Книга: Море и цивилизация. Мировая история в свете развития мореходства

Исламские мореплаватели в Индийском океане

Исламские мореплаватели в Индийском океане

В начале VII века Юго-Восточная Азия была разделена между Византийской и Сасанидской империями. Византия контролировала почти всю Малую Азию, Левант и Египет. Сасаниды правили Ираном, Ираком и частью Восточной Малой Азии; на Аравийском полуострове под их властью находились материковая территория Бахрейна, сам остров Бахрейн и побережье от Кувейта до Катара, Оман на юго-восточном углу полуострова и Йемен с его портом Аден в Аравийском море. Остальные части Аравии избегли имперского владычества: Хиджаз на Красном море, где находились священные города Мекка и Медина, Хадрамаут на южном побережье между Йеменом и Оманом и Ямана, государство в центральной части Северной Аравии. Ислам распространялся на восток так же быстро, как и на запад. В 634 году мусульманское войско взяло великий торговый город Дамаск в Сирии, ставший более чем на век столицей халифата. Персия была завоевана в 643-м, через год после взятия Александрии. С возникновением в 661 году Омейядского халифата ислам охватил Аравийский полуостров, Месопотамию и восток Малой Азии, а магометанские войска продвинулись на Кавказ. К востоку от Каспийского моря, между 694 и 714 годом, аль-Хаджадж ибн Юсуф ас-Сакафи, наместник Ирака, двинулся в Афганистан, через Амударью (Окс) к Сырдарье, примерно на 325 километров к северу, в итоге многие персы и тюрки Трансоксании (центр современного Узбекистана) перешли из зороастризма, буддизма и христианства в ислам. Трансоксания была коммерчески и стратегически важным регионом: по ней проходил Шелковый путь на отрезке к Кашгару и пустыне Такла-Макан, откуда начинались дороги в Афганистан и в Индию. К середине века исламское завоевание Средней Азии замедлилось. Хотя аббасидская армия одержала победу над китайцами в битве на Таласе в 751 году, тибетцы, продвигаясь на север, остановили ее натиск. В разгар своей экспансионистской фазы тибетцы воевали и с китайцами, и с арабами; в конечном счете их остановили мусульманская и китайская армии, действуя одновременно (хоть и не сообща), однако эти события вынудили торговцев более активно использовать морские пути между Персидским заливом, Индией, Юго-Восточной Азией и Китаем.

Мусульманское войско достигло верховьев Персидского залива в 635 году и обустроило военный лагерь в Басре. В следующем десятилетии империя Сасанидов пала, и к началу VIII века ислам распространился на восток до реки Инд. Купцы-магометане из Омана и Персии несли свою религию по торговым путям, которые с укреплением исламского государства обретали все большее значение. Рост торговли без усиления политической власти привел к росту пиратства в Аравийском море между дельтой Инда и Гуджаратом. Чтобы восстановить порядок, наместник аль-Хаджадж отправил на Индийский субконтинент войско. Это случилось в 711 году, за год до того, как Тарик ибн Зияд высадился в Гибралтаре и начал завоевание Пиренейского полуострова. Хотя кампанию можно считать естественным продолжением действий аль-Хаджаджа в Трансоксании и Афганистане, повод для начала войны был вполне конкретный. Согласно историку IX века аль-Балазури, «правитель Острова рубинов [Шри-Ланка] отправил аль-Хаджаджу некоторых женщин, дочерей скончавшихся в его стране магометанских купцов. Он хотел снискать расположение аль-Хаджаджа, отослав их назад. Однако судно, на котором они плыли, атаковали жители ад-Дайбуля [другое название Дебал, Банбхор, Пакистан] на барках и захватили все, что было на борту».[707]

Аль-Хаджадж провел серию карательных операций. Последней из них руководил Мухаммад ибн аль-Касим, которому были приданы «корабли с людьми, оружием и припасами».[708] Ибн аль-Касим захватил порт Дайбуль, убил местного царя и привел к покорности Синд, область, примерно соответствующую современному Пакистану. Многие буддисты из числа местных жителей были обращены в ислам. Завоевание помогло восстановить морские пути вдоль Северо-Западной Индии, Конканского и Малабарского побережья до Шри-Ланки. Однако в Синде территориальное расширение ислама в Южной Азии остановилось на следующие триста лет.

Несмотря на успехи в насаждении ислама, омейядские халифы Дамаска страдали от древней межнациональной вражды, на которую наложились религиозный раскол и вражда между арабами-мусульманами и обращенными в ислам иноплеменниками. Особенно велики были трения между арабами и персами, чья имперская и культурная идентичность имела более глубокие и мощные корни, чем у остальных народов, присоединенных в эту первую волну арабского завоевания. Когда потомок дяди пророка Мухаммеда Абу-ль-Аббас ас-Саффах взбунтовался против Омейядов, войска из Северной Персии его поддержали; в 749 году он был провозглашен халифом. Абу-ль-Аббас обосновался в городе Эль-Куфа в нижнем течении Евфрата, но в 761–762 годах его брат и наследник Абу Джафар аль-Мансур выстроил новую аббасидскую столицу в Багдаде, на западном берегу Тигра. Перенос административного аппарата в место, расположенное на 750 километров восточнее Дамаска, положило конец главенству Сирии в исламском мире. Теперь халифов интересовали не столько Средиземноморье и Северная Африка, сколько Средняя Азия и Индийский океан, что стало огромным стимулом для торговли в муссонных морях.

Согласно географу IX века аль-Якуби, место для закладки Багдада было явлено аль-Мансуру в видении, и тот сказал, что город станет «набережной мира.[709] Все суда, что идут [вверх] по Тигру из Васита, Басры, Ахваза, Фариса, Омана, Йаманы, Бахрейна и соседних областей, могут бросить здесь якорь. Равным образом все, что везут на судах [вниз] по Тигру из Мосула, Дияр-Рабии, Азербайджана и Армении, и все, что везут на судах по Евфрату из Дияр-Мудара, Ракки, Сирии, Египта и Северной Африки, можно разгрузить здесь». Другое преимущество состояло в том, что город легко оборонять. Через два века после аль-Якуби географ аль-Мукаддаси припомнил совет, полученный аль-Мансуром, который, в его изложении, сказал, что Багдад — «место между реками, куда противник не может попасть иначе как на корабле или по мосту через Тигр или Евфрат».[710]

Через пятьдесят лет после основания Багдада его население достигло, возможно, полумиллиона человек, что сделало столицу халифата величайшим городом мира за пределами Китая; на западе его ближайшими соперниками были Константинополь, Александрия, Дамаск и Басра. Своим бурным расцветом город был во многом обязан положению на Тигре в месте, где тот проходит на расстоянии пятидесяти километров от Евфрата. Здесь, в Центральном Ираке, река пересекает сухопутные торговые пути из Персии, Средней Азии, Индии на востоке и Сирии, Средиземноморья, Северной Африки на западе. Вдоль берегов во множестве стояли суда и суденышки, от тростниковых куфф, которые спускались из окрестностей Мосула, до морских кораблей, только что пришедших из Персидского залива и Индийского океана. Каналы обеспечивали доступ к Евфрату и западной торговле; в Багдаде останавливались паломники по пути в Мекку и обратно. Хотя столица располагалась почти в пятистах километрах от Персидского залива, Тигр и впрямь открывал Багдад для торговли со всеми странами Индийского океана. Таким образом, аль-Якуби мог заявить: «Вот Тигр;[711] между нами и Китаем нет преград, все, что на море, может прийти к нам по нему». Это утверждение вторит хвастливым словам Саргона об аккадских доках, хотя моряки теперь плавали куда дальше Дильмуна, Магана и Мелуххи. К X веку Багдад стал, возможно, самым оживленным портом мира, а города, куда ходили его суда (современники упоминают порты в Южном Иране и на острове Сокотра), называли «границей Индии».[712]

В последние десятилетия Сасанидской империи порты Персидского залива Убулла, Басра и Сираф пришли в некоторый упадок, однако во время перехода от сасанидского правления к мусульманскому они по-прежнему участвовали в дальней морской торговле. Аль-Балазури сообщает, что до начала исламской эры самым богатым из этих городов была Убулла. Как одна из двух столиц Омейядской провинции Ирака (второй была Эль-Куфа), Басра быстро затмила Убуллу, хотя ее успех определялся в большей мере политикой, чем географическим положением. Первоначальный военный лагерь разбили на месте древнего Спасину Харакса, но он находился в пятнадцати километрах от реки Шатт-эль-Араб и функционировал как порт лишь благодаря каналу, соединявшему его с Убуллой.[713] Тем не менее Басра привлекала к себе корабли[714] со всего исламского мира и из более дальних краев. Задолго до того, как стать портом на пути в Багдад (до основания которого оставалось еще более ста лет), Басра процветала сама по себе. В пору наибольшего ее величия, в VIII и IX веках, в Басре жило больше двухсот тысяч человек разных вер и народностей. Она славилась своими ремеслами, сельским хозяйством (особенно финиками), а также учеными, богословами, художниками и писателями.

Главным соперником Басры был Сираф, расположенный примерно в 600 километрах от нее на персидском побережье. Основанный в IV веке сасанидским шахом Шапуром II, Сираф имел большой рейд, более пригодный для кораблей с глубокой осадкой, чем северные порты, однако его климатические условия были крайне неблагоприятны: нестерпимая жара и недостаток воды ограничивали численность населения и уж тем более развитие сельского хозяйства. Последнюю проблему разрешили, построив цистерны и пресноводные каналы, из которых орошались роскошные сады купеческой верхушки, разбогатевшей на торговле с Багдадом и Ширазом, столицей персидской провинции Фарс в 225 километрах к северо-востоку. На протяжении всей эпохи Аббасидов историки и географы воспевали порту хвалы, и не без оснований: его купцы добирались по морю до Китая, они ввозили из Индии и Восточной Африки тик и другие породы дерева для строительства домов, мечетей, кораблей и навигационных башен, называемых хашабами. Сопоставляя Сираф с Ширазом, персидский географ X века аль-Истахри отметил: «Сираф почти сравнился с Ширазом размером и великолепием;[715] дома здесь из тикового дерева, которое везут из страны Зиндж [Восточная Африка]; строят их в несколько этажей с видом на море». Процветание Аббасидов длилось всего век, затем власть Багдада начали подтачивать мятежи и отпадение дальних провинций. Внутри страны росло недовольство всех слоев населения, от купцов до рабов. Как многие государства, в которых невольники составляли заметную часть жителей, халифат постоянно страдал от восстаний. Они начались еще в 680-х годах, однако самым сокрушительным было восстание зинджей,[716] длившееся четырнадцать лет (869–883) и унесшее сотни тысяч (по некоторым оценкам — более полумиллиона) жизней. Зинджей поддержали купцы Персидского залива, недовольные помехами, которые чинил их торговле халифат. Совместно они захватили Убуллу, Абадан и в 871 году Басру — ее падение стало величайшим поражением правительственных войск. Оно оказалось на руку Сирафу, Сухару и другим портам, которые Аббасиды контролировали лишь номинально, а порой не контролировали совсем. Все эти города поспешили извлечь выгоду из слабости Багдада.

В X веке аббасидские калифы были сведены до статуса марионеток, а фактическая власть перешла к Буидам — персидским шиитским эмирам, которые целиком подчинили себе Багдад и оба берега Персидского залива. Возвышение Буидов совпало с завоеванием Египта пришедшими из Ифрикии Фатимидами и оживлением торговли в Красном море, которая уступала торговле в Персидском заливе с тех пор, как Византия потеряла Египет. В 976 году Сираф был разрушен недельной чередой землетрясений.[717] Это событие, не столь решающее само по себе, стало предвестием экономического упадка Залива. В 1062 году вторгшиеся из Средней Азии турки-сельджуки захватили Шираз, но свою столицу учредили в Исфахане, семьюстами пятьюдесятью километрами севернее Сирафа, и морской торговлей интересовались мало. Беспорядки в Южной Персии, которые привели к возникновению пиратского государства на острове Киш в Ормузском проливе, и рост портов на Красном море при Фатимидах — все уменьшало привлекательность Персидского залива для купцов.

На первый взгляд кажется парадоксом, что завоевание мусульманами Египта в VII веке не привело к увеличению перевозок на Красном море (помимо доставки паломников и продажи зерна в Мекку). Нил и Красное море были важнейшими путями обмена между Индийским океаном и Средиземноморьем со времен античности, однако возникновение Багдада сделало Персидский залив главной целью купцов из западной части Индийского океана. Вся торговля, проходившая через Красное море до Фатимидского возрождения, была в руках купцов из Персидского залива, посещавших Джидду и Аден, где к IX веку можно было найти «все товары Синда,[718] Хинда, Китая, Занзибара, Абиссинии, Фарса [Персии], Басры, Джидды и Кульзума». В 646 году Праведный халиф Усман назначил Джидду портом Мекки, лежащей примерно в семидесяти пяти километрах к юго-востоку. Окруженная мелями и рифами, между которыми есть лишь один узкий проход для кораблей, Джидда тем не менее была одной из главных гаваней исламского мира, особенно во время хаджа, когда основой объем зерна и других припасов для паломников — а в некоторые периоды и самих паломников — доставляли морем через Кульзум (древняя Клисма, ныне Суэц). Она же служила базой для товаров, которые везли в Египет или из Египта, поскольку для купцов из Индийского океана было менее выгодно и более опасно заходить в порты севернее Джидды. С оживлением египетской торговли оживились и перевозки по Красному морю; еще один импульс они получили с завоеванием Синая сельджуками в 1060-х годах. Обычный сухопутный путь из Северной Африки в Мекку стал недоступен, и желающие совершить хадж теперь отправлялись в долгий путь через Египет: сперва они на судне поднимались по Нилу до Куса или Асуана, а дальше их ждало трехнедельное путешествие с верблюжьим караваном до крохотного порта под названием Айзаб[719] — его постоянное население насчитывало всего пятьсот человек. Айзабские корабельщики брали завышенную плату за стопятидесятимильный рейс до Джидды, а также за провиант, который вынуждены были покупать паломники. И все же маршрут Асуан — Айзаб — Джидда оставался практичным, пока первый мамлюкский султан Египта не победил государства крестоносцев в Палестине и в 1267/68 году не открыл дорогу на Мекку через Синай.