Книга: Супергены. На что способна твоя ДНК?

Эволюция – всего лишь удачный прорыв?

В начале мы упоминали, что случайные мутации – миф, который генетике удалось развенчать. В этот момент можно было услышать на заднем плане, как какой-нибудь ортодоксальный биолог-эволюционист с воплем бешенства швыряет в стену тяжелые предметы, поскольку случайные мутации, вне всякого сомнения, были первым догматом дарвиновской теории. Противоположные заявления были признаком типичной линии атаки противников эволюции с их религиозными взглядами, и это пятно еще долго будет сложно смыть.

По теории Дарвина, мутации, которые являют собой движущую силу эволюции, не выученные и не намеренные. Согласно Дарвину, жираф приобрел свою длинную шею вовсе не потому, что хотел себе такую, не потому, что она была ему нужна. Шея удлинилась внезапно, в один день, и у того счастливого жирафа-мутанта появилось преимущество, которое позволило ему выжить. Очевидно, что более длинная шея помогает жирафу дотянуться до листьев на верхних ветках дерева, но дарвинизм не признает никаких «почему». Можно сказать только, что длинная шея у жирафа появилась, «потому что» это дало животному новую возможность.

Помимо эволюции, мы говорим о «почему» и «потому что» все время. Если баскетболист на десять сантиметров выше остальных игроков на площадке и набирает больше подборов за игру, это потому, что рост дает ему преимущество. Та к почему же нам нельзя сказать то же самое о жирафе? Этот довод связан с тем, как передаются мутации. Первому жирафу-счастливцу нужно было выжить, иначе новая мутация ни к кому бы не перешла. Затем мутантный ген должен был проявиться в следующем поколении. Если он все еще давал преимущество для выживания, этот ген теперь должен был присутствовать у более чем одного животного – это увеличивало его шансы.

Но шансы все равно были не на его стороне, поскольку для того, чтобы установиться постоянно, мутантный ген должен был найти способ попасть в геном каждого жирафа; животные с короткой шеей не могли пользоваться преимуществами, так что они исчезли из генофонда. Этот процесс – игра с числами, чистая статистика, повторяющаяся из поколения в поколение. Значение имеет только ген и то, как успешно он передается по наследству. Эволюционисты могут рассуждать, исходя из здравого смысла, но длинная шея позволила жирафам дотягиваться до листьев, до которых было не достать жирафам с короткой шеей, но не все здесь можно объяснить с научной точки зрения. Существуют достоверные данные о стойкости мутации в течение долгого времени.

Благодаря современной теории генов статистика выживаемости достигла изрядных высот. Биться о непробиваемую стену веры в случайные мутации боязно; против вас ополчатся все генетики, которые будут отрицать ваши неугодные идеи. По крайней мере так было в прошлом, ровно до последнего десятилетия. Теперь же вместо стены появилась пропасть.

Пропасть выглядит несколько менее пугающей, чем глухая стена, поскольку для ее преодоления нужен мост, а не таран. С одной стороны пропасти у нас очевидный факт, что человеческие существа разумны. С другой – дарвиновская теория, для которой термин «разум» отвратителен. (Еще более одиозным его сделала теория Разумного замысла, которую предложило движение, использовавшее науку с целью оправдать Книгу Бытия. Научное сообщество разгромило эту попытку шквалом критики, с которой мы полностью согласны. Та к что нам не нужно вступать в одну и ту же битву снова и снова. Вражду между верой и разумом следует прекратить, поскольку и то и другое заслуживает надлежащего места.)

Пропасть начинает смыкаться по мере того, как совершается все больше научных открытий и на ортодоксальную теорию эволюции оказывается все большее давление. Случайные мутации решают далеко не все, что с готовностью доказывает нам новая генетика. (Как сказал великий голландский философ Спиноза: «Ничто в Природе не случайно. Что-то может показаться случайным из-за своей незавершенности или отсутствия у нас знаний».) Точно так же не дает полной картины и естественный отбор. В отличие от жирафов, микробов и плодовых мушек, люди не существуют в естественном состоянии. Мы существуем в контексте культуры, которая глубоко влияет на работу нашего супергенома. Если самка мыши, которая не заботится о потомстве, передаст свое поведение по наследству, с человеческим поведением может произойти то же самое, только в куда большем масштабе.

Если пропасть между ортодоксальной теорией эволюции и новой генетикой наконец сомкнется, это будет невероятной новостью для вас и любого другого человека. Это будет означать, что вы эволюционируете в реальном времени, и, если это действительно так, за этим последует множество других событий.

Сохранится ли теория эволюции в прежнем виде, отбросив случайность как абсолютную истину? Сможет ли осознанная эволюция превратиться из ереси от дарвинизма в установленный факт? Если супергеном все же выполнит огромное количество своих обещаний, ей просто придется это сделать.