Книга: Зоология и моя жизнь в ней

Гималайская агама

Гималайская агама

Весной 1995 г. мы в очередной раз посетили нашу экспериментальную площадку в Уфре под Красноводском. Мы убедились в том, насколько удачным оказался наш эксперимент по интродукции кавказской агамы в заброшенный каменный карьер. За десять лет ящерицы размножились настолько, что их можно было видеть буквально на каждом шагу. Как сказано в одном австралийском рассказе, «Кроликов здесь было столько, что приходилось распихивать их ногами, чтобы поставить капкан». Из ущелья, где ящерицы были выпущены впервые, они расселились на берег Красноводского залива, и в хорошие дни каждый самец грелся с утра на солнце, сидя на облюбованном им валуне посреди своей территории.

Мы еще не знали, что в Уфре мы в последний раз, и работали с той же интенсивностью, как и все предыдущие годы. Удалось, помимо прочего, сделать замечательную находку. Метка одной из пойманных агам бесспорно свидетельствовала, что ее возраст составляет ровно 10 лет. Но что было самым замечательным: поймали мы ее на том самом камне, что и в самый первый раз. Тогда это был детеныш с длиной тела без хвоста 5.5 см. Он запутался в сети неудачно и в попытках освободиться повредил заднюю ногу. Мы прооперировали его, как могли, зафиксировав конечность в правильном положении с помощью клея БФ. И вот теперь перед нами крупная взрослая ящерица в прекрасном состоянии.

За эти 12 лет изучения кавказских агам 150 особей были пойманы повторно в разные годы 281 раз. Понятно, насколько важную, интересную и принципиально новую информацию удалось собрать. Она включала в себя данные о скорости роста животных, характера освоения ими пространства и взаимоотношений особей в локальных группировках. Но уже на следующий год Туркменистан превратился в страну, полностью закрытую для иностранцев, так что нам категорически отказали в визе. Волей-неволей на продолжении этого уникального исследования пришлось поставить крест.

В главе 8 речь шла о нескольких экспедициях, предпринятых для изучения смешанных популяций овсянок обыкновенной и белошапочной. В результате мы располагали множеством сведений из тех мест, где два эти вида живут совместно и скрещиваются. Но важно было узнать, что происходит там, где испокон веков обитает какой-нибудь один из них. Из литературы следовало, что в Центральной Азии существуют популяции белошапочных овсянок, ареал которых значительно удален от области распространения овсянки обыкновенной. Хотелось выяснить, в частности, как звучит песня этих птиц, генетическая конституция которых определенно свободна от влияния генов второго вида.

Обсуждая эти вопросы с Александром Рубцовым, мы подумали, что стоит попытаться съездить в такое место. Им был избран Кыргызстан, где, судя по литературным источникам, белошапочная овсянка должна гнездиться.

Но тут мне в голову пришла мысль, что одновременно я смогу пополнить материал для книги об агамах, поскольку в Кыргызстане обитают два вида этих ящериц. Особенно для меня был интересен один – гималайская агама, о которой мне не было известно ровным счетом ничего.

Бишкек и трудности с получением пропуска на границу с Китаем

Шел 2002 год. Как раз в это время в Кыргызстане начали развивать программу приглашения иностранцев, желающих за большие деньги принять участие в сафари. Главным объектом этой, так называемой «трофейной охоты», были все те же горные бараны аргали, о которых речь шла в главе 8. Их местные популяции, населяющие высокогорья Тянь-Шаня и северной окраины Памира (Алайский хребет), находились в гораздо более благополучном состоянии, по сравнению с алтайскими. Поэтому было решено позволить приезжим получать лицензии на отстрел старых самцов, рога которых ценятся в коллекциях охотников необычайно высоко. За одну лицензию местные органы власти получали 5110 долларов (250 000 кыргызстанских сомов), так что, сделав мероприятие массовым, «Республиканский фонд охраны природы и развития лесной отрасли» мог получить неплохой навар.

Для разработки этой программы были приглашены специалисты из России, среди которых на наше счастье оказался Андрей Евгеньевич Субботин, с которым меня давно связывали хорошие добрые приятельские отношения. Он дал мне телефоны нескольких своих сотрудников в Бишкеке, которые работали там в его отсутствие по программе организаций сафари. Я связался с ними по телефону, сообщив дату нашего прилета – 30 мая.

В аэропорту нас Сашей встретили два молодых преуспевающих бизнесмена на новенькой шикарной иномарке. Один из них, Евгений, в дальнейшем стал нашим гидом, и без его постоянной готовности помочь нам при малейших затруднениях мы едва ли бы обошлись.

Едем по ночному Бишкеку, и я говорю невзначай: «В самолете было так жарко, что горло совсем пересохло». Женя отвечает: «Что лучше, лимонад или пиво?» «Пиво», – хором отвечаем мы с Сашей. Машина останавливается у темного фасада дома без малейших признаков жизни внутри, и через пять минут ребята выходят оттуда с шестью бутылками холодного пива. Поместили они нас в лучшую гостиницу города, где мы, насладившись шипучим напитком, завалились спать.

С утра пораньше отправились в Институт биологии Кыргызской Академии наук отметить командировки и выяснить, куда следует двигаться дальше для осуществления наших планов. Здесь нас сразу взяла под свое крыло Валентина Исмаиловна Торопова, заведующая лабораторией позвоночных животных Института. Но ее ответы на заданные нами вопросы энтузиазма не добавляли. О том, где искать белошапочных овсянок, она не имела ни малейшего представления. Ничего не знал об этом и призванный на совет молодой местный орнитолог. А что касается агам, то об этом нам мог рассказать только Валерий Константинович Еременко, директор Зоомузея, находившегося совсем в другом месте, в центре города.

Поехали к нему. Разговор получился очень интересный, поскольку Валерий Константинович оказался высокопрофессиональным герпетологом, досконально осведомленным обо всем, что касается рептилий Кыргызстана. «Здесь поблизости вы гималайских агам не найдете, – сказал он. – Вам надо ехать на юг. Да и там их придется поискать. Я знаю одно место, где вы увидите их наверняка. Это в Алайской долине, по дороге от перевала Сыры-таш до Тулейкена. Там около указателя «Пионерлагерь» они многочисленны прямо у обочины дороги».

Чтобы попасть туда, нам следовало сначала добраться самолетом в город Ош, оттуда проехать 185 километров до перевала, а затем по Алайской долине на запад, еще около ста – до места, указанного Еременко. Расстояния не столь уж большие, но беда в том, что это приграничный район, так что надо срочно бежать в Управление погранвойск. Вспоминая наши с Ларисой похождения на этой почве в независимом Туркменистане, я подумал, что морока будет, но не оценил масштаба предстоявших нам трудностей.

А здесь перед нами возникла глухая бюрократическая стена. Встретили нас если не враждебно, то с недоверием и без малейшего желания войти в наши обстоятельства, а именно, дефицит времени и ограниченность материальных ресурсов. Категорически высказанное решение звучало так: пропуск мы сможем получить через две недели во второй половине дня (время приема посетителей) и не часом раньше.

Вынужденное безделье

Деваться было некуда. Оставалось только продумать, как наиболее рационально использовать это время. Торопова засыпала нас адресами людей, которые могли бы помочь нам в этом. Для начала она посоветовала нам посетить природный Национальный парк Алам-Арчам, всего в 41 километре от Бишкека. В тот же день Женя отвез нас туда. Место и в самом деле живописное, у подножия северного склона Киргизского хребта. Нам предоставили место в кемпинге, до предела населенного туристами в эти дни начала весны.

Я прошел километра два вниз вдоль порожистой горной реки, на берегу которой стоял кемпинг, и нашел участок, где держалась и пела синяя птица. Утром чуть свет пошел туда, рассчитывая поснимать ее на видеокамеру. Но утро оказалось пасмурным и, к тому же, ни с того ни с сего, отказала видеокамера.

Так начался этот полевой сезон. В общем, стало ясно, что без машины нам здесь делать нечего, и к вечеру следующего дня мы, на удачно подвернувшемся автобусе с уезжающими туристами, вернулись в Бишкек.

На следующий день мы поехали в хранилище коллекций Зоомузея, чтобы посмотреть там экземпляры белошапочных овсянок. Рассчитывали по этикеткам установить места, где их добывали в Кыргызстане на местах гнездования. Но выяснилось, что вид этот здесь крайне редок и встречается, фактически, только ранней весной и поздней осенью на пролете[278]. Иными словами, надежду получить какие-либо сведения об интересующих нас пернатых приходилось оставить. В дальнейших планах оставались только ящерицы, но добраться до них мы сможем, в лучшем случае, не раньше, чем дней через десять.

Женя предложил отвезти нас на озеро Иссык-Куль. В его окрестностях мы могли бы найти несколько натуралистов-любителей, адресами которых нас снабдила Валентина Исмаиловна. Один из них, Виктор Михайлович Кулагин жил в поселке Ананьево и, со слов Тороповой, располагал транспортом и мог бы повозить нас по интересным местам. До этого места немногим более 300 километров, причем большая часть пути лежит вдоль северного берега Иссык-Куля, так что и по дороге можно увидеть много интересного.

Нас встретили очень радушно. Первое что мы увидели, войдя во двор, была большая вольера с певчими птицами, среди которых значительную часть составляли овсянки – обыкновенные и белошапочные, а среди них – два типичных гибрида, которых я тут же зарисовал в свой дневник. Но все они были пойманы хозяином осенью.

На следующий день Виктор Михайлович повез нас в горы. Поднялись примерно на две тысячи метров по южному склону хребта Кунгей Алатау. Места очень красивые, на обширных полянах по опушкам девственного леса из тесно стоящих изящных высоченных конусов тяньшанской ели буйное цветение разнотравья. Саша, который впервые оказался в среднеазиатских горах, занялся записью голосов птиц, а я устроился поудобнее на сухой плешине и стал высматривать среди пернатых что-нибудь новое для себя. Наиболее многочисленным видом были хорошо мне знакомые красношапочные вьюрки – миниатюрные птички величиной с чижа, целиком черные с желтоватыми подпалинами и карминно-красным теменем. Их стайки сновали туда и сюда, присаживаясь в траву, где поедали прошлогодние семена и лепестки цветов.

Мое внимание привлек самец седоголовой горихвостки. В отличие от других видов горихвосток, в оперении этой полностью отсутствуют оранжевые тона, так что своим черно-белым нарядом она удивительным образом напоминает каменку. Птица была осторожной и не позволила сфотографировать себя. Здесь же мелькнула и исчезла самка, державшая в клюве какое-то насекомое. Я побродил вокруг в поисках гнезда этой парочки, но безуспешно. Зато снял, хотя и не лучшим образом, другую новую для себя птицу, характерную для высокогорий – арчевого дубоноса. В общем, мы вели себя, как экологические туристы, именуемые на Западе «наблюдателями птиц» (birdwatchers). Неплохой способ убить время и расстаться с немалыми деньгами, которыми эти люди расплачиваются с экскурсоводами. Но меня такое времяпрепровождение совершенно не устраивало. Ночевать пришлось в хижине-времянке чабанов, а в середине следующего дня, к счастью, подвернулась попутная машина и ближе к вечеру мы вернулись в Ананьево.

Надо было искать такое место, где можно было бы оказаться не в центре густо населенного поселка, а поближе к природе, чтобы потратить несколько дней подряд на какую-нибудь осмысленную деятельность. Мы стали умолять нашего гостеприимного хозяина подыскать нам такое место, и он пообещал подумать, что здесь можно будет сделать.

В результате 7 июня, через неделю после прилета в Бишкек, мы оказались на кордоне заказника, где нас приютил егерь Николай Иванович (к сожалению, фамилия его осталась нам неизвестной). Домик стоял неподалеку от грунтовой дороги, шедшей вдоль берега горной речки. А прямо за задней его оградой открывался вход в ущелье, сначала с пологими склонами, а дальше кверху постепенно сужавшимся. Это был участок девственной природы простиравшийся на километры вправо и влево. Идя по склону левее днища ущелья, вы попадали в колонию желтых сусликов, а в самой долине, вдоль сухого водотока через каждые метров пятьдесят держалась парочка каменок плясуний.

Понятно, что именно эти птицы стали главным объектом моих наблюдений. Как-то раз я сидел на склоне, пытаясь, глядя с высоты, набросать план размещения отдельных пар и подсчитать их общее число. Внезапно сзади меня раздался отчаянный писк, какого мне никогда не приходилось слышать ранее. Я встал, обернулся и увидел, что молодую плясунью, не способную еще летать, методически заглатывает некрупная змея – узорчатый полоз.

Здесь я возблагодарил судьбу, что не взял с собой видеокамеру и располагал, таким образом, единственной возможностью снимать происходящее на фотопленку. С видеозаписи можно, конечно, сделать изображения для печати, но по качеству оно никогда не сравнится с кадрами, снятыми с близкого расстояния профессиональной фотокамерой. А событие было совершенно уникальным, и я минут за десять сделал прекрасную серию снимков, которые позже вошли в мою книгу «Каменки Палеарктики», опубликованную на английском языке. Кончилось дело тем, что полоз утащил свою жертву в глубокую расселину между камнями и я потерял их из виду.

Во время экскурсий вверх по ущелью, где его склоны утопали в зарослях цветущего шиповника и жимолостей, я нашел-таки участок, занятый самцом седоголовой горихвостки, заинтересовавшей меня еще в первую поездку в горы. Здесь я провел несколько часов, пытаясь понять, чем этот вид отличается по своему поведению от каменок, с которыми, несомненно, имеет довольно много общего. Удалось сделать несколько хороших фотографий птицы и получить качественные записи ее голоса.

В общем, период вынужденного безделья принес кое-какие полезные плоды. Между тем, подошло время возращения в Бишкек, где, как мы надеялись, нас должен был поджидать пропуск в погранзону. Вернулись мы туда 16 июня, потеряв, таким образом, чуть более двух недель.

Как попасть в Ош?

Но тут выяснилось, что на юге, куда нам следовало двигаться дальше, ситуация неспокойная. Это место уже многие годы было ареной межэтнических конфликтов между кыргызами и узбеками. Последние утверждали, что регион изначально представляет собой узбекскую территорию, и лишь по капризу Сталина был передан Кыргызстану в 1936 г. Теперь же сепаратистские силы из числа узбекского населения настаивали на отделении Ошской области от Кыргызстана и присоединении ее к Узбекистану[279].

Но как все это могло коснуться нас? А очень просто – выяснилось, что билетов на самолет до Оша нет и не будет в ближайшее время, пока напряженность там не прекратится. Но тут на помощь нам снова пришли коллеги Андрея Субботина. Когда Женя узнал из наших объяснений о трагизме сложившейся ситуации, он, не говоря ни слова, уехал куда-то, и часа через полтора мы уже были счастливыми обладателями двух билетов на АН-24.

Перед отлетом нам дали адрес человека, который, если ему хорошо заплатить, отвезет нас туда, где живут гималайские агамы.

Туркестанские агамы в Оше

Перелет от Бишкека до Оша занимает всего лишь один час. Устраиваемся на ночлег в гостинице. Под карнизом балкона нашего номера гнездо городской ласточки с птенцами, почти готовыми к вылету, Так что остаток дня мне есть чем заняться, наблюдая за тем, как родители кормят своих отпрысков.

Сергей Михайлович Архипов, которому мы позвонили поутру, оказался мужиком «своим в доску» – было тогда такое выражение в Совке. Первым делом он предложил нам переехать из гостиницы к нему домой. Его жена была в отъезде, и нам предоставили большую комнату в квартире, где мы могли свободно пользоваться кухней и всеми прочими благами цивилизации.

У нашего хозяина неподалеку от дома, на окраине города был огороженный участок с гаражем. Там на следующий день он и его друзья устроили для нас праздничный обед с настоящим азиатским пловом. Сергей мимоходом сказал, что здесь живет какая-то крупная ящерица. Я догадался, что это должна быть туркестанская агама и загорелся надеждой без труда поймать ее. Те несколько дней, на протяжении которых Сергей готовил машину к дальней дороге, я ставил сети в тех местах, где, по его словам, он постоянно видел эту агаму. Но ничего не вышло: стало ясно что ящерица уже ушла в летнюю спячку. Стояла середина июня, и субтропическое лето было в полном разгаре.

Сергей, видя мое разочарование, отправился в ближайшие холмы и, вернувшись, сказал, что он нашел не только место, где живет крупная ящерица, но еще и гнездо козодоя. Следующим утром я, вооружившись камерой с телеобъективом, пошел с восходом солнца на указанное место, рассчитывая сфотографировать туркестанскую агаму. Но уже в начале девятого температура поднялась до 37 °С, и я, просидев на солнцепеке три часа, вернулся домой ни с чем. Ящерица не выходила из своего убежища – было слишком жарко. На следующий день повторилось в точности то же самое.

Сергей сказал, что завтра сам пойдет со мной – может быть, дежуря на участке животного, я смотрю не туда, куда следует. А пока что он предложил показать нам гнездо козодоя. Прогулку под палящим солнцем вверх по каменистым холмам, практически лишенным растительности, трудно было назвать приятной. Когда же мы оказались на месте, выяснилось, что Сергей не может найти гнездо. В этом не было ничего удивительного, поскольку местность выглядела на редкость однообразной. Мы с Сашей приуныли. Сидели в мрачном молчании, глядя, как Сергей медленно бродит взад и вперед по безжизненному склону холма. Гнездо он все таки нашел, и мы приступили к фотосъемке. Надеялись, что птица окажется буланым козодоем, который встречается в пустынных районах нечасто, но сразу поняли, что гнездо принадлежит, к сожалению, ничем не замечательному обыкновенному козодою. Так или иначе, экскурсия не прошла зря.

Наутро мы с Сергеем отправились на участок туркестанской агамы. Расположились среди крупных валунов и стали ждать. Минут через сорок он говорит: «Вон она! Видишь?» А я смотрю туда, куда он указывает пальцем, не вижу ничего. Направил туда телеобъектив, и лишь глядя через окуляр камеры и медленно поворачивая ее на штативе, поймал агаму в кадр. Пока я проделывал все эти операции, Сергей не переставал шутливо насмехаться надо мной. «Ну, что, профессор, видно стар стал для полевой работы…» (мне тогда было 66 лет). Но я выжидал момента, когда ракурс окажется наиболее удачным и надо будет нажать спусковую кнопку. Успел снять два кадра, и ящерица ушла в убежище. Дело было сделано, я вздохнул с облегчением и в ответ на реплики Сергея припомнил ему историю с гнездом козодоя. «А ты что за следопыт – не в состоянии отметить место находки гнезда так, чтобы в следующий раз не искать его часами!» Такие шутливые пикировки стали с тех пор обычными при наших разговорах и только укрепляли дружеские отношения, которые прочно сложились между нами.

Едем в Алайскую долину

Выехали на поиски гималайских агам 18 июня. Машина Сергея изнутри напоминала комнату, в которой собираются делать капитальный ремонт и, прежде чем начать, полностью обдирают старые обои. Но, несмотря на непрезентабельный вид этой старушки, явно видавшей виды, шла она вполне хорошо.

Первые километров 150 дорога шла между пологих холмов, местами полностью лишенных растительности. Это были следы обширных оползней, где сплошной зеленый покров травы уступал место живописным тускло красным пятнам материнской породы. Там, где склоны холмов ярко зеленели под июньским солнцем, можно было время от времени видеть летние временные поселения киргизов, состоящие из нескольких юрт, около которых паслись небольшие табуны лошадей.

В какой-то момент я почувствовал, что местность мне знакома. Вспомнил, что по этому отрезку Памирского тракта я проезжал по меньшей мере дважды, каждый раз в направлении, обратном тому, в котором мы ехали теперь. Один раз это было во время одной из экспедиций Воронцова. Я даже узнал одну конкретную красно-оранжевую гряду скал, слайд с изображением которой хранился с тех пор в моем архиве фотографий. В другой раз я ехал по этой дороге ровно 40 лет назад, в 1972 г., когда возвращался в Москву через Ош из экспедиции в Горный Бадахшан (глава 3).

Ближе к вечеру начался весьма затяжной подъем на Алайский хребет по чрезвычайно длинному и весьма эффектному серпантину. От его подножия до перевала Талдык на высоте 3615 м предстояло подняться примерно на 1300 м.

До перевала мы доехали уже в глубоких сумерках. Короткий спуск в неглубокую поперечную долину и снова подъем, на перевал 40-лет Киргизии (3541 м). Отсюда уже хорошо были видны огни поселка Сары-Таш, расположившегося на одном из гребней Алайском хребте всего лишь на четыреста метров ниже. Здесь нам предстояло заночевать.

Остановились у друзей Сергея, каких у него, видимо, немало было по всему южному Кыргызстану. Здесь он не бывал давно, так что последовали сбивчивые вопросы: «Какими судьбами?..» и все в том же духе, а затем – обмен с хозяином последними новостями. Нас пригласили в дом, где на ковре посреди просторной комнаты хозяйка успела уже расстелить дастархан (дасторкон по-киргизски), и все было приготовлено для вечерней трапезы. По периферии комнаты разместились на лежанках дети – мал-мала меньше. Пока шел обмен приветствиями на улице, где температура была скорее зимней, чем июньской, все немного подмерзли. Поэтому хозяин с явным удовольствием принял мое предложение выпить по стопке спирта – живительного напитка, который в экспедициях всегда был у меня под рукой, и неизменно – кстати.

Находим гималайских агам

С утра решили выехать пораньше. Отказались от любезного предложения хозяев дождаться завтрака, решив, что дело наверняка затянется. Лучше, подумал я, проедем несколько километров и устроим привал с чаепитием уже там, где есть надежда увидеть, наконец, желанных ящериц.

В поселке, несмотря на то, что утро было солнечным, все выглядело по-зимнему. Кругом, насколько хватает глаз, сверкающие ослепительно белым гребни гор. На выезде из поселка всего несколько минут ушло на проверку наших документов пограничниками. Впереди прямо перед нами заснеженная стена Заалайского хребта с возвышающимся над ней по правую руку Пиком Ленина высотой 7134 м. Оставив за собой около 1300 м высотного перепада при неторопливом спуске по серпантину, оказываемся на развилке дорог. Главная трасса идет прямо на юг, через перевалы Заалайского хребта в Таджикистан, пересекает всю эту страну с востока на запад и далее через Термез (в Узбекистане) уходит в Афганистан. Мы же поворачиваем резко направо по дороге, идущей вплотную к левому берегу реки Кызылсу. Она стремительно несет свои глинисто-желтые воды на восток, где, соединяясь с другой, под названием Муксу образует могучую водную артерию Вахш[280].

Здесь, внизу, уже полноправно царит лето. Хотя вода в реке выглядит не слишком чистой (Кызылсу по-тюркски – «красная вода»), чай из нее все же можно приготовить. Здесь же и устраиваемся на привал, наслаждаясь сознанием того, что самые длинные и трудные участки пути уже позади.

Едем дальше на запад, и я напряженно всматриваюсь в любую неровность на обочине дороги. Когда едешь по Туркменистану, на камнях по сторонам трассы и даже на парапетах, местами окаймляющих ее, то и дело видишь греющуюся на солнце кавказскую агаму. Если гималайские и в самом деле есть в Алайской долине, то должен же я увидеть хотя бы одну!

Видя мои тающие надежды на успех и явное разочарование от происходящего, забеспокоился уже и Сергей: «Что, похоже, зря приехали?..». Миновали еще километров 50 и видим указатель: «Пионерлагерь». Останавливаемся, я достаю бинокль и вижу агаму, сидящую на верхушке валуна метрах в пятнадцати от дороги. «А вон еще одна», – кричит Саша. «А вон слева две на соседних камнях», – вторит ему Сергей.

Испытывая неподдельный восторг от столь трудно давшейся нам находки, я тут же с благодарностью вспомнил Валерия Константиновича Еременко, который в первый же день нашего приезда в Бишкек дал нам самый главный совет – ехать именно в эту, строго определенную точку. Вот истинный профессионал своего дела, зоолог, знающий до мельчайших тонкостей природу своего края!

Эпилог

После возвращения в Ош Сергей предложил нам с Сашей устроить нечто вроде пикника на берегу озера Сары-Челек – одной из достопримечательностей Ошской области. Я не буду останавливаться на подробностях этой короткой поездки, и вообще не стал бы упоминать о ней, если бы не увидел во время нее нечто, совершенно для меня новое.

Лагерь разбили на берегу озера, и в самом деле весьма величественного в глазах любого, кто попал сюда впервые. Но меня больше интересовала природа вокруг него, и на следующее утро я пошел бродить с фотоаппаратом по окрестностям. Я поднимался все выше и выше по склону озерной котловины, пересекая раз за разом невысокие каменистые гряды, идущие параллельно береговой линии и друг другу. Спускаясь с гребня одной из них, я увидел перед собой плоскую каменистую осыпь, сложенную крупными обломками коренной породы. Оттуда то и дело взлетали небольшими группами сравнительно крупные птицы и стремительно улетали прочь, а другие стайки прилетали и рассаживались по верхушкам валунов.

Я понял, что нашел гнездовую колонию розовых скворцов. Птицы эти относятся к числу самых обычных видов Средней Азии, и в моем архиве хранилось немало их фотографий. Это были снимки летящих плотные стай, состоящих обычно из многих десятков особей, либо кроны дерева, сплошь усыпанные скворцами. Обычно в таких случаях их было столько, что напрашивалось сравнение с яблоней, ветви которой при хорошем урожае ломятся от обилия плодов.

Но теперь я мог сесть в укрытии из редких кустиков прямо на краю колонии, наблюдать с близкого расстояния, пока не надоест, все, что происходило в ней, и получить вдобавок серию совершенно уникальных кадров. Группы из полудюжины скворцов, улетавшие из гнездового поселения, направлялись на охоту в травянистые участки местности. Те, что возвращались оттуда, держали в клювах грозди из двух-трех кузнечиков, каждый из которых был сопоставим по размерам с длиной головы самого охотника. Птенцы, укрытые в расселинах между каменными глыбами, явно не испытывали недостатка в корме. А некоторые родители еще и разнообразили их рацион, принося отпрыскам ярко-красные ягоды какого-то местного кустарника.

Вечером того дня, когда мы улетали в Москву, у нас гостиничном номере собрались наши бишкекские друзья, столь много сделавшие для нас. Пришел и Андрей Субботин, оказавшийся в это время в Бишкеке. Отходная, понятно, не обошлась без обильных возлияний. Самолет улетал уже после полуночи. В силу всех этих причин в аэропорту, куда нас привезли ребята, оберегавшие здесь каждый наш следующий шаг, я был в состоянии сумеречного сознания.

И вот прохожу через рамку металлоискателя – звенит. Иду назад, снимаю часы – никакого эффекта. Снова выхожу, снимаю ремень с металлической пряжкой, но и это не меняет дела. Все кругом, включая охрану, в полном замешательстве. И тут мне в голову приходит странная мысль. Я ни на минуту не забываю о том, что у меня под легкой рубашкой два полотняных мешочка с гималайскими агамами. «Неужели это ящерицы звенят?» – думаю я. Но даже дежурным у рамки уже надоела вся эта канитель, и они, махнув рукой, пропускают нас на посадку.