Книга: Бореальная культура позднего палеолита как свидетельство первой европейской цивилизации

Заключение. Поздний палеолит – время языков

Заключение. Поздний палеолит – время языков

Поскольку, в других работах мы будем более подробно говорить о возникновении протоиндоевропейского языка и рассматривать аргументы, на основании которых мы можем обосновать связь между его возникновением и позднепалеолитической бореальной культурой, следы которой в настоящее время представлены в виде петроглифов, в заключении я хочу более подробно остановиться на анализе гипотезы моноязыка, так как очевидно, что мы не можем перейти к вопросам происхождения протоиндоевропейского языка не обозначив начальных позиций. А в данном вопросе эти позиции напрямую зависят от принятия или непринятия данной гипотезы.

Позиция лингвистов, которые увидели конечную точку возникновения языка, как происхождение всех языков от одного – вполне понятна. Однако это не повод для того, чтобы все возможные сходства языков объяснять их родством. Народы как расходились, так и сходились. Языки соседей влияли друг на друга и обретали общие черты. Например, в настоящее время русское население Нью-Йорка говорит на смеси русского и английского, который получил название – рунглиш. Но из этого факта никто же в будущем не будет предлагать версию, что русский и английский язык произошли в результате распада рунглиша.

На мой взгляд, в гипотезе моноязыка роль взаимного влияния языков несколько принижается. Сама по себе постановка задачи – непременно вывести все языки из одного – как таковой наукой не является, а уж интерпретация фактов под заранее озвученный результат тем более не может претендовать на научные методы.

Рассмотрим некоторые моменты, над которыми, на мой взгляд, стоит задуматься приверженцам гипотезы моноязыка.

Возьмем самую известную и большую макросемью языков, которую выделяют приверженцы гипотезы моноязыка – ностратическую, иногда ее именуют борейской, а иногда борейской именуют макросемью более высокого уровня – гиперсемья, куда входит ностратическая макросемья. Так считал С. А. Старостин.

Термин «борейская» означает северная (греч. «borey» – север).

Термин «ностратическая» был предложен в 1903 Х. Педерсеном (от латинского «noster» – наш).

Различные исследователи включают в ностратическую макросемью различные семьи языков, но индоевропейская семья и уральская включаются во всех вариантах. И мне хочется понять, каким образом к уральской семье языков стали относиться языки народов, принадлежащих как к монголоидной, так и к европеоидной расе. На уральских языках говорят на северо-востоке Европы и северо-западе Азии. Особняком стоят венгры, которые, мигрировав в центральную Европу, сумели создать здесь свое государство и тем самым сохранили свой язык.

Давайте рассуждать.

Если изначально был моноязык, значит, он возник еще в Африке, до того, как наш вид расселился по планете (так по С. А. Старостину [10]). А поскольку, после того, как наш вид Человек разумный (Гомо сапиенс) вышел за пределы Африки, у него возникло 3 основные расы: негроидная, европеоидная и монголоидная, стало быть, эти три группы длительное время были в изоляции, иначе расы бы не возникли. Причем Гомо сапиенсы, которые стали родителями монголоидной расы отделились раньше будущих европеоидов, это заключение мы можем сделать, поскольку в Азии человек нашего вида, судя по ископаемым останкам, появляется примерно 50 тыс. лет назад, а в Европе – 40 тыс. лет назад. То есть на 10 тыс. лет позже, чем в Азии. И у монголоидов, которые изначально владели моноязыком, он развивался уже 10 тыс. лет. После этого от негроидов отделяется европеоидная ветвь, у которой моноязык все эти 10 тыс. лет тоже развивался отдельно от монголоидов.

И далее каким-то образом и у европеоидов и у монголоидов, биологическая эволюция которых шла независимо друг от друга, образуются языки, принадлежащие уральской семье. Понятно же, что такого просто не может быть. Понятно, что праязык уральской семьи возник в каком-то одном центре, в европеоидном, или в монголоидном. А когда народы стали перемешиваться в результате миграций, вызванных климатическими изменениями, и люди разных рас вошли в контакт, в уральскую семью языков и были втянуты представители другой расы.

Допустим, уральская семья вышла из монголоидного центра. Но тогда эта семья должна быть гораздо ближе к сино-тибетской семье, куда входит китайский язык и вместе с сино-тибетской семьей входить в одну макросемью, ведь именно на эти семьи и еще ряд других, должен был распасться моноязык в монголоидном центре.

Однако лингвисты в одну макросемью уральскую семью объединяют с индоевропейской, а сино-тибетскую семью в макросемью объединяют с кавказской (тоже с европеоидами, кстати).

Вроде бы из этого мы можем сделать вывод, что уральская семья возникла в результате исхода уральских народов из европеоидного центра.

Хорошо, рассмотрим этот вариант.

Итак, из европеоидного центра выделяется народ, который в будущем станет носителем уральского праязыка, народ делится, от уральского праязыка отпочковываются новые ветки, и вот в результате миграции он начинает взаимодействовать с представителями монголоидной расы. А у этих представителей, на минутку, за плечами порядка 15–20 тыс. лет своей эволюции моноязыка. Ну и что это за язык? Куда он делся? Не может язык с такой историей просто так исчезнуть. Должны же быть островки, где народы сохранили тот древний язык. Как в Африке.

Кроме того, если брать историю непосредственно после позднего палеолита, то мы видим на территории Европы народы европейской расы, говорящие на уральских языках, но мы не видим в Азии монголоидов, говорящих на индоевропейских языках. На мой взгляд, это свидетельствует именно об экспансии монголоидов в Европу.

Монголоидные народы в Азии, говорящие на индоевропейских языках, забывая язык собственный, стали появляться только после экспансии в Азию европейцев уже в нашу эру. А мы говорим о событиях позднего палеолита – раннего неолита.

Достаточно трудно обосновать выделение уральской семьи из европеоидного центра и чисто географически, в Европе просто нет места, где эта семья могла бы длительное время автономно развиваться, ведь даже древнеиндийский язык, после исхода ариев в Индию не сумел приобрести столь весомые различия, чтобы выйти за пределы индоевропейской семьи. Каким же образом это удалось сделать уральской семье, если народы – ее носители, проживали в Европе?

Аналогичная история с алтайской языковой семьей. Народы, говорящие на этих языках образуют, как говорят в геологии, изоморфный ряд от европеоидов до монголоидов. Даже в одном татарском народе, язык которого относится к тюркской ветке алтайской языковой семьи, есть и монголоиды и европеоиды.

Народы этой семьи проживают на северо-востоке Азии и юго-востоке Европы. Соответственно на северо-восточной азиатской оконечности мы имеем максимальное представительство монголоидов, а на противоположном юго-восточном европейском конце максимально – европеоидов. Полагаю, что в этом направлении, с северо-востока Азии на юго-восток Европы, и происходила миграция народа при наступлении ледниковья. Апофеозом этой миграции явилась Османская империя. Предположить эту миграцию в обратном направлении довольно проблематично. Местом возникновения алтайской семьи считают Алтай, что и отражено в названии, я же полагаю, что протоалтайский язык возник на севере Азии, так же как и протоиндоевропейский на севере Европы. В противном случае непонятно, каким образом народы на севере Азии, например, якуты, стали носителями языка из этой семьи.

Приверженцы же гипотезы моноязыка алтайскую семью, так же как и уральскую, включают в ностратическую макросемью, а не объединяют в одну макросемью, например, с сино-тибетской языковой семьей.

Теперь возьмем афрозийскую семью. Некоторые исследователи включают ее в ностратическую макросемью (В. М. Иллич-Свитыч), некоторые выделяют ее как самостоятельную макросемью, при этом подчеркивая, что ностратическая макросемья является ее ближайшим родственником (Старостин), т. е. относят ностратическую и афрозийскую макросемьи к борейской гиперсемье.

На языках афрозийской семьи говорят на севере и северо-востоке Африки. Почему же она опять ближе к ностратической макросемье, чем к какой-нибудь африканской семье? Если именно в Африке возник моноязык? По идее, именно к африканским семьям должны примыкать все остальные, но более чем на половине мира языки относят к ностратической или борейской (т. е. северной) макросемье, а африканские языковые семьи наоборот, выглядят наиболее изолировано. Как могло такое получиться, если придерживаться концепции африканского моноязыка?

С точки зрения выделения афрозийской семьи из протоиндоевропейскоафрозийского языка, то здесь никаких проблем нет. Это вполне возможно. Миграция европеоидов на юг (север Африки) при наступлении ледниковья вполне логична и подтверждена на многих уровнях, в том числе и на лингвистическом, где многие негроидные народы стали говорить на языках афразийской семьи, в то время как основой этой семьи являются диалекты арабского языка. А арабы – это европеоиды.

Вопрос лишь в том, говорили ли мигрировавшие европейские племена на общем протоиндоевропейскоафрозийском языке, или были еще безъязычными и протоафрозийский язык у них появился позже? Понятно, что в позднем палеолите новшества распространялись не так быстро, как в наше время.

Как решается этот ребус соотношения рас и языковых семей? На мой взгляд, с позиций моноязыка он не решаем.

Как же мог выглядеть процесс возникновения языков, если мы отбрасываем концепцию моноязыка?

Мне он представляется следующим образом. Наш биологический вид Человек разумный возник в Африке и за пределы африканского материка стал распространяться в интервале 60–40 тыс. лет назад. На этот момент никакого осмысленного звукового абстрактного языка еще не было. Но какие-то звуки, так же как и многие остальные животные, человек издавать мог.

По мере выделения и формирования монголоидной и европеоидной веток стали нарастать физиологические различия, которые отразились в дальнейшем и на формирование речевого аппарата.

Проблема с койсанскими языками в Африке, о которой говорит Старостин [10], состоящая в том, что в них присутствуют кликсы – щелкающие согласные, которых нет больше нигде, на мой взгляд, и подчеркивает то, что языки начали возникать в разных местах у различных популяций нашего вида, которые обладали при этом уже разными физиологическими особенностями и находились в различных природных условиях, это приводило к тому, что первые появляющиеся смыслоразличимые фонемы в разных центрах были отличными друг от друга. Сколько было таких центров возникновения языков даже предположить очень сложно, но вполне вероятно, что в пределах каждой расовой ветки таких центров могло быть несколько. Понятно также и то, что по времени возникновения это множество протоязыков могло существенно расходиться.

С койсанскими языками интересно то, что носителей койсанских языков выделяют в самостоятельную капоидную (или койсанскую) расу. И по облику она более напоминает монголоидную, нежели негроидную расу (формирования в похожих пустынных условиях), т. е. физиологические отличия вполне обусловлены средой.

Кроме того, генетиками установлено, что самой древней ветвью, которая находится ближе всего к общим предкам всего человечества, является, как раз капоидная (койсанская) раса (Сара Тишкофф, 2009 [33]). И Старостин, определенно, рассматривал койсансие языки, как наиболее древние и наиболее близко стоящие к моноязыку.

Но мы уже говорили, что негроидная раса появляется порядка 80 тыс. лет назад. И в этом случае моноязык, если мы хотим вести его от койсанской расы, которая, очевидно, существовала еще до возникновения негроидной, никак не может быть моложе этой даты, поскольку под возникновением расы должно пониматься отделение некой группы, которая утрачивала связь с материнской группой и начинала эволюционировать самостоятельно в других географических и климатических условиях. Однако сам Старостин исходя из лингвистического анализа определял максимальную древность возникновения моноязыка как 50 тыс. лет назад.

Также, насколько мне известно, в Африке не существует более древних археологических артефактов, нежели карельские и кольские петроглифы и палеолитические венеры, доказывающие наличие абстрактного языка у койсанской, да и негроидной расы.

Койсанскую же расу, возможно, следует рассматривать как прямого потомка того подвида, который порядка 200 тыс. лет назад первым обозначил появление вида Человек разумный. Но это вовсе не означает, что и язык у этой расы возник раньше остальных рас. Наоборот, изменившиеся условия, в которых проистекало формирование новых рас, являлись более благоприятным фоном для появления новых качеств.

Исходя из сказанного, можно предположить, что протоязык индоевропейской семьи был одним из наиболее древних и возник в интервале 40–36 тыс. лет назад. Этим объясняются передовые позиции европеоидов на протяжении всей последующей эволюции человеческих цивилизаций. Они раньше остальных вступили в поле новой информационной материи.

После возникновения протоязыка в каком-либо центре в результате расселения народа от него начинают отделяться различные группы, языковая эволюция у которых идет уже по собственному независимому от других групп пути, так образуются различные языковые ветки, принадлежащие одной языковой семье, далее процесс дивергенции идет уже среди языковых веток и т. д. вплоть до появления современных национальных языков.

Однако при этом процессе при расширении ареала обитания возникшей расовой популяции, стали возникать контакты с носителями языков возникших в других языковых центрах и при дивергенции языков, возникших из одного центра стала происходить их конвергенция с языками, ведущими свои истоки из других центров.

Когда расселение народов достигло своих географических границ, конвергенция стала происходить как между языками, ведущими свою историю от независимых языковых центров, так и с языками, ведущими свою историю из единого центра.

Вот такая каша.

Весьма примечательно, что аргументы, которые приводят в качестве доказательства наличия моноязыка и дальнейшей дивергенции, абсолютно не меняя, можно приводить и в качестве доказательства изначального полиязычия с последующей конвергенцией.

Несмотря на то что термин «ностратические» был введен в 1903 г. Научно обосновать выделение ностратической семьи сумел сделать в 1965 г. только русский лингвист В. М. Иллич-Свитыч. В работе «Материалы к сравнительному словарю ностратических языков (индоевропейский, алтайский, уральский, дравидский, картвельский, семитохамитский)» он расширил рамки ностратической макросемьи, включил в ее состав картвельскую и дравидийскую семьи, присоединил к алтайской семье корейский язык. Он же сделал и реконструкцию ностратического языка.

Приведем наиболее сильные аргументы в пользу существования ностратического языка.

Генетическое родство Н. я. обнаруживается в наличии в них обширного корпуса родственных (генетически тождественных) морфем, как корневых, так и аффиксальных (около 1000). При этом корпус корневых морфем включает корни основного словарного фонда и покрывает круг основных элементарных понятий и реалий (части тела, родственные отношения, основные явления природы, названия животных и растений, пространственные отношения, элементарные действия и процессы, основные качества). Праязыки, которые дали 6 семей языков, объединяемых в Н. я., обнаруживают генетическое тождество наиболее устойчивых частей системы грамматических (в том числе словообразовательных и словоизменительных) морфем. Это касается прежде всего системы указательных, вопросительных и личных местоимений (и восходящих к ним аффиксов спряжения) и системы аффиксов именного словоизменения (склонения). К генетически общим относится также значительное количество первичных словообразовательных аффиксов.

(Лингвистический энциклопедический словарь / гл. ред. В. Н. Ярцева [34])

Однако в работах другого русского лингвиста Н. Д. Андреева, который разрабатывал свою концепцию бореального языка для раннеевропейского, раннеуральского и раннеалтайского языков (не путать с борейским языком в концепции Старостина), мы можем прочесть следующее.

«Типология бореального праязыка была предельно проста: это был язык изолирующего строя, лексика которого состояла из двух согласных корневых слов, причем вокалические силлабемы внутри таких слов характеризовались позиционно заднем тембром, акцептно обусловленным количеством, отсутствием собственной дистинктивной функции. Частей речи как таковых в БП не было; морфология – в ее современном понимании – отсутствовала; единственным видом словообразования было корнесложение, т. е. соединение двух корневых слов в одно сложное целое, единство которого оформлялось постановкой ударения на одной из силлабем и элиминацией акцента у другой силлабемы».

(Андреев Н. Д., 1986 [35])

Я не согласен с идеей Андреева, представляющего бореальный язык, как праязык для раннеевропейского, раннеуральского и раннеалтайского языков, так же как и с представлением Старостина о моноязыке. Но с представлением Андреева о том, что являл собой язык в начальный период своего существования, полностью согласен. С оговоркой, что Андреев описывает не момент рождения языка, а момент уже после некоторой эволюции, поскольку есть основания полагать, что в момент рождения языка слова состояли не из двух согласных корневых слов, а из одного, т. е. первоначально возникли моносогласные корневые слова. Причем полагаю, что это представление применимо к любому из центров возникновения протоязыков. Как видим, такое представление о начальном периоде развития языка противоречит аргументации существования моноязыка на основании обнаруженного тождества наиболее устойчивых частей грамматических морфем, вследствие отсутствия грамматических форм на ранних стадиях возникновения любого протоязыка как таковых. Обнаружение тождества грамматических морфем у языков, принадлежащих к разным языковым семьям, говорит о том, что к тому моменту, когда в языках начался процесс конвергенции, по крайней мере один из них в своем развитии подошел к образованию грамматических форм, а дальнейшее развитие этих языков происходило уже при взаимовлиянии друг на друга.

Гипотеза Андреева может быть состоятельна в следующей ситуации. В интервале 25–35 тыс. лет назад от носителей индоевропейского протоязыка отделяется группа и уходит на восток к Уралу, там они ассимилируются с монголоидными племенами, те антропогенные европеоидные черты, которые успели к тому времени появиться, растворяются в массе монголоидных черт. Монголоидные племена являются безъязычными, т. е. никакого моноязыка, возникшего в Африке, в гипотезе Андреева быть не может.

Далее уральская ветка длительное время развивается в отрыве от индоевропейских корней, поэтому она выходит за пределы индоевропейской языковой семьи. И обратное сближение начинается только после конца валдайского оледенения, порядка 8 тыс. лет назад. Начинается конвергенция языков и обратная ассимиляция монголоидов европеоидами вплоть до появления европейских народов, говорящих на языках уральской ветки.

Однако такому ходу событий противоречит и сам Андреев, говоря, что бореальный язык (т. е. праязык для индоевропейской и уральской ветки) возник лишь 15 тыс. лет назад на юге Балтики. А при таких датировках у европеоидов просто нет ни времени, ни мотивации для миграции на восток, они должны уходить на юг.

В самом лингвистическом полотне мы должны видеть два этапа; первый – когда языки разошлись (начало дивергенции) и второй – когда сошлись вновь (начало конвергенции). Однако Андреев таких этапов не выделяет.

Противоречат этому и археологические находки, которые говорят о том, что примерно 25–35 тыс. лет назад именно предки уральских народов стали мигрировать на запад (Сунгирь), на русскую равнину. И если они к этому времени были безъязычные, то мы возвращаемся к вопросу, как вообще могла возникнуть уральская ветка языков в Европе?

Если был моноязык, то, следовательно, к этому времени уральская ветка насчитывала 15–25 тыс. лет эволюции отдельно от индоевропейской ветки и тогда мы возвращаемся к вопросу, о каком родстве вообще может идти речь между индоевропейской и уральской семьей, и почем у не идет речь о большем родстве уральской и сино-тибетской семьи.

И только если индоевропейский протоязык, уральский протоязык, сино-тибетский протоязык возникли независимо друг от друга и в дальнейшем уральские народы мигрировали на запад от Урала и в результате конвергенции индоевропейские и уральские языки стали приобретать общие признаки, мы можем видеть то лингвистическое полотно, которое имеем.

И в этом плане работа Андреева является исключительно ценной, поскольку позволяет выявить эти признаки, и продолжить реконструкцию протоиндоевропейского языка. Отметим, что и датировка в 15 тыс. лет назад в этом случае вполне приемлема, только он а относится не к возникновению бореального праязыка, а к периоду, когда конвергенция индоевропейской и уральской семьи стала значительной.

Следует заметить, что хотя эти протоязыки и возникли независимо, мы можем предположить, что индоевропейский возник все же раньше, чем уральский и к моменту контакта их носителей находился на достаточно высокой стадии развития, в то время как уральский протоязык находился на начальной стадии. Андреев, полагая, что они произошли от одного праязыка, отмечает, что…

«Раннеиндоевропейский язык (РИЕ) представлял собой главную ветвь бореального праязыка (БП), двумя другими ветвями которого были раннеуральский (РУ) и раннеалтайский (РА). Существует целый ряд факторов, заставляющий видеть именно в индоевропейском праязыке историческое ядро бореальной языковой общности. Самым очевидным из этих факторов является то фундаментальной важности обстоятельство, что РИЕ система базисных элементов плана выражения практически не отличается от общебореальной, тогда как в двух других ветвях БП эта система подверглась значительным изменениям».

(Андреев Н. Д., 1986 [35])

Мы же этот же факт можем объяснить тем, что при конвергенции влияние индоевропейского протоязыка на уральский было более сильным, чем наоборот.

При продвижении на запад монголоидные уральские племена смешались с европеоидами и ассимилировались до такой степени, что у некоторых уральских племен европеоидные черты стали преобладающими, но язык продолжал относиться к уральской семье, поскольку в условиях новой, созданной человеком материи, этнические границы стали играть более важную роль, чем биологические.

Теперь мы вернемся к аргументам Иллич-Свитыча. Интересно, что при изложенном подходе и работы Иллич-Свитыча смотрятся логическим построением дальнейших этапов конвергенции. Его построения и замеченные сходства отвечают более позднему периоду, чем построения Андреева. Согласно Лингвистическому энциклопедическому словарю [34], распад ностратического языка произошел в интервале 13—8 тыс. назад. Старостин относит время существования ностратического языка к 14 тыс. лет назад [10], а распад к 10 тыс. лет назад. Я все же увеличил бы временной интервал между бореальным языком Андреева и ностратическим Иллич-Свитыча до 5—10 тыс. лет. Например, тот языковой срез, который произвел Андреев, можно отнести к 20—25-тысячелетию назад, а тот, который произвел Иллич-Свитыч, можно отнести к 15–10 тысячелетию назад. В срезе Иллич-Свитыча уже появились грамматические формы и географически он захватывает больший район, чем срез Андреева, поэтому и количество языковых семей, включаемых им в ностратическую макросемью более широк,(6) чем количество языковых семей, включаемых Андреевым в бореальную макросемью (3).

А вот если мы будем смотреть на работы Андреева и Иллича-Свитыча с позиций существования моноязыка родом из Африки, то неизбежно должны будем констатировать, что эти работы противоречат друг другу и чии-то построения следует признать ошибочными, они не могут быть верными одновременно. Ностратический язык Иллича-Свитыча должен быть древнее бореального языка Андреева, но куда же в этом случае в бореальном языке Андреева делись грамматические формы?

Вместе с тем те сравнения и параллели, которые приводят ученые в своих работах, и на основании которых строят свою концепцию, не высосаны из пальца, они существуют. И оба ученых – блестящие лингвисты, которые обнаружили и показали нам эти соответствия. Только выводы сделали немного не те. В случае концепции африканского моноязыка эти работы убивают друг друга, а в случае концепции множества первоязыков и их последующей конвергенции эти работы прекрасно взаимно сосуществуют, дополняют друг друга и задают направление для дальнейших поисков.

По поводу источника выявленных сходств Иллич-Свитыч в своей работе пишет следующее.

«По-видимому, распределение обнаруживаемых сходств не может объясняться случайностью, а является мотивированным: такое распределение указывает на то, что шесть рассматриваемых языков связаны отношениями языкового родства.

Этот вывод едва ли может быть опровергнут предположением о том, что для достаточно отдаленного периода следует постулировать заимствование таких языковых элементов, которые обычно не заимствуются в известных ныне языках, – названия элементарных действий, частей тела, местоимений, некоторых словообразовательных и морфологических элементов; мотивированный характер сходств шести праязыков в этом случае объяснялся бы заимствованием. Действительно, можно допустить заимствование отдельных из перечисленных выше наиболее существенных элементов языковой структуры. Но как показывают приведенные в этой работе данные, в каждом праязыке представлена охватывающая все стороны языковой структуры совокупность десятков таких элементов, сходных с соответствующими элементами других сравниваемых языков. Более того, несмотря на отдаленное родство шести праязыков, в большинстве их достаточно отчетливо сохранены некоторые наиболее устойчивые системы тождественных по происхождению морфем – прежде всего системы личных, указательных и вопросительных местоимений (см. таблицы ниже) и системы именной флексии (см. таблицы ниже). Заимствование в таких масштабах означают практически заимствование всей языковой структуры, переход на новый язык, что вновь приводит нас к выводу о генетическом родстве рассматриваемых праязыков».

(Иллич-Свитыч В. М., 1971 [36])

Как видим Иллич-Свитыч вариант с заимствованием, который в нашем представлении отвечает процессу конвергенции языков исключает, в том числе и на том основании, что в современных языках мы не видим заимствований на таком уровне.

Исходя из этого мы должны полагать, что моноязык в свое время развил все морфологические и грамматические элементы, сходство в которых отметил Иллич-Свитыч, и только затем стал распадаться на другие праязыки.

Однако этого мало. Старостин дает следующее обоснования существования изначального моноязыка.

«Кроме того, есть общие соображения – соображения структуры языка. Все, чем мы занимаемся в сравнительном языкознании, – это оболочка языка, собственно звуковая его сторона, то, как конкретные смыслы реализуются в разных языках. А оболочка очень эфемерна, она постоянно меняется: звуки переходят в другие или вовсе исчезают, происходят сложные фонетические изменения, слова теряются. Но если мы снимем эту оболочку и посмотрим, что там внутри, окажется, что мы в общем-то все говорим на одном языке. Человеческие языки имеют абсолютно сходную глубинную структуру. Можно назвать ряд свойств, которые универсально присутствуют в каждом человеческом языке. Это – наличие гласных и согласных, синтаксическая структура, в которой должны быть подлежащее, сказуемое и дополнение – синтаксические актанты.

Можно еще много говорить о деталях, но в принципе общее устройство языка абсолютно одинаково. Очень сомнительно, чтобы эта “глубинная структура” возникла в различных местах независимо».

(Старостин С. А., 2003 [10])

То есть, по мнению Старостина, моноязык должен был обладать еще более сложной структурой, чем та, которую мы можем представить исходя из работ Иллич-Свитыча. Кроме этого, Старостин расширяет и географию своего борейского языка. Он включает в него ностратическую макросемью, правда в отличие от Иллич-Свитыча он не относит к ней афрозийскую (по-другому семито-хамитскую) семью, поэтому афрозийскую семью по Иллич-Свитычу он считает афрозийской макросемьей и относит к борейской гиперсемье отдельно от ностратической макросемьи, кроме этого, к ней Старостин относит сино-кавказскую макросемью и америндскую макросемью.

Итого борейская гиперсемья по Старостину состоит из следующих макросемей: ностратической, афрозийской, сино-кавказской, америдной.

В этой группе, как мы понимаем, сходства должны быть выявлены на еще более высоком грамматическом и морфологическом уровне, а сам праборейский язык Старостина должен быть древнее и праностратического языка Иллич-Свитыча, и прабореального языка Андреева.

На мой взгляд, такая конструкция противоречит общему ходу эволюции, которая идет от простого к сложному. Странно полагать, что сначала возникла абстрактная структура языка, где были определены категории существительных, глаголов, прилагательных и т. д., а только потом стало происходить их семантическое наполнение. Следует полагать, что все происходило ровно наоборот. Сначала возникало общее смысловое соответствие между звуком и неким объектом или явлением, а затем при достижении этих соответствий некоторого множества стало происходить выделение грамматических категорий.

Неудивительно, что и на сайте «Вавилонская башня» [37], основанный Старостиным, где собрано много работ, продвигающих идею моногенеза, работы Андреева не представлены.

Но, если мы опять не будем зацикливаться на идее моногенеза, то концепция Старостина, как матрешка, может восприниматься следующим слоем, в нашем построении от концепции Андреева к концепции Иллич-Свитыча и далее к концепции Старостина с еще более сложным языковым соответствиям и более широкой географией. Однако при этом следует понимать, что ни ностратического языка Иллич-Свитыча, ни борейского языка Старостина и даже бореального языка Андреева в действительности никогда не существовало. Существовали совсем другие языки, и они только имели отмечаемые исследователями сходства, но это вовсе не означает, что у них был общий, приводимый в реконструкции предок.

Известное стихотворение В. М. Иллич-Свитыча на ностратическом языке это бессмысленный набор, никогда не существовавших слов, во всяком случае, в рамках одного языка. Иллич-Свитыч составил ностратический словарь, руководствуясь абсолютно недоказанным предположением о существовании ностратического языка в прошлом.

Как говорят, следите за руками. Мы выявляем некие сходства у группы языков, полагая, что у этой группы был один предок, подбираем реконструкцию таким образом, чтобы объяснить эти сходства, а затем сделанную реконструкцию предъявляем в качестве доказательства существования этого самого предка.

А почему не рассмотреть вариант, при котором существовал какой-то передовой язык, из него шли заимствования в другие языки и уже в других языках заимствования претерпевали изменения в соответствии со сложившимися нормами каждого языка.

От того, что англоязычные термины претерпевают обрусение в русском языке, их произношение в английском языке не меняется, но если мы предположим существование общего русско-английского предка и захотим его реконструировать на основе только этих общих терминов, без привлечения истории возникновения этих слов, вдруг выяснится, что английские слова произошли от непонятных, никогда не существовавших слов. Можно возразить, что заимствования в таких исследованиях следует исключать. Возразить можно, но тогда я хочу спросить каким образом Иллич-Свитыч отличал эти заимствования и много ли он исключил заимствований при реконструкции ностратического словаря?

Иллич-Свитыч сам ответил на этот вопрос в цитате, которую мы привели выше. Он никак не выделял заимствования, а не выделял их потому, что не мог знать историю слов. Его главный аргумент, если выразить его простым языком, звучит так: ну не может же быть столько заимствований. На что я возражаю: разве не видно, что может. Иллич-Свитыч предусмотрел такой ответ и пишет следующее, повторю еще раз: «Заимствование в таких масштабах означают практически заимствование всей языковой структуры, переход на новый язык, что вновь приводит нас к выводу о генетическом родстве рассматриваемых праязыков».

Очень хорошо, но при чем здесь ностратический язык, если все соответствия мы можем приписать заимствованиям?

Предположите, что индоевропейский язык был передовым языком и в остальные «ностратические» языки шли из него заимствования. Исходя из этого предположения установите какие фонетические процессы происходили в каждом языке и вам не понадобится никакого общего предка.

Поэтом у, хотя на тему су ществовани я моноязыка тот же Старостин высказывался очень осторожно, признавая, что доказательств его существования еще нет, сама концепция, когда все языки появляются в результате дивергенции уже подразумевает существование моноязыка, инициируя укрупнение языковых семей в макросемьи, макросемей в гиперсемьи, а гиперсемьи уже в моноязык, который даже получил собственное название – турит. Термин был предложен соратником Старостина Ю. А. Милетаревым. На мой взгляд, это серьезная стратегическая ошибка.

Таким образом, единственный способ, с помощью которого возникли все соответствия, отмеченные Иллич-Свитычем в ностратических языках, на мой взгляд, только один – заимствования, которые отверг Иллич-Свитыч. Еще один его аргумент, что в современных языках заимствования на таком уровне не происходят, полагаю, также не состоятелен.

В современных языках заимствования происходят вовсю и именно на таком уровне. Надо только понимать, что это за уровень. Все заимствования, которые происходят сейчас и происходили ранее идут из языка, носители которого создают передовые технологии в какой-либо области. Соответственно и язык этих народов должен обслуживать создание этих технологий. Современные примеры всем хорошо известны. Вся современная компьютерная технология на всех языках использует англоязычные термины. Машиностроение – немецкие термины. Музыка – итальянские. И несмотря на то, что итальянцы уже не являются законодателями передовых технологий в компьютерной сфере музыкальная терминология не меняется на английские термины. Точно так же происходили заимствования и в то время, срез которого исследовал Иллич-Свитыч. Но, естественно, в то время язык не был таким развитым. Передовыми технологиями могла являться, например, лучшая координация охотников при охоте, для этого в языке появились обозначения элементарных действий, частей тела и местоимения, грамматические морфемы, позволяющие отличить предмет от действия. Лучшая координация была полезна не только при охоте, но и при стычках с чужаками. Чужаки, пораженные таким взаимодействием стали перенимать новые для себя обозначения. И как они вошли в их язык, так в нем и остались, не без искажения, конечно. Другие племена, столкнулись с уже перенявшими новшества и тоже их восп рин я ли, и тоже с искажением. Испорченный телефон – знаете такую игру. Потом в ходе дальнейшей эволюции новые слова стали испытывать и фонетические преобразования в соответствии с развитием каждого языка. Однако сходство сохранилось до наших дней и лингвисты его выявили.

Следующий пласт заимствований шел уже на другом уровне и вполне возможно из другого источника. А те, которые уже вошли в язык, еще раз повторю, так в нем и остались, они только эволюционировали. Почему в наше время не идут заимствования на том грамматическом уровне, о котором говорит Иллич-Свитыч, да потому, что уже нет языков, где бы этот уровень не был сформирован тем или иным образом, где-то в результате заимствования, где-то в результате собственной эволюции. Заимствования в языках всегда происходят на передовом крае развития. Уровень заимствований в современном мире – это уровень компьютерных технологий. Не исключено, что за этим последуют и грамматические изменения.

Таким образом, следующий пласт заимствований в позднем палеолите происходил и на другом уровне развития языка и охватывал большую территорию в полном соответствии с построениями Андреева – Иллич-Свитыча – Старостина, именно в такой последовательности.

И еще раз обращаю ваше внимание, все те концепции возникновения языка, которые мы обсуждаем, по времени относятся к позднему палеолиту.

Однако существует еще одна точка зрения на место возникновения моноязыка. До сих пор при критике этой гипотезы мы говорили о гипотезе возникновения моноязыка в Африке, до того, как наш вид Человек разумный начал свое расселение по миру. Другая гипотеза о возникновении моноязыка на этот раз говорит, что моноязык возник на севере и был предшественником праностратического языка.

И такой гипотезе наше построение развития от концепции Андреева, далее к концепции Иллич-Свитыча и далее к концепции Старостина никак не противоречит. Суть же наших исследований – проникнуть в самое начало, проникнуть от построений Андреева в еще большую древность к истокам возникновения индоевропейского протоязыка. То есть наши исследования никаким образом не смогут ни подтвердить, ни опровергнуть такую гипотезу, если считать, что индоевропейская ветка являлась наиболее древней во всей ностратической макросемье. Такая гипотеза может быть проверена исследованиями иного рода, вслед за концепцией Старостина еще большим расширением ареола, о чем он и сам говорит. Например, изучением стыков афроазиатской макросемьи и африканских языковых семей.

Но некоторые замечания относительно данной гипотезы мы сделать можем. Они касаются временных характеристик распространения северного моноязыка, если предположить справедливость данной гипотезы.

В данном случае северный моноязык возникает 40–36 тыс. лет назад. Около 15 тыс. лет назад согласно концепции Андреева в нем уже присутствуют три ветки. Старостин говорит о единстве ностратического, афразийского и сино-кавказского праязыка порядка 18–20 тыс. лет назад, а о выделении ностратического без афрозийского – 14 тыс. лет назад. Но у Старостина эволюция развернута в другую сторону, нежели у нас. Здесь нам важно, что между единством ностратических языков и следующим кругом единств он дает интервал в 4–6 тыс. лет. И в гипотезе возникновения северного моноязыка афрозийский праязык должен возникнуть позже ностратического и мы эту разницу должны учесть в другую сторону, т. е. афрозийская семья (макросемья?) в этом случае возникает около 10—8 тыс. лет назад. Следовательно, африканские семьи должны быть еще моложе – порядка 5–4 тыс. лет назад. Мне кажется, многие лингвисты не согласятся с таким выводом.

Таким образом, только гипотеза множества протоязыков, на мой взгляд, лучше всего объясняет существующее языковое разнообразие.

Но при идущем под всеми парами процессе глобализации вполне возможно, что в будущем у человечества будет именно моноязык. Это будет логичным завершением описанного нами процесса. И концепция Старостина все-таки превратится в реальность, только не в прошлом, а в будущем.

Как понять, в результате чего языки имеют сходство, в результате дивергенции, если они являются родственными языками, ведущими свою историю из общего центра, или в результате конвергенции, если они не связаны общем происхождением? Это, конечно, вопрос вопросов, но мне представляется, что если взять корневой язык любого центра возникновения протоязыка даже в современном его виде, то при известном аналитическом усилии мы сможем понять механизм его происхождения. Ведь именно этот вопрос, вопрос механизма происхождения, с моей точки зрения, представляет главный интерес, а не вопрос, возникли ли все языки Земли из одного языка. Заметим, что ни концепция моноязыка, ни концепция Андреева механизм происхождения языка нам не проясняет. А вот если мы этот механизм поймем, то и вопрос существования моноязыка будет решен.

Что такое корневой язык? Корневой язык в моем понимании – это тот язык, от которого происходило отделение остальных групп языков. Представления, что происходил распад некого протоязыка на различные ветви, мне представляется неверным. Происходил не распад, а отделение от корневого язы ка друг их языков. При этом сам корневой язык продолжал свое эволюционное развитие, а у вновь образованных языков можно наблюдать эволюционный излом. То есть они уже происходили не из животного состояния человека, как корневой язык, а из некого эволюционного состояния корневого языка на текущий момент и каких-то новых факторов, которые привели к появлению этой новой ветки.

Поскольку любой протоязык являлся функцией от двух переменных, а именно: физиологические возможности, включающие развитость мозга и фонетический (еще не речевой) аппарат, а также географическое местопребывания, – то наиболее вероятно, что этим самым первым меняющимся фактором, влияющим на дальнейшее развитие языка, являлось отделение некоторой группы и ее миграция в иные ландшафтные условия, притом что остальные носители корневого языка оставались на месте.

В дальнейшем на развитие языка начинают влиять новые переменные, такие как: появление и развитие письменности, переход письменности на другие носители, перемещение и копирование уже самой письменности. В наше время такой переменной, безусловно, является Интернет.

Однако и оставшиеся носители корневого языка также могли в дальнейшем целиком мигрировать или их язык мог подвергнуться влиянию другого языкового семейства и, следовательно, эволюция корневого языка также могла испытать излом. Поэтому определить корневой язык каждого центра возникновения не простая задача, но непременно существует либо он сам, либо его ближайший наследник.

Поэтому корневым языком следует считать тот язык, эволюция которого происходила при минимальных отклонениях начальных условий существовавших в момент его возникновения, а именно – при неизменности географического места обитания, стабильных климатических условиях и при отсутствии внешнего влияния иноземного языка. Только в таких идеальных условиях законы развития в информационном поле смогут проявиться в чистом виде. Искажение этих условий будет приводить к появлению искажений и помех в эволюции языка. Чем резче будут меняться начальные условия, тем более резкие изменения будут и в языке, и наоборот, чем изменения будут более плавными и постепенными, тем и искажения в эволюции языка будут менее выражены.

Поэтому такой метод хронологии, как глоттохронология, разработанный Моррисом Сводешем в середине прошлого века вызывает у меня большой скептицизм, как, впрочем, и все сравнительно-исторические методы.

Пора переходить к результирующей части.

Итак, три языковых семьи: уральская, алтайская, афрозийская. В чем они схожи и чем отличаются, за пределами лингвистических аспектов.

Сходство в том, что носители этих языков принадлежат двум расам; европеоидной и негроидной в афрозийской семье, европеоидной и монголоидной в уральской и алтайской.

Различия в том, что европеоидные носители евразийских языков совершили экспансию в Африку и там часть негроидов в результате воздействия привнесенной новой формы информационного поля тоже стали носителями афрозийских языков. Носители уральских и алтайских языков сами совершили экспансию в Европу и Малую Азию, в результате часть европеоидов были втянуты в эти языковые семьи проживая на своей территории. Мы говорим про время позднего палеолита – раннего неолита.

Вполне возможно, афрозийская семья имела общие корни с индоевропейской, но она отделилась очень давно, и после этого развитие этих семей шло в достаточной изоляции друг от друга. Сходные черты оказались размыты и лингвисты уже не так уверенно устанавливают родственные связи между этими семьями.

Уральские и алтайские языки, напротив, вряд ли могли иметь общие корни с индоевропейской семьей. Но их территориальное сближение, при движении народов позволило им приобрести общие черты в такой степени, что эти семьи стали считать родственными.

Таким образом, в этой книге мы затронули вопрос двух гипотез моногенеза.

Первая гипотеза моногенеза – моноцентрическая гипотеза была связана с вопросом о происхождении подвида (популяции) европеоидной расы и других рас возникших в позднем палеолите, т. е. являются ли все эти расы результатом эволюции подвидов сапиенсов в различных условиях. Главным образом подвида Гомо сапиенс сапиенс. Или все расы в большей мере являются результатом гибридизации различных подвидов сапиенсов (главным образом подвида Гомо сапиенс сапиенс) с местными подвидами гоминид.

Я склоняюсь к версии, что в данном случае гипотеза моногенеза более справедлива. Все основные расы действительно являются результатом эволюции подвида Гомо сапиенс сапиенс, представители которого мигрировали из Африки на другие континенты и оказались в других климатических и географических условиях. А влияние местных видов гоминид на формирование этих рас было незначительным и непринципиальным.

А вот в наше время, поскольку цивилизация сглаживает климатические различия и формирует практически единую среду обитания на разных континентах, образование новых рас: метисов, мулатов, самбо – идет именно путем гибридизации.

Вторая гипотеза моногенеза касается возникновения языка. Эта гипотеза полагает, что все языки в мире произошли от одного моноязыка. А вот эта гипотеза моногенеза мне представляется ошибочной.

В отличие от рас ведущих свою эволюцию от единого родового центра, языки такого единого центра, на мой взгляд, не имеют. Таких языковых центров на Земле было несколько.

А вот в настоящий период глобализации вся эволюция языков идет в направлении появления именно моноязыка.

Немного о терминологии. Как правило, о терминологии пишут в начале, но я напишу в конце.

Вы наверно заметили, что мы при характеристике языков постоянно употребляем приставки: моно-, прото-, пра-, ранне-, иногда перво-. Несомненно, следует пояснить, какая между ними разница, и в каких случаях мы употребляем ту, или иную приставку.

Начнем с приставки моно-.

Приставку моно– и вслед за этим термин «моноязык» мы употребляем при рассмотрении гипотезы о некогда существовавшем едином языке человечества.

Приставки прото-, перво-.

Синонимом термина «моноязык» являются названия «первоязык», или «протоязык», что значит первородный. Но эти термины мы используем при рассмотрении другой гипотезы – гипотезы возникновения множества независимых друг от друга корневых языков, которые мы и обозначаем как «первоязыки», или «протоязыки».

Приставка пра-.

Смысл приставки пра– предшествование, предок. Такой приставкой мы обозначаем язык, который предшествовал указанному языку. Например, праностратический язык предшествовал ностратическому. Но при этом праязык нельзя считать первородным, ему, в свою очередь, предшествовал еще какой-то и т. д.

Теперь следует отметить такой момент. Если мы говорим о гипотезе моноязыка, то чтобы указать на язык, который предшествовал индоевропейскому языку, мы должны сказать «индоевропейский праязык», или «праиндоевропейский язык».

А если мы рассуждаем в рамках гипотезы множества протоязыков, то если мы имеем в виду самый первый язык, из которого вышел индоевропейский, мы должны сказать «протоиндоевропейский язык», или «индоевропейский протоязык». В рамках гипотезы моноязыка такой термин не применим.

Приставка ранне-.

По смыслу близка приставке пра-. Применение приставки ранне-обусловлено следованию терминологии, используемой в обсуждаемой работе Андреева, чтобы не вносить путаницу. Толковать ее можно и как язык предшествующий указанному и как указанный язык на начальной стадии развития. В близком смысле можно применять приставку древне-, поскольку она тоже уже введена в обиход, для обозначения разных стадий развития языков.

Например, эволюция русского языка в этих терминах у нас будет звучать так:

– Протоиндоевропейский (гиперборейский) язык.

– Праславянский язык (после отделения всех других ветвей от протоиндоевропейского, но до распада славян на западных, южных и восточных).

– Древнерусский язык (после отделения западных и южных славян от восточных, другое название, применяемое в литературе – древнеславянский язык).

– Современный русский язык (после распада восточных славян).

Теперь, когда мы разобрались с гипотезами возникновения моноязыков (южная и северная гипотеза) и, на мой взгляд, высказали вполне обоснованные сомнения в справедливости этих гипотез, интересно рассмотреть вопрос возникновения индоевропейского протоязыка, если мы исповедуем гипотезу множества протоязыков.

Вы, наверное, уже поняли, что местом возникновения индоевропейского протоязыка я предлагаю берег бореального моря, которое существовало в позднем палеолите. Более точно, из анализа существующих фактов, предположительно отрезок берега на онежско-беломорском участке. Но в будущем вполне возможно будут найдены материальные свидетельства, более точно определяющие место рождения индоевропейского протоязыка.

Время возникновения, исходя из анализа онежских петроглифов – 40–36 тыс. лет назад.

Что дальше?