Книга: Первые люди

Звуки речи

Звуки речи

Волнистые полосы и зигзаги на рисунках слева представляют собой зримое воспроизведение человеческого голоса, записанного с помощью звукоспектрографа. Хотя такие записи используются для изучения речи современного человека, на их основе можно сделать некоторые выводы о том, как говорил древний человек.

Фиксируя громкость (степень затемнения линий) и высоту (положение темных полос по вертикали) звуков, график показывает, какие гласные и согласные звуки были произнесены. Крик новорожденного младенца (вверху) состоит в основном из долгого "аааа", два тона которого почти не меняются. Младенец не способен артикулировать отдельные модулированные компоненты, необходимые для произнесения таких гласных, как "э" или долгое "и" во фразе "моден мэн спиикс" ("современный человек говорит"), сказанной взрослым (внизу). У человека прямоходящего, как и у современного младенца, отсутствовали те части голосового аппарата (см. стр. ЮГ), которые производят более сложные звуки современной речи. Однако мозг взрослого человека прямоходящего, вероятно, уже был развит в той степени, которая требовалась для возникновения устной речи на основе доступных ему звуков.

Невозможно точно указать момент, когда человек прямоходящий начал пользоваться речью. Он существовал на земле миллион лет и, безусловно, все это время продолжал эволюционировать. Развитие речи, как и развитие других человеческих свойств, происходило очень постепенно. Оно, по всей вероятности, началось задолго до возникновения первого человека - еще тогда, когда его предки научились изготовлять и применять орудия. Если прежде протолюди пользовались для общения жестами, то с появлением орудий эта система сигналов перестала удовлетворять их потребности: у гоминидов до них в буквальном смысле слова не доходили руки, так как им хватало других дел - носить орудия, рубить, резать, скоблить. При таком положении вещей способность пользоваться звуками для передачи информации была большим преимуществом.

Но процесс наименования предметов мог начаться только после того, как усовершенствовался голосовой аппарат, а в мозгу сложились новые связи. На это должны были потребоваться сотни тысячелетий, на протяжении которых эволюционировал непосредственный предшественник человека - австралопитек.

Какие-то мелкие мутации, возможно, позволили поздним австралопитековым издавать более разнообразные звуки по сравнению с остальными приматами, что давало определенное преимущество для выживания. Более богатая система звуковых сигналов, несомненно, была очень полезна для обмена информацией во время охоты или собирания пищи. Затем, по мере увеличения количества значимых звуков, развитие мозга дало возможность более точно дифференцировать сигналы, что привело к появлению первого подобия слов. И все это время между мозгом и голосовым аппаратом действовала положительная обратная связь - изменение в одном компоненте вело к развитию другого, и наоборот.

Успехи мозга в формировании зачаточного звукового кода воздействовали на голосовой аппарат, а это в свою очередь способствовало формированию центров речи в мозгу и так далее. В результате к эпохе человека прямоходящего могли сложиться примитивные начатки языка. И первые люди были уже готовы приступить к объединению отдельных звуков или слов, которые означали какие-то конкретные предметы, признаки или явления, относящиеся к местности, охоте, семье или сезонным изменениям погоды, в простейшие сочетания, тем не менее заключавшие в себе большое количество информации.

Звуковая сторона первой человеческой речи зависела от того, насколько далеко продвинулось у человека прямоходящего взаимосвязанное развитие голосового аппарата и речевых центров мозга. Исследования последних лет дают об этом некоторое представление. Лингвист Филип Либермен (Коннектикутский университет) провел анализ характерных черт современной устной речи, который выявил особую важность голосового аппарата. Он указывает, что глотка совершенно необходима для оформления гласных звуков "а", "и", "у", занимающих главенствующее место во всех современных языках, будь то английский или киргизский. Буквально все значимые единицы человеческой речи содержат по меньшей мере один из этих звуков. Объединяя их с различными согласными, человеческий голосовой аппарат не только способен создавать бесчисленные комбинации, но и - что еще важнее - с огромной быстротой связывать их в кодированные серии звуков, которые и составляют устную речь.

Суть этого процесса заключается в объединении отдельных фонетических единиц в сложный звук, который воспринимается, как слово. Когда человек произносит, например, слово "кит", он не разделяет его на звуковые фрагменты, представленные буквами к-и-т, а, наоборот, объединяет эти элементы в единый слог. Человеческий голос способен объединять и осмысленно произносить до 30 фонетических единиц в секунду.

Была ли глотка человека прямоходящего достаточно развита для того, чтобы оформлять сложные звуки, типичные для современного человека? Либермен отвечает на этот вопрос отрицательно. Он считает, что речь человека прямоходящего была гораздо более примитивной, о чем, по его мнению, свидетельствуют результаты интереснейшего исследования, которое он провел с помощью анатома Эдмунда Крелина (Йельский университет). Хотя исследования окаменелостей и созданная на их основе реконструкция касались главным образом потомка человека прямоходящего - неандертальца, одного из типов человека разумного, Либермен убежден, что эти выводы приложимы для оценки развития и человека прямоходящего. Они с Крелиным сравнили черепа современных новорожденных младенцев, современных человекообразных обезьян и неандертальца и установили немало сходных черт. В некоторых отношениях черепа современных младенцев больше походят на обезьяньи и неандертальские, чем на черепа современных людей.

Чтобы получить точные сведения о решающе важной глоточной области, которая расположена у основания черепа, Крелин по окаменелостям реконструировал голосовой аппарат нескольких неандертальцев. Опираясь на сходство между их черепами и черепами современных человекообразных обезьян и новорожденных младенцев, Крелин сумел определить место гортани в горле древних людей. Она находилась заметно выше современного своего положения. Затем он реконструировал в пластилине глоточную, носовую и ротовую полости древнего человека. Либермен измерил их, сопоставил результаты с размерами голосового аппарата современного человека и диапазоном производимых им звуков, а затем заложил полученные цифры в электронную вычислительную машину, чтобы вычислить резонансы, соответствующие всем формам, которые могли принять сравниваемые голосовые аппараты.

Выяснилось, что неразвитая глотка не позволила бы древнему человеку артикулировать звуки столь же быстро, как это делают современные люди; он не мог бы употреблять основные гласные "а", "и", "у" в стремительных комбинациях. Либермен и Крелин пришли к выводу, что по этим причинам древний человек должен был говорить много медленнее, чем современный, - возможно даже, в десять раз медленнее.

Предположение, что способность древнего человека к устной речи была очень ограниченна, подкрепляется еще одной теорией, касающейся совсем иных вопросов. Антрополог Грувер Крантц взялся за решение проблемы, которая уже давно смущает антропологов, - почему каменные орудия человека прямоходящего так долго 'почти совершенно не менялись. На протяжении многих тысяч лет они, где бы их ни находили, остаются почти одинаковыми, словно все изготовлялись по одному мысленному образцу. Почему они с течением времени не улучшались?

Крантц выдвинул интересное объяснение, которое бросает свет и на то, как первые люди овладевали речью. Он полагает, что человек прямоходящий из-за недостаточного развития мозга начинал говорить гораздо позже современных детей. А поскольку продолжительность его жизни была невелика, период, когда он мог воспользоваться речью, чтобы научиться изготовлять орудия и улучшать их, был слишком коротким.

В своих выводах относительно речи и изготовления орудий Крантц исходит из объема мозга. Приняв объем мозга в 750 кубических сантиметров как рубеж между человеком и его предшественниками, Крантц задался вопросом, почему средний объем мозга современного человека равен 1400 кубическим сантиметрам и на 65% превышает объем мозга человека прямоходящего (который в свою очередь был на 100% больше мозга австралопитека).

В поисках ответа Крантц обратился к цифрам, отражающим увеличение мозга современного человека на протяжении первых лет его жизни. К концу первого года мозг младенца достигает объема в 750 кубических сантиметров. По мнению Крантца, этот объем можно считать рубежом, на котором складывается способность к речи, - в ближайшие полгода нормальный ребенок начинает говорить.

Выведя гипотетическую кривую развития мозга человека прямоходящего от стадии младенчества до стадии детства, Крантц показал, что необходимого для речи объема в 750 кубических сантиметров его мозг достигал на седьмом году жизни. До шести лет, утверждает Крантц, человек прямоходящий говорить не мог, так как его мозг еще не успевал достичь требуемого объема. Если не в физическом, то в умственном развитии человек прямоходящий отставал от современного ребенка примерно на пять лет.

"К достижению половой зрелости, - рассуждал Крантц, - культурный опыт человека прямоходящего ограничивался семью годами, тогда как современный человек, достигая половой зрелости, имеет за спиной по меньшей мере двенадцать лет накопления культурного опыта. Оценка возраста древних людей по известным нам окаменелостям указывает на малую продолжительность жизни... И для подавляющего большинства пять лет составляли заметную часть их жизненного срока. Столь краткий период активного участия в восприятии и развитии культуры неизбежно ограничивал общий объем и сложность культурного наследия, передававшегося от поколения к поколению".

Но и при той ограниченности речи, которую предполагают Крантц и Либермен, человек прямоходящий все-таки был способен довольно многое сообщать своим сородичам о себе и об окружающем мире. Начинающие говорить малыши очень наглядно демонстрируют, насколько эффективной может быть речь в самой простой своей форме. В возрасте от полутора до двух лет, всего лишь через полгода после первого сказанного им слова, ребенок начинает пользоваться предложениями из двух слов. Причем это не копирование речи взрослых и не упрощение ее, а собственное изобретение ребенка, определяемое тем, что можно считать всеобщими естественными правилами грамматики. Предложения эти состоят из так называемых "открытых" слов - таких, которые могут употребляться отдельно и при том что-то означать, как, например, "одеяло", "молоко", "малыш", - и осевых слов вроде "дай" и "горячий". Ребенок соединяет их, чтобы описывать внешний мир или побуждать окружающих людей к действию ("ложку дай"), но не для выражения эмоций.

Только в трех - четырехлетнем возрасте ребенок начинает последовательно облекать чувства в слова. А до тех пор он, как и все приматы, кроме человека, чтобы привлечь внимание к своему настроению, вынужден полагаться на лимбическую систему. Он не скажет: "Я сержусь" или "Мне страшно", а наглядно продемонстрирует, что он сердит или испуган. Катание по полу, хныканье или плач для него - более легкие средства общения, чем слова. Иначе говоря, ему проще показать свои чувства, чем описать их. Как знают все родители, понять детский лепет никакого труда не составляет - так и человек прямоходящий мог обходиться самым первым, самым древним вариантом человеческой речи, подкрепляя свои простейшие предложения движениями рук и тела.

Но независимо от звучания этой речи и возраста, в котором он начинал говорить, факт остается фактом: человек прямоходящий обладал и этим орудием - речью, орудием, которое, словно клин, входило между ним и окружающей средой, ускоряя тот разрыв с природой, который стал главной вехой его развития и преддверием нашего. Впервые за историю человека культурная эволюция начала обгонять биологическую: инстинкт и эмоции уравновешивались обычаем и мыслью.