Книга: Достающее звено. Книга 2. Люди

День метиса, или Ничто не ново под Луной

Фрагменты человеческих костей были найдены в гроте Рипаро-Меццена еще в 1957 г. Останки залегали в слое шарантского мустье, а потому сразу были определены как неандертальские, несмотря на малое число определимых на обломках признаков. В 2006 г. был произведен анализ митохондриальной ДНК, который полностью подтвердил первое заключение: геном оказался вполне неандертальским (Caramelli et al., 2006). Однако не все так просто…

В новой статье, опубликованной в электронном журнале PLoS ONE, франко-англо-итальянская группа исследователей наконец-то решила рассмотреть морфологические особенности людей из Меццены (Condemi et al., 2013). Как бы совсем нежданно выяснилось (с 1957 г. никто так и не озаботился описать фрагменты: “Что там – опять неандерталец? Сколько можно! Положите его в коробку на ту дальнюю полку…”), что подбородочный выступ на обломке челюсти совсем даже не неандертальский. Авторы статьи приводят подробный и детальный разбор особенностей рельефа симфиза человека из Меццены и сравнивают его с длинным рядом других архаичных гоминид – от Баринго и Тернифина до Кро-Маньона и Абри-Пато. В общем-то достаточно уже и фотографий. Челюсть из Меццены выглядит совсем не по-неандертальски: подбородочный выступ хотя и слаб, но имеет все отличительные черты сапиенса, альвеолярная дуга не уплощена (у неандертальцев линия резцов почти прямая), перед челюсти хорошо изогнут и при взгляде снизу, двубрюшные ямки расположены не строго снизу (как это было бы у неандертальца), а наклонно, что опять же типично для сапиенсов. Описание отлично подтверждается расчетами: параметры итальянской кости идеально вписываются в размах изменчивости верхнепалеолитических сапиенсов Европы и капитально расходятся с неандертальскими.

И это все – при образцово неандертальской ДНК! Неандертальская она, кстати, и во фрагменте черепа из Меццены, исследованном ранее, о чем уже говорилось.

Датировка людей из Меццены довольно поздняя для неандертальцев, но не слишком ранняя для кроманьонцев – 34,5 тыс. лет назад. Таким образом, напрашивается несколько объяснений.

Во-первых, полученные результаты ставят вопрос об адекватности выделения ДНК из костей подобной древности. Про это много говорилось, но можно спросить еще разок: “Товарищи генетики, а вы уверены, что получаете более-менее целую ДНК неандертальца, а не артефакт?” Сходство ДНК из разных индивидов вроде говорит о том, что все это не просто глюк, но кто знает?..

Во-вторых, если ДНК все же неповрежденная: действительно ли имеющиеся отличия говорят о давнем расхождении линий? Мутации – штука непредсказуемая, генный дрейф – и подавно.

Но это варианты осторожно-пессимистические, упаднические и попахивающие занудством и неверием в прогресс. Гораздо интереснее третья возможность.

В-третьих (к этому варианту склоняются авторы статьи), наличие неандертальской мтДНК в сапиентной по морфологии кости хорошо интерпретируется как результат метисации. Мама – неандерталка, папа – кроманьонец. Время и место идеально подходят. Все сходится!

Показательно, что среди других позднейших неандертальцев авторы рассматриваемой статьи (конечно, и тут вполне неожиданно) тоже обнаружили уклонение в сторону сапиенсов. Особенно этим отличается Спи I. Среди более-менее стандартных неандертальцев край распределения, направленный в сапиентную сторону, занимают Ла-Ферраси I и, конечно, Сен-Сезер.

Так и хочется воскликнуть: кто бы мог подумать?! Еще хочется ехидно сказать: “А я же говорил!”, ибо в своей кандидатской диссертации, писанной на ранней заре XXI века, я, помнится, на основании гораздо большей цифири пришел ровно к тем же – и даже большим – выводам. Но, как ни жаль признаваться, я отнюдь не был первым. Подобного рода факты и заключения, если честно, были известны еще в XIX веке. Все же приятно, когда в далекой теплой стране умные люди еще разок приходят к той же мысли, да еще обосновывая ее столь мудреными и высокотехнологичными методами, как секвенирование ДНК и геометрическая морфометрия.

Кроме того, следует подчеркнуть, что вообще-то далеко не все генетики согласны с озвученными выше выводами. Многие считают, что “неандертальские” и “денисовские” “гены” на самом деле достались нам не путем метисации, а от общих с неандертальцами и денисовцами предков (Eriksson et Manica, 2012; Lowery et al., 2013). Математически это выглядит весьма убедительно. А на нуклеотиде не написано, откуда он вклинился в ДНК. Правда, географическое распределение групп с этими загадочными “генами” свидетельствует скорее все же в пользу метисации.

Если принять, что смешение популяций все же было, то оно могло быть и прямой причиной исчезновения неандертальцев. Их численность всегда была мала. Как уже говорилось, повышенный уровень мужских половых гормонов у женщин мог создавать проблемы с вынашиванием и рождением детей. Пока неандертальцы были единственными людьми Европы и Западной Азии, все было отлично – хищники и не должны слишком плодиться. Но ушлые кроманьонцы нарушили тысячелетний баланс. Даже если они не превосходили бы неандертальцев интеллектуально и технически (а они, видимо, таки превосходили), а только лишь быстрее плодились, то за не слишком большое число поколений должны были вытеснить неандертальцев. А метисация должна была еще ускорить процесс, растворяя немногочисленных аборигенов в ордах пришельцев. Полукровки и бастарды заполонили мир, но доля исходных групп была сильно неодинакова, так что сапиентность безоговорочно возобладала.

С другой стороны, это можно рассматривать и иначе: а вымерли ли вообще неандертальцы? Скажем, в США сейчас примерно 2,5 млн индейцев, а общее население – 321 млн, то есть индейцы составляют 0,78 % (в реальности еще меньше, ведь среди современных индейцев на самом деле преобладают метисы). Так кто вымер – неандертальцы, последние из которых бродили по Европе 28 тыс. лет назад, но давшие 1,6–1,8 % примеси в европейцев, или индейцы?

Немалое значение для решения всей этой путаницы имеет датировка последних-распоследних неандертальцев. Жаль, что сам этот вопрос до крайности непрост.

Большинство данных сходится на позднейшей цифре для последних неандертальцев около 28 тыс. лет назад (например: Вишняцкий, 2007). Однако есть несколько любопытных исключений. В португальской Грута-до-Кальдерао мустьерский слой был датирован 18,06–27,6 со средней 23,04 тыс. лет назад (d'Errico et al., 1998). Еще более выдающиеся цифры получены для крымских местонахождений. Верхние микокские слои стоянки Пролом II трижды были датированы 22–25 тыс. лет назад (Степанчук, 2005; Степанчук и др., 2004), хотя датировавшиеся образцы происходят из слоя, залегающего непосредственно под современной почвой, и могли быть загрязнены.

Самые же сенсационные результаты – восемь радиоуглеродных дат в двух разных лабораториях – получены для мустьерских слоев крымской стоянки Шайтан-Коба IV: 14–21 тыс. лет назад (Степанчук, 2005; Степанчук и др., 2004)! Вряд ли это ошибка, независимая проверка это гарантирует. Так что же, неандертальцы задержались в Тавриде до конца плейстоцена? Пока этот вопрос остается открытым…

Впрочем, все всегда надо проверять и перепроверять. Отличным примером служит испанская стоянка Агут. Орудия отсюда были определены как зубчатое мустье, здесь даже были найдены четыре фрагмента зубов, тут же, конечно, приписанные неандертальцам (раз мустье – то чьи же еще?), хотя сильная стертость и не позволяла провести полноценный морфологический анализ. Однако серия датировок торий-урановым и радиоуглеродным методом однозначно указали, что слой имеет возраст всего 8–13 тыс. лет назад! Что же, неандертальцы засиделись в окрестностях Барселоны вплоть до голоцена?! Но нет, внимательное рассмотрение орудий и сравнение их с изделиями с других окрестных стоянок показало, что они, похоже, относятся к эпипалеолиту (Vaquero et al., 2002). Мы имеем тут дело с культурной конвергенцией. Да, не только звери могут быть похожи друг на друга; если перед людьми стоят одинаковые задачи, они могут начать делать одинаковые орудия. Рука-то, держащая отщеп, одна и та же, дерево и мясо, которые надо разрезать, тоже ничем не отличаются. Так что камни и зубы из Агута не имеют к неандертальцам никакого отношения.

Последние неандертальцы доживали свой век в самых бесплодных, хотя и живописных местах – Пиренеях, Балканах, Кавказе и Крыму. Характерно, что смена неандертальцев кроманьонцами происходила почти без смены фауны, разве что пещерные медведи вымерли практически синхронно с коренными европейцами. Но влияние климата все же, видимо, было. Например, для Испании установлено сокращение численности последних неандертальцев в холодные периоды, когда расширялись степные и полупустынные ландшафты (d'Errico et Goni, 2003).

Не обошлось и без катастрофических гипотез. Например, в отложениях Мезмайской пещеры на Кавказе четко видны прослои, образованные пеплом вулканических извержений. Европу несколько раз подряд настигали довольно мощные катаклизмы: 43,4–45,3 тыс. лет назад извергся Эльбрус, около 39 тыс. лет назад – Таштебе, 39,28 – Флегрейские поля в Италии, менее 36 тыс. лет назад – Казбек (Golovanova et al., 2010). Все они приводили к понижению температуры и локальным ледниковым периодам. Кроме прочего, немаловажным было и отравление ядовитыми шлаками. В отложениях над вулканическими прослоями наблюдается уменьшение числа костей животных и смена орудийных комплексов. Если кавказские извержения имели достаточно локальный эффект, то кампанское игнимбритовое суперизвержение Флегрейских полей повлияло на климат и экосистему всего Северного полушария. По мнению авторов концепции, такие глобальные потрясения могли критически подорвать численность крупных копытных и, соответственно, неандертальцев.