.

По этой причине русская социальная система в основном прошла мимо увлекательных, но кровавых процессов массового самоистребления на христианской почве. В Европе небольшие различия в атрибутике и правилах соблюдения любого культа становились основанием для физического отбора в масштабах войны. Возможные последствия европейских событий легко оценить по аналогичным культовым признакам и по результатам раздела Русской православной церкви и появлению старообрядчества. Кризис был усилен вхождением в состав России территории сегодняшней Украины. Интеграция украинской модификации православия в сложившийся российский культ прошла крайне болезненно и привела к расколу, многочисленным человеческим жертвам и вынужденной миграции. На этом примере видно, что относительно мягкое объединение почти идентичных культов вызвало тяжёлые социальные последствия, сохраняющиеся до настоящего времени.

Таких религиозных противоречий в динамично эволюционирующей Европе были сотни, а их разрешение приводило к бесконечным поводам для уничтожения друг друга. Иногда религиозных, языковых и национальных особенностей не хватало для начала очередного цикла физического отбора. Тогда повод пристроить зазевавшегося обывателя на виселицу или обжарить его на костре находили в мелких бытовых ересях и колдовстве. Вполне понятно, что на просторах России столь изощрённые методы церебрального сортинга работали плохо или не работали совсем. Прогрессивная европейская традиция сжигания ведьм, колдунов и еретиков как-то не прижилась, а ереси заканчивались порками или переселением самих заблудших.

Столь мягкая модель российской церебральной эволюции привела к консервации наиболее архаичных конструкций мозга, что создало гигантский потенциал полиморфизма. Именно эта церебральная изменчивость стала основой для невероятного прогресса России после начала реформ Петра 1. В это время начался гигантский отбор мозга, который продолжался больше столетия. Процесс проходил крайне тяжело, поскольку пришлось методом простого перебора отыскивать адекватные мозговые конструкции в океане невероятного биоразнообразия. Самые сдержанные сторонники западного пути развития довольно резко указывали на трудности отбора людей для реализации проектов царя-затейника. По их мнению, «голове и уму русского народа не доступны науки и знания, москвитяне не способны к научным занятиям».

Столкновение европейских плодов жестокого и методичного отбора мозга с русским церебральным заповедником доказало огромную роль социальных последствий искусственной селекции гоминид. Занятно, что разницу между просвещёнными европеоидами и дикими московитами объясняли преобладанием в сознании «верхоглядного сенсуализма над рассудочной силою понимания». В качестве примера приведу наиболее характерное объяснение патриота, но яркого западника XIX века А. Щапова (1870). Он писал о русском народе: «Особенно, вследствие нововведений и преобразований Петра Великого, они разом увидели, услышали и вообще всеми чувствами воспринимали много новых предметов, форм и наглядных образцов. Но, вследствие неразвитости чисто головного, рассудочного процесса абстрактно-логической переработки сообщаемых чувствами и памятью впечатлений, они не могли отчётливо и точно понимать всеготого, что видели, слышали, осязали и ощущали, не могли, как говорится, переварить в своих головах всего воспринятого чувствами и сохранённого памятью конкретного материала». По мнению А. Щапова, проблема в «головной неразвитости», которую он предлагал загадочным способом улучшать методом насаждения западных методов образования и развития культуры.

Это занятие полностью идентично сегодняшним усилиям российских инноваторов и чем-то напоминает анальную заправку лошади дизельным топливом. Несмотря на фатальную дикость такой странной ситуации, основные казённые дискуссии сосредоточены на выборе марки горючего. Одни знатоки рекомендуют заливать дизельное топливо, а другие — только бензин. Предположение о кормлении лошади сеном и зерном выглядит ретроградным святотатством.

Собственно говоря, никаких изменений в головах западников за 200 лет не произошло. Не понимая сути происходящего, они продолжают упорно фаршировать Россию плодами чужой церебральной эволюции, которая веками вызывает системное отторжение. Выход из этой ситуации тот же, что и 300 лет назад, — искусственный отбор, который надо трансформировать в осознанный инструментальный сортинг людей по врождённым способностям. Во времена Петра 1 проблему решали всё тем же искусственным отбором, только выбирать обладателей искомых конструкций мозга приходилось из огромной массы кандидатов.

Показательна статистика пригодности молодых людей к обучению в математических школах на начало XVlll века. В новгородской школе было отчислено 48%, в Санкт-Петербургском Александровском училище — 86%, а в нижегородской школе — 23% учеников (Пекарский, 1862). При этом все педагоги отмечали, что столь большой процент учащихся, способных освоить европейские науки, был характерен только для отпрысков наследственной аристократии. Для остальных сословий ситуация была намного хуже. Статистика вполне объяснима, поскольку аристократия несколько столетий подвергалась в России хоть какому-то искусственному отбору. Простые обыватели реального давления искусственного отбора не испытывали, что сохраняло архаичный полиморфизм их мозга. При такой колоссальной и почти бесконтрольной изменчивости, усиленной живописной метисацией, любой русский правитель мог отыскать себе людей с наиболее подходящим вариантом строения нервной системы. Лишь единицы легко понимали любого царя, а остальных, не прошедших отбор, приходилось заставлять силой.

Отсюда следует важнейший вывод, проясняющий историю российской государственности. Хронический гуманизм при отсутствии жёсткого искусственного отбора привёл к невиданному полиморфизму мозга, который стал основой эволюционного потенциала России. Этот же процесс является причиной нестабильности и суровости любой русской власти. Большие различия в организации мозга у населения страны делают крайне затруднительными согласованные коллективные действия. Все думают по-разному, у каждого своё особое мнение, которое часто ни на что не похоже. Европа избавлена от напасти личного творческого мышления обывателей своей жестокой историей. Церебральный сортинг сотни лет выковыривал изюминки самостоятельности из румяного европейского пирожка, но оказался бессилен перед российскими просторами.

Иначе говоря, русский псевдогуманизм, выросший из территориальных преимуществ, сохранил множество вариантов строения мозга. Такое достижение прекрасно для эволюции, но очень плохо для государства. По этой причине любое начинание всегда разделяют не очень много людей, а остальных автономных мыслителей вовлечь даже в хорошее дело можно только физическим насилием. Результатом изменчивости мозга в стране всегда остаётся огромный слой противников любого дела, которые создают основу для разрушения существующей социальной структуры. Русский искусственный отбор шёл тяжело и очень дифференцированно. Это означает, что он был не повсеместным, как в тесной Европе, а локальным и направленным на решение конкретных государственных задач. Изменчивость мозга при развитии методов церебрального сортинга давала отличные, но оригинальные результаты, на которые требовалось время.

Эти процессы можно легко проиллюстрировать примером сортинга в петровское и послепетровское время. Невероятные усилия Петра 1 по поиску людей, мало-мальски удовлетворяющих новейшим требованиям, показали, что искомая версия мозга встречается с частотой около 1-2%. Биологические преимущест ва, получаемые от казённого содержания, заставляли стекаться в Санкт-Петербург наиболее способных обитателей империи. Это помогало отбору, но не очень значительно. С одной стороны, кандидаты на доходные должности широко использовали любимую обезьянью привычку имитировать любые требуемые способности, которых у особи нет и в помине. С другой — процветала глубокая уверенность в том, что убогие бытовые навыки повседневной жизни достаточны для решения государственных и научных проблем. Оба этих гоминидных порока процветают по сей день, что заметно по представителям власти, культуры, науки и образования любого государства. Результаты отбора среди таких соискателей оказались вполне предсказуемыми. А. Щапов очень точно выразил плоды церебрального сортинга того времени: «„.мыслительные силы второго послепетровского поколения ещё очень недалеки были от первоначальной непонятливости первого послепетровского поколения». Искусственный отбор, даже активно поддерживаемый государством, шёл очень туго и медленно.

Массовым явлением отбор обладателей рассудочного мозга не стал даже во времена Екатерины Великой, после возникновения в России моды на «умы». Сама императрица писала: «Помню, что в 1740 году головы, всего менее философские, хотели быть философами; по крайней мере в таком случае рассудок и общий смысл не теряли своей силы. Но сии новые заблуждения принудили у нас сдурачиться таким людям, которые прежде сего не были дураками». Эта цитата показывает, как тяжело идёт даже вынужденный локальный сортинг мозга при высокой индивидуальной изменчивости. Блестящее обезьянье умение имитировать любые способности под социальный заказ крайне усложняет и удлиняет поиск необходимых рассудочных конструкций.

Описанная выше ситуация сохраняется в России до настоящего времени. Сочетание гигантского полиморфизма мозга с невероятными трудностями объективного церебрального сортинга затрудняет выполнение самых лучших проектов и начинаний. Однако в этих же проблемах скрываются и отечественные преимущества. При методичном и длительном осуществлении любого проекта, обеспеченного ресурсами для привлечения одарённых людей, могут быть получены результаты, недостижимые в других условиях. Так, при решении конкретной задачи европейские обладатели специализированного мозга быстро, но однотипно находят эффективное решение. В России это будет трудный поиск, сочетающий в себе всю палитру событий — от откровенной безграмотности и идиотизма до гениальных находок и необъяснимых успехов. Такие различия не говорят о том, что кто-то лучше или хуже. Просто европейцы действительно прошли дальше россиян в церебральном сортинге, но заплатили за это сужением масштабов изменчивости, уменьшением массы мозга и структурной адаптацией.

Иначе говоря, Европа очень далеко продвинулась по пути церебрального прогресса и создала прекрасный и совершенный мозг для парниковой искусственной среды. Он приспособлен для ограниченного набора условий, что говорит о его биологической гиперспециализации. Это приобретение столь же актуально, эффективно и полезно, как формирование гигантских рогов у оленей, появление саблезубых тигров, огромных динозавров и летающих ящеров. К великому сожалению, эти успешные для своего времени существа вымерли, так как не смогли приспособиться к вновь возникающим условиям среды. Тупиковость глубоких специализаций многократно подтверждена палеонтологией и не вызывает сомнений. Весьма вероятно, что обладатели сегодняшних европейских конструкций мозга исчезнут в эволюции, частично перемешавшись с пришлым азиатским и североафриканским населением.

Из всего вышесказанного следует, что хронический конфликт между Европой и Россией никакого отношения к типу государственного строя и политике не имеет. Это доказывается тем, что Россия была болезненным раздражителем для европейцев во времена князей, царей, генеральных секретарей и президентов, а значит, противоречия намного глубже и коренятся в принципиально различных механизмах искусственного отбора и направлении церебрального сортинга. Многовековой жесточайший отбор загнал европейцев в тупик социально-конформистской специализации головного мозга, которая эволюционно бесперспективна. По сути дела, в своё время так же специализировались панцирные рыбы, стегоцефалы, ихтиозавры, гадрозавры и многие животные. В конечном счёте все они вымерли при изменении условий среды обитания. Различия при глубокой специализации мозга менее очевидны, чем заметные соматические особенности, но столь же губительны. Это доказывает успешная массовая североафриканская миграция в Европу менее социализированного, но более биологически адаптивного населения. Если эта динамика сохранится, то вымирание европейцев произойдёт как обычная историческая смена видового состава популяций животных на ограниченной, но перенаселённой территории.