Книга: 100 великих тайн Земли

Что останется на земле, когда исчезнет человек?

Что останется на земле, когда исчезнет человек?

Что произойдет с планетой после нашего вымирания? Какой геологический след мы оставим на Земле? Что станется с памятниками нашей инженерной мысли и хозяйственной деятельности?

В городах отсутствие человека станет заметным с первого дня

Американский журналист Алан Вайсман, автор бестселлера The World without us («Мир без нас»), смахнул человечество с лица Земли, как сбрасывают с шахматной доски фигуры проигранной партии, и посмотрел, что произойдет с нашим наследием, когда Homo sapiens как вид перестанет существовать. Подобный умозрительный эксперимент позволил оценить роль человека в истории Земли по тому, какая «тень» отброшена им на все ее будущие периоды, эпохи и эоны.

В городах отсутствие человека станет заметным с первого дня. Наши постройки и при нашей жизни напоминали тяжелобольных людей – за ними требовался постоянный уход. Стоит нам исчезнуть, как они начнут рассыпаться. Без отопления полопаются трубы, и теперь материал зданий будет подвергаться регулярным циклическим нагрузкам: то оттаивать, то замерзать.

Не все здания разрушатся одинаково быстро. Пожалуй, самые современные постройки окажутся еще и самыми «мимолетными», непрочными. А вот Ангкор, Кельнский собор, египетские пирамиды, Московский Кремль или даже собор Святой Софии в сейсмически опасном Стамбуле простоят без нас еще пару тысяч лет, пусть и превращаясь постепенно в бесформенную громаду, в то время как гордость ХХ века – Эмпайр-стейт-билдинг – давно сгинет.

«Мы видим, что Земля без нас буквально расцветает, что она быстро залечивает раны, нанесенные ей», – подчеркивает Вайсман. Многие виды животных только выиграют оттого, что их могучий конкурент в дарвинистской борьбе покинет ристалище шести континентов, четырех океанов. Мир без человека станет, прежде всего, миром птиц. Повсюду погаснут огни, зато зазвучат щебет и гам птичьих стай. Численность птиц, по оценке Вайсмана, станет прирастать примерно на миллиард в год, ведь они не будут гибнуть в огромном количестве по нашей вине.

Почти сведенные нами тропические леса снова начнут наступать на бывшие соевые плантации. В Азии и Африке увеличится поголовье животных, в морях начнет возрастать до прежнего уровня численность рыб. Даже в условиях глобального потепления многие коралловые рифы восстановятся в течение нескольких столетий. Земля удивительно быстро оправится от нашего присутствия и «отдохнет от нас».

Африка особенно легко вернулась бы в состояние первозданной дикости. Ее флора не ослаблена вторжением многочисленных чужеродных видов, случайно завезенных сюда. Ее фауна – слоны, жирафы, бегемоты, носороги – не так сильно истреблена человеком, как животный мир Америки и Европы. Павианы, одни из немногих приматов, готовые жить за пределами тропического леса, возможно, со временем стали бы играть в биологическом сообществе африканской саванны ту же роль, что древнейшие предки человека.

А вот наши домашние «питомцы» почти поголовно будут перебиты хищными птицами и зверями – так в старину приканчивали ближайших друзей и родных свергнутого монарха. Биологи уверенно называют лишь одно домашнее животное, которое, потеряв «суверена», сообразило бы, как выжить. Это – кошка. Конечно, в последние тысячелетия она приспособилась к жизни рядом с людьми. Однако ее охотничий инстинкт не притупился. Она легко прокормит себя – тем более что всюду будут мелькать стайки птиц.

Городские парки разрастутся, на ничьих глазах превращаясь в леса. Природа не терпит пустоты. Место, огороженное человеком, место, так долго расчищаемое им, захватят дебри. Бывшие мегаполисы станут настоящими заповедниками. Все больше животных будет переселяться в города, где выбор рукотворных гнезд, нор и берлог окажется невероятно велик. По лесистым холмам, разбежавшимся вдоль улиц и авеню, станут бродить медведи и волки, койоты и лисы. В опустевших домах приживутся коршуны и канюки. Городская фауна – и в видовом отношении, и по своей численности – будет более разнообразна, чем в окрестных лесах.

Уже лет через двадцать города зарастут. Сколько раз такое было в бурной истории мира! Одним из главных победителей в извечной борьбе человека и природы в нашем гипотетическом случае станет лес. Через два-три столетия почти вся Европа от Лиссабона до Урала вновь покроется густыми лесами – естественной растительной средой доисторических времен.

Лет через триста, когда обветшают и прорвутся дамбы, города, построенные в дельтах рек, например Хьюстон или Гамбург, скроются под речными наносами, подобно хазарской столице. Нахлынувшая морская вода затопит Нидерланды, ведь значительная часть страны лежит на землях, отвоеванных у моря. Уйдут под воду и некоторые острова.

Всего через пять столетий мало что будет напоминать о таких мегаполисах, как Москва, Берлин или Нью-Йорк. На их месте будет расстилаться холмистая местность, поросшая густым смешанным лесом. Руины рухнувших зданий напомнят о себе лишь характерным волнистым рельефом. А вот статуя Свободы в Нью-Йорке, пожалуй, переживет миллионы лет – только со временем она окажется на дне залива, подобно Александрийскому маяку, и покроется мириадами ракушек.

Вообще-то уже через тысячу лет уцелеют лишь немногие творения рук современных инженеров: например, некоторые мосты, возведенные нами, выстоят, подобно величественным римским акведукам. Под Ла-Маншем все так же будет зиять туннель, связавший экс-Англию с бывшей Францией. Он продержится, пожалуй, еще несколько миллионов лет, как и портреты американских президентов, высеченные в гранитной скале Маунт-Рашмор в Южной Дакоте. Зато Панамский канал зарастет, и две части Америки, разделенные им, воссоединятся.

К этому времени лик планеты неузнаваемо изменится. Тишина. Пустынные пейзажи. Глубокие пески. И случайные обломки распавшихся зданий. Это Вечность будет отдыхать посреди планеты Земля, упорством времени решая ее проблемы. Феномены природы окажутся гораздо сильнее чудес света.

Куда более прочную память о себе мы оставили, сами того не желая. Лишь при исследовании грунта или даже подлеска внимательный инопланетный «варяг», доведись ему посетить нашу планету, приметит следы куда-то испарившейся цивилизации: алюминиевые «жестянки», стекло, пластиковые трубы. О да! Мусор – вот наш главный вклад в геологию! Только планетарные катаклизмы, вроде нового ледникового периода, окончательно похоронят оставленные нами отбросы.

Глобальная химизация планеты и ее радиоактивное заражение – вот итог жизнедеятельности человека, которого впору назвать «уранообразующим видом» или «самым ядовитым из всех животных». Последствия этого загрязнения среды – этого медленного убийства живой планеты Земля – будут ощутимы, пожалуй, дольше всего.

Лишь через 35 тысяч лет почва очистится от свинца, которым мы пропитали ее в – такую короткую! – промышленную эпоху. Через 100 тысяч лет в ходе эволюции, может быть, появятся микроорганизмы, которые займутся переработкой автомобильных шин, мертвым грузом все еще разбросанных здесь. Наконец, накопленный нами уран-238 будет распадаться еще 4,5 миллиарда лет – ровно столько, сколько сейчас лет Земле.

Так что, заглядывая в мир, где человеку не найдется места, и пытаясь понять, что произойдет в этом «безлюдном мире», мы лишний раз задумывается над тем, «а что, собственно, происходит сейчас». Может быть, это научит нас лучше относиться к нашей родине – Земле. Относиться к ней как к живому существу.