Книга: Счастливый клевер человечества: Всеобщая история открытий, технологий, конкуренции и богатства

Институты решают все

Институты решают все

В нашем «информационном» мире скорость обретения знаний и внедрения технологий уже на несколько порядков превышает ту, что была до научной революции. Но произошло это не сразу. Сегодня благодаря блестящей книге Дэвида Дойча «Структура реальности» нам ясно, что рост человеческого знания такой же физический процесс, как и любой другой. Его назначение – получение определенной «новой физической величины» – знания. Без знаний человек мог бы миллионы лет наблюдать за звездным небом, но знаний об устройстве Вселенной у него от этого не прибавилось бы.

К счастью, наше мышление с того времени стало по-настоящему научным, опирающимся на дедуктивный и индуктивный методы исследования на новой усовершенствованной, или «техногенной», платформе. Научное мировоззрение с его догадками, или гипотезами, их критикой, проверкой (верификацией), а также селекцией лучших из гипотез предоставило по сравнению со старым временем свободу творчества в науке и создало технологии (ту самую «техногенную платформу»). Но произошло это не сразу, а исподволь, путем подрыва основ старого общества.

В Англии начала XVI в. король Генрих VIII был абсолютным монархом с неограниченной властью. Однако начавшаяся с незначительных событий историческая логика очень скоро привела к Английской революции, Кромвелю, гражданской войне. Возникла конституционная монархия, где король уже вынужден был считаться с интересами общества. Подрывом власти короля стал момент, когда английский парламент смог и стал контролировать распределение финансов страны и учредил Банк Англии для управления национальной валютой. Конечно, первые долговые расписки – это и были, собственно, деньги короля – его будущие, еще не заработанные и неуплаченные в виде налогов деньги, которые тем не менее наводнили английскую экономику.

Вот что пишет об этом периоде Дэвид Гребер (Гребер, 2015, с. 349): «Лишь после создания Банка Англии в 1694 г. стало возможным говорить о настоящих бумажных деньгах, поскольку его банкноты ни в коей мере не являлись облигациями. Они, как и все остальные деньги, были основаны на военных долгах короля. Важно подчеркнуть это еще раз. Деньги теперь были не долгом перед королем, а долгом короля, они полностью отличались от прежних денег. Они стали зеркальным отражением более старых форм денег».

Принятый парламентом Англии в 1679 г. «Хабеас Корпус Акт»[407], который определил правила ареста и привлечения к суду обвиняемого в преступлении и предоставил суду право контролировать законность задержания и ареста граждан, фактически означал внедрение передовых ценностей наступающего нового времени – неприкосновенности личности и частной собственности. Ощутили ли это ключевое изменение люди? В тот момент – нет. Ведь в случае задержки судебного расследования закон предусматривал освобождение арестованного под залог (чем бедняки воспользоваться не могли), а состоятельные должники обычно и так неплохо устраивались в тюрьме. Но это была настоящая подрывная инновация. Бомба замедленного действия или мощнейший толчок для развития латентной «предпринимательской» энергии общества.

Внедрение новых технологий было невозможно без создания новых институтов. Общество не могло двигаться дальше с устарелой структурой государства. Новые институты были призваны отбирать самые успешные научные открытия и предоставлять необходимые ресурсы для дальнейшего ускоренного инновационного роста. В своей работе «Насилие и социальные порядки» (Норт, 2011) очень известные на Западе, а теперь и в России экономисты Дуглас Норт, Джон Уоллис и Барри Вайнгаст выделили три главные причины преуспевания Европы, три главные подрывные инновации, которые привели к возвышению Запада по сравнению с Китаем и исламским миром:

• подчинение элиты верховенству закона, или равенство всех перед законом;

• возникновение бессрочных (постоянных) организаций, которые не были зависимы ни от государства, ни от власти Большого человека;

• и, наконец, общественный контроль над вооруженными силами и технологиями разрушения и насилия, что снизило риск саморазрушения и деградации существовавшего социального порядка.

Социальная, а затем и промышленная революция, начавшиеся в Англии в XVII–XVIII вв. и продолжившиеся затем по всей континентальной Европе, привели к установлению нового открытого порядка доступа к природным ресурсам страны, в котором все больше действовали невидимые силы рынка, осмысленные и охарактеризованные Адамом Смитом.

Рассмотренная в предыдущих главах эволюция финансов дала миру новые возможности экономического роста. С помощью кредитного рычага предприниматели смогли расширять производство, погашая долг за счет последующих прибылей от развития. Но явление, которое в полной мере раскрутило маховик эволюции бизнеса, произошло в конце XIX в. Им стало изобретение человеком такой организационно-правовой формы компании, как общество с ограниченной ответственностью. Именно это позволило выйти процессу эволюционного развития бизнесов на абсолютно новый уровень.

Акционерные общества, множество независимых от государства организаций, стали агентами такого нового порядка. Это были новые институты, возникшие благодаря верховенству закона и установившейся надежной системе правовых гарантий и свобод. Уже в XVI в. в Англии появились компании, организованные не по принципу товариществ, а на корпоративной основе.

Эти подрывные инновации, оказавшись успешными, неспешно и невидимо распространились на более чем 20 развитых стран Европы. Возникшая в Европе конкуренция (так же как соперничество видов в биологии) между светской и религиозной властью создала новые институты, которые усилили роль права. Этот процесс напрямую определил темпы экономического роста. Вспомним, что ВВП на душу населения Китая, в котором подобных процессов не проходило, согласно Энгасу Мэддисону, вплоть до 1963 г., оставался на уровне $500! А в Европе уже к 1820 г., также согласно Мэддисону, самый низкий ВВП на душу населения был в Италии – $1117, т. е. средний европеец уже в то время был в два раза богаче!

Умножение богатства с помощью экономического роста с того момента стало потребностью элит европейских государств, поскольку оказалось лучшей альтернативой прежней политической игре в распределении ренты. Рост позволил отдавать проценты по займам, которыми Ротшильды щедро обеспечивали королей.

Экономика постоянно росла с темпом, сопоставимым с процентами по кредиту. Стало возможным накопление нового богатства. До Ротшильдов доход давала лишь земля, недвижимость и торговля. Банкиры ввели новый элемент для получения дохода – ценные бумаги (Investment Grade Bonds, или облигации инвестиционного уровня), связанные с деятельностью конкретных агентов изменений – акционерных обществ.

Свобода мысли и критики в социальных, политических и экономических науках прошла славный путь со времен Грегори Кинга и Адама Смита, превратившись в самостоятельное научное направление – экономику. Это была наука о кооперативной игре, в то время как до этого экономические отношения напоминали игру с «нулевой суммой» (когда кто-то проигрывает, чтобы выиграл кто-то другой). Переход к инновационной экономике связан с подрывными инновациями или созидательным разрушением (по Шумпетеру). Далее этот процесс перекинулся на Америку.

Поскольку британские колонии в Северной Америке изначально развивались как весьма разбросанные по всей стране поселения, основанные довольно независимыми людьми – фермерами и торговцами, британская Северная Америка была особым местом, где процветала свободная торговля, шел обмен идеями и исповедовалось множество религий. В случае притеснения со стороны центральных властей британской метрополии жители колоний просто перемещались вглубь страны, подальше от назойливого контроля. Американская революция 1776 г. основывалась на вековой экономической свободе и народной культуре, которая с недоверием относилась к Большому человеку и любой иерархии предпочитала равноправие. То, что в Америке сформировался многочисленный и независимый средний класс зажиточных фермеров, и привело к невиданному до тех пор успеху рыночной экономики: к 1775 г. американский ВВП достиг 40 % британского, хотя еще 75 лет назад составлял всего 5 %. Так Америка благодаря «подрывным» (для британской короны в прямом смысле слова) социальным инновациям превратилась в одну из самых динамично растущих экономик в мире.

Новые общественные институты (терминология Д. Норта) к концу XVIII в. заложили основы для бурного развития рыночных экономик в Англии, Северной Европе и Северной Америке. Именно так, поскольку банковские системы того времени были технологически примитивны по современным меркам, а общества с ограниченной ответственностью еще даже не были изобретены. Но новые общественные институты сделали главное – вытеснили Большого человека из процесса отбора направлений для бизнес-инвестиций, что привело к расцвету свободного предпринимательства. Другой лепесток счастливого клевера – наука – также не остался в стороне. Именно в этих странах практические научные знания пустили самые глубокие корни, обеспечив начало промышленной революции.

Непрерывный цикл роста новых социальных отношений и бизнес-правил привел к очередным инновациям и длительному периоду беспрецедентного экономического роста. Возникла «положительная обратная связь» между такими элементами, как общество, бизнес и наука. В XIX и XX вв. развитие науки значительно ускорилось в поиске новых технологий, а возникшие благодаря богатевшему обществу рынки способствовали быстрой эволюции технологий, которые вылились в новые продукты и услуги.

Наша страна прошла этот этап существенно позднее. Появившиеся в России после распада Советского Союза общества с ограниченной ответственностью (изобретение германских юристов, сделанное в конце XIX в. для преодоления ограниченных возможностей формы полных товариществ – аналогов партнерств, существовавших еще в Древнем Риме) увеличили разнообразие хозяйственных форм в стране. В отличие от Англии, США и Нидерландов, которые имели развитые акционерные общества со времен управления колониями, в царской России такой формы для раскрытия творческого предпринимательского таланта не было.

Кстати, это была проблема не только России. Германия и Франция тоже «опоздали» к началу большой европейской «колонизации». В этот этап они вступили, создав общества с ограниченной ответственностью, которых в этих странах численно всегда было больше, чем акционерных обществ. Господство новых форм объединения капитала позволило окончательно удалить такой древний социальный феномен, как Большой человек, из процесса принятия решения по сугубо экономическим вопросам.

Однако потенциал этой инновации тоже оказался небесконечным. Еще в прошлом веке (с конца 1960-х гг.) доля Запада в мировом ВВП, несмотря на преимущества в организационных формах для ведения бизнеса, начала устойчиво сокращаться. Хотя вплоть до конца 1990-х гг. сокращение шло довольно медленно, в нашем веке (после 2000 г.) этот процесс развернулся стремительно. Сохранение таких темпов роста уже через 15–20 лет неизбежно приведет к тому, что соотношение между Западом и не Западом по вкладу в мировой ВВП вернется к уровню, наблюдавшемуся до начала «великой дивергенции» (1800 г.)[408].

Почему же после 2000 г. суммарный ВВП стран Запада вырос всего на 20 %, а ВВП не Запада удвоился? Или, иными словами, почему не Запад обогнал Запад по темпам роста в пять раз?[409] Ведь Запад активнее, чем раньше, инвестировал в инновации. Чтобы получить ответ на этот вопрос, вернемся к идеям, которые высказывал Шумпетер. И тогда будет понятен смысл моего ответа на заданный вопрос. Не Запад стремительно догоняет Запад, поскольку инновации в развитых странах перестали быть «подрывными», а стали в подавляющем своем большинстве «поддерживающими» и догоняющими.