Книга: Макрохристианский мир в эпоху глобализации

Глобальные цивилизационные сдвиги современности и духовные основания Запада и Востока (Ю. В. Павленко)

Глобальные цивилизационные сдвиги современности и духовные основания Запада и Востока (Ю. В. Павленко)

Цивилизационные сдвиги можно рассматривать в двух взаимосвязанных формах: прямой и опосредованной. Первая связана с расширением или сужением зоны определенной цивилизации, ее наложения (или наложения на нее) другой цивилизации и/или варварской периферии с вытекающими из этого факта последствиями. Вторая представляет собой трансформацию некоей цивилизации в процессе взаимодействия с одной или несколькими соседними цивилизациями при отсутствии или несущественной роли изменения пространственной конфигурации первой.

Цивилизационные сдвиги, как прямые, так и опосредованные, если их рассматривать в историческом ключе, определялись тремя основными факторами:

   •  военно–политическим: завоевание или включение в зону влияния с вытекающими из этого факта экономическими, социальными и культурными последствиями;

   •  торгово–экономическим: развитие интенсивных отношений взаимообмена, приводящих к политическим, социальным и культурным сдвигам менее развитых обществ;

   •  религиозно–культурным: распространение высокой культурной традиции в связи с расширением влияния определенной (буддизм, частично христианство и ислам) высшей религии и/или богатой культурно–цивилизационной системы (отчасти Античность, Китай, Индия).

Понятно, что все три фактора обычно выступали вместе, однако в разные эпохи и в разных ситуациях тот или иной из них был ведущим. Сперва в такой роли выступал военно–политический, обычно связанный с определенными экономическими интересами. С «осевого времени», особенно с появления мировых религий, принципиально возрастает роль религиозно–культурного (начиная с триумфального шествия буддизма) и, отчасти, экономического (в ходе финикийской, греческой и индийской морской колонизаций) факторов. С эпохи Великих географических открытий, в особенности же с утверждением в Западной Европе капиталистических отношений, на первое место выходит экономический фактор, однако военно–политический и религиозно–культурный также сохраняют важное значение.

Понятно, что все названные факторы всегда включали и включают в себя переселенческую и информационную составляющие: важнейшей предпосылкой расширения ареала определенной цивилизации является физическое перемещение ее представителей, а военно–политическая, экономическая или культурная деятельность невозможны вне информационного контекста. Однако в эпоху глобализации значение первой, а тем более второй из двух названных составляющих принципиально возрастает. В мировом масштабе происходят массовые перемещения людей — носителей различных религиозно–культурно–цивилизационных традиций, а глобальная информатизация обеспечивает не только планетарную интеграцию, но и взаимопроникновение культурных компонентов разного (но преимущественно западного) цивилизационного происхождения в традиционные ареалы определенных цивилизаций.

Поэтому можно выделить характерные особенности динамики цивилизационных сдвигов в современном мире, прежде всего их глобальность, возростающую информациональность и ведущую роль западного (сегодня все более североамериканского) компонента. Однако с конца XIX в., не говоря о более раннем времени, на Западную цивилизацию в духовно–мировоззренческом отношении все более сильное влияние оказывают иные цивилизации, прежде всего выражающие особый идейно–ценностный строй народов Южной и Восточной Азии.

Следует учитывать, как отмечалось раньше, что понятия «Запад» и «Восток» в социально–экономическом, политико–правовом отношениях, с одной стороны, и духовно–культурном, в частности религиозно–мировоззренческом, с другой, — не вполне совпадают. Если в первом случае «восточной» в полной мере выступает Мусульманско–Афразийская, а в значительной степени также Византийско–Восточнохристианская и Православно–Восточнославянская цивилизации, то в духовно–мировоззренческом плане все они органически родственны, опирающиеся на древневосточно–библейскую и античную традиции и связанные с рядом авраамитских религий (иудаизм, христианство, ислам). В религиозно–мировоззренческом отношении они имеют иудейские корни.

Иное дело — цивилизации Индии, Китая и Японии, имеющие собственные истоки, при том, что духовные традиции Индии (прежде всего из–за распространения буддизма, а отчасти, и индуизма) оказали огромное воздействие на идейно–ценностно–мировоззренческий строй народов Южной, Юго–Восточной, Восточной и отчасти (Тибет, Монголия) Центральной Азии. При наличии определенных (особенно в морально–гуманистическом плане) соответствий понимаемые в таком ключе религиозно–культурно–цивилизационные системы Востока и Запада принципиально отличны.

С учетом того, что одна из индийских религиозно–философских доктрин (буддизм) со временем получила признание во всей Восточной и Юго–Восточной, а в значительной мере и Центральной Азии, войдя в органический симбиоз в Китае и Японии с учениями местного происхождения (в особенности с даосизмом), а зороастризм после арабского завоевания Ирана утратил свои былые позиции, можно сказать, что ведущие т. наз. высшие религии по своему происхождению и содержанию могут быть разделены на религии индийского и иудейского корней.

Первые религии преобладают в восточной половине Азии и представлены преимущественно различными течениями буддизма и индуизма. Они признают перевоплощение душ и либо отрицают идею Бога как личности и творца зримого мира, либо, по крайней мере, относятся к ней совершенно индифферентно. Мир воспринимается как юдоль страданий, преодолеть которые можно лишь путем отхода от активной предметной деятельности («объективации», как сказал бы Н. А. Бердяев) и ориентации на самопогружение («трансцендирование») как на средство достижения тождества с имперсональным Абсолютом (Дао, Нирвана, Брахма).

Вторая группа, т. наз. авраамитские религии (иудаизм, христианство и ислам), традиционно представлена в западной половине Азии, Европе и Северной Африке, откуда распространились и в других частях света. Для этих религий (некоторое исключение составляет кабалистическая транскрипция иудаизма) индивидуальная жизнь является уникальной, а Бог представляется как личность и творец мира. Бог сделал человека хозяином на земле и повелел ему возделывать, преобразовывать ее. Выполнять заповеди Господа — призвание человека. Отсюда — установка на деятельное, активное отношение к внешнему миру, приобретающая столь яркое выражение в западном христианстве в целом и в протестантизме, особенно в кальвинизме, в частности. М. Вебером было раскрыто и то, в какой степени капитализм как хозяйственная система связан с протестантской этикой.

Запад в ментально–ценностном смысле (с включением в это понятие восточнохристианских и мусульманских народов) основывается на древнееврейско–античном наследии. Для его мировоззрения характерны:

   •  понимание духовной основы бытия как личностного Бога, творца и судии видимого мира;

   •  представление о человеке как существе, созданном Богом по своему образу и подобию, наделенному, соответственно, разумом, чувствами, свободной волей и деятельной природой; этим человек принципиально выделяется из множества других живых существ;

   •  взгляд на мир как на творение (а не проявление или порождение) Бога, принципиально отличное по сущности от Бога и переданное в пользование человеку для удовлетворения его естественных потребностей как предмет труда;

   •  вера в единственность жизни каждого конкретного человека при отсутствии определенного ответа на вопрос, существовала ли душа до рождения в теле и вера в вечное возмездие (в Аду или Раю) за совершенные при жизни деяния;

   •  гипостазирование добра (блага) и зла, однозначно связывающихся с Богом и Дьяволом, в чем нетрудно усмотреть влияние зороастрийского (в том числе и через гностицизм и манихейство) дуализма.

Данный комплекс идей и представлений самым непосредственным образом определял высокую экстравертированную активность представителей конфессий иудео–христианско–мусульманского круга. Наиболее ярко это проявилось в протестантской, особенно кальвинистской среде, этос которой, как показал М. Вебер, и стал духовной основой утверждения капиталистических отношений.

Принципиально иной комплекс мировоззренческих идей определял сознание и поведение людей Южной, Юго–Восточной, Восточной и частично Центральной Азии, где традиционно распространены индуизм, буддизм, конфуцианство и даосизм. В основе ментальности народов названных регионов лежат следующие убеждения:

   •  божество представляется имперсональной, иррациональной или, по крайней мере, абсолютно непостижимой первореальностью, которая проявляется или раскрывается в явлениях видимого мира (Брахма, Дао и пр.);

   •  представление о человеке как о проявлении этой божественной трансцендентности, в своем основании тождественной ему, однако, в сущности, таким же образом и в такой же степени, как и все живое, все феномены видимого мира;

   •  взгляд на мир как на «видимостное» (а в некоторых доктринах вообще иллюзорное), по крайней мере, не адекватное его сущности проявление (эманацию) божественной первоосновы бытия (Майя и пр.);

   •  вера в бесконечность феноменальных проявлений индивидуального духа (понимаемого в качестве монады, как в индуизме, или как системы сцепленных дхамм, как в буддизме) путем множественности перевоплощений, означающая отрицание уникальности персонального «Я» и его потенциальное тождество со всеми другими, имеющими место в мире явлениями, по крайней мере, одушевленными;

   •  этический релятивизм, исходящий из относительности (а то и вовсе условности) моральных норм, не универсальных, относящихся ко всем людям, а имеющих смысл лишь применительно к конкретным группам людей; человек обязан жить по таким-то и таким-то правилам лишь постольку, поскольку они предписываются всему множеству людей соответствующего статуса, но при этом не обязательны для людей других статусов.

Такого рода духовные основания мировидения определяли мотивационно–деятельностное своеобразие народов Южной и Восточной Азии. Культивировалось преимущественно не деятельное, а созерцательное отношение к окружающему миру, воспринимаемому как нечто одухотворенное и органически сопричастное сущности каждого человека.

В XIX в., в условиях формирования всемирной макроцивилизационной системы, на фоне планетарной индустриализации наблюдается как эрозия основ традиционных культурно–социально–хозяйственных систем с их дальнейшими псевдовестернизационными видоизменениями, так и кризис традиционных для различных цивилизаций религиозно–этических ценностей при их широкой замене суррогатными формами массовых идеологий националистически–фашистского, коммунистически–большевистского и конфессионально–фундаменталистского типов, не говоря уже о воинствующем варварстве «поп–арта». Это раскрывает глубокие кризисные явления времени перехода от традиционных региональных цивилизаций к глобальной всемирной макроцивилизации постиндустриальной эпохи.

Две основные линии социально–экономического развития, оформившиеся в мировом масштабе еще на стадии поздней первобытности, в XX в. продемонстрировали свои предельные формы, исчерпали, как таковые, собственные продуктивные возможности и вступили в процесс глобального взаимодействия, обогатившись использованием ранее не свойственных каждой из них регуляторов: западная — планового, а восточная — рыночного. С таким состоянием своих общественно–экономических систем Североатлантический Запад и Дальний Восток вступают в информационную эпоху.

Менее определенно просматриваются и различные формы синтеза базовых принципов религиозно–мировоззренческих традиций западного, иудео–христианско–мусульманского, и восточного, индуистско–буддийскоконфуцианско–даосского, миров. Вопрос о необходимости их синтеза, поставленный еще Мани в III в., неоднократно поднимался как в Азии, так и в Европе в последующие столетия. XX в. в этом отношении дал множество имен и подходов. Однако ни один из предложенных вариантов такого синтеза (будь-то бахаизм, доктрина Муни и пр., не говоря уже о еще памятном многим преславутом Белом братстве и ему подобном идейном шарлатанстве) во всемирном масштабе не смог составить конкуренции традиционным религиям типа ислама, христианства или буддизма.

Вместе с тем нельзя не заметить, что монотеистические идеи в той или иной форме становятся все более привычными в регионах Южной, Юго–Восточной и Восточной Азии, тогда как концепция перевоплощений, хорошо известная в Античном мире (орфики, Пифагор, Платон, Плотин и пр.), со времен А. Шопенгауэра становится все более популярной на Западе. Среди крупных российских философов ее, к примеру, развивал Н. О. Лосский12. С некоторой симпатией к ней относился даже Н. А. Бердяев13.

При этом Восток все более ценит западную деятельностную, направленную на активное преобразование мира установку, а также присущий христианской традиции персонализм, уважение к конкретной личности с ее неотъемлемыми правами, тогда как на Западе распространяется близкое к восточному мироощущению восприятие природы как самоценной данности, на которую человек не вправе смотреть, лишь как на объект удовлетворения собственных потребностей. В отдаленной перспективе эти тенденции могут привести к постепенному становлению некоего надконфессионального глобального сознания. Однако реальности сегодняшнего дня куда более трагичны, и мы наблюдаем жесткое противостояние ценностных систем, приобретающее кровавый характер на Балканах и на Кавказе, Ближнем и Среднем Востоке, во многих других регионах мира.