Книга: Будущее Земли: Наша планета в борьбе за жизнь

11. Божественные создания

11. Божественные создания

вас может создаться впечатление, что область науки, связанная с изучением биоразнообразия, по своему духу и настрою кардинально отличается от традиционной биологии. Но провести параллели между ними все-таки можно. Клетки и мозг подобны экосистемам — они ничем не отличаются от дождевых лесов, саванн, коралловых рифов или альпийских лугов. Первым делом необходимо выявить и описать месторасположение и функции различных частей, а затем установить, как они взаимодействуют друг с другом, чтобы составить полную картину. Однако изучение органов в основном не выходит за пределы лабораторий. Даже небольшой поверхности стола площадью 1 м достаточно, чтобы сделать серьезное научное открытие. Напротив, изучение биоразнообразия, а эту область знаний называют то наукой о биоразнообразии, то естественнонаучной историей, то эволюционной биологией, охватывает всю поверхность планеты, предполагая работу в самых разных условиях.

Существует два типа ученых. Первые идут в науку, чтобы зарабатывать на жизнь. Вторые поступают с точностью до наоборот: они находят способ заработать на жизнь, чтобы иметь возможность заниматься наукой. Практически все ученые-натуралисты, которых я знаю, относятся ко второй группе. Отличаясь потрясающим усердием, они напрочь лишены стремления к соперничеству.

Они также одни из самых низкооплачиваемых представителей мира науки, а их заслуги очень редко отмечаются какими-либо наградами. Так что никаких других стимулов, кроме самой работы, у них нет. Сплетничать об отсутствующих коллегах на встречах натуралистов не принято. Вместо этого они оживленно обсуждают последние открытия и чрезвычайные происшествия. («Слышал, Питер сорвался в ущелье в Сальвадоре. Не знаешь, с ним все в порядке?») За редкими исключениями никто ничего не скрывает. Все как раз наоборот. Принято обо всем рассказывать. Если бы вы решили подслушать разговор двух натуралистов, то стали бы свидетелем примерно такого диалога: «Слышал об этом безумном случае симбиоза углокрылого кузнечика и оропендолы? Вроде бы где-то в Суринаме». Или: «Боб отправился изучать свои лишайники на Алтай, и русские дали ему разрешение разбить там лагерь в предгорье на полгода. Эх, я бы с удовольствием отправился туда хотя бы на недельку пособирать короедов! Там же непочатый край работы. По крайней мере в том, что касается короедов». А вот и пример из реальной жизни.

Эд Уилсон Бену Рейнесу из в пойменных лесах в дельте рек Мобил и Тенсо на юге Алабамы 27 апреля 2014 г.: «Слышал, здесь встречаются ягуарунди. Если они и правда здесь есть, это потрясающая новость для местной фауны млекопитающих». (Ягуарунди — вид хищных млекопитающих семейства кошачьих, ведущих скрытный образ жизни. Ареал простирается на север и восток от американских тропиков до Техаса. Вполне возможно, что во Флориде и в центральной части побережья Мексиканского залива существует привнесенная извне популяция.)

Рейнес: «Что-то не верится. Ты видел хоть один снимок?»

Уилсон: «Нет. Ты, наверное, скажешь, что раз ни у кого нет ни фото, ни шкуры, то и гадать нечего. Но слух по крайней мере любопытный».

Рейнес: «Во всяком случае, я точно знаю, что здесь есть пумы, но их практически никто никогда не видел. Так что, может быть, и ягуарунди однажды тоже появятся. Будем надеяться».

Дух товарищества, думается, объясняется тем, что любого квалифицированного натуралиста даже с минимальными амбициями, проницательным взглядом и бесконечным запасом средства от комаров ждет практически бесчисленное количество открытий. В среднем даже на одну неделю упорного труда приходится столько открытий, что чувство удовлетворенности обеспечено любому. Это как забрасывать крючок с наживкой в кишащий сомами пруд где-нибудь в Луизиане — каждая попытка будет заканчиваться клевом. Сделайте три вдоха и просто вытяните добычу из воды. Почти каждая научная командировка в какую-нибудь глушь или экскурсия по коллекции какого-либо музея заканчивается достойным открытием в области естественнонаучной истории. При условии, разумеется, что вы имеете представление о видах, с которыми работаете.

Натуралисты, как и другие ученые, мечтают о великих открытиях, невообразимых находках и неуловимых призраках, которые сулят драгоценные моменты озарения. У нас тоже есть свои святые Граали, самыми известными из которых являются отсутствующие звенья эволюции: например, переходные формы между динозаврами и птицами, двоякодышащими рыбами и амфибиями, человекообразными обезьянами и людьми.

Не менее волнующе снова открывать виды организмов, которые считаются давно вымершими. И здесь я хочу вам рассказать об одной из моих излюбленных фантазий. В ней я плыву на байдарке по затопленной части пойменного леса — того самого, который окружает реку Чоктаватчи, пересекающую так называемый отросток штата Флорида и впадающую в Мексиканский залив. Вдруг где-то вверху раздается какой-то странно знакомый звук птичьего голоса «пит, пит», за которым следуют два быстрых удара клюва по твердой древесине. «Да это же…» — думаю, я. Но как такое может быть? Но вот же, я слышу. Значит, может. Почему нет?

Следующая сцена фантазии — влетает пара крупных дятлов и с шумом усаживается на ствол высохшего кипариса прямо над моей головой на высоте 6 м. Потом снова раздается звук двойного перестука — одна из птиц пытается достать из-под коры личинку жука.

Направляю бинокль вверх. Да, я не ошибся. Черные туловища и хвосты, сверкающее белое оперение внутренней стороны крыльев, ярко-красный хохолок особи мужского пола. Белоклювые королевские дятлы! «Но, — думаю я, — это же невозможно!» Может быть, я что-то путаю и в определителе были перечислены другие признаки. Но мне приходится поверить собственным глазам. Согласно проверенным данным, в последний раз белоклювого королевского дятла видели в 1944 г. в местности Сингер-Тракт в Луизиане. Я знаю об этом даже в своей фантазии. Я также помню, что тот случай, когда его будто бы видели на болоте в районе Биг-Вудс в Арканзасе в 2004 г., не был подтвержден: та птица оказалась хохлатой желной — их часто путают с белоклювым дятлом. Еще я помню, что несколько позже группа орнитологов сообщила о признаках наличия популяции белоклювых дятлов в лесах в пойме реки Чоктаватчи во Флориде, но самих птиц пока никому наблюдать не доводилось. Во всяком случае, до настоящего момента.

Но вернемся из мира грез в реальный мир. Через несколько лет после того, как группа орнитологов сообщила о следах белоклювых дятлов, я отправился в путешествие по Чоктаватчи. Это было очень увлекательно даже без белоклювых дятлов. Чоктаватчи — типичная для этого региона прибрежная река: густой субтропический пойменный лес, ведущие в никуда притоки, буйство самых разных форм жизни повсюду, несколько видов черепах — так называемые скутеры и ползуны, — соскальзывающих с ветвей поваленных деревьев и исчезающих из виду сразу, как вы к ним приближаетесь. Выше по реке с шумом ныряют аллигаторы, иногда довольно крупные.

Я знал, что шансы невелики, но втайне надеялся, что смогу сам увидеть белоклювого дятла. Сопровождавший меня М. Дэвис, крупный землевладелец и активный борец за сохранение дикой природы на побережье Мексиканского залива, который знал этот район как свои пять пальцев, был настроен весьма скептически. Он сказал мне: «Послушай, если бы я действительно хотел узнать, есть тут белоклювые дятлы или нет, я бы поднялся вверх по течению, поговорил бы с местными знатоками и предложил хорошую награду за доказательства существования популяции этих птиц. Разумеется, я не имею в виду мертвых дятлов».

Однажды я завтракал с группой натуралистов в только что отремонтированном амбаре Дэвиса, готовясь провести день за полевыми исследованиями. Как-то сам собой разговор зашел о возможности существования белоклювых дятлов в пойме Чоктаватчи. Все сошлись на том, что это невозможно — никто не хотел показаться излишне легковерным, — пока один из присутствующих не сказал, что у него есть интересная аудиозапись птичьего голоса и он хотел бы ее нам проиграть. Он включил запись, и мы услышали: «Пит-пит, пит-пит». Опытный орнитолог, который был в числе завтракавших, негромко произнес: «Это белоклювый дятел». Возможно, это он и был, но я — реалист. Подозреваю, запись была сделана 60 лет назад в Сингер-Тракт в Луизиане. Один из самых эффектных видов птиц Америки, столь же легендарный, как и американский журавль или калифорнийский кондор, белоклювый дятел стал жертвой вырубки кипарисов и других крупных деревьев, от которых зависело его существование. Сингер-Тракт стал его последним пристанищем, и, когда эту местность тоже расчистили от леса, вместе с деревьями исчезли и дятлы.

Давайте теперь вернемся на мгновение в мир фантазии. Подумайте, что бы вы сказали, если бы именно вам довелось сделать это историческое открытие. Представьте, что вы живете на юге США 100 лет назад, когда белоклювые дятлы уже были редкостью, но все-таки время от времени показывались людям. Теперь представьте, что вы не видели представителей этого вида птиц никогда прежде. И вот вы оказываетесь лицом к лицу с белоклювым дятлом. Скорее всего, вы отреагировали бы так, как и большинство из нас: «Боже, что это?» Всякий, кому, как когда-то мне на Коста-Рике, довелось бы наблюдать с открытым ртом за парой красивых крупных дятлов, внезапно появляющихся непонятно откуда и усаживающихся на ветку прямо над головой, отреагировал бы точно так же.

И вот как-то так получилось, что еще много лет назад за белоклювыми дятлами закрепилось название «божественные птицы».

Рассказывая все это, я не призываю вас отправиться в путешествие в пойму Чоктаватчи. Я хочу помочь вам понять ту страсть, с которой относятся к своему делу натуралисты. За свою жизнь все мы непременно совершаем хотя бы одно открытие, случайно встречая представителей неизвестного науке, исчезнувшего, но вдруг воскресшего, просто редкого или необычного вида. Это можно сравнить с моментом божественного откровения. Такой вид может встретиться где угодно и когда угодно. В зависимости от того, любитель вы или профессионал, существо перед вами может оказаться, например, божественной саламандрой, божественной бабочкой, божественным пауком или даже — если опуститься на ступеньку ниже по бесконечной лестнице биоразнообразия — божественным вирусом. Каждый живущий вид представляет ценность для нас. Натуралисты живут ради таких вот моментов божественного откровения. И мы хотим сохранить этот уникальный опыт для всех последующих поколений.