Книга: Море и цивилизация. Мировая история в свете развития мореходства

Средиземноморье

Средиземноморье

Рост могущества итальянских портовых городов и получение торговым сословием власти и привилегий — отличительные признаки начала коммерческой революции в средневековой Европе. Никогда со времен Финикии и Карфагена торговцы не пользовались таким уважением и влиянием, как в великих торговых городах: Венеции, Генуе, Пизе и Амальфи. Хоть и не слишком многочисленные, генуэзцы и венецианцы распространили свое коммерческое и торговое влияние на все Средиземноморье вплоть до Черного моря и, что особенно важно, на Северную Европу. Первоначально они добирались до ярмарок Шампани и центров германской торговли через альпийские перевалы, но уже к XIII веку освоили морской путь через Гибралтарский пролив и далее к берегам Англии и Фландрии.

Венеция расположена на островах, окруженных обширной лагуной, которая простирается на пятьдесят километров с юга на север, от эстуария По до устья Пьяве. Лагуна отделена от Адриатики цепочкой островов, расположенных примерно в одиннадцати километрах от материка. Венеция всегда считалась родиной мореходов, в тех краях почти все церкви[878] выходят фасадом на верфи или судоремонтные мастерские. Поскольку на островах невозможно выращивать пшеницу, венецианцам приходилось закупать ее в материковой Италии, и уже в VI веке венецианские баржи регулярно поднимались на триста километров вверх по реке По до Павии, которая в то время была столицей Итальянского королевства, и Милана. Речная торговля[879] дала венецианцам возможность отточить коммерческие, военные и дипломатические навыки, которые впоследствии помогли им распространить свое влияние на всю Адриатику и Восточное Средиземноморье. В X веке набеги Аглабидов сделали Адриатическое море опасным для торговых кораблей, но венецианцы не отступили. В тысячном году Пьетро II Орсеоло одержал серию побед над далматинскими пиратами, положив тем самым начало господству Венеции в Северной Адриатике. В дипломатическом плане Орсеоло заручился поддержкой Византии и того, что впоследствии станет Священной Римской империей, устроив браки между знатными венецианцами и правящими династиями обеих империй. В последующие века период правления Орсеоло стал рассматриваться как начало становления Светлейшей республики Венеции, и день, когда он отправился в свою далматинскую кампанию, с тех пор стали отмечать как «Праздник обручения венецианского дожа с Адриатическим морем». В ходе «свадебной» церемонии, которая проходила ежегодно в праздник Вознесения, дож, его свита, духовенство и послы иностранных государств выходили в море на роскошной церемониальной галере Бучинторо. Со словами: «Мы женимся на тебе, Адриатика,[880] в знак нашего подлинного и вечного владычества» дож бросал в море золотой перстень, благословленный патриархом Градо. Этот обряд был призван символизировать неразрывную связь между Венецией и морем и утверждал ее первенство относительно других возможных претендентов.

Морская мощь итальянских прибрежных городов развивалась совершенно не так, как в Византийской империи и халифатах. Поскольку Венеция не обладала большой территорией, весь ее флот был сконцентрирован в одном месте, и когда у города появились колонии, они располагались на давно освоенных венецианцами торговых путях, а следовательно, применение военной силы обусловливалось для них исключительно соображениями торговли. Точно так же военная организация отражала торговые принципы, лежащие в основе венецианского общества. Купцы, как правило, путешествовали на вооруженных судах (разница между «вооруженным» и «невооруженным» кораблем заключалась преимущественно в величине его экипажа), и законы, регулирующие тип и количество вооружений, которые позволено было иметь торговцам и команде, просто фиксировали сложившуюся практику. В длительные плавания корабли обычно ходили группами[881] из соображений безопасности, но в 1308 году синьория потребовала, чтобы суда, направляющиеся на Кипр, в Киликийскую Армению или в порт Тана в Азовском море, следовали организованным конвоем.

Венецианские корабли строились преимущественно частными владельцами для своих нужд, хотя правительство регулировало их размеры и парусное оснащение, чтобы в случае войны иметь в своем распоряжении суда разных типов. Судостроители изначально селились в квартале Риальто, но к XII веку перебрались поближе к Арсеналу, который сочетал функции государственной судоверфи, склада корабельной утвари и оружейной мастерской. В военное время государство покупало корабли у частных владельцев или фрахтовало их, а если требовались дополнительные суда, их постройку можно было заказать на частных судоверфях или рекрутировать работающих там корабельных плотников для работы в Арсенале. К началу XIII века Венеция обладала достаточным промышленным потенциалом, чтобы предоставить для перевозки Четвертого крестового похода примерно триста судов,[882] включая специализированные транспорты для перевозки лошадей, круглые корабли и пятьдесят галер. Столетие спустя Данте позаимствовал образ правительственной верфи для описания восьмого круга ада, где:

И как в венецианском арсенале[883]

Кипит зимой тягучая смола,

Чтоб мазать струги, те, что обветшали,

И все справляют зимние дела:

Тот ладит весла, этот забивает

Щель в кузове, которая текла;

Кто чинит нос, а кто корму клепает;

Кто трудится, чтоб сделать новый струг;

Кто снасти вьет, кто паруса латает…

На случай войны государство требовало,[884] чтобы все годные к военной службе мужчины в возрасте от двадцати до шестидесяти лет зарегистрировались в своем домашнем приходе. Все годные для призыва прихожане делились на дюжины. Из каждой дюжины по жребию выбирался один — он отправлялся служить на корабль, а остальные должны были каждый месяц вносить в казну по одной лире на его содержание. (В исключительных случаях доля призванных на службу могла быть выше.) Государство выплачивало каждому моряку пять лир в месяц. Гражданин мог откупиться от службы, заплатив правительству шесть лир для того, кто согласится служить вместо него.

Примерно в то же время — когда Венеция устанавливала свое господство на Адриатике и за полвека до вторжения Вильгельма I Завоевателя в Англию — норманнские рыцари стали появляться в Италии, где они нанимались на службу к какому-нибудь знатному вельможе-христианину. Одной из самых зловещих фигур среди этих наемников был Роберт Отвиль по прозвищу Гвискар («хитрец»). В 1059 году папа римский провозгласил его герцогом Апулии, Калабрии и Сицилии, при условии, что он сумеет вытеснить оттуда Византию и Кальбитов. Два года спустя он вместе со своим братом Рожером нанес поражение византийской армии, посланной для защиты притязаний Константинополя на эти две области. Когда в результате длительной осады пал последний оплот византийцев — город Реджо, открылся путь для вторжения братьев Отвиль на Сицилию. В 1060 году норманны высадились на острове, не встретив практически никакого сопротивления, и заключили союзный договор с одним из нескольких враждующих эмиров. В 1072 году им удалось захватить Палермо, и вскоре после этого вся Сицилия оказалась в их руках. Таким образом завершилось длившееся 250 лет мусульманское правление на острове. За год до падения Палермо Гвискару удалось захватить последний оплот византийцев в Италии — адриатический порт Бари. Десятилетие спустя он с эскадрой из 150 кораблей пересек Адриатическое море, захватил город Диррахий, намереваясь в дальнейшем отправиться в поход на Константинополь, но вынужден был отложить свои планы, так как папе римскому потребовалась его помощь в борьбе со Священной Римской империей. Византийцам удалось с помощью венецианцев восполнить свои потери. В 1085 году Гвискар предпринял вторую попытку[885] нападения на Византию, но его внезапная смерть помешала этим планам осуществиться. После устранения норманнской угрозы для Византии император Алексей I смог обратить свое внимание на отражение набегов турок-сельджуков.

Хотя норманнский контроль над проливом Отранто представлял прямую угрозу для интересов Венеции, императору Алексею удалось заручиться поддержкой венецианцев лишь с помощью «посулов и подкупа».[886] В 1082 году он издал Золотую буллу, в которой признавал венецианского дожа и его преемников повелителями Венеции, Далмации и Хорватии и гарантировал им дополнительные коммерческие привилегии во всех главных портах империи вплоть до ее самой восточной точки — Антиохии. Это были первые крупные уступки венецианцам как коммерческим перевозчикам и важная ступень в их развитии от региональных поставщиков соли, рыбы и зерна до одной из самых могущественных держав Средиземноморья. Алексея критиковали за распродажу империи, но долгие годы войны вынудили византийцев пойти на крайние меры: им нужно было срочно остановить стремительное падение экономики, и, судя по всему, это им удалось.

В дополнение к открытию перед венецианскими купцами византийских портов Золотая булла от 1082 года[887] отдавала в их распоряжение целый квартал в Константинополе, «…находящийся между старым Еврейским причалом[888] и так называемой Виглой, отдал расположенные на этом пространстве причалы и подарил немало другой недвижимости в царственном городе, в Диррахии и многих иных местах, где бы только венецианцы ни попросили. Более того, он дал им право беспошлинной торговли, где им заблагорассудится, разрешил не вносить в казну ни обола в виде таможенной или какой-либо иной пошлины и вовсе не подчиняться ромейской власти».

Хотя эти условия давали венецианцам значительные преимущества на всем Восточном Средиземноморье, они были не в силах взять на себя всю торговлю Византии. Оставшееся место заняли генуэзцы и пизанцы, хотя им надо было выплачивать пошлину[889] в размере от четырех до десяти процентов.

Генуя расположена[890] в четырехстах километрах к западу от Венеции — там, где побережье Лигурийского моря поворачивает в сторону Франции и Пиренейского полуострова. Город стоит на узкой полоске суши между морем и предгорьями Апеннин. Здесь не слишком благоприятные условия для ведения сельского хозяйства, добычи полезных ископаемых или заготовки древесины, а доступ в глубь континента затруднен горами. На узкой полосе континентального шельфа перед Генуей рыба почти не водится. Своими успехами генуэзцы обязаны умению максимально использовать все возможности, которые предоставляет, вероятно, самая лучшая природная гавань на всем побережье от Барселоны до Специи. Тот факт, что это самая северная гавань во всем Западном Средиземноморье, благоприятствовал торговле с Центральной и Северной Европой через долину реки По и альпийские перевалы. (Павия находится к 115 километрах к северу от Генуи, и большая часть пути проходит через горы. Милан расположен в 35 километрах за Павией, на другой стороне реки По.) Отстоящая от Генуи на семьдесят пять миль вдоль побережья Пиза стоит в устье реки Арно и поэтому имела лучший доступ к рынкам и мануфактурам Флоренции, однако она легко оказывалась втянутой в перипетии политической жизни Тосканы и внутренней Италии.

Между генуэзцами и пизанцами существовала острая конкуренция за растущую торговлю в Западном Средиземноморье; бо?льшую часть XI века они воевали друг с другом, но иногда отставляли в сторону свои разногласия, например для того, чтобы отразить нападения мусульманского эмира Сардинии в 1015 году или для совместной атаки на Махдию. Когда в середине столетия Зириды провозгласили себя независимыми от Фатимидов, Ифрикия погрузилась в эпоху беспрерывных войн, серьезно затруднявших торговлю, которую пизанские и генуэзские купцы, наряду с прочими, вели в Махдии. За африканское золото итальянцы предлагали[891] европейских рабов, меха и олово, а также древесину и зерно, когда в этих товарах случалась нехватка. В свою очередь они использовали золото для закупки шелков, пряностей, медицинских снадобий и других предметов роскоши на рынках Византии и мусульманского Востока. Пользуясь слабостью Зиридов, Пиза и Генуя в 1087 году объединили силы для атаки на Махдию. Самый подробный отчет об этом предприятии мы находим в пизанской победной песне, которая перечисляет некоторые подробности сражения, а также содержит явственные религиозные намеки,[892] предвосхищающие Первый крестовый поход, который, как в ней поется, начнется из соображений благочестия. Точно так же, как венецианцы не смогли воспользоваться всеми преимуществами, дарованными им Золотой буллой 1082 года, генуэзцам не удалось развить успех Махдийской кампании. Ее последствия оказались неопределенными, поскольку ни Генуя, ни Пиза не имели достаточно сил, чтобы удержать завоеванную территорию.