Книга: Забытые опылители

ВСПОМИНАЕТ СТИВ:

Позже этим утром, прямо перед тем, как покинуть «Фермы Бонита», я в последний раз окинул взглядом оранжерею. Был уже почти полдень, но шмелей, ищущих корм на цветках, больше не было. Я огляделся и заметил то, что напоминало свежий, ещё упругий жёлтый цветок, а затем вынул из кармана камертон. Я быстро стукнул им об металлическую опору, а затем потрогал им конус цветка томата. Из него не выбросилось почти никакой пыльцы. Если бы это был ещё не тронутый цветок, взрыв пыльцы создал бы облачко. Я снова стукнул камертоном и попробовал повторить то же самое на другом многообещающем цветке. Никакого облака. Я мог лишь пожать плечами. Я признал, что шмели успешно собрали свой ежеутренний урожай пыльцы.

Если бы вы посетили теплицу вроде этой где-то лет десять назад, вы бы вряд ли увидели хоть одного рабочего шмеля – лишь людей с вибрационными устройствами на батарейках в руке. Задолго до того, как европейские производители тепличных томатов впервые освоили искусство содержания шмелей, они прекрасно знали, что превосходного качества плодов и более высоких урожаев томата можно добиться лишь в том случае, когда до каждого цветка физически дотрагивались и встряхивали его. Рабочие должны были носить туда-сюда по проходам между тепличными стеллажами гигантские вибрирующие устройства, сделанные, в частности, из дерева и металла, механическим путём добиваясь почти таких же результатов, каких шмели достигают на цветах паслёновых вот уже десятки тысяч лет.

Однако это было слишком трудоёмко и непомерно дорого по сравнению с другими затратами, с которыми неизбежно сталкивался владелец томатной фабрики: на инфраструктуру, отопление, охлаждение, удобрения, а во многих случаях и на частое применение пестицидов. Производители безуспешно пробовали найти другие средства замены шмелей быстрыми и дешёвыми механизированными установками: например, вибрирующими столами в качестве грядок для растений томата, или огромными звуковыми колонками, испускающими мощные звуковые волны, чтобы акустически извлекать пыльцу из пыльников томата. В конце концов они признали, что ни один из этих механических методов не был таким эффективным, как прикосновение и дрожь живого шмеля. К середине 1980-х годов производители томатов начали, наконец, добиваться успехов в содержании шмелей в теплицах благодаря усовершенствованиям в качестве искусственного нектара и новшествам в конструкции жилищ. Целая индустрия по разведению шмелей с оборотом в много миллионов долларов охватила Западную Европу и в течение пяти лет распространилась на другие континенты.

Да, промышленность изобрела новые приёмы пчеловодства, как жители Евразии или Северной Африки поступили с медоносной пчелой в Старом Свете, а майя или ацтеки – с безжалыми пчёлами в Новом Свете. Однако каждая из этих древних форм пчеловодства уходит корнями в уважение к магии пчёл и наполнена ритуалами, которые сформировались в ходе их отношений и призваны поддерживать в управляющих ими людях скромность и чувство благодарности. Короче говоря, и древняя апикультура, и ныне существующая мелипоникультура майя несут в себе культурные составляющие, которые направляют их прагматически, этически и духовно. Однако бомбикультура лишена культурного контекста такого рода, в котором она могла бы действовать. Шмели заменили собою вибрационные устройства на батарейках – суррогатных механических пчёл – однако с ними обращаются просто как с ещё одним достижением высоких технологий, пусть даже и биотехнологий. Для большинства производителей тепличных помидоров Bombus occidentalis наряду с другими видами, «одомашненными» в настоящее время, был просто генератором вибраций, более выгодным по цене, чем любой работник-человек.

ВСПОМИНАЕТ СТИВ:

Я остановился у последнего растения томата в конце ряда перед дверью, чтобы просто взглянуть ещё на один цветок томата. Я вынул камертон и вновь попробовал свой нехитрый фокус. Протяжный звон уже не смог вытрясти пыльцу из пыльников. Разглядывая цветок через ручную лупу, я заметил несколько предательских бурых отметин на пыльниках, которые в остальном были ярко-жёлтого цвета.

– А что это за бурые пятна? – спросил я у менеджера.

– Ах, эти? Мы называем их «шмелиными поцелуями», – ответил он. – Это места, где шмели вцепляются в пыльники, чтобы их не сбросило с цветка, когда они прожужжат себе все мозги. Знаете, это как та коричневая окраска, которая получается, когда вы откусываете яблоко, а потом на какое-то время откладываете его в сторону. Так производители томатов могут убедиться, что шмели сделали свою работу».

Покинув в тот день оранжерею, я попытался представить себе, на кого могут стать похожими производители томатов через два десятилетия – или даже через двадцать десятилетий от настоящего времени – после того, как станут проводить сезон за сезоном в старательных поисках «шмелиных поцелуев» на своих растениях. Прочувствуют ли они всю сладость этой метафоры всем сердцем, которое иной раз оказывается таким же непроницаемым, как кожура гибридных помидоров, которые они выращивают? Сложат ли песни, воздавая похвалу шмелиным поцелуям или своим пушистым чёрно-жёлтым посредникам, и появятся ли ритуалы, выражающие благодарность за предстоящий урожай?

Я не берусь судить. Возможно, тем не менее, что производителям томатов будет всё труднее и труднее обращаться со шмелями, не проявляя хоть какой-то привязанности, какого-то уважения к ним, или же какого-то осознания того, что они – члены нового «агросимбиоза», а не просто связанные чисто механически звенья одной цепи на какой-то ультрасовременной фабрике еды. Работая в таком месте, где их буквально окружают цветы, покрытые шмелиными поцелуями, как они смогли бы остаться безучастными к этому?