Книга: Достающее звено. Книга 2. Люди

Уголок занудства

Положение и форму гортани пытались восстановить на основании изгиба основания черепа (у неандертальцев и более древних гоминид он очень слаб, а у людей – силен), размеров нижней челюсти (она уменьшалась в процессе эволюции), подбородочного выступа (у неандертальцев его нет, а у людей есть), подбородочных остей на задней стороне симфиза (у неандертальцев они в общем-то развиты). Другой косвенный признак речи – шиловидный отросток височной кости. У обезьян на его месте расположена вообще ямка, так как мышца крепится мясистой частью, у человека же это длинная тонкая палочка, так как сухожилие сильно окостеневает; характерно, что у новорожденного ребенка его нет, оформляется он между двумя и двенадцатью годами. Шиловидный отросток есть у некоторых “ранних Homo”, подавляющего большинства гейдельбергенсисов, неандертальцев и африканских среднеплейстоценовых гоминид, но его нет, скажем, у людей Крапина 38,12, Шанидар 1 и Лаэтоли 18.

Подъязычная кость и вообще гортань крепятся ко всему, что их окружает, богатым веером мышц: двубрюшная, шилоподъязычная, челюстно-подъязычная, подбородочно-подъязычная, грудино-подъязычная, лопаточно-подъязычная, грудино-щитовидная, щитоподъязычная – все они двигают гортань, способствуя произнесению звуков. Соответственно, можно попытаться понять расположение гортани и ее основные движения по развитию мест прикрепления этих мышц. Проблема, правда, в том, что они слабые и оставляют на костях почти неразличимые следы.

Первые попытки реконструкции голосового аппарата неандертальцев вылились в вывод, что речь у них могла быть, но в речи не было звуков “И”, “У” и “А” (например: Lieberman et Crelin, 1971). Впрочем, в современных языках тоже сплошь и рядом нет каких-то звуков, в английском, например, той же “А”, а в китайском хань – “Р”. Существуют языки с весьма бедным фонемным инвентарем: в одном из диалектов языка ротокас с острова Бугенвиль в Меланезии всего одиннадцать звуков (с долгими гласными – шестнадцать: 6 согласных и 10 гласных). Это не мешает людям нормально общаться друг с другом. Отчего бы неандертальцам не разговаривать без пары-тройки звуков?

Особые надежды возлагаются на подъязычную кость, или гиоид. Это крайне редкая находка даже в недавних захоронениях, поскольку косточка тоненькая и хрупкая, часто окостеневает не полностью, да и найти ее в земле крайне трудно. Поэтому, когда впервые археологи откопали подъязычную кость неандертальца в израильской пещере Кебара, антропологи с восторгом кинулись реконструировать голосовой аппарат. Первое заключение гласило, что у Кебара 2 были развиты анатомические структуры, необходимые для артикуляции слов (Arensburg et Tillier, 1991; Lieberman, 1993). Потом, как всегда бывает, возник скепсис: было показано, что у 18 видов приматов и многих других млекопитающих морфология гиоида примерно схожа (при великой внутривидовой изменчивости), а потому по ней нельзя судить о способности к членораздельной речи (Kennedy et Faumina, 2001). Иначе и корова должна говорить. Однако дискуссия на этом не завершилась. Новые технологии сказали свое веское слово. Точку в споре поставило исследование трабекулярной микроструктуры подъязычной кости из Кебары: линии напряжения расположены тут подобно человеческим, значит, гортань Кебары использовалась так же, как наша, а стало быть – для речи (D'Anastasio et al., 2013).

Рис. 33. Положение гортани у шимпанзе (а), неандертальца (б) и человека (в).

Афарские австралопитеки, что характерно, имели подъязычную кость, подобную шимпанзиной. Это мы знаем благодаря уникальной сохранности скелета Селам из Дикики (Alemseged et al., 2006). Как показали специальные исследования с моделированием всего голосового аппарата, афаренсисы имели горловые мешки, которые дают громкость, но не позволяют выдавать четко различимые звуки (Boer, 2012). Стало быть, австралопитеки могли зычно орать, но разобрать в этих воплях что-то внятное было бы крайне сложно. А вот гейдельбергенсисы из Сима-де-лос-Уэсос имели подъязычные кости, внешне уже неотличимые от современных (Mart?nez et al., 2008). То же можно сказать о неандертальце из пещеры Сидрон (Rodriguez et al., 2002).

Подводя итог – точно неизвестно, была ли речь у неандертальцев: мнения разных ученых по этому поводу расходятся (современные обзоры: Бурлак С. А., 2012; Dediu et Levinson, 2013). Если она была, то сильно отличалась от современной, но главная проблема – что мы вообще понимаем под речью? Подробнейше этот вопрос рассмотрен в замечательной книге С. А. Бурлак, из которой любознательный Читатель сможет почерпнуть знания на эту тему полной мерой (Бурлак, 2011).

Психика неандертальцев продолжала усложняться. Зачатки символической деятельности, возникшие у предков, развивались в новые формы. О достижениях неандертальцев на поприще изящных искусств уже говорилось выше, но известны и другие стороны творчества “запасного человечества”.

Замечательный пример – “маска” из Ла-Рош-Котар во Франции. Это плоский кусок камня с засаженным в естественную щель осколком кости, подпертым к тому же маленьким клинышком. В торчащих с двух сторон половинках кости при желании можно узреть глаза, а в каменном мостике над щелью – нос. Вопрос только в том, знал ли неандерталец, что сделал “маску”, или он имел на этот счет свои мысли?

В румынской пещере Чиоарей-Бороштени (47–55 тыс. лет назад) обнаружены сосуды из обломков пещерных сталагмитов со следами охры внутри, но чистые снаружи. Судя по следам скобления и полировки в центре чашечек, внутри них толкли охру. Больше полусотни кусочков красной и желто-красной охры найдены тут же (C?rciumaru et al., 2002). Как неандертальцы ее использовали – нам неведомо. Может, раскрашивали куски коры, может – друг друга, а то и использовали как средство от насекомых. Как знать, возможно, они творили и настенные росписи, да те просто не сохранились – все ж таки времени утекло немало.

Единственным примером настоящего рисунка из мустьерского слоя является изображение леопарда, процарапанное на кости бизона, найденной на украинской стоянке Пронятин (30–40 тыс. лет назад). Однако с пронятинским рисунком есть свои проблемы. Во-первых, гравировка выполнена на губчатой ткани, а так никто никогда не делал, ибо на ней нормально ничего изобразить не получится. Поэтому есть подозрение, что леопарда увидел в случайных трещинах только археолог – автор находки, а неандертальцы тут ни при чем. Находка старая, но ни разу не переисследовалась, так что этот принципиальный вопрос ждет своего решения. Во-вторых, датировка стоянки относится как раз ко времени, когда неандертальцы сменялись кроманьонцами, так что потенциально рисунок мог быть создан сапиенсами, пользовавшимися мустьерскими орудиями. Человеческих костей в Пронятине нет, так что и с этой стороны вопросов больше, чем ответов.

Гораздо лучшую доказательную базу имеет неандертальский “культ медвежьих черепов”. В пещерах Швейцарии, Австрии, Германии, Хорватии и Кавказа были обнаружены тайники со спрятанными там черепами пещерных медведей. Примеров таких весьма много – Петерсхеле, Драхенлох, Вильденманлислох, Зальцофен, Ле-Фюртен, Регуду, Радоховская пещера, Ишталлошко, Ветерница, Верхняя пещера Цуцхватской пещерной системы, Азых, Кударо I, Аман-Кутан, Ильинка. Целые черепа медведей обнаружены в разного рода ямах, нишах и каменных ящиках, закрытыми плитами и стенками из камней. Это вряд ли запас еды на черный день, ведь в голове мяса не так много, да и востребованы тайники не были. В некоторых случаях пещеры расположены слишком высоко над уровнем моря и не содержат собственно культурных слоев. Видимо, неандертальцы в таких не жили, а лишь иногда наведывались сюда ради охоты на медведей. Головы тащить вниз было бессмысленно, вот они и складывали их в кучи. Что они при этом думали? Были ли это оформленные обряды или мимолетные движения души?

Впрочем, некоторые археологи подходят к этим свидетельствам крайне скептически. Например, высказывалось предположение, что черепа, валявшиеся на проходе, топтались следующими поколениями мишек, а закатившиеся в боковые ниши оставались нетронутыми – вот и весь “медвежий культ”. Только откуда в таком случае взялись каменные стенки и плиты – тоже медведи сложили? Жаль, что подавляющее большинство самых выдающихся образцов найдено давно и крайне плохо документировано.

На Ильской стоянке в Краснодарском крае (80–100 тыс. лет назад) к очень большому камню для разнообразия был приставлен череп зубра, у которого один рог был поднят вверх, а другой – опущен вниз; рядом нашелся второй череп со сбитыми рогами и две нижние челюсти. Можно ли интерпретировать их как следы ритуалов, или это банальная охотничья добыча?

Все же, сколько ни хвали неандертальцев, свидетельства их символического поведения редки и маловыразительны. На фоне всплеска творчества в верхнем палеолите все неандертальские потуги выглядят детским садом. Вероятно, психотип неандертальцев отличался ограниченностью фантазии, сознание было очень конкретным и предметным. Но не будем очень их ругать, они старались как могли.

Самым явным свидетельством высокого уровня психики неандертальцев являются первые истинные захоронения умерших (интересно, что настоящие погребения известны только у классических и ближневосточных неандертальцев, а “микродонтные средиземноморские” этим вроде бы не озабочивались). Выше уже шла речь о “санитарных погребениях” в Сима-де-лос-Уэсос, но неандертальцы вышли на новый уровень. Они копали настоящие могильные ямы. Регулярно обнаруживаются следы неких надмогильных сооружений в виде симметрично расположенных камней или, как в Тешик-Таше, козлиных рогов.

Впрочем, погребения неандертальцев существенно отличаются от погребений современных людей как минимум в трех аспектах. Во-первых, умершие всегда клались на бок или спину в скорченной позе. Современные люди делают это гораздо разнообразнее: известны погребения, вытянутые на спине и животе, скорченные на боку, даже сидячие и перевернутые вверх ногами. Некоторые философски настроенные авторы склонны рассуждать, что укладывая покойника в скорченной позе, неандертальцы якобы стремились придать ему позу эмбриона с надеждой на будущее возрождение, возвращение в мир живых в новом перерождении, а это, дескать, говорит о существовании у них развитых представлений о загробной жизни. Вообще-то возникает два сомнения: знали ли неандертальцы, в какой позе находится эмбрион (они, конечно, постоянно кого-то потрошили, но…), и не объясняется ли все гораздо проще – для сложенного трупа надо копать меньшую яму? Ведь и глубина могил была совсем незначительной – двадцать – тридцать сантиметров, только чтобы присыпать тело.

Вторая особенность неандертальских погребений – в них никогда не бывает больше одного скелета. У современных людей обычно тоже, конечно, погребается один человек, ведь люди редко умирают массово. Однако групповые могилы – как синхронные, так и с последующим подзахоронением – вполне обыденное дело для сапиенсов, причем не только современных, но и верхнепалеолитических. Число погребенных у людей может быть любым – от одного до сотен. У неандертальцев единообразие не нарушено ни разу. Причем, судя по ориентации могил в Ла-Ферраси, неандертальцы, совершая новое погребение, знали и помнили, где расположено предыдущее, но никогда его не беспокоили.

Рис. 34. Погребение неандертальца.

Третье абсолютное свойство неандертальских захоронений – отсутствие инвентаря. Никогда – ни единого разочка – неандертальцы не положили что-либо в могилу. Конечно, с засыпаемой землей туда могли упасть какие-то предметы, но, судя по их случайному положению, никакого умысла в этом не было. Другое дело, что думают по этому поводу археологи. Ю. А. Смирнов провел замечательнейшее исследование, в котором показал, как из скупых строчек о четырех сочлененных костях быка в заполнении могилы Ла-Шапель-о-Сен, опубликованных в оригинальном отчете о раскопках, в последующих цитатах возникла сначала рулька, положенная “у правой руки вдоль тела погребенного”, а после и вовсе выросла “целая нога зубра”, которая в философском изложении превратилась в “ритуальную пищу, которой умерший должен был питаться в загробной жизни” (Смирнов, 1979). В действительности никаких явных свидетельств существования у неандертальцев представлений о потустороннем мире нет. В некоторых современных культурах – например, исламе – тоже не принято класть что-либо в могилу, в других же подношения могут быть более чем изобильными, стоит вспомнить древнеегипетских фараонов или мерседесы, загоняемые в склепы их современных последователей.

В некоторых случаях неандертальцы могли повторно раскапывать могилы и совершать какие-то манипуляции с останками. Уже упоминавшийся скелет Кебара 2 имеет практически идеальную сохранность, целыми остались все мелкие кости кистей, шейные позвонки, нижняя челюсть и даже подъязычная кость в ненарушенном анатомическом положении. Однако черепа нет. Объяснить это можно только одним способом: могила была аккуратно раскопана, череп изъят, а останки не менее аккуратно закопаны обратно. Снять череп, не сместив челюсть и подъязычную кость, не так просто; как минимум, речь идет именно о скелете, а не теле. Операция должна была проводиться спустя довольно длительное время после захоронения, но раскапывавший точно знал, где без промаха надо рыть землю. Место было как-то отмечено снаружи? Думается, что череп могли унести родственники в ритуальных целях.

Указанные особенности подчеркиваются тем, что в погребениях ближневосточных ненеандертальских палеоантропов они вполне могут нарушаться. Богата такими исключениями израильская пещера Схул, в слоях которой, датированных 119 тыс. лет назад и содержащих мустьерские орудия, обнаружились кости людей, сочетающих признаки неандертальцев и сапиенсов. У человека Схул IV между ладонями, сложенными перед лицом, было зажато кремневое скребло – какой-никакой, а погребальный инвентарь. На груди Схула V покоилась нижняя челюсть отборного, очень крупного кабана. В израильской пещере Джебель-Кафзех, слои которой имеют возраст порядка 92 тыс. лет назад, на груди подростка Джебель-Кафзех XI поверх скрещенных рук лежала часть черепа с рогами крупной лани. Тут же на груди нашлась метаподия также немаленькой лани с искусственно отсеченным эпифизом и мелкие обожженные осколки скорлупы одного яйца страуса. В захоронении присутствовали и куски охры, тогда как вокруг ее не было. Если метаподия и скорлупа могли завалиться случайно, то рога слишком велики, чтобы ненароком подвернуться в засыпку. Кстати, стены могильной ямы были укреплены известняковыми плитами. Имеется и двойное погребение – молодой женщины Джебель-Кафзех IX и шестилетнего ребенка Джебель-Кафзех X у ее ног. Кстати, положение тела Джебель-Кафзех IX несколько согнутое, но далеко не в той степени, что у неандертальцев. Тесно прижатыми друг к другу погребены Джебель-Кафзех VI и VII.

Люди из Схула и Кафзеха вообще выделяются на общем фоне. Спор об их сущности продолжается с момента открытия до наших дней. Их признавали и неандертальцами, и образцовыми сапиенсами, немало было и уклончивых, и компромиссных определений – Palaeoanthropus palestinensis, “группа Схул – Кафзех”, “анатомически современные H. sapiens”. Пока они не были датированы абсолютно, многие антропологи считали их переходным звеном от классических неандертальцев к сапиенсам. Не стоит забывать о неоднородности выборок Схула и Кафзеха: смешивание их в одну кучу ничем не оправдано, ведь кости найдены в слоях, датировки которых расходятся на десятки тысяч лет. Да и морфологически они совсем не одинаковые. Скажем, если в чертах Схула IV и V нетрудно усмотреть сапиентность, то Схул IX мало отличается от классических неандертальцев. На Ближнем Востоке есть и другие находки нестандартных палеоантропов – Амуд, Табун I и II.

Особенность этих людей в том, что на общем палеоантроповом фоне у них явно выражены некоторые вроде бы сапиентные черты: более высокий лоб и вообще свод, чуть меньшее надбровье, круглый затылок, развитый подбородочный выступ. Однако при ближайшем рассмотрении тот же выступ у схульцев, большинства кафзехцев и Табун II оказывается “поддельным”: он каплевидной формы, но не имеет специфических особенностей, типичных для подбородка сапиенсов. Лицо Джебель-Кафзех IX вроде бы сапиентно, по крайней мере точно не похоже на неандертальское, однако среди современных людей такое найти невозможно. У Табун I свод округлый, но лицо неандертальское. Только череп Джебель-Кафзех XI оказывается действительно сапиентным практически по всем показателям, но он принадлежит двенадцатилетнему ребенку, так что прогрессивность его может быть итогом скорее возраста, а не эволюционного статуса.

Некоторые черты ближневосточных людей не промежуточные между неандертальцами и сапиенсами, а просто мозаичные. Так, у женщины Табун I тело несколько вытянуто, пропорции предплечья к плечу выраженно “тропические”, то есть вроде бы сапиентные, а голени к бедру – резко “арктические”, неандертальские. У Схула V широтно-высотные пропорции тела “тропические”, а соотношения сегментов конечностей крайне “арктические”. У Кебара 2 широтно-высотные пропорции тела скорее “арктические” при очень большом росте, а лучеплечевой указатель “тропический”. Адаптивными закономерностями – приходом неандертальцев с севера и изменениями в субтропиках – такую чехарду объяснить трудно.

Рис. 35. Черепа Схул IV (а) и Схул V (б), Кафзех VI (в), IX (г) и XI (д).

Посему с самого открытия схульцев была выдвинута и в последующем только утверждалась гипотеза о метисном происхождении ближневосточных палеоантропов. В периоды потеплений из Африки сюда проникали предки сапиенсов, а морозы вюрмского оледенения гнали в Левант неандертальцев. В географически промежуточной зоне они вполне могли метисироваться. Орудия, что характерно, во всех случаях образцово мустьерские. Но при внимательном анализе находятся продвинутые черты культуры. Про погребения с инвентарем и двойные речь уже шла. Были тут и другие достижения.

В Кафзехе обнаружены многочисленные куски охры со следами использования и четыре продырявленные раковины из слоя с датой 90–100 тыс. лет назад, хотя доказательств искусственного происхождения отверстий нет. Гораздо лучше изучены две раковины из Схула с датировкой 100–135 тыс. лет назад – они намеренно просверлены и использовались, очевидно, как украшение. Вместе с раковиной из атерского слоя алжирской стоянки Уед-Джеббана это – древнейшие в мире бусы (Vanhaeren et al., 2006). Правда, крапинские подвески из орлиных когтей имеют не менее почтенный возраст, да и выглядят круче.

Вопросы судьбы неандертальцев и перехода от палеоантропов к неоантропам тесно связаны.

Судьба самих неандертальцев виделась в трех версиях.

Согласно первой, неандертальцы были прямыми предками сапиенсов. Это классика стадиальной концепции: виды ископаемых людей торжественно сменяют друг друга в великом эволюционном марафоне.

Однако уточнение датировок и накопление данных привели эту идею к краху. Мало того что неандертальцы слишком уж резко отличались от сапиенсов, так они еще и сосуществовали немалое время. У неандертальцев просто не было времени эволюционировать в Homo sapiens.

Посему возникла вторая версия: неандертальцы – эволюционный тупик. Они вымерли без следа, а освободившиеся территории были заняты пришедшими из Африки кроманьонцами. Гипотеза печальная, но имеющая много основательных подтверждений. Особенно сильное доказательство предоставили палеогенетики, когда выяснили, что мтДНК неандертальца из Неандерталя весьма отличается от нашей (Krings et al., 1997). На этом основании был сделан вывод, что метисации между двумя видами не было; в дальнейшем он неоднократно подтверждался анализом мтДНК из других неандертальцев.

Однако, увлекшись новомодными высокотехнологичными методиками, многие забыли о классике. А ведь мтДНК не может отменить черепов и костей. Еще с конца XIX века появлялись находки, сочетающие признаки неандертальцев и сапиенсов. Выше уже шла речь о схульцах. Но есть и другие. Особенно обращает на себя внимание факт, что сапиентность резко возрастает у самых поздних неандертальцев, живших после 40 тыс. лет назад (Дробышевский, 2003). Было бы странно, если бы это был внутренний процесс, учитывая, что по Европе уже бродили кроманьонцы.