Книга: Церебральный сортинг

10. ВСЕМИРНЫЙ РЕЖИССЁР

10. ВСЕМИРНЫЙ РЕЖИССЁР

Среди наблюдательных людей, наделённых памятью и способностью к сравнению, всегда бытовало подозрение о существовании мирового заговора. Эта парадигма гласит, что постоянно существует тайное всевластие масонов, хранителей Грааля, богов с прислугой, защитников Ковчега, магов, хитрых иудеев, инопланетян, миллиардеров или банкиров. Многие представители нашего вида убеждены, что существует скрытое планетарное правительство, которое придумывает всякие глобальные гадости и хитроумно заставляет нас их исполнять. Затем неизвестные коварные интриганы пожинают гнусные плоды тайных проектов, обогащаются и постоянно увеличивают своё влияние. Такие блестящие догадки регулярно поражают сознание простодушных пенсионерок, искушённых политиков и философов от шоу-бизнеса. Эти мыслители легко находят доказательства существования тайного мирового закулисья, которое постоянно вмешивается во все сферы их жизни.

Действительно, на этой планете происходят самые разные события, осуществляемые расплодившимися гоминидами. Для стороннего наблюдателя очевидно, что всё происходящее имеет какой-то скрытый смысл, который надо непременно отыскать. Поиски обычно начинают передовым диванным методом, под руководством бутерброда, возлияний и прелестного принципа — «кому выгодно?». Поскольку любое событие кому-то явно на руку, то следы тайного правительства мгновенно находятся. Такими оригинальными исследованиями социальной системы человечества баловались политики и философы со времён Древней Греции и Римской империи. Человечество всё время подозревало, что внутри него созрела управляющая система, которую нельзя ни обнаружить и ни победить.

Можно только порадоваться за нашу рассудочную интуицию, которая постоянно предупреждает нас о существующей глобальной опасности. Тайный мировой центр управления человечеством действительно существует, но, к сожалению, это далеко не собрание алчных полубезумных банкиров и не боевой слёт богатейших склеротиков. О секретном закулисье любых идиотов можно только мечтать, даже не надеясь на столь светлое будущее. С тайным мировым правительством дело обстоит намного хуже, чем можно было бы надеяться. Его бесподобная неуловимость на протяжении нескольких тысяч лет мягко намекает на естественность происхождения.

Предположим, что все кровавые войны, миграции, порабощение народов, истребление целых стран, рабство, процветание одних за счёт других, расцвет культуры, науки, религии и другие значимые события имеют скрытый смысл. Тогда мы должны допустить, что этот смысл возник в голове шизофреника, который не может удерживаться в рамках одной логической цепочки дольше трёх фраз. В этом случае можно объяснить постоянное уничтожение достижений человечества, созданных невероятными усилиями и ценой миллионов жизней. Вектор направленности событий всё время весело и непринуждённо меняется, отрицая предыдущий опыт и большую часть знаний. Неизменным остаётся направление прогресса, сосредоточенного на улучшении избирательности при массовом истреблении очередного поколения людей.

Следовательно, функции мирового закулисья всегда выполняли мы сами, отдавая право принятия решений нашему прагматичному мозгу. По сути дела, биологические основы поведения, заложенные в лимбической системе инстинктивно-гормональных мотиваций, и являются скрытой системой глобального управления. Простодушное человечество является своеобразной распределённой сетью принятия решений, которая обслуживает интересы видового доминирования. Вполне понятно, что наше процветание как планетарного вида никакого отношения к так называемым человеческим ценностям не имеет. С биологической точки зрения вид процветает, если число его представителей постоянно увеличивается. В рамках этой чудной оценки нелёгкого труда всемирное, но внутримозговое закулисье действует безупречно. Оно использует самый простой и эффективный способ управления, построенный на незаметном церебральном сортинге.

Церебральный сортинг возникал в эволюции всегда, когда поведенческие и соматические перестройки организма не могли компенсировать изменений окружающей среды. На этом принципе построена вся эволюция нервной системы как самого консервативного органа позвоночных и беспозвоночных животных (Савельев, 2005а, б). Пока дело касалось традиционных биологических процессов адаптации, головной мозг был сложным, инертным, но одним из тривиальных компонентов организма. Проблемы начались тогда, когда головной мозг освободился от бренного тела и стал эволюционировать по собственным законам, что описано в первой главе этой книги. Начав автономную эволюцию, нервная система гоминид стала источником формирования нескольких особенностей, которые ранее не возникали в биологическом мире. Попытаемся подробнее рассмотреть эти явления, поскольку именно они стали случайным инструментом интеллектуального прогресса человечества.

Для начала направленного сортинга головного мозга необходимы соответствующие социальные условия, которые не возникают сами по себе. Проводя аналогию с почти что лабораторным отбором породистых котов, мы должны хорошо понимать, что никакой селекционной станции и верховного специалиста, со светящимся нимбом или копытцами, нет и никогда не было. Наши далёкие предки как опытные массовики-затейники отличились в организации эволюции без посторонней помощи. На первый взгляд очень трудно согласиться с тем, что уличные беспородные коты, собравшись вместе, стали строить селекционную лабораторию для разведения самих себя. Кажется невероятным, чтобы бестолковые мурзики придумали методы и способы эволюции, а затем закрылись в самодельных клетках, ожидая кормления, спаривания, отбора и расправы. Таких поступков трудно добиться даже от современных европейцев, хотя некоторые успехи уже налицо. Предполагаемые, в умозрительном моделировании, функции селекционной станции и одержимого естествоиспытателя в истории человечества выполнили автономная эволюция мозга и социальные взаимодействия гоминид.

Не вызывает сомнений, что архаичные стаи наших предков слабо отличались от современных приматов (Савельев, 201 5a). На заре формирования гоминидных сообществ биологические цели элементарного выживания составляли сущность краткой жизни любой особи. Социальные взаимодействия сводились к получению коллективных преимуществ перед нестайными видами. Постепенное начало обмена пищей и искусственный отбор обладателей мозга, пригодного для неконфликтных отношений, стали влиять на процесс церебральной эволюции.

Совершенствовались механизмы внутригруппового искусственного отбора, что со временем привело к их системному превалированию над зоологическими закономерностями эволюции приматов. Стали появляться признаки небиологичного поведения, под которыми следует понимать действия гоминид, не приносящие мгновенной и личной биологической выгоды, но крайне полезные для сложившейся социальной группы. Собственно говоря, под небиологичным поведением мы подразумеваем сознательное отношение человека к окружающему миру. Наличие сознания мы противопоставляем бессознательному, интуитивному или нашим необъяснимым желаниям. В этом отношении термин «сознание» является ёмким словесным обозначением рассудочного поведения, которое противостоит диким страстям и необъяснимым эмоциональным порывам.

Под умозрительным понятием «сознание» подразумевается любое неинстинктивное поведение. Если при решении того или иного вопроса человек поступает по принципу «мне так хочется», «я чувствую, что так надо поступить» или «мне кажется, что это будет правильное решение» и т. д., то это является инстинктивной формой поведения и никакого отношения к сознанию не имеет.

Сознание я рассматриваю как способность проводить принудительное внутреннее обдумывание некоего вопроса и принятие рассудочного решения. Это решение может быть как самым гуманистичным, философским и высокоморальным, так и эгоистичным, обезьяньим и бессовестным.

Внешние проявления результатов сознательного решения не имеют никакого значения. Его ценность только в том, что человек вынудил свой мозг работать по своей воле. Он может как натужно пыхтеть в рамках правил и законов существующих отношений, так и искать способы их нарушения. Если этого не происходит, то мозг принимает интуитивные решения, которые продиктованы архаичными инстинктами наших далёких предков. В этом случае большой мозг нам нужен как механизм изощрённой адаптации пещерных форм поведения к современной ситуации.

Инстинктивные порывы экономичнее осознанного мышления, что продиктовано парадоксальностью работы мозга (Савельев, 2016). По этой причине недорогие бессознательно-эмоциональные поступки превалируют у гоминид. При интуитивном принятии решений мозг погружается в состояние сладостной гармонии. Он ловко избегает противоречий между неокортексом большого мозга и обезьяньей лимбической системой. Умело избавляется от внутреннего конфликта принятия решений и излишнего расхода драгоценной энергии. Вся эта райская праздность мозга поощряется внутренними аналогами наркотической стимуляции. От столь бездумной благодати трудно удержаться даже самому искушённому мыслителю.

Нежелание пользоваться собственным мышлением для сознательного принятия решений затруднено по многим тривиальным причинам. Стороннему наблюдателю внешних признаков рассудочного или инстинктивного механизма принятия решений не видно, а значит и не стыдно. То, что тайно происходит в головах добропорядочных граждан, вызвало бы ужас у внешнего наблюдателя. При этом потрясённый зритель думал бы точно так же. Если бы при инстинктивном принятии решений на голове появлялись рожки, а при сознательном — шишка Будды, то эти анатомические проявления мышления быстро стали бы признаком доминантности и публичного культивирования. Однако об этом даже не приходится мечтать. В современном мире инстинктивный конформист с интересами кролика и рассудком пьяненького воробушка внешне не отличается от записного гения. Снаружи мыслей не видно, а мозг активно стремится экономить на своей работе. В связи с этим граждане особо не затрудняются и стараются экономно имитировать интеллект. Рассудочная задумчивость всегда была сомнительным благом, тем более что праздности ума на лице не заметно. В результате воробьиное сознание массово процветает, а случайный обладатель и пользователь развитого мышления плохо вписывается в эту птичью гармонию.

Учитывая особенности мышления, легко понять, что биологический прогресс человеческого мозга потребовал нетривиальных условий и методов. Эволюция сознания человечества началась в тот момент, когда оно стало объектом искусственного отбора. Для того чтобы это произошло без внешнего вмешательства, как у выдуманных котов, необходимо выполнить несколько простых условий.

Во-первых, головной мозг гоминид должен обладать огромной изменчивостью, которая формирует индивидуальное поведение. Эта морфологическая уникальность нервной системы, лежащая в основе выживания и репродукции, стала объектом автономной эволюции (Савельев, 2015а, б).

Во-вторых, гоминиды должны постоянно вести развитую социальную жизнь. Под этим подразумевается коллективное существование, построенное на вынужденном поддержании низкого уровня агрессии, обмене пищей и несмертельной половой конкуренции, что описано ранее (Савельев, 2016). Для этих целей необходимо формирование внегеномного наследования социальных инстинктов, которые успешно разобщают популяции гоминид и приводят к расслоению любых сообществ.

В-третьих, скоротечная и автономная церебральная эволюция предполагает изощрённый искусственный отбор по наиболее востребованным формам поведения. Это означает, что благоприятные для популяции формы отношений и индивидуальные особенности должны поощряться обильными репродуктивными плодами, а негативные — наказываться лишением столь приятного занятия. В такой ситуации продолжительный искусственный отбор обязательно даст ощутимые морфологические изменения строения мозга. Перечисленные условия необходимы для церебрального сортинга, который осуществляется при помощи самых замысловатых, но естественных эволюционных процессов.

Наиболее популярной целью гоминидного отбора было создание иерархических систем по образцу классической стаи бабуинов. Во главе социальной системы такого типа стоит безусловный самец-доминант (он же — император, диктатор, царь, президент или генеральный секретарь), который возглавляет групповую борьбу за пространство, приносящее пищу. Он становится безнаказанным обладателем самой вкусной еды, первосортных самок и лучших условий жизни. Его окружают самцы-субдоминанты со своими самочками. Пока их бьют — они служат и ждут случая занять место вожака. Они привилегированны, но получают еду похуже, а самочек пострашнее. Если субдоминанту удалось тайно стащить вкусного или интересного, то ценность надо прятать поглубже, а наслаждаться тайно. Это уже слой парламентариев, олигархов, военных начальников и чиновников. Ниже по социальной лестнице находятся те, кого называют стаей, народом, обывателями или населением. На самом деле это просто самцы и самки гоминид, которые меняют иллюзию личной свободы на преимущества рабства социальной системы. Такая замечательная обезьянья конструкция лежит в основе контроля за самыми разными методами церебрального сортинга, которые тысячи лет безупречно служат человечеству. В становлении методов гоминидной эволюции можно выделить несколько этапов и направлений искусственного отбора.

Первый этап — пограничный биосоциальный отбор — был обусловлен формированием нейроморфологической основы для устойчивых социальных взаимодействий. Он происходил как в райский период эволюции, так и при формировании архантропов. В это время возникли тормозные центры мозга человека, необходимые для обмена пищей и минимального социального конформизма. Он продолжался не менее 10 млн лет и завершился формированием общего архетипа мозга современного человека (Савельев, 2015а, б).

Второй этап был намного короче, около 4 млн лет, но его влияние на формирование нашего мозга было решающим. Он продолжался с момента исчезновения архантропов до появления современного человека. Следы этого периода и архаичные механизмы церебрального сортинга сохранились почти без изменений до наших дней. Речь идёт о больших полуродственных популяциях палеоантропов, живших на общей территории, которые затем стали называть общинами или племенами. Следы этих отношений можно встретить у разных народов под непохожими названиями, но с одинаковой сущностью взаимодействий.

Такие социальные образования обычно называли кагалом у евреев, тейпом у кавказцев, махаллёй у узбеков или миром у русских крестьян. В аналогах этих древнейших социальных структур был достигнут оптимальный баланс между общественной выгодой и оценкой личного участия в борьбе за существование. В небольшом племени невозможно бесконтрольно паразитировать на ближайших родственниках или уклоняться от социальных взаимодействий (Савельев, 2016). Эффективность избирательного церебрального сортинга в условиях родоплеменной организации гоминид сделала нас современными людьми и заложила основы дальнейшего прогресса.

Третий этап начался с появлением племенных объединений, которые совместно мигрировали или боролись за пищевые территории. Возникшая большая популяция структурировалась по старым принципам стаи обезьян. Выделялись племенной вожак, который набирался наглости принимать самостоятельные решения, и менее сообразительные, но активные помощники. Остальные предпочитали подчиняться и выживать в большой шайке, чем погибнуть вне её. С этого момента стайная иерархия приматов стала универсальным принципом организации человеческих сообществ. Её использовали для всех видов объединений, копировали для военных, религиозных и научных целей, даже если она работала только во вред очередной затее.

Хорошим примером может служить одна из древнейших систем искусственного отбора, каждый раз возникающая на основе очередного религиозного культа. Следует напомнить, что увлечение человеческого мозга различными культами имеет не духовные, а совершенно прагматические причины. Мозг ленив, похотлив и эгоистичен. Он, по биологическим законам, сопротивляется любому напряжению, поскольку это приводит к огромным потерям дефицитной энергии, называемой пищей или деньгами. Этого ресурса всегда маловато или его трудно добывать, что нарушает любимый сон сознания и отвлекает от изготовления своих генокопий. По этой причине упорно стремящийся к покою мозг изыскивает утончённые способы обоснования своей инстинктивной праздности.

Среди излюбленных методов отлынивая от рассудочной деятельности несколько тысячелетий лидируют религиозные культы. Действительно, зачем же тратить на активность проглотистых нейронов мозга драгоценную энергию, уменьшая пищевую ценность человека для могильных червей и кладбищенских деревьев? Всякому пацифисту понятно, что лучше стать образцовым звеном в очередной пищевой цепочке биоценоза планеты, чем страдать от излишней задумчивости. Этот экологический подход очень популярен среди обывателей, а различные культы с готовностью предоставляют как идеологическую, так и гуманистическую основу для подобного поведения.

Суть привлекательности культов состоит в регуляции поведения, которое позволяет мозгу не думать, а исполнять наборы простейших правил. Жизнь идёт, энергия не расходуется, мозг спит, правила соблюдаются, социальная активность снижается, общество стабилизируется, а кладбищенские черви отъедаются. Единственным достижением такой гармонии бытия становится стабильное увеличение плодородного слоя.

Любая религия в конечном счёте паразитирует на выработке собственных социальных инстинктов, которые выдаются за единственно правильную основу поведения. Заставив усвоить внегеномно наследуемые религиозные инстинкты, можно добиться невероятных и удивительных результатов. Глубоко верующий человек свято убеждён, что он свободен. Это по-своему справедливо, поскольку он свободен от избыточных затрат энергии на содержание собственного мозга. Экономия достигается отказом как от осознанного обдумывания повседневных поступков, так и от копирования готовых образцов отношений с внешним миром. Верующий человек удачно избавляется от ответственности за принятие решений, экономит на энергетических затратах мозга и бездумно плывёт в комфортном море теологических иллюзий.

Избрав в качестве основного принципа отношений с внешним миром веру, человек начинает неосознанно экономить на работе своего мозга. Это притягательное занятие поддерживается фундаментальными биологическими инстинктами, которые стоят на страже расходования свежедобытой глюкозы, гликогена печени и подкожного жира. Готовые алгоритмы поведения и простейшие лингвистические объяснения любого события прекрасно инактивируют мозг и увеличивают драгоценные запасы метаболитов. Инстинктивная экономия энергии на работе мозга так благотворно сказывается на физических размерах тела, что во всех культах существует принудительное ограничение потребления пищи. По-видимому, это мало помогает, поскольку избытки липидов быстро накапливаются как у пастырей, так и у овец.

Вера как архаичный способ гоминидной социализации и метод экономии дефицитной энергии мозга имеет положительные и отрицательные стороны. Ценность использования веры в качестве принципа организации частной жизни очень высока. В Европе период религиозного сортинга снизил индивидуальную изменчивость мозга, компенсировал неравномерность и различия в скорости процесса искусственного отбора. По этой причине эмигранты, не прошедшие у себя на родине аналогичного этапа эволюции, обладают архаичной конструкцией нервной системы. Их в меньшей степени коснулся жестокий церебральный сортинг последних европейских столетий, что можно рассматривать как достоинство или как недостаток. Эти молодые переселенцы представляют наибольшую опасность для стабильности любого общества. Их мозг еще физически не обладает необходимой структурной поддержкой европейского конформизма, что делает их асоциальными создателями новых проблем. Именно они больше всего нуждаются в принудительном избавлении от опасных исканий обременительного мозга. Это можно желать, но невозможно осуществить, поскольку их мозг не прошёл того социального сортинга, который сформировал Европу.

Наиболее тяжёлые церебральные последствия у любителей разнообразных культов связаны с заменой рассудочного мышления на удобные для мозга верования. Создав навык объяснения любого явления при помощи религиозного словоблудия, люди утрачивают необходимость поиска естественных причин событий. Исключение составляет только то, что связано с пищей, размножением (семьёй) и доминантностью. Следовательно, распространяя некритичные принципы верований на окружающий мир, гоминиды с большой биологической выгодой утрачивают способность к затратному рациональному мышлению.

При таком умильном состоянии мозга можно легко поверить в ад, рай, холодный термоядерный синтез, клонирование и в собственный астральный хвост. Обнаружив последнее, легко потратить большую часть жизни на удлинение или ампутацию этого невидимого аксессуара. Иначе говоря, начав верить, а не думать, мы с лёгкостью блокируем личные особенности мозга и избавляемся от рассудочных достижений наших лучших предков. Такая нивелировка частных различий социально полезна, но губительна для творческих людей, которыми можно пренебречь.

Самым существенным следствием регулярного скупердяйства на работе собственного мозга становится изменение личных оценок окружающего мира. Так называемый взгляд на мир строится не на личном опыте, истории человечества и ближайших родственников, а на интродуцированной в мозг чужой убеждённости.

Последовательный культ веры меняет индивидуальное восприятие так, что оно начинает противоречить реальным фактам. При этом будет совершенно невозможно переубедить уверенного в своей правоте сторонника любого культа. Вера как комплекс социальных инстинктов является наиболее проверенным и действенным способом социализации гоминид с различными конструкциями мозга. К сожалению, эти социальные инстинкты так сильны и эффективны, что их смена обычно сопряжена с физической заменой большей части носителей. Для биологической эволюции это лишняя возможность ускорить отбор, которая слабо сочетается с гуманизмом и популярными правилами большинства религий.

Основным достижением каждого традиционного культа является заметная стабилизирующая роль, которая состоит в умелой инактивации особей со слишком оригинальной или архаичной конструкцией мозга. При этом решаются сразу две важнейшие общественно-биологические задачи. С одной стороны, обладатели устаревших гражданских социальных инстинктов сохраняются в качестве репродуктивной гоминидной базы, которая поддерживает значимую вариабельность мозга. Это является своеобразным рассудочным потенциалом для будущего популяции или страны. С другой стороны, особи, одновременно отягощённые гражданскими и культовыми социальными инстинктами, менее агрессивны, так как с трудом поддерживают стабильность своих социальных привычек и религиозных увлечений. Даже при высокой изменчивости мозга сочетание давления репродуктивно-пищевого светского общества и культовых правил может нивелировать большинство ретроградных или творческих порывов. В результате мы получаем не очень агрессивный стабилизирующий отбор и воспитание глубоко социализированных конформистов, что гарантирует невнятное существование или умирание многих культов.

Совершенно иные результаты достигаются в культовых модификациях веры, адаптированных к интенсивному церебральному сортингу. Достаточно вспомнить успехи распространения христианства, эпические крестовые походы, охоту на ведьм и истребление еретических течений. В те времена культы выполняли важнейшие функции искусственного отбора и формирования мозга современных европейцев. Без этих принципиальных для эволюции гоминид событий мозг современного человека никогда бы не возник. В настоящее время аналогичным образом человечество использует исламские варианты веры. Они изменены для удобства церебрального сортинга и кровавого искусственного отбора. В остальных своих проявлениях модификации ближневосточного культа ничем не отличаются от блестящих эволюционных проектов иудаизма, христианства, буддизма, синтоизма и других способов направленного истребления человечества. Во всех случаях создавался повод для искусственного отбора, который осуществлялся без оглядки на последствия, но с отличным моральным и материальным оправданием.

Следовательно, в основе устройства человеческих сообществ лежат модифицированные инстинктивные правила стаи бабуинов. Эта же структура копируется в религиозных, военных, государственных, медицинских и развлекательных системах искусственного отбора. Цель каждой параллельной системы обычно состоит в регуляции одного из аспектов церебрального сортинга и инактивации уже невостребованных особей.

Рассматривая с этих позиций недавно исчезнувшие и пока существующие государственные образования, можно прийти к нетривиальным выводам, о которых я упоминал в предыдущих главах. Дело в том, что для идеально точного искусственного отбора надо достигать предельной избирательности в поисках особей, предназначенных как для размножения, так и для репродуктивных ограничений. Этих соблазнительных перспектив очень трудно достичь в гетерогенном сообществе, состоящем из множества этносов, мелких культов, ересей, национальных традиций и оригинальных культур. Обитатели такой сложной страны будут вечно конфликтовать по поводу цвета кожи, размеров крайней плоти, типа причёсок и кулинарных традиций. В столь противоречивой системе всегда найдутся мелкие и никчёмные конфликты, мешающие направленному на государственную исключительность церебральному сортингу.

В рукописях проницательного Эльфовия были найдены свидетельства некоторой заинтересованности фокусами эволюции и механизмами отбора человеческого мозга. Ответственный натуралист внимательно наблюдал за нашими поступками, что позволило ему сделать следующую запись.

«Среди непроходимой дикости межличностных отношений аборигенов я обнаружил отличный механизм скрытого управления поведением. Оказалось, что ихмозгявляется крайне затратным энергетическим компонентом организма. На его содержание в активном состоянии расходуется четверть всех энергетических приобретений организма. По этой причине дикари стараются не пользоваться этим дорогим аксессуаром, что уменьшает метаболические расходы их тела более чем вдвое. Я испытал настоящее потрясение, осознав масштабы открывшихся возможностей по контролю за этими агрессивными существами. Никогда не вызывало сомнений то, что они готовы на любую дикость и глупость в обмен на пищу, размножение и небольшие привилегии. Однако существование простейшего способа самоорганизации в послушное и неагрессивное стадо было для меня полной неожиданностью. Оказалось, что, используя их инстинктивное стремление к экономии на работе мозга, можно добиться удивительных результатов. Я многократно наблюдал, в самых разных уголках планеты появление особей, которые легко организовывали сообщества полностью управляемых аборигенов. Эти не совсем здоровые типы называли себя сверхлюдьми или богами и создавали очень понятные, но оригинальные законы поведения. Окружающие с удовольствием подчинялись этим законам, .жертвуя самым ценным имуществом. Вера в очередного обманщика или сумасшедшего позволяла менять раздражающую рассудочную активность мозга на слепое выполнение простых и суровых правил. Это наблюдение показывает, что дикарей мо.жно организовать в религиозное течение любой направленности. Таким способом наша прогрессивная галактика сможет внедрить любые желаемые направления развития аборигенов. Это позволит использовать их огромный эволюционный потенциал как для создания управляемых колоний, так и для военных целей».

Нестабильность многообразия многочисленных популяций всегда прекрасно понимали те, кто создавал большие империи и государства. Египетские царства, Древний Рим, империя Чингисхана, Древний Китай, государства ацтеков и майя, колониальные Испания, Португалия, Англия и Франция были попытками запустить избирательный отбор мозга в условиях более или менее системной стабильности. Искусственный отбор проводили по общим правилам среди всего многообразия подчинённого населения, что давало неплохие практические результаты.

Следует отметить, что по плодам отбора между собой почти не различаются территориальные завоевания, идеологическая или социальная экспансия. Главное в этом процессе — общая и однозначная тенденция к активности большой популяции, а её осмысленность и реальная направленность особой роли не играют. Последней, уже завершённой, попыткой такого отбора стало длительное существование СССР. Ценность этого эволюционного опыта состоит в том, что на огромной территории удалось практически ликвидировать религиозную, национальную и образовательную раздробленность. Мелочные, но кровавые противоречия отдельных культов и диковатых популяций гоминид были успешно нивелированы. Насаждался слегка перелицованный гибрид утопической модели отбора на религиозной базе культового сознания.

Для нового витка эволюции сложились прекрасные условия. Всеобщая грамотность, равенство полов и наций, бесплатные образование и медицина создали очень приличную систему для максимально избирательного отбора наиболее способных особей. Даже задуривание новыми социальными инстинктами, внесемейное воспитание детей и другие коммунистические фокусы не повлияли на результаты искусственного отбора. Через пару поколений глобального церебрального сортинга сложились целые популяции реальных людей нового типа, для которых рассудочные ценности играли большую роль, чем наследственные плоды биологической эволюции. Такой эволюционный эксперимент трудно повторить, но он показал, что социальный сортинг имеет огромные преимущества и всего за несколько поколений может изменить мир. Остаётся только сожалеть о том, что устроители СССР не довели дело до логического эволюционного конца, а возвратили страну в лоно дикой биологической эволюции. Опираясь на уже отработанные идеалы всеобщего равенства и братства, осуществить глобальный искусственный отбор рассудочного типа больше не получится.

В похожий, но более архаичный и менее эффективный эволюционный процесс сейчас вошла и Европа. На первый взгляд кажется, что с целью экономической и политической экспансии Германия и Франция создали Европейский Союз. Континентальный искусственный отбор удалось организовать, уничтожив местные экономические центры роста, обобрав население и вынудив наиболее способных и активных искать новое место под солнцем. В конечном счёте массовая миграция за бутербродом и метисация европейских народов увеличат изменчивость, но никогда не создадут рассудочного отбора. Сохранив этнические и религиозные различия, а во главу угла поставив биологическое процветание, европейцы просто продолжают традиционный эволюционный путь. Любая социальная интеграция по пищеварительному принципу легко усиливает биологические конфликты, ведущие к репродуктивному отбору самых паразитических особей.

Сходные явления происходят в США и в районах их влияния. Осуществляя мировую экспансию, эта популяция считает, что она приспосабливает мир под себя, для собственного биологического процветания. Эта похвальная обезьянья цель сама по себе неплоха, так как ускоряет искусственный отбор и создаёт системные конфликты. Вместе с тем парадоксальность ситуации состоит в том, что, наведя оригинальный порядок внутри своей страны, они добились не только процветания, но и высочайшей избирательности искусственного отбора. В условиях США очень удобно и комфортно проводить церебральный сортинг любого типа. Проблема только в целях отбора. Создать характерные для СССР рассудочные социальные инстинкты там не удалось. Для совдепии было характерно глубоко укоренившееся представление о том, что биологического процветания легче добиться через личное приобретение знаний и редких умений, которые найдут значимое общегосударственное применение. Это был социальный моторчик отбора наиболее способных и востребованных людей.

Иммигрантам в Северную Америку такие социальные инстинкты были неведомы. Для них реальным богом стал всеобщий эквивалент, который не позволяет организовать воспроизводство интеллектуалов. По этой причине была налажена массовая закупка математиков, физиков, биологов и инженеров из других стран. Доля «головастиков» из СССР оказалась крайне велика, чтодоказывает как высокую изменчивость мозга, так и эффективность советской системы рассудочного сортинга.

Оценка традиционных подходов к церебральному сортингу показала, что они до сегодняшнего дня осуществляются по биологическим законам. Основная закономерность этого процесса может быть изложена в двух предложениях. С одной стороны, архаичные системы социального отбора не могут быть успешно применены к обладателям мозга, уже прошедшим этот этап эволюции. С другой — мировые социальные взаимодействия направлены на увеличение избирательности и персонализацию действия искусственного отбора. Очень печально, что единственная советская попытка рассудочного отбора охватила лишь несколько поколений, показав свою жестокую эффективность и эволюционную обречённость.