Книга: Море и цивилизация. Мировая история в свете развития мореходства

Ганзейский союз и торговля в Северной Европе

Ганзейский союз и торговля в Северной Европе

Даже и без генуэзских торговцев чума дошла бы в Европу с востока. Однако маршрут ее распространения по часовой стрелке из Средиземного моря в европейские атлантические порты, Северное море и дальше на Балтику свидетельствует о быстром расширении североевропейской торговли сразу после того, как итальянцы открыли морской путь из Средиземноморья во Фландрию. Здесь торговля была сосредоточена в руках немецких купцов, объединенных в Ганзейский союз. До возникновения этого союза европейская торговля ограничивалась, в сущности, региональным рынком. По сравнению с торговлей экзотическими товарами и взаимодействием зрелых, конкурирующих между собой культур в Средиземноморье и прилегающих к нему областях, экономический рост в Северной Европе основывался на довольно заурядных вещах. Ценные грузы составляли небольшую долю всех коммерческих перевозок в Средиземном море, но в Северном и Балтийском морях их значение было еще меньше. Тем не менее датские, германские, фламандские, английские и другие купцы, разбогатевшие на относительно недорогих товарах, постепенно сокращали разрыв между бедным севером и процветающим югом, и более непосредственное вовлечение в южную торговлю ускорило этот процесс.

Наиболее активно включались в средиземноморскую торговлю не Франция и Британские острова, ближе всех расположенные к Средиземному морю, а Фландрия и страны Балтийского моря. После завершения борьбы за британский трон в 1066 году Северное море стало относительно безопасным для дальних торговых рейсов. Теперь купеческие суда курсировали между Бергеном, Рибе, Гамбургом, Бременом, Утрехтом и Фландрией, поднимались по Рейну до Кельна, а также заходили во французские, английские и шотландские порты от Берика на севере до Бристоля в Ирландском море. В начале XII века наиболее активны были купцы из Скандинавии и Фландрии, но к ним все чаще стали присоединяться немецкие купцы из долины Рейна и в особенности из Кельна и Бремена. В то же время немецкие купцы все энергичнее вовлекались в балтийскую торговлю. Это направление было напрямую связано с расселением немецких колонистов за Эльбу, в Центральную и Восточную Европу. Продвижение на восток началось еще в X веке, а в XII, на фоне значительного увеличения численности населения, различные сословия немецкого общества, привлеченные открывающимися экономическими возможностями, а также воодушевленные идеями Крестового похода, начали массово переселяться в Мекленбург и Померанию (Западную Польшу). В 1143 году Генрих III Лев, герцог Саксонии, основал на полуострове, расположенном в междуречье рек Траве и Вакениц, город Любек.[927] Такое расположение — в двадцати километрах от Балтики и шестидесяти пяти километрах к востоку от Гамбурга на Эльбе — давало его купцам возможность быстрого доступа к Северному морю, долине Рейна и Центральной Германии.

Так же, как и в Средиземноморье, граница между коммерцией и Крестовым походом часто была практически неразличимой. Современник Генриха Льва писал, что «во время всех кампаний[928] в землях славян, в которых он участвовал в молодости» — вероятно, имеется в виду провал Второго крестового похода на Балтике, — «о христианстве речи не было, всех интересовали только деньги». Более успешным в духовном и прочих аспектах оказался Ливонский крестовый поход, организованный в поддержку церкви, основанной на Западной Двине. В 1201 году кафедра епархии была перенесена в Ригу,[929] расположенную в устье Двины, что открывало возможности для восточных христиан торговать с Любеком и получать оттуда военную поддержку. В 1230-х годах началась германская колонизация прибрежных районов Пруссии, и, несмотря на различные задержки, полстолетия спустя она была полностью завершена. Взаимоотношения между торговлей и крестоносным движением нашли емкое отражение в письме ревельского купца, которое он в 1274 году писал своему торговому партнеру в Любек: «Наши два города[930] тесно связаны, как руки распятого Христа».

Что еще важнее, возвышение Любека указывало на новую ступень в развитии торговли в Северной Европе. На этой ступени опыт и знания купцов, торговавших на суше, объединился с опытом и знанием морских торговцев, что соответствовало их общим интересам. Морская торговля всегда в большей или меньшей степени зависит от комбинации континентальных и морских маршрутов, но жители Любека первыми распознали, какие преимущества сулит использование местных особенностей. На старейшей сохранившейся городской печати Любека изображен когг — основной тип судов, служивших для грузовых перевозок в то время, — в котором сидят два человека: один одет в обычный костюм путешественника, а другой в куртку с капюшоном, как у моряка. Рисунок указывал, что Любек — место, где торговцы, доставившие свои товары морским путем, по Балтийскому морю, встречаются с купцами, которые свозят в город товары с материка, из долины Рейна. Моряки получали от сухопутных партнеров сведения о внутренних рынках, в свою очередь сообщая жителям Вестфалии, как обстоят дела с торговлей и перевозками в Балтийском и Северном морях. Поскольку они могли кооперироваться для закупок наиболее выгодных в данный момент товаров, это позволяло им увеличивать прибыль.

Как и многие передовые формы ведения бизнеса, такое партнерство оказалось исключительно выгодным. В 1241 году Гамбург и Любек заключили договор, гарантирующий обоюдные привилегии для купцов. Аналогичные договоры были заключены с другими городами, таким образом жителям Любека легко удалось убедить остальных немцев торговать исключительно с ними, и в результате Ганза — то есть союз купеческих гильдий — образовала сеть, охватившую всю Германию и, по мере расширения, Пруссию (Северо-Восточную Польшу), Литву, Ливонию (примерно, Латвию и Эстонию) и Новгород. В городах, не входивших в союз, ганзейские купцы открывали торговые представительства[931] («конторы»), а в некоторых даже строили фактории. Закрытые анклавы ганзейских купцов возникли в Новгороде (основан около 1200 г.) и в Лондоне («Стальной двор», 1281 г.); менее обособленные представительства были открыты в Брюгге (1252 г.) и Бергене (1343 г.). К середине 1300-х годов из «сообщества немецких купцов»,[932] которые путешествовали вместе как в целях безопасности, так и для получения преимуществ и привилегий в торговле с иностранными государствами, Ганза превратилась в «союз ганзейских городов», в которых интересы отдельных торговцев были подчинены интересам их городов. В 1356 году в Любеке состоялся общий съезд представителей купечества, на котором обсуждались соглашения, заключенные конторой в Брюгге с графом Фландрии и королем Англии. Торговые привилегии всегда были предметом переговоров отдельных купцов на местах, но в 1374 году представители ганзейских городов выработали принцип, согласно которому все решения, принятые отдельными конторами, должны были быть дополнительно утверждены общим советом всех ганзейских городов.

В домонгольский период шла активная торговля между Балтийским и Черным морями, но после разрушения монгольскими завоевателями Киева в 1240 году наиболее безопасный маршрут сместился на запад и теперь проходил по Одеру или Висле до Кракова, или по Пруту, притоку Дуная, или по Днестру. Далее на запад важнейшие торговые артерии[933] в Германии шли через территории вендов на Балтику: по Траве до Любека, по Пене и Одеру в Волин и Щецин, по Висле в Гданьск. Любек был главным центром торговли, и другие ганзейские города (всего примерно восемьдесят пять) обращались к нему за решением спорных вопросов, а нижненемецкий язык, на котором говорило большинство его жителей, стал лингва франка для всей торговли на Балтике. В то же время Ганзейский союз, пользуясь положением монополиста, всячески оттеснял своих конкурентов — готландцев, вендов, пруссаков, эстонцев и русских — от торговли наиболее прибыльными товарами.

Основным соперником ганзейских купцов были датчане, которые также пытались закрепиться в Восточной Балтике. Захватнические походы Генриха Льва на восток способствовали развитию пиратства на Балтике, поскольку, лишившись своих земель, славяне-венды стали совершать набеги на датское побережье вплоть до самой Ютландии на севере. Такая ситуация вынудила датского короля Вальдемара I Великого вступить в союз с Генрихом[934] I Львом. В 1169 году датчане разрушили вендскую крепость на острове Рюген в устье Одера и, пользуясь тем, что Фридрих Барбаросса был занят войной с Италией и Крестовым походом, упрочили свою власть на востоке. Во второй половине XIII века Дания погрузилась в гражданскую войну, и большая часть ее торговли оказалась в руках у немцев. Однако основы успешной коммерции заложили именно датчане. В Дании было основано множество городов и, в частности, Копенгаген (слово «Копенгаген» на стародатском означает «гавань торговцев»), расположенный рядом с проливом Эресунн и богатым рыбопромысловым районом неподалеку от полуострова Сконе, тогда принадлежавшего Дании, а теперь входящего в состав Швеции. Ловля сельди в этих водах много веков подряд оставалась главным двигателем экономического роста на Балтике. «История Дании» XIII века так описывает продуктивность этих вод: «Восточная сторона Зеландии[935] отделена от Скании проливом, который ежегодно приносит в рыболовецкие сети богатый улов. Воды в тех местах буквально кишат рыбой, так что суда временами останавливаются, поскольку гребцы не в силах пробиться через ее скопление, и ее уже нельзя ловить обычным неводом, но легко можно вытаскивать руками». Среди покупателей рыбы было много немцев, привозивших серебро из недавно открытых рудников в горах Гарц и соль — важную составляющую рыбной торговли — из Люнебурга, расположенного к югу от Гамбурга.

Хотя ганзейские купцы никогда не доминировали в Дании, как в Норвегии, где у них была «контора» в Бергене, основанная в 1343 году, многие немецкие торговцы селились в Дании. Все возрастающие трения между ганзейскими городами и Данией привели в 1360 году к открытым военным действиям.[936] По условиям Штральзундского мира,[937] заключенного в 1370 году, Ганза получила право контролировать Сконе, вернула свои привилегии, снизила таможенные пошлины и получила право вето при выборе короля Дании. В этот период Ганза достигла пика своего влияния и могущества на Балтике. Двадцатью годами позже Маргарита I Датская стала регентом Норвегии и задумала объединить три скандинавских королевства под верховенством Дании. С этой целью она поддержала восстание против короля Швеции Альбрехта, сына герцога Мекленбургского. В отместку его сторонники, включая граждан ганзейских городов Висмара и Ростока, начали поддерживать пиратов, наносивших ущерб Маргарите и ее союзникам. Эти пираты в дальнейшем получили прозвище «виталийские братья»: «виталийские» — поскольку они сами обеспечивали себя провиантом, а «братья» — в знак того, что все члены пиратской вольницы обладали равными правами. (Подобные названия часто использовались в названиях разбойничьих сообществ, действовавших на суше.) Судя по их девизу — «друзья Господа[938] и враги всех», отсылающему к высказыванию Цицерона с осуждением пиратства, — они прекрасно осознавали, что их деятельность незаконна. Виталийские братья действовали по всей Балтике, в 1392 году их приблизительная численность вдоль побережья Ливонии оценивалась в полторы тысячи человек, и два года спустя вокруг Датских островов курсировало почти три сотни разбойничьих судов. В 1396 году, когда пиратские войны были завершены, виталийские братья сохранили за собой базу на острове Готланд, с которого продолжали набеги на купеческие суда и нанимались на военную службу к различным правителям от Кале до Финляндии и России. Витальеры наводили ужас на всю Балтику вплоть до 1401 года, когда тевтонские рыцари из Пруссии захватили главный город Готланда — Висбю — и казнили всех оставшихся в живых пиратов.

Четырьмя годами раньше племянник Маргариты Эрик Померанский, который был в то время королем Норвегии, стал также правителем Дании и Швеции. Кальмарская уния,[939] на основании которой он правил всеми тремя странами, способствовала укреплению позиций датских купцов в Балтийском море наравне с торговцами из Ганзейского союза. Ослабление союза в середине столетия отражало как рост национального самосознания в каждом из трех государств, так и уменьшение угрозы со стороны германских торговцев. Политическое могущество Ганзы также было подорвано[940] усилением национальных государств по всей Европе, и в то же время голландские конкуренты стали угрожать их коммерческому господству. Датчане предпочитали иметь дело с голландцами, поскольку те, в отличие от немцев, не стремились навязать им свои правила. Более того, поскольку голландские суда курсировали между Балтийским и Северным морями, они тем самым снижали значимость оси Любек — Гамбург. Голландцы также стали источником поступлений в казну Датского королевства, когда в 1429 году правительство ввело пошлину за проход через пролив Эресунн.

При всей коммерческой, политической и культурной значимости Любека и Гамбурга приходится признать, что в период с XII по XIV век самым важным портом Северной Европы был Брюгге — государственный и политический центр провинции Фландрия, давший приют великому множеству иностранных общин. Брюгге стал портом благодаря страшному шторму 1134 года, когда в заиленном устье реки Звин[941] образовался канал, открывший городу доступ в Северное море. Это позволило кораблям подходить к самому центру города, где имелись рынки, весовые пункты и стационарные краны для разгрузки. Тем не менее драги того времени не могли долго поддерживать канал в рабочем состоянии, и со временем пройти по нему могли только самые мелкие суда, что привело к созданию портов ниже по течению, в Дамме и Слейсе.

Отчасти привлекательность Брюгге объяснялась хорошей доступностью для купцов из Южной Европы, Балтики и Британских островов, но он и сам по себе был богатым промышленным центром. В XII веке Фландрия, Эно и Брабант производили лучшие роскошные ткани в Северной Европе, и поэтому купцы из Генуи и Венеции вынуждены были плавать за ними в Брюгге. Кроме того, Брюгге производил рыцарские доспехи, рукописные книги, украшенные миниатюрами и орнаментом, а потом и печатные книги. Благодаря его вовлеченности в мировую коммерцию, практически все, что продавалось в Европе, можно было найти в Брюгге.[942] Список неизвестного автора перечисляет множество товаров, импортируемых напрямую из тридцати с лишним областей Северной и Южной Европы, Северной Африки, Леванта, Малой Азии и Черного моря. В списке упоминались такие продукты, как сельдь, зерно, сыр, бекон, мед, вино, пряности, финики, миндаль и сахар; ткани из шерсти, хлопка и шелка; продукты животного происхождения от мехов, шкур и кожи до свечного сала, топленого жира и пчелиного воска; драгоценные, цветные и черные металлы, а также промышленные минеральные вещества (медь, железо, олово, свинец, олово, уголь и квасцы) и охотничьи птицы. Брюгге оставался центром международной коммерции в Северной Европе до конца XV века, когда корабли полностью переросли мелкие воды реки Звин и средоточие торговли сместилось на восток к порту Антверпен на реке Шельда.

Ганзейские и фламандские купцы находились в выгодном положении на рынках Англии,[943] которая не производила почти никаких экспортных товаров, кроме шерсти, олова, угля и свинца, закупая при этом на континенте железо, соль, шкиперское имущество и вино. Англо-норманнская аристократия почти не уделяла внимания развитию флота, сосредоточившись на консолидации политической власти. Перед английскими королями также стояла трудная проблема управления территориями, расположенными по другую сторону Ла-Манша, которая принадлежала им по праву наследования. Когда Генрих II Плантагенет в 1154 году стал королем Англии,[944] он присоединил ее к своим обширным владениям во Франции, включавшим графства Анжу и Мэн (где он родился), а также герцогства Аквитанию и Гасконь. В худшее для себя время французские короли обладали лишь ограниченным доступом к Ла-Маншу, но между 1203 и 1259 годом они отвоевали Руан и Нормандию, а также Ла-Рошель и Бискайский залив, построили порт Эг-Морт на Средиземном море и вынудили английского короля Генриха III отказаться от притязаний на какие-либо владения на континенте, за исключением Аквитании. Обладавшая обширными виноградниками[945] вокруг Бордо и в долине Жиронды, Аквитания была особенно лакомым куском и настолько важной опорой для английской внешней торговли, что даже грузоподъемность судов стали измерять в танах[946] — единицах объема, равных большой бочке для вина, вмешавшей 252 галлона (1270 бутылок). (Хотя единицы измерения изменились, размеры судов до сих пор классифицируются в соответствии с их тоннажем.) Этот подход применяли как к гражданским, так и военным судам, и в начале 1200-х годов корабли грузоподъемностью больше восьмидесяти танов считались пригодными для военного флота, и поэтому их требовалось вносить в королевский реестр.

Такой подход к ведению военных действий на море оказался очень разумным, поскольку в Средневековье столкновения флотов в водах Северной Европы происходили очень редко. Гораздо чаще купеческие суда использовались в качестве вспомогательных и транспортных, особенно в английских кампаниях против Уэльса и Шотландии, а также во время Столетней войны[947] с Францией (1337–1453 годов). Учитывая опыт Анжуйского королевства в Войне Сицилийской вечерни, французы старались уделять больше внимания военному флоту. В 1293 году Филипп IV нанял генуэзских советников для работы на Clos aux Galees[948] в Руане — первой военной верфи в Северной Европе, а также арендовал в Генуе несколько судов с экипажами. С такими силами он был готов атаковать англичан. Сами французы не слишком рвались в бой. В частности, в Битве при Слейсе в 1340 году они потеряли 200 из 230 судов и семнадцать тысяч человек убитыми отчасти потому, что французские командиры не желали слушать генуэзских советников. Однако морские сражения случались редко — за всю историю Столетней войны их было всего четыре, — и даже когда урон был существенным, значение битвы сводилось к затруднению или облегчению перевозки людей и снаряжения.

В ответ на создание Clos aux Galees Эдуард I приказал двадцати шести английским городам выделить ему двадцать галер для защиты королевства. Эти суда составляли основу королевского флота: их дополняли корабли, предоставленные Пятью портами, а также взятые в аренду у иностранных владельцев. Союз Пяти портов[949] — Дувра, Гастингса, Хита, Нью-Ромни и Сэндвича — был создан между XI и XIII веком и первоначально занимался проведением ежегодной селедочной ярмарки в Ярмуте, но поскольку эти города имели стратегическое расположение вдоль Па-де-Кале, король обязал их защищать страну от вторжений с континента. Королевская власть в то время была довольно слаба, и государство в значительной мере полагалось на судовладельцев. В монаршей грамоте союзу вменялось в обязанность ежегодно предоставлять определенное количество судов для ведения военных действий, а за это союз Пяти портов получал исключительные привилегии, включая права на имущество потерпевших крушение судов и свободу от налогов, которые они регулярно недоплачивали.[950] В 1297 году, во время экспедиции Эдварда I в Слейс, более 165 человек погибло в стычках между экипажами из Пяти портов и соперничавшего с ними Ярмута. Восьмью годами позже одно из отправленных Пятью портами на королевскую службу судов должно было патрулировать Ла-Манш в целях противодействия пиратам, а вместо этого его команда ограбила суда, принадлежавшие лондонским купцам, на 300 фунтов стерлингов. Подобным же образом государство постоянно задерживало выплату жалованья командам и никак не компенсировало судовладельцам их потери, пока парламент в 1380 году не принял закон, устанавливающий небольшое возмещение[951] за износ корабельного имущества.