Книга: Мир животных. Том 1

О шакалах и лисах

О шакалах и лисах

Шакал – как бы уменьшенная до 6-14 килограммов копия волка. Много волчьего в его повадках, но много и непохожего. Шакал – животное определенно южное, у нас он нашел подходящее местожительство лишь в Предкавказье, в Грузии, Дагестане, местами в Закавказье, а также в Туркмении, Таджикистане и в долинах рек Сырдарьи и Амударьи. Забегают шакалы с Балкан и в Молдавию, но не часто. К жилью человеческому шакалы привыкли и часто селятся от него невдалеке, по ночам мешая людям спать своим действующим на нервы воем. Шакал растительной пищей не брезгует: на бахчах грызет арбузы, дыни, на виноградниках

– виноград, на полях – кукурузу. Но и про курятники не забывает, кур таскает. Падаль ест и всякие отбросы на помойках, лягушек, насекомых, ящериц, рыб, грызунов, птиц.

Любит камыши в поймах рек и берега озер, пустыни ему меньше по душе и высокие горы тоже. Весной где-нибудь в густых кустах, под корнями дерева, в норе барсука, лисы или дикобраза рожает шакалья самка от трех до девяти щенят. Живут они с матерью до осени, а на следующий год – уже и сами родители.

Римляне называли шакалов «золотыми волками», оттого слово «золотой» и фигурирует в их латинском видовом названии. Но иначе и по-разному, конечно, зовут шакалов в тех странах, где они есть, – в Индии и на Цейлоне, в Бирме и Турции, на Балканах в Европе, в Северной и Восточной Африке. В Африке еще три вида шакалов составляют им компанию (и конкуренцию). Самый обычный и нарядный – чепрачный шакал. Спина у него как бы покрыта черным, чуть оттененным серебром чепраком. А бока и лапы красивого желтого или оранжевобурого тона. Африканские шакалы менее общительны друг с другом, чем золотые, родина которых, бесспорно, Азия. Небольшими стаями собираются не часто: обычно лишь когда почуют, что лев задрал антилопу и всю не съел. Подбирать объедки за львами у них в обычае. Но если такая удача не предвидится, сами промышляют ящериц, мышей, птиц, юных и малых антилоп. Чепрачные шакалы даже на плотно пообедавшего питона отваживаются сообща нападать, если, конечно, он не очень большой и так объелся, что отяжелел и вял. Но если питон голоден, роли часто меняются: тогда шакал из охотника превращается в дичь. Еще леопарды не прочь при случае закусить шакалом. И люди шакалов невзлюбили за воровство: тащат и кур и все, что съедобного попадет в деревнях. Шкуры чепрачных шакалов красивы, из них шьют ковры и покрывала.

Полосатый шакал чуть, пожалуй, покрупнее чепрачного, но не так нахален и храбр. Абиссинский еще крупнее, но очень редок, и о жизни его почти ничего не известно.

Африканский чепрачный шакал. Спина у него темная, словно накинут на шакала черный чепрак. Весь год живут и охотятся эти шакалы обычно парами.

Вот и все шакалы Старого Света. Но в Новом, на западе Канады, США (к востоку до Великих озер, а южнее – только до восточного Техаса) и в Мексике, живет зверь, близкий к шакалам. Зовут его койотом, или луговым волком. У шакала хвост короткий, у койота – длинный и пушистый, почти как у лисы (но на конце черный, а у лисы белый). Жить в опасном соседстве с человеком койоты приспособились не хуже шакалов. Рассказывают, что даже железные дороги используют с выгодой: кормятся на откосах всякими отбросами, которые люди кидают из окон вагонов. Местами, услышав шум поезда, бегут койоты из прерий и полей, где охотились на мышей, птиц и насекомых, к железнодорожному пути и, навострив уши, сидят, бывает, неподалеку, ждут, не выбросит ли какой проезжий американец что-нибудь съедобное.

У лисиц, как у кошек, зрачок вертикальный, продолговатый (у волков, шакалов и собак круглый). И то еще в их характере есть кошачьего, что никогда стаями не живут и не охотятся, а все в одиночку. Правда, собираются иногда и лисицы по нескольку штук, чтобы новорожденного косуленка отбить у матери или раненую косулю заесть, но то не стая, а скорее случайно образовавшаяся компания: каждая пришла за долей для себя, и так получилось, что собрались к поживе вместе.

Лисиц лишь рода Vulpes, к которому причислена и наша красная лиса, девять видов: в Европе, Азии, Африке и Северной Америке. В СССР – три вида: красная, или обычная, лиса, афганская и корсак. Корсак – миниатюрная лисичка (с темным, а не белым концом хвоста!), живет в степях и пустынях Средней и Центральной Азии, на юго-западе Украины, в Поволжье (к северу до Саратова), в Предкавказье и Забайкалье. Афганская лиса еще меньше корсака, светлая, сероватая, хвост с темным кончиком. У нас (в Туркмении) очень редкий зверь.

Полосатый шакал. От других шакалов отличают его белый конец хвоста (как у лисы!), а также темные и светлые полосы на боках.

Красная лиса, как и волк, заселила очень большую территорию – всю Европу, почти всю Азию, включая Китай и Японию, Северную Африку и Северную Америку (впрочем, эту североамериканскую разновидность некоторые считают хоть и очень близким, но иным видом). Кроме того, завезли люди красную лисицу в Австралию, Новую Зеландию и на другие острова.

Про нее я много говорить не буду: не потому, что лиса – зверь неинтересный, просто знают ее все, и довольно хорошо. Как известно, лисы бывают не только рыжие, но и чернобурые (особенно нередки они на Чукотке), а на американском севере – и серебристо-черные. А также крестовки (с черным крестом на плечах и темно-бурым брюхом), сиводушки (более светлые, с бурым или ржавобурым крестом на плечах и темнобурым брюхом), замарашки (с темными пятнами, в частности на морде) и прочие – это даже не подвиды, а просто генетические формы (с разными генами окраски в наследственности), рождающиеся нередко и в одном помете. А кроме того, еще десятки разных подвидов лисиц разнообразной окраски. В общем, лисы северо-востока более крупные и яркие, в степях и пустынях – мельче и цветом бледнее.

Мимика лисьей морды очень выразительна.

Весной обычно в заброшенной барсучьей норе (реже самой вырытой), а иногда и в одной норе с ним, но в разных отнорках подземного лабиринта, родится у лисицы 3-6, а то и 12 бурых лисят. Люди, найдя их, иногда думают, что это волчата. На неопытный взгляд они и в самом деле похожи немного на волчат, но отличить их можно по белому кончику хвоста: у волчат он весь темный. Месяц и две недели кормит лисица молоком. Потом потихонечку ее чада на разведку из норы выходят. Но еще месяца три-четыре прячутся в ней. К осени разбредаются кто куда. А следующей весной у подросших лисят уже дети. Говорят, что барсук, выживая лису из своей норы, все норовит закопать ее. Лиса же портит ему жизнь тем, что пакостит у него под носом. Такого свинства в доме этот чистюля совсем не выносит и, потеряв надежду перевоспитать (или заживо зарыть) сожителя, бросает свой дом и роет новую нору. А лисе только этого и надо. Но боюсь, что такая интерпретация их взаимоотношений – всего лишь не лишенный, впрочем, выдумки охотничий рассказ.

Но вот другая старая охотничья басня о том, что у лисицы хвост фиалками пахнет, – чистая правда. Хотя, рассказывает Пришвин, случается, что охотники, желая в этом удостовериться, «не там нюхают».

Фиалковая железа, которая особенно велика и душиста в пору размножения, помещается не под хвостом, а на хвосте, сверху, почти у самого корня (в сантиметре от него). Назначение ее в жизни лисиц еще не вполне ясно. Но, во всяком случае, она не для того дана природой лисе (как раньше, бывало, охотники уверяли), чтобы, если ранена и силы ее на исходе, обернувшись назад, вдохнуть фиалковые ароматы, а вместе с ними и бодрость. Сердце будто бы сильнее тогда бьется, и набирается лиса от этой парфюмерии новых сил. Скорее всего распространяет фиалковая железа путеводные нити запахов, чтобы легче было рыжему жениху найти невесту в дебрях леса или в степных просторах.

Бывает, рассказывают, спасаясь от гончих собак или просто желая в безопасности поспать, залезает лиса на… деревья. И не только полуповаленные, наклонные, что не так уж удивительно, а будто бы даже и на прямостоящие ели. Если только, правда, разлапистые суки у елки растут низко над землей, чтобы могла лисица прыгнуть на них и, повиснув лапами, удержаться и перелезть повыше. Говорят, еще и «в опоссума играть» умеет лиса, притворяясь мертвой не хуже его, и тоже глазом не моргнет, если даже за хвост ее поднять и положить в мешок.

Впрочем, еще более удивительные вещи рассказывают про лису. Будто возьмет в пасть клок овечьей шерсти или сена и в какое-нибудь озерко или заводь потихоньку заходит. Блохи, которые купаться не любят, ища местечка посуше, переползают будто бы с ног (по мере погружения) на брюхо, оттуда на спину, со спины на голову. А с головы – на сено (или шерсть). Тогда великий стратег блошиной войны бросает перегруженный блохами ковчег. (И больше к нему не приближается!)

А еще про лис слава ходит, будто хвостом они рыбу ловят.

Можно ли всему этому верить?

Насчет дерева – пожалуй, правда. Насчет притворства – тоже, возможно, правда: потому что енотовидная собака из того же, что и лиса, звериного племени (семейства псовых) определенно так поступает. Когда собаки и охотники ее окружат, притихнет, лежит, будто умирает, и жизнь в ней еле теплится. А заметив, что враги отошли немного в сторону, вскочит и побежит. Но выдержки опоссума у нее нет, потому обычно выдает себя раньше времени, и ее тут же догонят и добьют.

Насчет блох – похоже, сказки. О рыболовстве с помощью хвоста судить не буду, ибо хочется мне в это поверить, да нельзя: не доказано наукой.