Книга: Эпоха открытий. Возможности и угрозы второго Ренессанса

Противостоять расцветающим опасностям

Противостоять расцветающим опасностям

Предыдущий Ренессанс также оставил нам уроки, которые помогут справиться с расцветающими опасностями.

1. Создать новые карты

Просвещенные люди предыдущего Ренессанса, столкнувшись с новыми проблемами, полностью изменили свою ментальную карту. Нам, в свою очередь, еще многое предстоит для этого сделать.

Главное препятствие, мешающее нам яснее представить себе картину мира, – язык, с помощью которого мы разбиваем страны и людей на группы. В этой книге, например, мы не можем не говорить о «развитом» и «развивающемся» мире, о «богатых» и «бедных» странах или о «передовой» и «формирующейся» экономике. В ловушке этих простых противопоставлений заключено так много аналитических данных и мнений, что сегодня трудно говорить о состоянии мира, полностью их избегая.

Но все они вводят нас в заблуждение.

Во-первых, они предполагают, что «развитые», «передовые» и «богатые» страны достигли некой устойчивой конечной точки развития в человеческой истории. Это совершенно неправильная идея – и потому что политические, экономические и социальные инновации продолжают менять облик этих стран, и потому что перед каждой «передовой» страной встают огромные проблемы, с которыми ей еще предстоит разобраться.

Во-вторых, они предполагают, что «развитые» страны находятся в центре мировых событий, в то время как «развивающиеся» остаются на периферии. Едва ли. К 2014 г. так называемые формирующиеся рынки обеспечивали бо?льшую долю мирового ВВП (57 %), чем страны с передовой экономикой [58]. Кроме того, крупнейшие развивающиеся страны, такие как Китай и Индия, играют более важную роль в решении проблемы изменения климата, чем многие развитые страны.

В-третьих, эти противопоставления подразумевают, что страны в пределах каждой группы являются в целом одинаковыми. Это тоже неверно. Внутри каждой группы можно найти диаметрально противоположные модели управления и политические режимы (от демократии до абсолютной монархии), огромную разницу в экономике и численности населения (экономика Китая почти так же велика, как экономика всех остальных развивающихся стран вместе взятых), а также в обеспеченности природными ресурсами (у Малави нет выхода к морю, а расположенный по соседству Мозамбик владеет огромными глубоководными месторождениями природного газа).

Наши ментальные карты должны развиваться. Ни одно простое противопоставление не в состоянии описать сегодняшнее политическое, экономическое, социальное и экологическое многообразие мира. Прибегая к противопоставлениям, мы рискуем утратить ясность при взгляде на самые важные вопросы и углубить когнитивные слепые пятна, о которых нас предостерегала глава 6. Непосредственным шагом вперед было бы осмысление мира в двух измерениях вместо одного: на одной оси расположен абсолютный размер стран, а на другой – некая мера развития на душу населения. Но, как обнаружил Меркатор, составляя свою знаменитую карту, идеального способа спроецировать круглую сферу на плоскую поверхность не существует. Как бы мы ни старались, некоторые части останутся искаженными.

Кроме того, нам стоит поработать над нашей системой характеристик. Христианин, мусульманин, иудей, индуист, буддист и атеист – все это грубые обобщения, скорее разъединяющие нас, чем помогающие найти друг друга. Исламская демократия в Турции, Сенегале, Индонезии и других странах и буддийские этнические чистки в Мьянме опровергают наши попытки наклеивать на людей ярлыки в соответствии с верой.

Если мы будем помнить об этих ошибках и одновременно стараться уточнить свои представления о земном шаре, мы сможем лучше ориентироваться в XXI в.

2. Признать опасность

Самой большой ошибкой Венеции было беспечное отношение к своим слабостям перед надвигающимися опасностями. Мы рискуем повторить эту ошибку.

Наша собственная беспечность имеет две предпосылки: недостаточная информированность и отсутствие чрезвычайной ситуации. Решить первую проблему просто: политическое руководство, общественное просвещение и кампании в социальных сетях доказали свою эффективность. Возьмите одну из самых крупных проблем современного мира, изменение климата. В 2014 г., примерно в то же время, когда Межправительственная группа экспертов ООН по изменению климата выпустила обновленный доклад о растущей вероятности «тяжелых, обширных и необратимых последствий», исследования показали, что в списке вещей, вызывающих у людей тревогу, изменение климата находится где-то между двенадцатым (в Европе) и четырнадцатым (в США) местом [59]. К середине 2015 г., в преддверии Климатической конференции ООН в Париже, оно поднялось до третьего и шестого места соответственно. Респонденты из стран Центральной и Южной Африки и Латинской Америки (регионы, особенно чувствительные к последствиям изменения климата) оценили его как главную всемирную угрозу, далеко опережающую глобальную экономическую нестабильность, ядерную программу Ирана или возникновение Исламского государства [60]. Таким образом, мы знаем, как привлечь к проблеме внимание мировой общественности.

Однако заставить людей действовать при отсутствии чрезвычайной ситуации намного сложнее.

«Должны» еще не значит «будем»

Всем прекрасно известно, что мы должны делать. Сталкиваясь с высокими и неопределенными рисками, человечество всегда прибегало к одной из двух стратегий преодоления трудностей: повышению надежности или развитию гибкости. Первая заключается в укреплении всех компонентов системы и снижению вероятности отказа. Вторая заключается в диверсификации системы – тогда, в случае отказа одной части, система по-прежнему сможет функционировать. Сегодня об этом говорят системные теоретики, но мы все и без того интуитивно это понимаем. Так сделал Колумб. Он понятия не имел, какие опасности ждут его впереди, поэтому он построил свои корабли из особо прочного дерева и вместо одного корабля отправился в плавание на трех.

Эта житейская мудрость до сих пор работает. Ею руководствовались регулирующие органы после мирового финансового кризиса. Они потребовали, чтобы банки имели больше резервного капитала для обеспечения своей кредитной деятельности (что упрочняет позиции каждого банка). Они также разработали новые схемы многостороннего надзора, ограничения спекулятивных денежных потоков и диверсификации чрезвычайных фондов, предназначенных для помощи пострадавшим от бедствий государствам (сделав банковскую систему в целом более устойчивой).

Та же житейская мудрость подсказывает нам, что мы должны наращивать материальное имущество наших компаний, диверсифицировать цепочки поставок и разнообразить стратегии руководства путем найма специалистов, чьи визитки не заканчиваются однообразным «магистр делового администрирования».

Мы должны определить, какие узлы общественной инфраструктуры подвергаются перегрузке – на электросетях, в портах и на дамбах, – и модернизировать их, чтобы они могли выдержать грядущий нелегкий век. Мы должны тем или иным способом обеспечить географическое распространение важной инфраструктуры (интернет-биржи, финансовые центры и центры управления транспортом) и вывести ее из зон повышенной опасности. (В идеале нам всем стоило бы переселиться туда, где меньше опасностей, – подальше от побережий, на которых бушуют ураганы, и равнин, страдающих от затопления, а также солнечных, но испытывающих острую нехватку водных ресурсов пустынь.)

Мы должны помогать бедным странам, в которых наиболее велика вероятность возникновения новых пандемий наподобие птичьего гриппа, укреплять систему общественного здравоохранения, и мы должны создать и поддерживать всемирные «силы быстрого реагирования», которые могут вмешаться и сдержать распространение вируса, если усилий местных медиков окажется недостаточно. Мы должны больше инвестировать во Всемирную организацию здравоохранения: ее текущий бюджет составляет около 2,2 миллиарда долларов в год – примерно как у одного госпиталя в большом городе [61].

Мы должны ввести налоги на выбросы углекислых газов, которые будут препятствовать использованию ископаемого топлива и замедлят изменение климата, а также помогут сохранить наши общие мировые ресурсы, наше всеобщее достояние – океаны, полярные регионы и особенно тропические леса, которые являются гигантскими поглотителями углекислых газов и местом обитания 50–75 % разнообразных форм земной жизни [62].

Мы должны активно вкладываться в бедных и молодых во всем мире, чтобы они могли принять участие в глобальных достижениях, происходящих вокруг них, – обеспечить бесплатное дошкольное, начальное и среднее школьное образование, а также прямые денежные субсидии женщинам, возглавляющим бедные домохозяйства, при условии, что их дети посещают школу и получают прививки. Все это должно быть оплачено за счет более прогрессивных налогов на прибыль, не оставляющих финансовых лазеек корпоративных налогов и перехода от универсальных программ помощи к программам, предоставляемым с учетом материального положения.

Мы должны решительно либерализировать миграцию, которая вдохнет новую жизнь в стареющую экономику развитых стран и увеличит перелив положительных излишков богатого мира – доходов, знаний, навыков и учреждений – к бедному.

Никто не обязан предвидеть

Проблема по большей части заключается в том, что мы не делаем – и даже не собираемся делать – того, что должны. Банковский сектор не заслуживает похвалы за проведенные реформы. Они были предприняты задним числом, уже после того, как финансовый кризис произошел и ущерб был нанесен[39]. Только пережив глубокое и болезненное потрясение, мы начинаем что-то менять.

Но можем ли мы сделать это раньше? Увы, оглядываясь назад, мы с горечью видим, как трудно нам принимать превентивные меры. Причина заключается в том, что везде, где мы ищем руководство в этих вопросах, мы находим людей и учреждения, воспроизводящие те же модели поведения, которые подвергают нас опасности.

Правительства, как авторитарные, так и демократические, обязаны сделать все, чтобы их сторонники и граждане их стран были довольны. Люди хотят, чтобы правительство решало их понятные насущные проблемы: экономика, долги, безработица, социальное обеспечение, преступность. Но, как показала глава 6, большинство опасностей, с которыми мы сталкиваемся, представляют собой подлинную дилемму между частными благами (выбор, потребление, прибыль, эффективность) и общественными бедами (загрязнение окружающей среды, неравенство, случайные стихийные бедствия). Сложноорганизованность процесса, в котором первое влечет за собой второе, не позволяет убедить общественность потратить налоговые доллары на превентивные меры или согласиться на жесткий компромисс. Неравномерное распределение затрат и выгод в пространстве (затраты происходят в одном месте, выгоду ощущают в другом) и во времени (мы несем расходы сегодня, преимуществами воспользуются те, кто еще не родился) делает это практически невозможным.

Компании обязаны делать своих владельцев счастливыми. Некоторые компании, такие как пенсионные фонды, сосредоточиваются на долгосрочном финансовом здоровье, но большинство ищут быстрой выгоды – и в краткосрочной перспективе предотвращение рисков редко обеспечивает возврат на инвестиции. Общесистемные выгоды, в принципе вполне реальные, так и не появляются ни в одном корпоративном финансовом отчете. Чего нельзя сказать о затратах. С другой стороны, к надежным способам увеличения краткосрочных прибылей относятся: концентрация производства в центрах с более низкими издержками, более свободное использование общих ресурсов (воздух, реки, леса, океаны), а также избегание внутренних налогов путем перевода прибыли за рубеж.

И наконец, в человеческом смысле мы тоже обязаны стать лучше и обеспечить как можно более благоприятную жизнь для наших близких. Для большинства из нас эти обязанности перевешивают остальные, более широкие проблемы. Да, глобальные проблемы тоже важны, и именно поэтому некоторые из нас ездят на работу на электромобилях или на велосипедах, поддерживают социальное предпринимательство, становятся добровольцами или перечисляют деньги на благотворительность. Но всем нам было бы трудно отказать себе и своей семье в тех благах, которые свободно потребляют остальные. Сколько из нас готовы отказаться от авиаперелетов ради сохранения атмосферы? Кто из нас готов отказаться от использования антибиотиков, чтобы замедлить появление устойчивых к ним вирусов, или переехать подальше от побережья, чтобы наша страна понесла меньше убытков, если вдруг на нее обрушится ураган? От какой части дохода мы готовы отказаться, чтобы предотвратить редкие катастрофы или помочь отчужденным почувствовать себя не лишними?

Если бы опасность была близкой и очевидной, возможно, мы были бы готовы пойти на жертвы. Но причинно-следственная связь между нашей частной жизнью и системными опасностями настолько сложна, что трудно определить, насколько на них влияет наш личный выбор – и влияет ли вообще. Скорее возникает впечатление, что концентрация, которая складывается из огромного количества людей, свободно делающих одинаковый выбор, так велика, что это сводит на нет любые положительные последствия нашей одинокой жертвы. Как венецианским купцам за пятьсот лет до нас, самым рациональным решением нам кажется пригнуть голову, идти туда, куда и все, заботиться о своей семье и ждать, пока какое-нибудь технологическое или политическое решение не изменит социальное поведение в массовом порядке, вероятнее всего в ответ на следующее крупное потрясение.

Самый большой шаг на пути к безопасному XXI в. – это признаться себе, что именно так работает человеческое общество, и именно так многие из нас ведут себя в жизни. Каждый день, когда мы не обозначаем новые взаимосвязи, мы теряемся в их переплетениях. Каждый день, когда мы не пытаемся активно диверсифицировать общественное богатство, корпоративных поставщиков, общественную инфраструктуру, а также наше собственное внимание, концентрация возрастает. Всем нам, осознаем мы это или нет, из-за нашего бездействия эти опасности уже нанесли ущерб – финансовые потери, ухудшение здоровья или потерянные возможности. Но мы сознательно позволяем этим опасностям накапливаться, поскольку, кажется, просто не можем поступить иначе.

3. Поддерживать огонь добродетели

Является ли наша неспособность измениться, прежде чем станет слишком поздно, трагическим свойством человеческой природы или мы можем подняться выше этого?

В начале главы 3 мы рассказывали об одном из важнейших философских проектов предыдущего Ренессанса, который заключался в попытке доказать, что на самом деле мы можем. Гуманисты, от Петрарки и Эразма до Макиавелли, переосмыслили средневековое понятие о «Человеке», занимающем строго определенное место в Великой цепи бытия, и пришли к выводу, что мы способны изменить себя посредством собственной воли и действия.

Орудием самоформирования человека они предлагали сделать добродетель. Добродетель, как писал греческий философ Аристотель, есть качество характера, побуждающее действовать как должно, даже если это трудно, не модно или противоречит меркантильным интересам. Для гуманистов XV–XVI вв., искавших практические средства против царящего вокруг морального разложения, добродетель была важна по двум причинам. Во-первых, ее можно познать только на собственном опыте. Научить добродетели на словах невозможно. Это привычка мысли и действия, и единственный способ приобрести ее – идти и совершать добродетельные поступки. В конце концов привычка сформируется и добродетель станет нашей новой природой. Во-вторых, добродетель заразна, она распространяется повсюду. Наши добродетельные действия формируют не только нас – они формируют общество вокруг нас, создавая традиции, и тогда добродетельное поведение становится целенаправленным и широко распространенным. Чем больше людей руководствуются в своих поступках определенной добродетелью, тем скорее она становится нормой, управляющей поступками остальных.

Опираясь на эти причины, гуманисты Ренессанса поддерживали в окружающем мире огонь добродетели, стремясь сделать ее обычным явлением своего времени. Они черпали вдохновение в хорошо известных житиях святых и в примерах из древнегреческой и древнеримской истории. Архитекторы возродили классические представления о гармоничных пропорциях. Художники возродили классические представления о красоте. Политики возродили риторику Цицерона, рациональные аргументы и традицию активного участия граждан в жизни общества.

Гораздо труднее гуманистам давалась пропаганда классических достоинств общественных и политических лидеров – мудрости, справедливости, умеренности, смелости, – что подтверждают многочисленные кризисы и конфликты того времени. Но в целом они были правы. Сегодня социологи редко вспоминают о добродетели, однако много говорят о нормах. Изменение норм поведения – эффективный способ добиться нужного результата в сложных системах. Контроль сверху неэффективен, поскольку регулирующие органы, стоящие у власти, знают недостаточно, чтобы отдавать правильные распоряжения (и даже если они это сделают, их распоряжения будет трудно осуществить). Усилия, прикладываемые снизу, также неэффективны: для того чтобы изменить свое поведение, людям обычно нужен обдуманный своекорыстный мотив, но слишком мало людей способны действовать последовательно в течение долгого времени. Однако нормы – это усвоенные привычки и действия, которые непосредственно регулируют наше собственное поведение и поведение людей вокруг нас. Возьмите для примера широко распространенную проблему ожирения. Законодательно обязать всех вести здоровый образ жизни нереально. Полагаться на то, что люди могут сами о себе позаботиться? Именно так мы и получили нынешнюю эпидемию. Но возьмите тучного человека и поселите его в здоровом обществе – исследования показывают, что этот человек, скорее всего, приобретет хорошую физическую форму.

Разница между нормой и добродетелью заключается в том, что первая может влиять на наше поведение, даже когда мы об этом не подозреваем, в то время как последняя – это привычка, которую мы сознательно культивируем. Существует множество полезных привычек, сознательно приобретая которые мы сможем легче пережить опасности (и воспользоваться возможностями), с которыми сегодня сталкиваемся. Некоторые из них известны с древности, другие появились совсем недавно. Но три – честность, отвага и достоинство – выделяются среди остальных.

Честность

В развивающихся странах, согласно различным оценкам, от 1 до 2 триллионов долларов в год утекает из государственной казны в карманы коррумпированных чиновников и монополистов при содействии глобальных инвесторов и финансовых компаний развитых стран [64]. В странах с развитой экономикой такие скандалы, как продолжавшееся 5 лет мошенничество с показателями выбросов дизельных двигателей в компании Volkswagen, обнаруженное в 2015 г., или двадцатилетние мошеннические игры со ставками LIBOR, которые осуществляли лондонские банки до 2012 г., напоминают нам о том, что люди во всем мире могут обмануть, если получат для этого стимул и возможность. Те, кто привлекает внимание общества к таким случаям, напоминают нам, что проблема касается также и государственных должностных лиц, которые могут под влиянием лоббистов продвигать интересы меньшинства в ущерб интересам большинства, и бюрократических организаций, способных поставить сбор важных данных выше права граждан на частную жизнь.

Такие обманы дорого обходятся всем нам. Непосредственные финансовые потери сразу заметны, поскольку они поддаются количественной оценке. Но, помимо этого, обман препятствует исполнению важных общественных задач – мешает обеспечению чистоты воздуха и безопасности потребительских товаров, ставит под угрозу защищенные ресурсы (например, синеперого тунца или редкие породы деревьев), лишает необходимой налоговой поддержки новые политические программы, такие как изложенная в этой книге, и приводят к нарушению права людей на неприкосновенность частной жизни, на справедливость и даже на жизнь.

Скандальные злоупотребления вызывают предсказуемую реакцию наверху: усиление надзора, возможно, ужесточение мер наказания, которое должно удержать нарушителей от повторного совершения подобных преступлений. Такая реакция необходима, но ею нельзя ограничиваться.

Она не учитывает более глубокую истину: часто «нарушитель» – это не один человек, а целая культура, в которой преобладание частного интереса над общественным благом или долгом считается нормой. Если даже знаменитые компании, такие как Volkswagen, обманывают миллионы клиентов и регулирующие органы по всему миру, отказываясь нести свою долю глобального бремени, это тревожный знак для всех нас: это значит, что этика в обществе недостаточно сильна и мы не сможем поступить правильно перед лицом грядущих более серьезных потрясений.

Нам необходимо срочно разжечь в обществе огонь честности. Честность рождает доверие – и это, пожалуй, самый существенный признак здорового, устойчивого человеческого общества. Каждый из нас может помочь этому двумя способами.

Во-первых, необходимо делиться информацией, потому что чем больше мы делимся, тем меньше опасных секретов друг от друга у нас остается. Правительства могут присоединиться к движению открытой информации и создать для налогоплательщиков (и на их средства) доступные базы налоговых данных (см. data.gov или data.gov.uk). Корпорации могут вступать в инициативы по обмену данными, такие как Инициатива по обеспечению прозрачности в добывающей промышленности, Publish What You Pay и Transparency International, чтобы принимать решения, от которых зависят известные публике общественные блага. Физические лица могут активнее сообщать специалистам о случаях сексуальной и трудовой эксплуатации, а также о проблемах с физическим и психическим здоровьем, чтобы общество лучше понимало, как и где разрушается его целостность.

Во-вторых, мы можем улучшить качество информации, поскольку непоследовательные, неполные, неупорядоченные факты могут ввести нас в заблуждение почти так же, как их замалчивание. Никто не знает точно, сколько долларов налогов мы теряем благодаря преступности и сколько биологических видов уничтожает урбанизация. Никто не знает точно, сколько в мире мигрантов, откуда они приходят и куда направляются, – каждая страна ведет свою собственную непоследовательную статистику. Иногда проблема заключается в том, что мы «знаем» слишком много. В преддверии финансового кризиса 2007–2008 гг. банковские менеджеры и регулирующие органы были буквально завалены данными. Однако им отчаянно не хватало возможности сопоставлять данные, анализировать и извлекать ценную информацию, которая позволила бы осознать опасную хрупкость финансовой системы. Правительствам необходимо присоединиться к WorldStat, новой многозадачной организации, улучшающей методы сбора и анализа данных во всем мире, особенно в развивающихся странах [65]. Промышленности необходимо стандартизировать оценку риска, чтобы сравнивать друг с другом разные отрасли и видеть более точную картину общих масштабов опасности. Физическим лицам необходимо передавать сведения о местных проблемах через приложения общего пользования, такие как SeeClickFix или Nextdoor.

Чем более прозрачными мы все станем, тем меньше мы будем полагаться на подозрения, стереотипы и ложную информацию и тем легче нам будет доверять друг другу. Каждый акт открытости важен.

Отвага

Отвага – древняя добродетель. Audentes fortuna juvat («Судьба помогает отважным») – в I в. до н. э. писал Вергилий в «Энеиде» [67]. В свое время Макиавелли согласился с ним, хотя судьба, которую он имел в виду, была скорее неблагоприятного рода. Для него фортуна была подобна «бурной реке, которая, разбушевавшись, затопляет берега, валит деревья, крушит жилища, вымывает и намывает землю…» [68] Перед лицом этой силы, по его мнению, отвага была высшей добродетелью, а отсутствие отваги обходилось горше всего.

Нередко самым разумным шагом среди хаоса и неопределенности становится риск. Почему? Потому что отвага помогает нам не только процветать, но и превозмогать. Быстрота действий и решимость избавляют людей от вредных привычек, которыми питается несчастье. (Во время бедствия следует пенять «не на судьбу, а на собственную нерадивость» [69].) Отвага ведет за собой новые открытия, заставляющие людей по-новому взглянуть на быстро меняющийся мир. Она подогревает уверенность людей в своих лидерах и позволяет надеяться, что те смогут провести их сквозь грядущие бури.

Сегодня нам тоже нужно все то, что приносит отвага, особенно уверенность и надежда. Нынешние настроения антиглобализма, евроскептицизма и протекционизма являются неизбежной реакцией публики на краткосрочные и необдуманные инициативы в условиях крупных потрясений и длительных трудностей. На данный момент только решительные действия могут убедить скептически настроенную общественность, что наши растущие взаимосвязи могут служить положительным целям, а не только подвергать всех нас бесконечным стрессам и опасностям.

Начинать первым. Не все видят необходимость действовать вместе с вами, и вы не должны их больше ждать. Цена возможности слишком велика, чтобы позволить ей ускользнуть из-за тех, кто не имеет вашей ясности понимания и чувства ответственности. Заведите привычку собирать единомышленников и приступать к новому делу. Через общественные платформы, такие как solutions.thischangeseverything.org, отдельные граждане и объединения могут найти сотни способов изменить положение вещей. Бизнес-группы («B Team», Всемирный совет предпринимателей по устойчивому развитию, Глобальный договор ООН и др.) дают промышленности возможность преодолеть инертность и начать приносить пользу. Ведущие компании должны вести.

Многое из того, что должно быть сделано, можно сделать с помощью «рабочих коалиций» – объединения влиятельных граждан, компаний, городов или стран, которые сталкиваются с проблемой и хотят решить ее как можно быстрее, и их скоординированные действия создают импульс, который тянет за собой отстающих [70]. Хороший пример – «Инициатива С40» (c40.org), в которую первоначально входили 40 мегаполисов (теперь 69) всего мира. Входящие в это объединение города принимают практические меры по сокращению выбросов парниковых газов и обмениваются между собой передовым опытом. Множество глобальных проблем можно решить, если несколько крупных игроков соберутся вместе, как в этом случае. К этим проблемам относится изменение климата – более половины всемирных выбросов углекислых газов обеспечивают четыре страны (Китай, США, Индия и Россия) – и финансовой отрасли, в которой ведущие 30 банков способны поддержать или подорвать жизнеспособность глобальной банковской системы.

Поддерживать огонь – сознательно. Чтобы выработать новые модели поведения, нужно избавиться от старых, а это всегда нелегко. Социальные привычки – потребление, распределение, инвестиции – ежедневно приносят нам новые выгоды и преимущества. Вдохновлять делом и подавать положительный пример не всегда достаточно, чтобы заставить общество забыть об устоявшихся традициях, корыстных интересах или невозвратных издержках. Иногда требуется разжечь в нем дополнительный огонь.

Подняться и выступить против злоупотреблений или недобросовестности нелегко, но промолчать – значит проявить недостойную вас робость. «Вы отвечаете не только за то, что говорите, но и за то, чего не говорите», – считается, что эти слова произнес Мартин Лютер. Люди по своей природе социальные существа, наставлял Аристотель, а это означает, что мы выражаем наши ценности публично. Если вместо этого мы уходим в своего рода добродетельное заточение, укрываясь внутри нашего личного монастыря и избегая конфронтации, мы во многом лишаем себя полноценной жизни.

Кроме того, этим мы отрицаем свой гражданский долг. Для Цицерона в Древнем Риме и для гуманистов эпохи Возрождения, которые возродили его идеи, в гражданской сознательности – под которой они подразумевали служение обществу с целью сделать его сильнее – заключался основной смысл добродетельной жизни [71]. «Мы не рождаемся и не живем для себя в одиночку – часть нас принадлежит нашей стране и нашим друзьям» [72]. XXI в. требует от каждого из нас признать эту часть.

Гражданская сознательность и есть то, что отличает добросовестного человека, поддерживающего созидательный огонь, от бессмысленного поджигателя. Джироламо Савонарола и Мартин Лютер, спровоцировавшие в обществе величайшие потрясения, были в первую очередь набожными членами христианского сообщества. Оба начинали свою карьеру монахами, и оба обратились к революции, только когда убедились, что институт христианской церкви далеко отклонился от первоначальной цели. Несомненно, Реформация Лютера ослабила светскую власть католической церкви, но вместе с тем она способствовала наступлению Контрреформации, способствовавшей более качественной подготовке священников, борьбе с коррупцией и возвращению лидеров церкви к духовным вопросам. Другие страстные реформаторы, такие как Эразм Роттердамский и Томас Мор, оставались непоколебимо верны своей церкви, но меняли ее изнутри, упорно требуя, чтобы она придерживалась тех принципов, которые исповедовала.

Мы тоже должны стать защитниками тех добродетелей, которых не хватает нашему обществу. Для начала мы можем преследовать злоупотребления через социальные сети. Объединив наши голоса, мы можем призвать к созданию организаций для борьбы с коррупцией и укреплению антимонопольной политики, чтобы общественность могла видеть, «кому это выгодно», а также потребовать усиления гражданского контроля в области общественной и государственной безопасности.

Мы также можем больше требовать от богатых. Медичи тратили огромные суммы на общественное строительство отчасти из великодушия, но не в последнюю очередь и потому, что к этому их вынуждало давление общества. В христианском мире, превозносящем идеалы бедности и милосердия, обладание огромным богатством ставило человека на зыбкую моральную почву. Богатым требовалась новая добродетель, которая узаконила бы их непомерные богатства, – и ею стало покровительство. Вкладывая деньги в искусство, архитектуру и образование, они пытались убедить общество, что огромное состояние может быть благом – если использовать его для благих целей. Постепенно им это удалось. В надгробных речах XIV в. заслугой считали отказ от мирских благ – в XV и XVI вв. восхваляли трудолюбие и умение разбогатеть [73].

Сегодня состоятельным людям снова приходится оправдывать перед обществом свое богатство, хотя в основе этих вопросов теперь лежит светская нравственность. Ни одно состояние не бывает всецело заработано собственными усилиями. Родители, наставники и удача – все они играют в этом важную роль, как и общественные блага: знания, технологии, рынки и инфраструктура. Цифровое пространство, многократно умножая присутствие на рынке хорошей идеи, создает эффект «победитель получает все» (вспомните Facebook, Uber или Airbnb), что только увеличивает разрыв между честно заработанными и накопленными средствами [74].

Факты свидетельствуют, что богатые почти ничего не сделали, чтобы примирить общество с этим разрывом. С начала века общемировой частный капитал вырос более чем в два раза; число домохозяйств с миллионным бюджетом увеличилось более чем в три раза (с 5,5 до 16,3 миллиона), при этом в них – несмотря на то, что они составляют лишь 1,1 % домохозяйств всего мира, – сконцентрировалось более половины всего частного капитала [75]. Сумму частных пожертвований во всем мире определить сложнее, но она, конечно, намного ниже. Например, с 2008 по 2011 г., когда всемирное благосостояние увеличилось примерно на 22 триллиона долларов, сумма ежегодных благотворительных перечислений, направленных в развивающиеся страны 23 основными развитыми странами, а также Бразилией, Россией, Индией и Китаем, выросла всего на 4 миллиарда долларов (с 55 до 59 миллиардов долларов в год) [76].

Некоторые богатые люди признают свой долг перед обществом. Такие начинания, как филантропическая кампания «Клятва дарения» (Giving Pledge), участники которой публично обещают передать на благотворительность более половины своего состояния, помогают направить частное покровительство в правильную сторону.

Но слишком многие до сих пор не в полной мере признают этот долг, и понадобится давление со стороны общества, чтобы помочь им сделать это. Сохраняйте уважение к тем, кто уже отдает. Но не забывайте, вопрос «Что вы планируете отдать?» должен стать первым, который мы задаем новоиспеченным богачам. Называйте и (если они не соглашаются отдавать) стыдите олигархов: их непомерные капиталы слишком часто обязаны своим появлением правительственным подачкам или неудовлетворительному госрегулированию. В конечном счете, если богатые будут отказываться давать больше, требуйте введения прогрессивных налогов.

Достоинство

Достоинство – это умение уважать и максимально раскрывать свой человеческий потенциал. Для гуманистов предыдущего Ренессанса это было своего рода метадобродетелью, которая лежала в основе всей их философии. Они признавали, что некоторые привычки мысли и действия являются гуманизирующими – увеличивают значимость и разнообразие нашего потенциала и создаваемых нами ценностей, в то время как другие в буквальном смысле дегуманизируют, то есть сводят весь человеческий опыт к одному или нескольким проявлениям: поиску денег, славы или к экономическому росту.

Из всех добродетелей, которые мы стремимся возродить, достоинство является самым личным и больше всего способно изменить человеческую природу. У нынешнего века есть дурная привычка превращать нашу жизнь в товар и уделять повышенное внимание материальным благам и статусным символам, забывая о более глубоких общих ценностях. В нашей рациональной светской системе ценностей мы пренебрегаем долгосрочной перспективой. Мы пренебрегаем гуманитарными науками. (С 1990 г. число bona fide[41] школ гуманитарных наук в США сократилось примерно на 40 % [77].) Мы пренебрегаем общностью, традициями, а иногда даже святостью жизни, о чем свидетельствуют почти 4000 сирийских беженцев, которым позволили утонуть или пропасть без вести в 2015 г., когда они пытались пересечь Средиземное море, чтобы попасть в Европу [78]. Высочайшие цели человечества просто не задерживаются в наших индивидуальных или коллективных мыслях так часто или так последовательно, как должны. Мы разрушаем красоту и благородство бытия. Стоит ли удивляться тому, что многие из нас чувствуют отчужденность?

Чтобы построить более открытый мир, в котором найдется место каждому и больше значения придается долгосрочной перспективе, все мы должны расширить и углубить наши привычные представления о том, что делает жизнь стоящей.

Не просто получить образование – воспользоваться им. Возможность обеспечить всех более качественным образованием должна стать высшим приоритетом общества. Дивиденды, которые приносит образование, в эпоху Ренессанса резко повышаются: потребность общества в образованных людях стремительно растет, а возможностей получить образование и использовать его для личного или общественного обогащения становится больше. Чем быстрее меняется мир, тем быстрее нам нужно учиться и переучиваться, поскольку «истины», по которым мы когда-то жили, устаревают.

Но у этого процесса есть и обратная сторона – отсутствие образования и обучения обходится, как никогда, дорого. Поскольку отдача от образования так велика, разница в уровне образования стала одним из самых существенных в нашей жизни факторов, определяющих внешнюю и внутреннюю разницу между странами.

Это значит, что обществу необходимо в срочном порядке улучшить доступ к существующей системе образования для тех, кому это ранее не удавалось. Большинство стран уже высказываются в пользу этих мер, но, если вы хотите выяснить, как все обстоит на самом деле, проследите, куда идут деньги. Рыночные цены отражают социальные приоритеты: во многих неблагополучных странах зарплаты учителей намного ниже, чем следует. Недооценивать вклад учителей в наше время – опасная ошибка.

Старайтесь в течение всей своей жизни получить как можно больше образования. Ренессансные гуманисты верили, что сохранение достоинства требует активных действий. Ключевое слово здесь – «активных». Как Тихо Браге, самостоятельно изучивший астрономию, каждый из нас должен взять свое образование в собственные руки. Кенийский метатель копья Джулиус Йего не мог найти тренера, так как, по его словам, «в Кении есть только бегуны». Поэтому «моим тренером стал я сам – и видео на YouTube». К 2012 г. достижения Йего привлекли внимание лучших тренеров мира, а в 2015 г. он выиграл золото на чемпионате мира по легкой атлетике [79].

Что касается организованного школьного обучения, за последние двадцать лет его охват вырос во всем мире и на всех уровнях, но в то же время представления людей о смысле образования стали менее четкими. «Нужно получить образование», – говорим мы своим детям, и это хороший совет, но в нем скрывается дегуманизация. Родителям стоит добавить: «А пока вы его получаете, придумайте оригинальный ответ на вопрос, который вас интересует». Если в образовании людей больше всего интересует, как соответствующая строчка будет смотреться в их резюме, это может ослабить нас и сделать его скучным. Если бы гуманисты эпохи Возрождения жили сегодня, то первым делом они наверняка постарались бы вернуть в учебное расписание гуманитарные науки, интерес к которым в последнее время начал угасать.

В противном случае мы рискуем превратить образование в продукт, который можно покупать и потреблять. Но это совсем не так. Образование больше похоже на игру. Чтобы научиться хорошо играть, требуется много усилий – и много практики с другими увлеченными игроками. Для тех, кто добивается в этой игре успеха, строчка в резюме – наименее ценный из полученных результатов. Эти люди вырабатывают свой собственный уникальный взгляд на жизнь, и мир полон вопросов, которые ждут от них нестандартных ответов.

«И» вместо «или». В книгах о самосовершенствовании часто напоминают о необходимости концентрировать внимание, но, если мы будем постоянно строго одергивать себя, не позволяя ни на что отвлекаться, чтобы «преуспеть», в этом тоже скрывается дегуманизация. Ренессансные гуманисты считали, что человек способен взять хотя бы понемногу от каждой отрасли знаний и наук, и, расширяя эти знания, мы становимся «больше» изнутри. Надеемся, что эта книга – в которой мы намеренно затронули множество тем, связанных с историей, географией, политикой, экономикой, наукой и искусством, – помогла вам прикоснуться к этому безусловному удовольствию.

Будьте осторожны: любопытство может дорого стоить. Общество неизменно высоко ценит специалистов – однако профессионалы широкого спектра не могут похвастаться аналогичным престижем и уровнем заработной платы. Кроме того, от этого страдает производительность. За сорок лет Леонардо да Винчи написал менее двух десятков картин, потому что тратил свое время в основном на разработку новых лаков и создание чертежей новых устройств.

Но оно может и принести плоды. Ренессанс – это время всесторонне образованных людей, ренессансных мужчин и ренессансных женщин. Практически ни один из тех великих людей, которых мы помним со времен предыдущего Ренессанса, не посвящал себя только одной отрасли. Искусство влияло на науку: внимание Леонардо к деталям произвело революцию в изучении анатомии. И наука влияла на искусство: изучение анатомии помогало Леонардо создавать потрясающе реалистичные рисунки. Сегодня мир снова остро нуждается в таких людях, полных неутолимого любопытства и наделенных живым воображением. Чем больше знаний мы создаем, тем сложнее выяснить, как соединить их друг с другом. Самый большой вклад – и самую большую награду – сделают и получат те, кому это удастся.

Ищите разнообразие. Недостаточно просто бывать в разных местах и читать разные книги – нужно уметь менять угол зрения. Нам может казаться, что мы уже это делаем, но чаще всего это не так. Мы посещаем новые страны, но учимся ли мы смотреть на них глазами местных жителей? Если каждая командировка проходит по одному и тому же сценарию (аэропорт, такси, отель, офис, ресторан местной кухни, такси, аэропорт), то ответ – нет.

Самым выдающимся искателем в Европе эпохи Возрождения был Эразм Роттердамский (около 1466–1536). Он родился в Голландии и в 17 лет лишился родителей, которые умерли от чумы. Он углубился в книги, освоил латынь и в возрасте около 25 лет стал личным секретарем епископа на севере Франции. К 1495 г. он проложил путь в глубь страны, дошел до Парижского университета и следующие 30 лет жил попеременно во Франции, Италии, Бельгии, Англии и Швейцарии.

Но самые захватывающие путешествия происходили у него в голове. В возрасте 40 лет перед ним открылась во всей полноте интеллектуальная жизнь Европы, от тяжеловесной схоластики до новейших итальянских веяний, и он поставил перед собой цель поделиться богатством, которым владел, со всеми, кто этого желал. В Бельгии он помог открыть Трехъязычный коллегиум (Collegium Trilingue), в котором изучали иврит, латынь и греческий. (Сам он самостоятельно освоил греческий в свободное время.) Он отказывался от престижных академических должностей и вместо этого зарабатывал себе на жизнь как публичный интеллектуал, видевший общую картину яснее остальных. Он вел регулярную переписку с сотнями политических и интеллектуальных деятелей (тысячи его писем хранятся в музеях и частных коллекциях по всему миру). Он писал книги: об образовании, религии, классической латыни и греческом, поэзии и многом другом. Он был самым плодовитым и влиятельным писателем своего времени [80].

Мы все можем взять с него пример, чтобы сделать жизнь в Новом Ренессансе лучше. Первое: изучайте новые языки. Да, в большинстве стран мира мы можем более или менее объясниться на английском, – но люди говорят о том, что важно для них, на своем родном языке. Второе: погружайтесь в жизнь тех мест, где вы бываете. Передвигайтесь на общественном транспорте, ходите пешком по парку, читайте местные газеты и Twitter-каналы, смотрите местные фильмы. Третье: регулярно откладывайте в сторону свои аргументы и интересуйтесь тем, как думают другие люди. Если вы никогда не смотрели Fox News, сделайте это. Если вы не смотрите ничего другого – переключите канал. Все мировые СМИ круглосуточно транслируют примерно одни и те же новости, но у каждого из них своя подача событий. Почему климатологи настроены скептически? Что движет религиозными экстремистами? Почему материковый Китай поддерживает режим коммунистической партии? Чем глубже мы сможем погрузиться в чужую точку зрения – даже ту, которая, на наш взгляд, абсолютно неверна, – тем богаче станут наши собственные ценности и идеи.

Любить искусство. Сегодня мы склонны рассматривать искусство как утонченный вид развлечения. Музыка и кино существуют для масс, но живопись, скульптура, балет и поэзия – либо роскошь, либо способ продемонстрировать свою утонченность на свидании. Люди искусства – это те немногие, кто посвящает созданию искусства полный рабочий день, и многие из нас вряд ли выбрали бы столь непрактичную карьеру.

Настало время вновь отвести искусству важное место в нашей повседневной жизни. Создавать или ценить искусство ради него самого – одна из самых достойных привычек, которые мы можем в себе воспитать, потому что каждый раз, когда мы это делаем, мы отодвигаем в сторону прагматичную и рациональную часть своей личности и отдаем приоритет эмоциям и идеалам. Гуманисты эпохи Возрождения считали, что великие произведения древнеримской литературы обладают такой силой и красотой, что способны наполнить нас достоинством благодаря одному только красноречию. Возможно, для современного человека это звучит чересчур романтично, но искусство действительно на это способно, и это напоминает нам о том, что нематериальные ценности тоже имеют значение. Поняв это, мы сможем восстановить связь с ценностями и устремлениями, на которые давно уже не находим времени, и увидеть более широкую картину.

Большинство людей не станут развивать в себе все эти достоинства. Они по-прежнему будут действовать исходя из непосредственной выгоды, реагировать на непосредственные стрессы нашего времени и держаться на плаву за счет добродетельного поведения других людей. Но это не имеет значения до тех пор, пока эти достоинства будете развивать в себе вы. Ваши действия изменят устоявшиеся нормы и подвигнут других людей на воспитание в себе новых жизненных привычек, благодаря которым «должны» постепенно превратится в «будем». Мы все обладаем равными возможностями изменить человеческую природу и удел человека, но в конечном счете все зависит только от вас.