Книга: Этология стадных животных

Пастухи будущего

Пастухи будущего

Неужели отдать Тургаю всю жизнь, отказаться от других путешествий? Что же Каракумы, Памир, Камчатка, Таймыр? Почему я — бывший московский мальчик из семьи интеллигентов, впервые оседлавший коня в шестнадцать и начавший пасти животных в двадцать три, — должен остаться здесь навсегда? Где же люди, кого посадили на коня в первый час жизни? Где потомственные пастухи?

Я подумал, что их надо растить, нужно писать книги, учебники. Как еще один человек может передать свою любовь к пастушеству другим? Я знал биографии исследователей-энтузиастов пастушеского ремесла. Балтийский матрос Иван Мосолов изучал работу чабанов, когда в Каракумах еще воинствовал Джунаид-хан. Нина Трофимовна Нечаева умирала в песках от жажды, едва не погибла под развалинами Ашхабада, написала столько книг о пастбищах, о чабанах, о поведении овец, стала академиком, Героем Труда. Но сколько у нее учеников, которые верят в науку пастухов? Два, три, десять? Навряд ли больше. И у академика Лущихина в Киргизии есть лишь один ученик, Ильяс Ботбаев, не забывший, как ценил учитель народную мудрость киргизских чабанов. В Самарканде работала Е. В. Одинцова, всеми уважаемый каракулевод, которая написала книгу об узбеках-чабанах [12]. В Казахстане работу табунщиков изучал Ю. Н. Барминцев [1].

Были, есть энтузиасты науки о пастбищном животноводстве. Но как их мало для нашей огромной страны!

Я пришел в стан табунщиков очень рано, но в юрте Токая уже пили чай. Начальники — бывалые степняки — рады были хоть день прожить как рядовые табунщики.

Наверное, заместитель министра Казахстана мог понимать людей без слов.

— Я вижу, ты не согласен на наше предложение, не

надумал?

Одному не справиться, а привлечь пока некого. Буду писать книгу, может быть, в этом есть больший смысл.

Кто знает?! — согласился старший товарищ. — Но наше предложение не забывай. И расскажи о нем у себя в академии.

Я выполнил задуманное, написал книгу о поведении копытных животных. [6]. Но как сделать, чтобы строчки книги воплотить в жизнь?

Сохранится ли в третьем тысячелетии нашей эры пастбищное животноводство? Для исследователя, посвятившего свой труд изучению пастушеского ремесла, это очень важный вопрос. Невесело инвентаризировать ценности, которым суждено ??попасть в архив, и еще грустнее думать, что результаты труда людей, десять тысяч лет создававших народную школу пастьбы, скоро станут столь же ненужными, как и навык древнего богатыря, терпеливо добывавшего огонь своими палочками. Говорят, что в третьем тысячелетии физики зажгут искусственное солнце, химики соткут, наконец, одежду из воздуха, а геологи научатся добывать из морской воды все элементы таблицы Менделеева. Ну а кто накормит человечество? В самом деле — кто? Останется ли в будущем место для пастухов?

У предсказателей будущего, чья профессия — футурология — стала ныне такой модной, есть излюбленный прием: искать ростки грядущего в том, что окружает нас уже теперь.

Кто сегодня кормит человечество мясом, снабжает шкурами и шерстью? В первом ряду мировых овцеводов мы видим Австралию (16 процентов всех овец мира), СССР (12 процентов), Аргентину, Южную Америку. Кто владеет коровами? США, СССР, Бразилия, Аргентина, Мексика. Интересно посчитать и по-другому: в Уругвае на одного человека приходится 3 коровы, в Аргентине — 2, а в Дании, славящейся своими сырами и маслом, родине знаменитых пород, — всего 0,7. Кто владеет лошадьми?

Опять знакомый ряд: Бразилия, СССР, Мексика, Аргентина, США. Как видим, лидируют страны, богатые открытыми ландшафтами и, значит, пастбищами. Именно пастбищное животноводство служит для современного человечества основным источником мяса.

Однако население Земли растет. Необходимо увеличить производство продуктов более чем втрое. Возможен ли такой скачок? Ведь сроки прежних экономических революций имели совсем иные масштабы. Десять тысяч лет назад возникло пастбищное животноводство, которое до сего времени обеспечивает человечество мясом, шерстью, кожей. Сейчас же в нашем распоряжении лишь десятки лет. К тому же увеличить поголовье животных втрое нельзя, не используя иного, чем сейчас, принципа ведения хозяйства. Резервы пастбищ практически исчерпаны, подкормка не решает проблемы.

Понятно, почему и сомнение, и изумление охватывают зоотехников, узнавших о сенсационном на первый взгляд факте: продуктивность диких животных в некоторых районах Земли вдвое, а то и втрое превышает продуктивность домашних.

В то же время очень многим людям дикие животные представляются только забавой, и изменение в отношении к ним неплохо иллюстрирует история, рассказанная мне в заповеднике «Бадхыз». Окружающие заповедник овцеводческие хозяйства поставили перед правительством Туркмении вопрос о временном использовании территории заповедника под пастбище для овец. Поддержки они, однако, не получили, и немалую роль в этом сыграло впечатление членов комиссии, выезжавшей ознакомиться с положением дел на месте. Они ожидали увидеть «пустую» степь, пропадающие зря пастбища и не могли сдержать удивления, когда в обе стороны от машины стали разбегаться куланы и джейраны, вовсе или почти исчезнувшие в других местах, а дикие бараны паслись на склонах гор в таком числе, словно это были домашние овцы. Членам комиссии стало ясно, что даже при простом пересчете на килограммы мяса неизвестно, где этих килограммов больше — в заповеднике или в тех отарах, что собирались здесь кормить.

Как же объяснить столь большую продуктивность диких животных по сравнению с домашними? Не все здесь пока понятно, но, очевидно, дикие животные умеют более целесообразно и экономично использовать растительный покров. Они образуют крупные стада только в период миграции, когда движутся с зимних пастбищ, либо наоборот. В остальное время держатся группами самого разного размера и в зависимости от количества и распределения корма ??передвигаются то медленнее, то быстрее. Замечательно, что общая урожайность растительности при этом не только не падает, а, напротив, даже повышается.

До самого последнего времени это казалось сомнительным, и, чтобы сохранить в первозданном виде участки степ»: й и альпийских лугов, их пытались оградить от всякого выпаса, в том числе и от влияния диких животных. Результаты не оправдали предположения: начали пропадать ценные виды растений, стала накапливаться сухая трава прошлых лет. Вопреки ожиданиям такая степь выглядела гибнущей. Геоботаники установили, что через 4–5 лет полного отдыха ее урожайность снижается на 20 процентов. Дело в том, что растительность степи и обитающие на ее просторах дикие копытные прошли долгий современный путь развития и уже не могут жить друг без друга: животные втаптывают семена в землю, предохраняя их от высыхания, они же и удобряют почву, и собирают урожай, заботливо подстригая траву и кусты. Все дело лишь в мере. Когда потребителей слишком много, они начинают вытаптывать пастбище, выедать траву до земли, разбивать почву в пыль, начисто объедать кору деревьев, то есть делать все то, что происходит при массированном воздействии домашних животных.

Размер стада, скорость передвижения по пастбищу, расстояние между пасущимися животными — эти и им подобные экологические особенности изменил и нарушил человек, собрав копытных в большие стада. В результате перестал действовать механизм, регулирующий взаимоотношения животных с растениями. Сломалось самое важное природное звено. Как снова пустить его в ход?

Отказаться от домашнего скота — от тонкорунных и каракулевых овец, молочных коров, великолепных лошадей — немыслимо! Значит — пока во всяком случае не видится иного выхода, — мы должны научиться подражать в животноводстве тому, к чему в процессе длительной эволюции пришла природа. Этологу особенно близка мысль Дарвина: побеждать природу можно, только повинуясь ей.

Чтобы сделать нагрузку на пастбище более равномерной, поочередно пускают в дело различные его участки. Кроме того, стада северных оленей, яков, верблюдов часто делят на меньшие части, выпасаемые отдельно. Пастухи знают установленные долгим опытом сроки восстановления листвы на объеденных деревьях и кустарниках, скорость подрастания подстриженной травы. Так, в северном оленеводстве летние пастбища повторно используются не ранее, чем через 20 дней. Когда стадо оленей кормится в тундре, поросшей карликовой ивой, за ним остается хорошо заметная красноватая полоса. Это обнажилась кора веточек ивы, с которых олени объели листья. Нужен определенный срок, чтобы тундра вернула свой прежний облик. Еще один заимствованный у природы прием — это когда на одном и том же пастбище держат животных разных видов. В Каракумах, например, вместе пасутся овцы, козы и верблюды. Овцы щиплют пустынную осочку, полынь, нижние веточки саксаула, козы часто поднимаются на задние ноги у кустов саксаула, добираясь к веткам повыше, ну, а верхний ярус — весь в распоряжении верблюдов.

Издавна применяется и вольный выпас, при котором животные, подобно их диким предкам, свободно осваивают пастбища. Но главная трудность в его применении— это сбор животных, кроме того, многие из них теряются, гибнут от хищников и болезней. Да и вообще далеко не всех домашних животных можно предоставить самим себе: пышное руно мериносовой овцы покрывается льдом зимой — ей нужны укрытия, породистые жеребцы оказываются неспособными отбить нападение волков на табун, коровы нуждаются в регулярной дойке.

В поведении домашних животных утеряны многие важные традиции: они не знают путей миграции, которыми шли их дикие предки, в пустыне не сумеют сами найти воду. Им непременно нужна помощь человека.

Вольный выпас, конечно же, не выход — нужен какой-то компромиссный путь: с одной стороны, животным необходимо предоставить большую свободу, а с другой, научиться следить за ними на пастбище, с достаточно дальней дистанции и легко их собирать по мере надобности в определенные пункты.

И здесь народные школы пастьбы успели разработать немало ценных приемов. Недаром у различных скотоводческих народов высшим мастером признается пастух, управляющий стадом «с места» — с какой-то наиболее выгодной точки пастбища. Однако при всей своей мудрости применяющиеся ныне пастушеские приемы дают возможность только лишь ослабить отрицательные стороны одомашнивания копытных и, прежде всего, содержания их в противоестественно больших стадах. Но представьте себе только, какие совершенно новые ??возможности откроются перед животноводами, если подкрепить этот опыт современными достижениями науки и техники!

Ведь достаточно хорошо разработаны различные системы биотелеметрического слежения за животными: на зверя навешивают передатчик (обычно он крепится на ошейник) и с помощью двух локационных станций наблюдают за его перемещением. Дальность слежения при этом достигает 20 и более километров.

Не используется пока другое очень важное достижение науки: значение закономерностей передвижения животных по той или иной территории. А ведь оно позволяет составить зоологические карты пастбищ, на которых с большей точностью будут предсказаны вероятные пути движения копытных животных. И тогда станет ясно, в каком именно месте должен вмешаться человек: где поставить направляющую изгородь, где расположить ко-рали, укрытия, водопои, солонцы.

Разгораживание пастбищ уже сегодня может намного облегчить работу чабанов. А главное — это даст животным хоть минимум свободы, позволит им хоть в какой-то мере восстановить естественную структуру стада. Еще недавно идея разгородить необъятные просторы степей и пустынь казалась чистым безумием. Однако появление машин, вбивающих колья и натягивающих проволоку, а при желании, наоборот, снимающих ограду, сделало применение таких изгородей делом вполне реальным. Сейчас они широко используются во многих странах мира. Разгораживание пастбищ все более применяется и в СССР.

Важно лишь, чтобы огороженный участок не стал похожим на выбитые площадки для выгула скота, которые мы зачастую встречаем возле животноводческих ферм. Размеры участка, его форма и расположение на местности обязательно должны соответствовать естественным стремлениям и потребностям животных.

Итак, у нас немало сведений, позволяющих пофантазировать о том, какими же станут животноводческие хозяйства будущего. Конечно, они будут очень различны руководящего пастьбой гораздо большего, чем раньше, числа животных и на неизмеримо большей территории. Первыми же его помощниками станут диспетчерские’ пункты, куда будут сходиться сообщения и от наблюдателей, и с самолетов-разведчиков, и от спутников Земли. ЭВМ сравнит эти сведения с картами пастбищ, с данными службы наблюдения за растительностью, с рекомендациями метеорологов.

И все же в какие-то моменты присутствие пастухов на пастбище, безусловно, окажется необходимым. И не только присутствие, а умелые, согласованные действия. Вот тогда и понадобится вспомнить старинные приемы чабанской «науки пасти» — науки, в полном смысле слова, пока не существующей, но очень нужной и нынешнему поколению людей, и тем, кто придет потом, в XXI веке.

Важной проблемой стала в наши дни нехватка чабанов. Молодые люди охотно становятся шоферами или трактористами, мечтают о профессии геолога или летчика. И редко кого привлекает профессия пастуха. Отчего же? Ведь, если разобраться серьезно, пастух должен знать несравненно больше шофера. Права на вождение машины можно получить за 6 месяцев, а ученик пастуха, чтобы постичь премудрости его дела, должен проработать не менее двух лет! А уж о романтике и героике труда и говорить не приходится: каждый день, в любое время года и в любую погоду идут люди за стадами. И в этот самый момент, когда вы заняты чтением книги, миллион пастухов находится на своем посту под открытым небом, деля со своими подопечными все невзгоды и лишения.

Понять пастушеские приемы непросто. Даже опытные чабаны редко бывают в состоянии объяснить, почему в данной ситуации поступают так, а не иначе. Основа представлений пастухов зачастую наивна. Новичку, только вступающему на пастушескую стезю, не остается иного выхода, как только подражать своим старшим наставникам. По сути дела, и издающиеся немалым тиражом брошюры, где описывается опыт передовых чабанов, — лишь материал для подражания.

Молодой человек, решивший стать пастухом, даже после окончания десятилетки должен снова учиться у седобородого чабана. Юноше трудно поверить, что устройство машины понять куда проще, нежели перенять опыт сотен поколений людей, что хранит старый чабан.

У него свои открытия, устои и авторитеты, и мосты между народным опытом и признанной большой наукой здесь, как нигде, еще очень тонки.

Конечно, в пастушеском, как и во всяком другом деле, встречаются люди более или менее талантливые, те, кто действует только по старинке, и ищущие свои собственные пути. В Туркмении, например, с давних пор славились чабаны из Геок-Тепе. На самых льготных условиях их приглашали работать даже в очень далекие кочевья. Всевластные баи предпочитали жить с ними в мире, полностью завися от их профессионального искусства. В наши дни имена прославленных чабанов известны не только за пределами отдельных районов, но и республик: к ним приезжают учиться, и ученики с гордостью называют имена своих учителей. Жаль только, что очень небольшую часть их опыта можно усвоить, пользуясь газетными заметками или упоминавшимися уже брошюрами. И еще больше жаль, что с каждым годом «профессоров» этого нужного и важного дела становится все меньше и меньше, а вместе с ними теряется безвозвратно накопленная многими столетиями народная мудрость…

«Помни. Земля земледельца лежит, а земля овцевода ходит. Не гоняй овцу через траву, гони траву через овец. У овцы пять ртов: одним ест, четырьмя топчет». Из таких вот истин, записанных Е. Одинцовой (12) со слов чабанов, складывалась народная школа пастьбы. Сегодня ее обосновывает и развивает этология — наука о поведении животных.

Удивительно, что новейшее направление биологии нашло свое применение и своих союзников в древнейших ремеслах: охоте и пастушестве. Разрабатываемые этологами методы управления животными с больших дистанций в недалеком будущем умножат продуктивные силы дикой природы. И тогда осуществится мечта зоологов видеть плодородные пастбища, где пасутся несметные стада диких и домашних животных с лихвой платящие человеку сторицей за его разумную заботу.