Книга: Всеобщая история чувств

Знаменитый нос

Люди, наделенные обостренным обонянием, часто делают карьеру в сфере парфюмерии; те из них, кто наделен богатым воображением и решительностью, создают потрясающие ароматические комбинации. Они должны уметь запоминать и улавливать в море цветов, корней, выделений животных, трав, масел и искусственных ароматов тысячи ингредиентов, доступных для парфюмера, и, подобно древним алхимикам, соединять их. Им необходимы ощущение равновесия, как у архитектора, и хитрость букмекера. В наши дни лаборатории способны изготавливать имитации эссенций природных веществ, что замечательно, поскольку нельзя получить естественные экстракты, например сирени, ландыша или фиалки. Но чтобы сделать верное подобие розового масла, требуется пять сотен ингредиентов. В Нью-Йорке, близ перекрестка Пятьдесят седьмой улицы с Десятой авеню, находится офис International Flavors and Fragrances Inc., где трудятся лучшие профессиональные носы мира. Специалисты отрасли называют фирму просто IFF – протяженное «if» (если), почти «whiff» (дуновение), – это Мекка для всех компаний, имеющих дело с запахом. Там создают едва ли не всю дорогую, широко рекламируемую парфюмерию, появляющуюся каждый сезон на прилавках универмагов, а также многие ароматы и запахи, которые мы ощущаем каждый день, открывая консервированный суп или наполняя гранулами кошачий туалет, – но все это делается анонимно. Именно там создан запах, который столь оригинально рекламирует журнал, посвященный гольфу (оторвите бумажный мячик для гольфа, и вам в ноздри хлынет аромат свежескошенной травы), равно как и запах «пещеры» в парке развлечений, и запахи, присущие лесам Новой Англии, африканским саваннам, Самоа и другим местностям, представленным в Американском музее естественной истории. Сделать так, чтобы искусственное рождественское деревце в воображении нюхающего превращалось в тирольский сосновый бор, – пожалуйста. Вообще-то такая задача – из простейших. В IFF есть «авторы-призраки», создающие чувственные ощущения, изобретатели чудес, ароматов, достойных золотых блюд, которые действуют и влияют на нас, а мы и не замечаем этого. В этих лабораториях создают 80 % мужских одеколонов и почти столько же женских духов. Хоть IFF отказывается называть имена, в витринах, стоящих в коридорах, можно увидеть изделия Guerlain, Chanel, Dior, Saint Laurent, Halston, Lagerfeld, Estee Lauder и многих других, родившиеся именно здесь. Часть этих «носов» можно увидеть перед мониторами компьютеров, часть – в комнатах, забитых бумагами и сосудами. Именно этим людям приходится преодолевать извечный парадокс, заключающийся в том, что новые духи должны быть, с одной стороны, оригинальными, свежими и возбуждающими, но с другой – не слишком вызывающими или эксцентричными, чтобы они устроили очень многих. Современная технология полосок с образцами запаха («потри и понюхай») заметно облегчает их работу. Возьмите какой-нибудь журнал, и вам обязательно попадутся страницы с запахом кожаной обивки салона «роллс-ройса», или лазаньи, или даже новых духов. Эти полоски, изобретенные 3M Corporation всего десять лет тому назад, содержат микрогранулы с ароматическими веществами. Если поцарапать или надорвать полоску, гранулы лопнут, высвободив запах. Компания Giorgio первой начала рекламировать свою парфюмерию через полоски с запахом. А сегодня трудно найти журнал, не наделенный ароматом. Прямо сейчас у меня на столе лежит целая коллекция – более сорока таких полосок с рекламными текстами: Knowing от Estee Lauder – «Познание – это главное»; образец из феминистской линии Лиз Клейборн – «Тебе нужно всего лишь быть собой»; духи Fendi La passione di Roma с изображением девушки с гладкой как мрамор щекой, страстно целующей статую. Opium от Ив Сен-Лорана обходится без словесных призывов, зато иллюстрирующая образец фотография красавицы, которая лежит, словно полумертвая, опьяненная опиумом, на ложе из орхидей в отделанных золотом покоях, создает емкий, хотя и извращенный образ духов. В IFF трудятся тридцать дегустаторов запаха, оценивающих в день до ста образцов аромата. Одним весенним днем я познакомилась с их «гениальным носом» Софией Гройсман, полной жизни уроженкой России. Ее зачесанные назад короткие черные волосы удерживала на месте лента в сине-белую полоску. Голубые тени для век подчеркивали живость темных глаз, ногти были выкрашены ярко-красным лаком, а одета она была в джинсовый костюм с серебристыми молниями. Обладательница «носа мирового класса» сидела с одновременно и энергичным, и расслабленным видом за заваленным столом, точно посередине которого возвышалась маленькая статуэтка, изображавшая трех обезьянок, одна из которых не видит зла, другая не слышит зла, а третья не говорит зла. Обезьянку, которая олицетворяла бы необоняние зла, традиция не предусматривала.

– Когда вы впервые узнали, что обладаете особенным носом?

– Еще в детстве, в России. Вокруг городка, где я жила, были огромные цветущие луга. – Она сказала это с улыбкой, и взгляд ее на мгновение сделался отсутствующим; судя по всему, память увела ее на сорок лет назад. – И там было немыслимое множество запахов. Казалось, что пахло само небо. Я очень любила собирать цветы…

Резкий стук в дверь. В комнату, вытянув вперед обнаженные руки, решительно входит молодая женщина.

– Не могли бы вы понюхать меня? – обращается она к Софии. София встает, берет сначала левую (более теплую; предположительно из-за близости к сердцу) руку женщины, подносит ее к носу и нюхает запястье, а потом локоть. Потом дважды нюхает вторую руку.

– Ваше мнение? – спрашивает она меня.

Я нюхаю руки.

– Очень мило.

– Но в каком порядке?

Запахи настолько легки, настолько слабы для моего носа, что трудно говорить о них как о четырех разных запахах с индивидуальными особенностями, которые нужно ранжировать. В фильме «Автобусная остановка» есть эпизод, в котором Мэрилин Монро сидит за обедом и играет на тарелке двумя горошинами, решая, какая из них привлекательнее. Что-то одно всегда в чем-то лучше чего-то другого, говорит она своему спутнику, всегда можно выбрать одно из двух. Что касается меня, то в жизни случалось множество совершенно очаровательных моментов, когда два прекрасных объекта оказывались – по разным критериям и в разное время – одинаково прекрасными. Как же тут выбирать? И все же, здесь, на этих вытянутых руках, без сомнения, номер один – преимущественно фруктовый, с легким мускусным оттенком, аромат левого запястья. Второй? Чуть более легкая версия с левого локтя. В запахах на правой руке, кажется, преобладает фруктовая составляющая, но они тоже привлекательны. Я высказала все это Софии, и она понимающе кивнула.

– Будем работать с двумя вариантами, – сказала она.

За окном с раздвижными стеклами, отделявшим кабинет Софии от множества стеллажей, уставленных склянками (воистину кладовая мага), появилась лаборантка.

– Дайте мне формулу «H», – сказала ей София и, получив требуемое, откинулась в кресле и сделала рукой движение, будто кидала конфетти в воздух. – Сегодня какой-то сумасшедший дом. У нас паника, и я должна к ней присоединиться.

Ароматы и паника? Как такое вообще может быть? Когда я задала этот вопрос, София сделалась непроницаемой как сфинкс. В этом корпоративном мире формулы и все, связанное с ними, держится за семью печатями. Те, кто составляет окончательные сочетания, не знают, что именно смешивают; ингредиенты и дозы имеют только кодовые номера.

– Мы жили на самой окраине маленького городка, – возвращается к воспоминаниям София, – где были целые рощи сирени и поля нарциссов и фиалок. Эта часть моей родины не подверглась очень сильным разрушениям. Меня окружал мир природных запахов. Ребенком я много гуляла по полям: ненасытное любопытство заставляло меня лезть повсюду. В послевоенное время детей было мало. Меня окружали взрослые, и приходилось гулять в одиночестве и принюхиваться ко мху, валежнику и листьям.

– Как создается запах? – спросила я, вспомнив слова одного из великих парфюмеров о том, что идеи приходят к нему в сновидениях; другой же вел дневник, в котором отмечал все запахи, встречавшиеся ему в путешествиях.

– Образ всегда присутствует в мыслях. Можно даже обонять сочетания запахов, похожие на аккорды в музыке. Парфюмерия вообще сродни музыке. Имеются простые запахи, простые аккорды из двух-трех элементов, и это похоже на инструментальный дуэт или трио. Из них слагается сложный многокомпонентный аккорд, и это уже большой современный оркестр. Как ни странно, составление ароматов похоже на создание музыки, и сходство тут заключается в подборе подобающих аккордов. Один звук не должен заглушать все остальные. Мы стремимся к гармоническому сочетанию. Гармония – одно из важнейших правил компоновки. Можно достичь в аромате многослойного проявления нот, и при этом он будет оставаться приятным. Если же аромат скомпонован не должным образом, из него будут торчать «углы», и это будет раздражать. Если аромат плохо сбалансирован, его и примут плохо.

– Группируете ли вы запахи в памяти и мыслях, наподобие того, как в оркестре деревянным духовым отводится одна роль, а струнным – другая?

– Да, но большая часть созданного мною основана на совершенно абстрактных цветочных аккордах, просто возникающих в моем воображении. Лишь потом я ищу детали и обертона к ним. Прежде всего здесь требуется вдохновение, а затем – умение уравновесить все части, пока не получится то, что хотелось. Я предпочитаю цветочные, очень женственные аккорды. Женские ароматы мне удаются лучше, чем мужские, хотя мне приходилось делать и те и другие. Я создаю также бытовую продукцию…

– Наподобие отдушек для мыла, чистящих средств, полиролей, бумажных изделий и тому подобного?

– Совершенно верно. Но все это делается легко и быстро. Если же я задаюсь целью сделать лучшие в мире духи… на это уходит больше времени.

– Один из руководителей компании сказал мне, что вы создали несколько самых знаменитых духов, какие только знает мир, но не скажете, какие именно.

– Нам нельзя этого рассказывать. – Она вынула из пачки длинную коричневую сигарету и закурила.

– Курение не действует на ваш нос?

– Наверняка как-то действует, но это мой образ жизни, и я привыкла. Всего лишь один из запахов, обычных для моего мира.

– Вы как-то защищаете свой нос, беспокоитесь о его состоянии?

– Ни в коей мере. Я вообще-то весьма легкомысленна. Естественно, я не люблю простужаться: заложенный нос – отвратительное ощущение; парфюмеру чрезвычайно трудно работать в таком состоянии.

– Когда вы ходите по городу, то, наверно, ощущаете его запахи гораздо острее, чем все остальные?

– Знаете, любопытный, даже невероятный феномен: поскольку я много работаю, порой по многу часов, то, когда выхожу из этого здания, у меня в голове нажимается маленькая кнопочка, и я перестаю чуять вообще что-либо. Вплоть до того, что дома на плите может что-то гореть, и я не почувствую! Муж говорит: «Ты парфюмер, и чуять копоть тебе не положено!» Мозги отключаются полностью.

Но я обнаружила, что изредка могу включаться, если имею дело с людьми. Кто-нибудь целует меня, и я ощущаю его индивидуальный запах. Совершенно особый запах у кожи маленького ребенка, его макушки. Мужчины ощущают это хуже женщин. Есть люди с поистине сексуальным запахом. Если описывать его, – она взмахнула сигаретой, как указкой, – я сказала бы, что это очень тонкий аккорд амбры и мускуса. Я широко использую его в своих ароматах.

Существует немало аккордов, которые используют все парфюмеры. Но, уловив какой-то аромат, можно определить, скажем так, чья это рука. Другие парфюмеры могут распознать мою работу, а я – их. Нюхая новые духи, они говорят: а-а, это – София, это – Дженни, и так далее. Мы знаем почерки друг друга.

– На той неделе я посетила Saks ради парфюмерной экскурсии, – сообщила я, – и обратила внимание на тенденцию давать духам названия, связанные с опасностью, запретными веществами, неврозами и тому подобным. Маркетологи, кажется, предпочитают запахи, вселяющие ощущения уюта и безопасности, любви и романтики, но дают им имена Decadence, Poison, My Sin, Opium, Indiscretion, Obsession, Tabu[24]. Вдобавок к популярным дизайнерским выдумкам и упакованной во флаконы мистике суперзвезд они предлагают названия веществ, запрещенных законом, и сопровождают их завлекательными намеками. Женщина может быть скромно одета, но думает про себя, что она притягательна, что она опасна, как яд, вызывает одержимость, от нее нельзя избавиться, как от пристрастия к опиуму; она знает все любовные тайны, даже запретные, готова к гедонистическому разложению, достойна любого безрассудства и даже готова преступить Божьи законы в грехе.

– Это так, но, если присмотреться поближе, вы увидите, что все они основаны на определенных классических ароматах; это всего лишь новая интерпретация классики. Кратковременные успехи случаются довольно часто, но истинная классика живет десятилетиями. Духи Chanel № 5 созданы в начале 1920-х годов и до сих пор отлично продаются. Opium – тоже не новинка: это детище Youth Dew, которому уже почти тридцать лет, этот аромат немного напоминает Cinnabar. Понюхайте все три марки, и сами убедитесь.

– Значит, если пользоваться вашей музыкальной метафорой, новый аромат – это зачастую вариация той или иной известной темы?

Она кивнула.

– Вы сами пользуетесь духами?

– На работе – нет. Я провожу много экспериментов. И пропитываюсь теми ароматами, с которыми работаю. Мне нравится следить за реакцией людей на эти ароматы. Посторонние – хорошие судьи. Работая над одним ароматом, я шла по Пятьдесят седьмой улице, и за мной увязался пьяный. Я испугалась и побежала, а он сказал: «Леди, не бойтесь. Духи у вас больно хороши. Я на запах пошел». Аромат оказался выигрышным.

– Люди пользуются духами с начала времен. Не кажется ли вам это странным? Наносить на тело цветы, фрукты и выделения животных? Почему мы так поступаем?

– Ах, – сказала София, пошевелив пальцами, будто выпускала дюжину бабочек, – когда я в первый раз увидела «Гернику» Пикассо, то была потрясена. Сразу и напугана, и восхищена. Картина потрясла и глубоко растрогала меня. Так же и духи – они потрясают и восхищают. Мы живем слишком тихо. Нас нужно потрясать восхищением.

Один из наиболее трогательных случаев, – неожиданно сказала моя собеседница, – произошел со мной, когда я сделала один бытовой продукт – ароматизатор для стирального порошка. Я шла по улице, а рядом со мною две пожилые леди покупали газету. Я обратилась к ним: «О леди, вы стираете одежду тем-то и тем-то». – «Откуда вы знаете?» – удивились они. Эти дамы были счастливы, и я тоже, поскольку они не могли позволить себе духи за две-три сотни долларов, но могли купить стиральный порошок, и радовались, что он приятно пахнет. Я же обрадовалась тому, что соприкоснулась с той частью человечества, которая никогда не сможет купить духи вроде тех, какие вы только что нюхали.

– Какое же счастье жить вот так, создавая ароматы, позволяющие женщинам повышать свою самооценку.

– В нашей работе бывают и весьма тяжелые часы. Жизнь парфюмера – вовсе не пикник. Она совсем не такая, как хотелось бы. В старое доброе время среди парфюмеров встречались «вольные художники». Знаменитый парфюмер делал один аромат за три-четыре года и не знал никаких ограничений – ни по цене, ни по срокам работы. Можно было проводить два-три эксперимента в день на протяжении, допустим, недели, а потом в буквальном смысле жить с ним, ходить с этим ароматом несколько недель – и никто не торопит. Ну а сейчас все до крайности коммерциализировано. Хочешь делать то, что принесет тебе имя, а компании деньги, – делай быстро. А духи нельзя сделать за ночь. У всех парфюмеров есть малые аккорды, которые они за десять лет практики не использовали, но хранили в памяти. И кто-то говорит: мне нужен цветочный аромат; помню, такой у меня был десять лет назад. Но он должен быть новым. Только дурак станет продавать копию. Плагиат (даже самоповтор) недопустим. Нужно начинать с нуля. Но существуют аккорды, к которым можно обращаться в каждой теме – своего рода стандартные блоки. Я составляю где-то от пятисот до семисот формул в год. Может быть, из этого выйдет лишь два промышленных сорта, но это вовсе не значит, что все семьсот формул неудачны.

– У вас не разрывается сердце, если потребитель не принимает созданную вами формулу, которая по-настоящему нравится вам?

Она закатила глаза, ее лицо посуровело.

– Конечно, такое бывает. Я всегда стараюсь со временем использовать эти формулы, так что они не пропадают впустую. Нужно верить в свои ароматы, не сомневаться в том, что они займут должное место, что рано или поздно это обязательно случится. Я очень настойчива. Я постоянно возвращаюсь к своим наработкам, переосмысливаю их.

Вот, к примеру, моя совсем свежая работа. Сказать, как она называется, я вам не могу, но это эксперимент. И пользоваться этим ароматом – тоже эксперимент. Мне изделие очень нравится. Главный аккорд аромата появился довольно давно из аккорда, который я назвала cleavage – «декольте»; у меня много таких названий, которые я для себя даю тому или иному продукту – например, «безголовый», «бездонный». А «декольте» для меня пахнет, как кожа юной женщины здесь. – Она указала рукой на область между шеей и верхом груди. – В этом аккорде есть нечто чувственное и сенсационное.

Взяв длинную полоску бумаги для образцов, она обмакнула кончик в янтарный флакон, заполненный маслом, и вручила мне. Я легкими взмахами руки подогнала аромат к носу, и на меня хлынул аромат цветочного шербета. Запах был юным, девическим, невинным и ассоциировался с блузкой в оборочку и кожей с чуть заметными веснушками.

– Это очень простой, но довольно неоднозначный запах. Он косвенным образом говорит: «Обними меня». В нем есть сексуальная нота, которую обожают мужчины. – Она дала мне другую пробу – свежее и чуть живее. – А вот какими будут, собственно, духи. Первый образец, масло, – это скелет. А это – результат. Состав из первой бутылки прошел длинный путь до итогового продукта – духов. Они в основном цветочные, но чем больше их нюхаешь, тем нежнее становится запах.

– Из всего, что вы сделали, – какие духи самые чувственные?

– Интересный вопрос. То, что одним представляется сексуальным и чувственным, для других может и не быть таким. По-моему, вот эти духи чувственные – не сексуальные, но чувственные.

– А как насчет стиля обольстительницы-вамп?

– Попробуйте эти.

Она вручила мне следующий образец. Я поднесла его к носу и ощутила мощный отклик. Я почувствовала на корне языка нечто густое и вязкое, наподобие сливочной тянучки. Это нечто как будто обладало тонкой виниловой оболочкой, а вокруг, казалось, распространялся шипучий мускусный ореол. Аромат и впрямь был влекущим.

– Что это? – спросила я, чувствуя, что лицо само расплывается от удовольствия.

– В основе здесь формула, близкая к Shalimar. Они еще не вышли на рынок.

– В отличие от первых, которые вы показали, – «декольте», – эти вызвали у меня сильную физическую реакцию. Я ощущаю их даже на вкус.

Она рассмеялась.

– Да, именно так о моих духах часто говорят – что они ощущаются на вкус. Я вкладываю душу во все, что делаю. Я хочу, чтобы мои произведения возбуждали одновременно и вкус, и обоняние, и эмоции.

– Можете ли вы представить себе духи, какие не могли бы создать? Есть ли какая-то идеальная форма, к которой вы стремитесь?

– О, я хотела бы создать духи, столь притягательные для мужчин, чтобы они не могли устоять ни перед одной женщиной. Это была бы самая невероятная вещь, какую только можно сотворить в жизни. Но это не профессиональное стремление, а чисто женское.

– Тогда весь мир окажется под угрозой.

– Да! – с удовольствием согласилась она.

– Когда составите их, дайте мне знать. Хочу быть вашей первой морской свинкой.

– Моей первой морской свинкой буду я сама.