Книга: Зоология и моя жизнь в ней

Беремся за дело всерьез

Беремся за дело всерьез

Как следует из предыдущих глав, в 1980-х гг. основными объектами наших исследований были чайки на островах и каменки на материке. На третий год после наших поездок в Айдере и на Пархай, весной 1985 г., Лариса, Вася и я попросили Владислава Васильева свозить нас на несколько дней в хребет Большой Балхан, что примерно в 140 километрах от Красноводска. Целью поездки были черные каменки. Но там, где мы разбили лагерь, оказалось несметное количество кавказских агам.

Мне пришла в голову мысль наловить их как можно больше и выпустить на кордоне Красноводского заповедника в урочище Уфра, в 11 километрах от города. Мы поймали руками и удочками 13 взрослых самцов, 19 взрослых самок, 13 ящериц в возрасте 2 лет и 25 особей прошлого года рождения (всего 70 животных). Каждую помещали в отдельный матерчатый мешочек, Все их на обратном пути регулярно обрызгивали водой, поскольку жара была чуть ли не тропической. Дорога должна была занять не менее двух часов, а еще следовало заехать в город и взять там масляную краску: в точке выпуска каждого животного следовало нанести на камень видный издали номер.

Кордон Уфра располагался у склона весьма скромного по размерам горного массива Карадаг, который уступами спускается к Красноводскому заливу. Мы заезжаем в широкий распадок, выходящий устьем к морскому берегу. Здесь располагается заброшенный карьер, разработки камня в котором прекратились около десяти лет назад по настоянию Васильева. Еще сохранились глубокие прямоугольные ямы-шурфы, в которые тогда предполагалось закладывать взрывчатку. По склонам разбросаны валуны разной величины, черные от пустынного загара каменистой породы. Травянистая растительность скудная, но ничуть не беднее той, что на наших площадках на Пархае.

Важно то, что место, выбранное нами для выпуска ящериц, отстоит всего лишь на километр-полтора от Красноводского плато, которое входит в ареал кавказской агамы. То есть, по ландшафтно-климатическим условиям район сходен с типичными местообитаниями этого вида, так что мы рассчитываем на то, что животные успешно приживутся здесь.

Днем 17 мая мы даем свободу всем нашим временным пленникам. Каждого взрослого самца и одну-двух самок выпускаем вместе с ним в пустоты под валуном, помеченным крупной красной цифрой. В качестве жилища для другой такой «семейной группы» выбираем убежище на таком расстоянии от первого, которое соответствует нашим оценкам плотности размещения взрослых самцов Пархае и в Айдере. Перед выпуском всех ящериц пометили способом, принятым в зоологии: у ящерицы отрезают определенное количество пальцев, так чтобы комбинация была уникальной. Например, третий палец на правой передней лапе и пятый на правой задней. Такая комбинаторика обеспечивает легко читаемый код. Все это тщательно фиксируем в больший бухгалтерской книге. Мы и предположить не могли тогда, что она будет служить нам последующие 10 лет. Но успех превзошел все наши ожидания: в течение трех лет здесь сформировалась процветающая популяция кавказских агам с высокой численностью и плотностью.

Кавказские агамы, изменившие горным ландшафтам

В этот же год произошло другое важное событие. Не будь его, книга, о которой идет речь, либо вообще не была бы написана, либо имела бы существенно иное содержание.

После того, как мы основали искусственную экспериментальную популяцию близ кордона «11 километр», наш интерес к кавказским агамам, отошедший на второй план за предшествующие два года, вспыхнул с новой силой. Вернувшись в Москву, я стал уделять больше внимания поискам литературных материалов о кавказской агаме. Особенно заинтересовала меня статья двух авторов: Натальи Борисовны Ананьевой из Зоологического института в Ленинграде и туркменского герпетолога Чары Атаева. Они описали изолированное поселение кавказских агам, обитающих не в каменистых горных местностях, а в песчаной пустыне. По их словам, ящерицы живут здесь в оврагах закрепленных грядовых песков, окруженных глинистой равниной. Одной (но не единственной) особенностью их морфологии было то, что чешуи, покрывающие хвост образуют не двойные замкнутые кольца, как во всех прочих популяциях этого вида, а тройные. Авторы статьи посчитали этих ящериц новым подвидом и назвали его мадоусской агамой, а по-латыни – трехкольчатой (triannulata). Почему агама «мадаусская»? – спросите вы. Назвали ее так, поскольку ее местообитание, как говорится в статье, находится неподалеку от поселка Мадау, в так называемых Мешедских песках.

Осенью этого года мы собирались поехать на Пархай, поскольку в этом, тогда единственном сравнительно легкодоступном месте, в нашем распоряжении уже имелась освоенная площадка для работы с кавказскими агамами. Прилетев в конце сентября в Красноводск, мы стали уговаривать Владислава поехать туда по новому маршруту, идущему мимо Мешедских песков, и заодно посмотреть на тамошних «трехкольчатых» ящериц. С нами для такого случая поехать решили сам Васильев, его жена Ира Гаузер и ее брат Генрих, прилетевший накануне из Баку.

Сначала проехали примерно 170 км старой дорогой, по шоссе, ведущему в Кизыл-Арват. Оставив слева хребты Большой и Малый Балхан, свернули на юг. Дальше путь лежал через Мисрианскую равнину, которая представляет собой совершенно безводную глинистую пустыню. До Мадау предстояло ехать около 100 километров.

Не доехав до этого поселка километров 25, мы остановились на ночлег у руин средневекового города Мешед-и-Мисриан (другое его название – Дахистан). Внутри двойного ряда городских стен с башнями, сложенными из оплывшего сырцового кирпича, стоят два минарета, выстроенные из кирпича обожженого. На одном, высотой метров в 20, видны еще пояса голубой керамики с текстами на арабском языке. Остатки цветной мозаики и резного орнамента сохранились к тому времени и на портале мечети между минаретами[265].

Картина выглядела весьма впечатляюще, особенно на закате и при восходе солнца. И все было бы хорошо, если бы не одно неприятное обстоятельство. Примерно на половине высоты одного из минаретов по всему его периметру тянулась широкая выбоина. Она не выглядела как результат разрушения от естественных причин. Скорее, было похоже на то, что памятник сознательно стремились разрушить, например, стрельбой в него из тяжелых орудий. Напрашивалась мысль, что таким образом развлекались наши доблестные зеленые человечки. Несколько выбоин такого же характера зияли в стене второго минарета[266]. Тут я вспомнил разговор двух офицеров, который мне пришлось слышать в поезде Кушка-Москва. Веселясь, они вспоминали, как угробили танк, гоняясь на нем за антилопами джейранами в заповеднике Бадхыз.

В Мадау, куда мы приехали следующим утром, местные жители наперебой указывали нам направление к Мешедским пескам. Но, потеряв часа два с половиной на поиски, мы так и не нашли ничего похожего на описанное в статье Ананьевой и Атаева.

Проехав еще около 70 километров, оказались в месте впадения реки Сумбар в Атрек, по которому проходила граница между тогдашним СССР и Ираном.

Отсюда дорога в Кара-Калу шла на северо-восток по террасе правого берега Сумбара. Дорога идет по ровной глинистой пустыне с редкими кустиками полыни, а в стороне от нее виднеются гряды безжизненных холмов, напоминающих своим видом лунные горы Пархая.

Внезапно слышим крик Иры, сидящей впереди рядом с Таганом. Она требует немедленно остановить машину. Выскакиваем и кидаемся скопом ловить крупную ящерицу, которая, спасаясь от преследования, забилась в неглубокую трещину в засохшей глине. Извлекаем ее оттуда и разглядываем. Это кавказская агама, но сильно отличающаяся от всех тех, которых до этого ловили в Айдере, на Пархае и в Большом Балхане. А главное, чешуи на ее хвосте собраны в тройные кольца!

Через несколько километров оказываемся в удивительном ландшафте. Высокий берег реки изборожден обильными воронками, которые глубже соединяются друг с другом в сплошную сеть пустот. Это так называемый псевдокарст. Основная порода – лессовые суглинки – вымывается потоками воды во время ливней и образует промоины в виде сети подземных коридоров. Эти структуры создают прекрасные убежища для кавказских агам, которые, как мы сразу убедились, здесь весьма многочисленны. Нескольких удалось поймать, и у большинства из них хвосты были трехкольчатыми.

Почему эта находка стала столь важной для наших дальнейших исследований, я объясню далее, когда речь пойдет о систематике кавказской агамы и других видов ящериц рода Laudakia.

Учимся ловить ящериц

До Кара-Калы оставалось еще около 100 километров. Когда приехали на Пархай, обратились за советом к Валерию Кузнецову. Нет ли какого-нибудь кордона, где жилье располагалось бы в местообитании кавказских агам? Тогда нам не пришлось бы каждый день тратить время на переходы от базы к участку наблюдений и обратно.

Валерий посоветовал нам попытать счастья на кордоне Калалигез, в 20 километрах к западу от Пархая. Там мы нашли дом, где смогли удобно разместиться все шесть членов отряда. Кордон охранял туркмен-егерь, живший в отдельной небольшой хижине. Он запомнился мне тем, что днем спал, включив портативный радиоприемник на полную мощность. Тогда я удивлялся, как ему удается заснуть под звуки с такой силой децибел. Но несколько лет спустя сам убедился в том, что скорее засыпаю при включенном радио.

Пребывание здесь сулило нам несомненный успех. Агамы жили не только по каменистым склонам вокруг кордона, но и прямо около дома. Днем они сидели на каменой ограде бывшего скотного двора, выходя сюда на охоту из заброшенного коровника. Там были убежища нескольких взрослых особей, деливших между собой территорию этого строения.

Перед нами со всей серьезностью встала проблема массового отлова ящериц. Без его решения вся наша затея с выпуском их в Уфре утратила бы всякий смысл. Изучать эту популяцию продуктивно можно было лишь при условии, что отработана методика мечения всех без исключения членов такого поселения или, по крайней мере, подавляющего их большинства.

Только в таком случае мы смогли бы узнать, как формируются семейные группы, насколько длительны персональные связи между половыми партнерами, как меняется социальное поведение особей с возрастом, и так далее. А последнюю задачу можно было решить, лишь располагая сведениями о реальном возрасте той или иной агамы. Для этого следовало снабжать индивидуальными метками всех новорожденных ящериц и отслеживать изменения их размеров и окраски из года в год, при последующих поимках.

У нас не было трудностей с ловлей юных ящериц – данного года рождения и годовалых. Мы уже хорошо умели ловить их удочкой. В эту поездку я предоставил возможность отдаться этой азартной охоте Ире и Генриху. Он добился здесь большого успеха, хотя подчас даже столь искусный ловец иногда тратил почти целый час, чтобы завладеть какой-либо особенно шустрой ящерицей.

Что же касается взрослых агам, то поймать этим способом удавалось только самых доверчивых, а такие были в явном меньшинстве. С особыми трудностями и даже с опасностью для здоровья я столкнулся, когда решил переловить и пометить ящериц, живших в коровнике. Моя идея состояла в том, чтобы воспользоваться паутинной сетью для отлова птиц. Агамы бегали по столбам и балкам коровника, как по скалам. Проследив постоянные маршруты той или иной ящерицы, я старался повесить сеть так, чтобы в следующий раз она оказалась на пути животного. Для этого порой приходилось залезать довольно высоко, а деревянный каркас, на котором держался потолок, оказался довольно ветхим. Поэтому, развешивая сеть между балками на высоте около трех метров, мне приходилось каждый раз очень тщательно контролировать все свои движения, чтобы не оказаться на полу.

Пробовали ловить агам большой паутинной сетью и в других местах вокруг дома. Покрывали ей груды досок и шифера во дворе, где жили некоторые полувзрослые ящерицы. Этот способ требовал больших затрат времени и нервов. Сеть цеплялась за каждый выступ, собирала на себя куски мусора и обломки сухих растений, которые затем приходилось подолгу выбирать из нее. Пока возились, расправляя сеть с одной стороны, агама зачастую ускользала с другой. Не заметив этого, дежурили затем подолгу у сети в надежде на успех, а в результате оставались ни с чем.

Требовалось придумать какой-то другой, менее трудоемкий и более эффективный метод отлова. Я пробовал натягивать узкую полоску сети в виде вертикального заборчика там, где часто видел перебегающих ящериц. Только в одном случае ящерица попалась, но когда я пошел проверять ловушку, она была уже мертва – погибла от перегрева под палящими лучами солнца. В общем, эта идея не сработала.

Я мучительно размышлял над решением проблемы днем и ночью, и даже во сне, подсознательно чувствуя, что бесспорно существует некий предельно простой выход из положения. Но решение пришло много позже, уже после возвращения в Москву. Придуманная мной стратегия, возможно, и не сработала бы в Калалигезе, где характер убежищ ящериц определялся обилием сложных артефактов в антропогенном ландшафте (например, присутствием коровника). Но там, где агамы живут в естественных условиях, то, к чему я пришел, должно было, как мне казалось, привести к успеху. Правда, проверить, так ли это, можно было лишь следующей весной – уже на месте.

А выход из положения выглядел проще простого. Нарезаете сеть кусками в полметра в поперечнике и во время наблюдений за данной ящерицей определяете место входа в ее постоянное убежище. Тогда просто кладете сеть на отверстие и далее не тратите ни минуты на ожидание результата. Ящерица непременно запутается в сети либо выходя из норы, либо возвращаясь в нее после временного отсутствия.

Вторая экспериментальная площадка

Проверить эффективность этого метода мы смогли уже весной следующего, 1986 года. Нам предстояло продолжить работу по гибридизации каменок плешанки и испанской по другую сторону Каспия, в природном заповеднике Гобустан (Азербайджан). Здесь мы уже побывали в прошлом году, о чем рассказано в главе 6. Тогда мы убедились, что и здесь кавказская агама – вид весьма многочисленный. Но в тот год я был целиком поглощен орнитологическими исследованиями, а наблюдения за ящерицами оказались почти целиком в ведении Ларисы.

Теперь, после наших приключений в Западном Копетдаге, я решил спланировать их изучение в Гобустане по тому же принципу, что и в поселении, искусственно созданном нами в Уфре. Здесь как нельзя кстати пришелся придуманный мной способ абсолютного учета ящериц на новой экспериментальной площадке, которую было решено держать под наблюдениями несколько лет подряд.

Лариса привезла с собой сумку с несколькими десятками фрагментов сети из белой нити с ячеей в один сантиметр. Она быстро поймала и пометила всех ящериц, живших в ближайших окрестностях нашего полевого лагеря. Настала очередь прочих, обитавших на площади немногим менее гектара вокруг. Их ловили во время экскурсий. Идете не торопясь и видите агаму, которая при вашем приближении прячется в щель среди камней. Кладете сеть на отверстие, проверив предварительно, нет ли рядом другого выхода из убежища. Если находите, и его тоже покрываете сеткой. Тут же оставляете на земле матерчатый мешочек из ярко окрашенной ткани, видный издалека и позволяющий не потерять место засады. Идете дальше, повторяя те же операции раз за разом. На обратном пути вынимаете ящериц из тенет[267]. Раскладываете их по мешочкам и несете в лагерь, где животных измеряют, фотографируют и присваивают им индивидуальные метки. Помимо мечения отрезанием пальцев, на кожу животного наносили пятно кисточкой, смоченной ярко-красным раствором родамина.

Забавно то, что герпетологи, занимающиеся горными агамами, так и не научились их ловить в достаточных количествах до сих пор. Недавно я решил перевести книгу, которой посвящена эта глава, на английский и стал просматривать литературу. Необходимо было выяснить, что нового удалось узнать об этих ящерицах за 10 лет, прошедшие с момента выхода книги в свет. И вот читаю статью за авторством четырех иранских герпетологов и одного пакистанского. Они изучали изменчивость морфологических признаков кавказской агамы, отлавливая ящериц в тринадцати точках в Иране и в шести – в Пакистане. За четыре полевых сезона поймать им удалось всего-навсего 49 животных, и лишь по одному в семи точках из девятнадцати!

Они не пишут, как делали это. Но в другой статье, один из трех авторов которой принимал участие и в только что описанной работе, рассказывается следующее. «Ящериц ловили главным образом руками, гоняясь за ними и вытаскивая спрятавшихся от преследования в расселинах скал. А также с помощью духового ружья, отстреливая крупных и наиболее быстроногих особей». Занимались они этим по два часа утром, в середине дня и ближе к вечеру. Легко видеть насколько низка эффективность такой деятельности, которую авторы этой статьи высокопарно именуют «СТРАТЕГИЕЙ случайного коллектирования».

Агамы агамам рознь

Еще при первых отловах кавказских агам на Пархае мы заметили, что они значительно меньше по размерам, чем те, которых мы видели до того в Айдере. Как выяснилось позже, от тех и от других отличались по окраске ящерицы Большого Балхана. По-особому выглядели и агамы, живущие в Гобустане. До нас никто из герпетологов не обратил внимания на этот факт географической изменчивости в размерах и окраске разных популяций кавказской агамы, так что мы решили восполнить этот пробел и основательно разобраться в вопросе.

На протяжении нескольких последующих лет мы посетили с этой целью четыре новых для нас урочища в Западном Копетдаге, три – в Центральном и дважды подолгу работали в Восточном. В одной из поездок добрались даже до верхнего пояса горы Душак, второй по высоте вершины Центрального Копетдага. Всюду в этих местах старались поймать как можно больше ящериц и тщательнейшим образом описывали особенности окраски особей всех возрастов и характер фолидоза[268]. Оказалось, в частности, что устойчивая географическая изменчивость наблюдается не только в окраске взрослых агам, но и особей-первогодков. Все это заставило нас прийти к заключению, что кавказскую агаму можно рассматривать, вопреки взглядам, господствующим и поныне[269], в качестве вида политипического, то есть такого, который распадается на несколько хорошо различающихся географических рас.

Но наибольшими отличиями от всех прочих обладали агамы нижнего течения реки Сумбар. Они были самыми крупными, светлоокрашенными и, кроме того, характеризовались рядом особенностей чешуйчатых покровов тела. Об одной из них, именно о тройных кольцах чешуй на хвосте, я уже упоминал ранее. Эта популяция, как показали наши дальнейшие исследования, почти не отличалась по сумме таких признаков от мадаусской агамы, как ее описали Ананьева и Атаев.

Когда их статья появилась в печати, пакистанский герпетолог Халид Бейг, ознакомившись с ней, усомнился в том, что речь там идет действительно о кавказских агамах. Он решил, что эту популяцию следует считать подвидом другого вида – агамы мелкочешуйчатой, распространенной в Иране, в частности, к югу от долины реки Сумбар, а также на западе Пакистана и в Афганистане[270].

Мы же, посвятив много времени изучению сумбарских агам в природе и проанализировав всю прочую доступную нам информацию (музейные коллекции и литературные источники), высказали предположение, что этих ящериц следует рассматривать как продукт гибридизации между агамами кавказской и мелкочешуйчатой.

Мы заинтересовались вопросом, существует ли обмен генами между двумя группами популяций: «трехкольчатых» агам нижнего течения Сумбара и тех, которые живут выше по долине этой реки – в Пархае и Калалигезе. Чтобы узнать, так ли это, необходимо было выяснить, как выглядят ящерицы, населяющие местности в промежутке между ареалами этих двух групп популяций.

Наш выбор пал на долину реки Терсакан, небольшого правого притока Сумбара. Из литературных источников мы узнали, что там кавказских агам видел в 1950-х гг. Н. Н. Карташёв. Но попасть в это место нам никак не удавалось. Дважды мы пытались осуществить свой замысел, но каждый раз что-нибудь складывалось не так. Наконец, на третий раз Таган все же привез нас туда. Мы въехали в узкую долину (шириной около 50 метров) типа каньона, порезанного рекой на глубине примерно 3–5 метров. Именно такой высоты были крутые береговые обрывы, в нишах которых могли жить ящерицы.

Мало того, что казалось совершенно непонятным, как их можно ловить в таких условиях. Но еще и погода, как назло, начала портиться. Солнце скрылось за набегающими облаками, и сразу стало прохладно. Дело происходило утром, и мне стало ясно, что при такой температуре едва ли стоит ожидать выхода ящериц из их ночевочных убежищ. Итак, снова неудача.

Лариса пошла вверх по ущелью в надежде увидеть хотя бы одну агаму, а я стоял у машины, проклиная все на свете. И вдруг увидел крупную ящерицу, сидящую на верхнем обрезе обрыва и, следовательно, совершенно недоступную. Времени на раздумья не было. Я был почти уверен в том, что агаме вотвот станет неуютно при надвигающемся похолодании. Деваться было некуда, но я вдруг сообразил, что в машине у меня есть ружье. А экземпляр из этой точки был нам совершенно необходим.

Стреляю, агама падает вниз и повисает на ветвях кустика на высоте метра три от земли. Я говорю Тагану: «Становись мне на плечи и достань ящерицу!» Но он – ни в какую, протестующе машет руками – поскольку панически боится всяких ползучих гадов. «Давай, – говорит, – ты сам встанешь мне на плечи…» Таган ниже меня на 10 сантиметров и весит на 20 килограмм меньше. Впрочем, никакого другого выхода нет. Я осторожно, с опаской влезаю на него и, ликуя, достаю столь ценный для нас трофей.

Как я и предполагал, агама выглядела на первый взгляд промежуточной по облику между «трехкольчатыми» ящерицами и теми, которых мы ловили на Пархае. Эта находка и ряд других фактов, полученных позже, убедили нас в том, что две группы популяций действительно связаны между собой генетически. Иными словами, ящерицы, обитающие на стыке ареалов этих двух групп популяций (например, в долине реки Терсакан), представляют собой продукт двух этапов гибридизации. В первый были вовлечены кавказская и мелкочешуйчатая агама, а популяции, возникшие таким путем, стали позже обмениваться генами с чистокровными кавказскими агамами, живущими далее к востоку.