Книга: Эпоха открытий. Возможности и угрозы второго Ренессанса

Коллективное сомнение

Коллективное сомнение

Ну и что?

Увлекаемая вперед расцветом гения, Европа XVI в. намного обогнала остальные страны мира по многим показателям прогресса, но это стало ясно лишь позднее. В эпоху, чреватую непосредственными тревогами – надвигающимися с востока турками, междоусобными распрями европейских правителей, экономическими, социальными и религиозными потрясениями, поднявшимися на волне перемен, – люди обращали мало внимания на художественные и научно-технические прорывы. Что в них было толку, если они не могли изменить жизнь людей к лучшему?

Открытие Колумбом Нового Света несколько лет продолжали считать незначительным событием, особенно когда на другой чаше весов лежал реальный приз – короткий морской путь к сказочным богатствам Азии [32]. Найденные новые земли, не поставлявшие прибыльных товаров, таких как пряности, на первых порах едва ли казались прибыльными, а их жители не обладали религией и культурой того рода, который мог бы заинтересовать европейцев. С точки зрения современников, великие путешествия на запад через Атлантику не принесли ровным счетом ничего.

Точно так же научная работа Коперника представлялась совершенно оторванной от жизненных приоритетов. Даже немногим образованным людям, которые поняли, что сделал польский ученый, революционное значение его утверждения о том, что Земля вращается вокруг Солнца, было далеко не очевидно. У него не было никаких доказательств своей «ереси» – лишь теория, в которую лучше укладывались факты. И значение его открытия в те времена было в основном эзотерическим: оно помогало астрологам точнее составлять гороскопы. Обществу потребовалось не одно и не два столетия, чтобы свыкнуться с тем, что неясный символический язык геометрии и математики способен растолковать им физическую реальность намного лучше, чем Слово Божье. Предисловие издателя к тиражу «Об обращении небесных сфер» Коперника опасливо предупреждало: «Эти гипотезы не претендуют ни на истину, ни даже на вероятность… Они публикуются не с тем, чтобы убедить кого-либо в их правдивости, а лишь для того, чтобы дать надежную основу для вычислений… И пусть никто не ожидает от астрономии той определенности, которой она не в состоянии дать, дабы не принял он как истину мысли, изложенные для других целей, и не остался, окончив чтение, еще большим глупцом, чем начинал его» [33].

Даже печатный станок Гутенберга, столь очевидно превосходящий переписывание от руки, поначалу вызывал лишь недоуменное пожатие плечами. Если вам нужно было изготовить несколько экземпляров книги, быстрее, дешевле и надежнее было обратиться к писцу. Чтобы отлить и смонтировать тысячи металлических букв, Гутенбергу требовались немалые предварительные инвестиции. Этот способ имел смысл только при изготовлении больших тиражей. Но книги были предметом роскоши: полезные немногим, принадлежавшие единицам. Какая книга могла понадобиться сразу сотням человек? (На ум сразу приходит Библия, но нет: это был особый текст, для чтения которого требовалось руководство специалистов, – не так ли?)

И снова – ну и что?

Похожие сомнения омрачают и наши сегодняшние достижения. В науке и производстве все чаще раздаются голоса, утверждающие, что ни о каком расцвете речи не идет, а прорывов и изобретений, которые важны для нас здесь и сейчас, становится все меньше.

Статистическая стагнация

Экономическая статистика представляет собой унылое упрощение реальности. Она не в состоянии измерить многие важные для нас вещи: красоту «Сотворения Адама» Микеланджело или легкость, с которой мы теперь можем заводить друзей по всему миру. Но она может измерить некоторые другие вещи, которые тоже имеют немалое значение, а именно наши доходы, а также их ожидаемый прирост. Цифры требуют прямого ответа на вопрос, которым когда-то встречали Колумба после известия о его «неудаче»: можно ли вообще говорить о расцвете гения, если он не приносит нам ощутимой выгоды?

Самый убийственный показатель – выработка за час работы или, в экономических терминах, «производительность труда». Сколько «пользы» приносит один час работы? Наш доход напрямую зависит от ответа на этот вопрос. Экономисты считают, что это хороший способ следить за техническим прогрессом общества. («Технический прогресс» в данном случае означает не только машины, но и законы, порядки и бизнес-модели.) В зависимости от того, убираю я свой урожай двуручной косой или комбайном с GPS-навигатором, этот показатель – производительность одного часа моей работы – будет сильно меняться.

В настоящий момент эти цифры вызывают тревогу. В 2012 г. известный американский экономист Роберт Гордон проанализировал производственную статистику США за сто лет и пришел к выводу, что в действительности наши последние технологические достижения не так уже велики. В первые восемьдесят лет того временного отрезка, который он исследовал, с 1891 по 1972 г., производительность труда в США росла примерно на 2,3 % в год. С точки зрения макроэкономики это потрясающая скорость (с такими показателями производительность удваивается в каждом новом поколении), а темп и продолжительность прироста доказывают, что технологические достижения действительно переменили к лучшему жизнь нескольких поколений людей. Однако постепенно перемены подошли к концу: все граждане США получили машины, электричество и чистую проточную воду. После 1972 г. производительность росла гораздо медленнее – всего на 1,4 % в год, – и экономисты ожидали следующего большого бума, который мог бы придать производительности новое ускорение [34].

К счастью, это действительно произошло. Появились компьютеры и информационные технологии, которые снова изменили трудовые отношения; к 1996 г. рост производительности бодро поднялся до 2,5 % в год. К сожалению, на этот раз все закончилось еще быстрее. Технологии распространялись стремительно. К 2005 г. в США промышленные роботы, сканеры штрихкодов, автоматизированные кассовые аппараты, персональные компьютеры и электронная коммерция более или менее охватили всю страну, и рост производительности снова упал примерно до 1,3 %. На этой отметке он и остается с тех пор. Это неприятная новость для всех: средняя заработная плата в США за сорок лет, с 1932 по 1972 г., выросла на 350 %, но в течение следующих сорока лет – только на 22 %. Другими словами, несмотря на всю шумиху, окружающую компьютеры, они повлияли на доходы населения меньше, чем смывной туалет [35].

Ожидания не оправдались

Нынешняя стагнация очевидна даже без цифр. Рассмотрим аргумент, который выдвинули Гарри Каспаров и Макс Левчин. У человека, родившегося в США в 1875 г., было три способа попасть из пункта А в пункт Б: дойти пешком, доехать на лошади или доплыть на лодке. Этот человек ежедневно вручную приносил воду и вывозил нечистоты, жег дрова или уголь, чтобы получить свет и тепло, и выполнял бо?льшую часть своей работы с помощью других людей или животных. Если он не умер преждевременно (из-за плохих санитарных условий ожидаемая продолжительность жизни в то время составляла всего 40 лет), то он прожил достаточно долго, чтобы увидеть мир, в котором люди ездили на автомобилях, летали на самолетах, вызывали поток воды одним поворотом крана, зажигали свет щелчком выключателя и использовали машины для всего, от стирки одежды до подсчета заработной платы. Он мог стать свидетелем появления электричества и всех его производных, автомобилей и системы автомобильных дорог, централизованного домашнего водопровода и системы отопления, радио и телефона, авиаперелетов, а также вакуумной трубки, пенициллина, радаров, ракет и атомного оружия. А человек, родившийся в 1950 г., мог своими глазами наблюдать зарю космической эры и появление транзисторов и компьютеров еще до того, как ему исполнилось тридцать лет.

Сегодня многие ожидания о будущем не оправдались

Bill Watterston (1989). Calvin and Hobbes. Печатается с разрешения Universal Uclick. Все права защищены

Все эти изобретения определили облик современности. Но вместе с тем они внушили людям уверенность, что технологии обеспечат им фантастическое будущее.

Теперь перенесемся в настоящее: эти ожидания не оправдались. За исключением нескольких дополнительных гаджетов, полированного алюминия и цифровых дисплеев, современные кухни не слишком отличаются от кухонь наших бабушек и дедушек. Современные автомобили двигаются по трассе несколько быстрее, чем раньше, – но в городах гораздо медленнее из-за перегруженности дорог. После вывода из эксплуатации самолетов класса «Конкорд» перелет из Нью-Йорка в Лондон занимает те же шесть часов, что и раньше. (Мы даже перестали летать на Луну.) Несмотря на сотни миллиардов долларов, вложенные за последние сорок лет в медицинские исследования, богатые люди живут в среднем лишь на 8 % (пять лет) дольше, чем их бабушки и дедушки, и мы по-прежнему страдаем от тех же хронических заболеваний: рак, болезни сердца, инсульт, болезнь Альцгеймера и функциональная недостаточность органов.

Как заметил один из основателей PayPal Питер Тиль: «Мы хотели получить летающие машины, но вместо них получили 140 символов» [36].

Мечты потускнели

Все вышеописанное посеяло в нас глубокое сомнение: может быть, дни славы человечества действительно остались в прошлом? Может быть, человечеству суждено пережить определенное количество уникальных метаморфоз, и большинство из них мы уже совершили? Раньше мы не умели пользоваться электричеством – теперь умеем. Мы не могли поддерживать санитарно-гигиенические условия жизни – теперь можем. Мы не могли добраться из любого пункта А в любой пункт В – теперь можем. Мы не могли разговаривать в любое время в любом месте – теперь можем. Все, что нам осталось, – беспилотные автомобили и даже квантовая телепортация – меркнет по сравнению с этим.

И возможно, по-настоящему фундаментальные преобразования, которые нам еще предстоят, окажутся намного труднее. Раньше мы просто срывали низко висящий плод. Оглядываясь назад, мы видим, что добиться удвоения продолжительности жизни человека в первый раз было довольно просто: для этого понадобилось лишь удалить из наших домов животных (лошадей, коров, свиней, кур), разделить питьевую воду и сточные воды и обнаружить, а затем наладить массовое производство плесневого материала, убивающего бактерии (пенициллин). Чтобы снова удвоить продолжительность жизни, нам придется приложить намного больше усилий. Для этого мы должны будем разобраться, как происходит старение на генетическом уровне (где оно закодировано) и на клеточном уровне (где выполняется этот код), а затем выяснить, как его затормозить.

Расходы на новые молекулярные разработки, в млрд US$ (с учетом инфляции)

До недавнего времени продуктивность исследования и разработки новых лекарств неуклонно снижалась.

Bart Janssens, Simon Goodall, et al. (2011). Life Sciences R&D: Changing the Innovation Equation in India. Boston: Boston Consulting Group

До недавнего времени руководители крупных фармацевтических компаний наблюдали картину убывающей выгоды каждый раз, когда (хмуро) просматривали расходы на исследования и разработки. Фармацевтическая промышленность инвестирует в исследования и разработки почти 18 % доходов – больше, чем любая другая отрасль за исключением аэрокосмической [37]. За последние двадцать лет, когда фармацевтическая промышленность находилась в поисках следующего большого прорыва, эти расходы резко возросли. В 1990 г. мировая фармацевтическая индустрия потратила на поиски около 25 миллиардов долларов. К 2000 г. расходы удвоились до 50 миллиардов долларов, а к 2010 г. снова выросли более чем в два раза, до 130 миллиардов долларов [38]. Но, несмотря на некоторые громкие успехи – среди них статины, снижающие уровень холестерина, антидепрессанты и лекарства от СПИДа, – результаты исследований не поражают воображение. Число действительно новых препаратов, попадающих в руки общественности, каждый год остается неизменным.

В результате показатели снизились – наблюдается несомненная тенденция к сокращению расходов на исследования новых препаратов. Не было никакого скачка. Не было микеланджеловского момента. Только мучительный, нелегкий путь, с каждым шагом становящийся все труднее.

Более того, дело продвигалось так трудно, что у многих начали опускаться руки. В декабре 2011 г. фармацевтическая компания Novartis закрыла свою нейронаучную лабораторию в Базеле, Швейцария, отказавшись от дальнейшего поиска лекарственных препаратов от болезней мозга. Тем самым она присоединилась к GlaxoSmithKline, AstraZeneca, Pfizer, Merck и Sanofi – все они либо прекратили, либо существенно сократили попытки найти новые лекарства для лечения болезней мозга, поскольку многолетние инвестиции до сих пор не принесли результатов, которые можно было бы продать [39].