Книга: Шмели и термиты

Другие недруги

Другие недруги

Новую главу начнем тоже с фантазии — как бы покороче сказать? — бомбозоосинэкологической, что ли…

Не пугайтесь варварской словесной глыбы. Если станете работником науки, вам доведется еще и не с такими встретиться!

Да, словечко, хоть не из самых коротких, не столь уж замысловато. В самом деле, бомбо значит: относится к естественной истории Бомбус; зоо значит: ограничено только объектами зоологическими и ботанических не охватывает; син значит: берется не в отрыве от других, а определяет явления, связанные со всеми относящимися к шмелям видами; а экологический значит: рассматривает связи живого с окружающей средой. Таким образом, бомбозоосинэкологический можно перевести на общепонятный язык так: относящийся к животным, связанным с видами шмелей.

Остается разъяснить еще одно: почему речь идет о фантазии… На такой вопрос ответить и вовсе просто. Потому что в этой главе предстоит совершить нечто вроде умозрительного путешествия по зоологическому саду, какого нигде на Земле не было и какой, пожалуй, вряд ли когда и будет… Это зоологический сад, в котором собраны лишь те звери, птицы, насекомые, паукообразные, простейшие, чей жизненный путь так или иначе совпадает, пересекается, переплетается со шмелиным, и, конечно, те, которые прямо или косвенно губят шмелей.

Возьмем млекопитающих. О значении для шмелей разных грызунов, гнездящихся в земле, уже говорилось. Здесь надо указать еще и тех, кто чаще других губит шмелиные гнезда: это прежде всего лиса, затем скунс, барсук, куница…

Нападение производится ночью. Лишенных жала самцов звери без всяких предосторожностей отправляют в пасть, а рабочих шмелей и шмелих, которые могут ужалить, сначала метким ударом передней лапы сбивают наземь, разминают, потом, подобрав с земли, сжевывают.

«По каким признакам различают зверьки насекомых?» — удивились зоологи, наблюдавшие за скунсом, пока он расправлялся со шмелиным гнездом в зарешеченной клетке. Что помогает им опознавать самцов? Внешний вид? Но обычно все происходит в темноте. Или они отличают их по запаху? Или, может, по жужжанию? Неясно!

Если где-нибудь в лесу вам попались утром среди сбившейся травы на истоптанном участке комки сотов и к ним припали отдельные шмели, можете не сомневаться: здесь ночью хозяйничал зверь. Лишь по следам, отпечатавшимся на сырой после дождя почве, можно опознать, чьих именно лап это дело… В траве разбросаны лишь восковые обломки. Шмелей, которых вы сейчас видите, ночь захватила где-то в поле, они поутру вернулись — вернулись, но дома не нашли…

Немало и пернатых ловко расправляется со шмелями.

Большая синица хитра: фуражирами, вылетевшими из гнезда на промысел, она не интересуется, зато не упускает тех, что возвращаются домой. Эти и летят медленнее, а главное, их зобик полон меда. Синица проклевывает насекомое на лету, пробивая клювом верхние кольца брюшка — ближе к зобику, дальше от жала и ядовитой железы. По этому проклёву и опознают хищницу. Она часто одним нектаром и довольствуется.

…Сорокопут знаменит своим умением накалывать добычу на шипы деревьев… Вороны взрослых шмелей не поедают, но дотла разоряют гнезда, чтоб полакомиться личинками и куколками.

Много врагов у шмелей и среди паукообразных. Запутавшиеся в паутине крестовика мелкие рабочие становятся его жертвой. Но существуют пауки с паутиной настолько крепкой и плотной, что в нее опасно попадаться и крупным шмелям. Еще более грозен для шмелей не плетущий паутину, сравнительно небольшой, замаскированный окраской тела под колер цветка, на котором он поджидает жертву, паучок-краб Мизумена вация. Это восьминогое совершенно не видно на фоне лепестков и ничем не выдает своего присутствия. Прилетает шмель и начинает усердно собирать с тычинок пыльцу и вдруг… Только по неожиданно, на полутоне прервавшемуся жужжанию можно догадаться, что здесь случилось… Краб крепко держит передними ножками голову шмеля и уже успел ввести под хитин каплю мгновенно действующего яда. Дальше Мизумена медленно поглощает парализованного фуражира.

Разные хищники разными способами охотятся на шмелей: кого прельщает мед в зобике или обножка в корзинке, а то и весь целиком фуражир или молодь в гнезде.

Например, среди перепончатокрылых насекомых шмелям сильно докучают муравьи — Лазиус, Мирмика, Формика, Соленопспс… Как ни разнятся внешне и по образу жизни эти колена муравьиных племен, все одинаково пристрастны к запасам меда в шмелиных гнездах, все при случае ловко и споро разгрызают восковые соты, раздирают и пожирают яички, личинок, а если кокон приоткрыт, то и беспомощных еще куколок.

Да что, собственно, может шмелиная община противопоставить бесконечным вереницам крошечных охотников, тянущимся к чашам, полным меда, к пакетам, содержащим такую лакомую и сытную начинку, как живой расплод?

Шмели не подают в случае опасности сигнал тревоги, которая поднимала бы на ноги все гнездо, как у ос, пчел, муравьев, термитов. А один шмель — что он может? У него единственное жало и пара жвал. Разве с таким оружием обуздать орду мурашей? Ведь, нападая скопом, они впиваются в каждую из шести ножек, в оба усика, чуть не в каждый волосок на теле.

Против одного обитателя гнезда, включая и саму шмелиху, действуют десятки, сотни муравьев. Куда ни посмотри — всюду видишь лилипутов, которые наводнили крепость Гулливеров.

Невесело выглядит гнездо, разоренное муравьями. Между руинами восковых пакетов и пустыми шелковыми коконами долго еще снуют юркие черные, черно-красные, сизые муравьи… Они подбирают оброненные крохи, выпивают пролитые капли меда.

Ничего подобного не бывает в сильных гнездах. Муравьи нападают на них редко, и не всегда такие набеги кончаются успешно. Пусть шмелям не знаком сигнал тревоги, созывающий всех против врага, но в сильной общине каждый энергичнее, чем в гнездах-слабышах. Муравьи быстро обнаруживают разницу. Потому-то шмели могут процветать и там, где местность оплетена во всех направлениях муравьиными тропами, по которым тянутся цепи пеших фуражиров. Здесь опять проявляется уже знакомый нам эффект группы…

Пчелы, наши домашние медоносные пчелы, как мы уже установили, тоже могут нападать на шмелей, но ограничиваются изъятием запасов меда. Расплод и самих шмелей они не тревожат.

Иначе ведет себя крошечное миллиметровое паразитическое перепончатокрылое из группы хальцидид. Оно носит благозвучное греческое имя Мелитобия. Самки Мелитобии — уж как им приходится для этого изловчаться! — проникают внутрь пакетов с расплодом. И здесь дожидаются, когда шмелиные личинки раскормятся и станут в сотни и тысячи раз крупнее взрослого паразита. Теперь Мелитобия начинает жалить шмелиную личинку и пить вытекающий из ранки сок, отчего личинки перестают развиваться, остаются в живых, но, как правило, не плетут кокона и словно засыпают. Вот тут-то Мелитобия начинает откладывать на тело своей жертвы яйца. Из яичек через два дня вылупляются личинки.

До поры до времени все эти личинки не вредят своему носителю, только заставляют его поглощать огромное количество пищи. «Пораженная Мелитобией шмелиная личинка не обнаруживает никаких признаков заболевания, — рассказывают энтомологи, — но становится необычайно прожорлива. Похоже, зародыши паразита превращают жертву в какой-то передаточный механизм, снабжающий их пищей, уже частично подготовленной для усвоения». Здесь личинки Мелитобии и завершают развитие.

Пораженная паразитами, личинка шмеля может иной раз и окуклиться, но такой куколке почти никогда не удается стать взрослым насекомым. Доктор Плате рассказывает, что из одного-единственного шмелиного кокона Бомбус аффинис у него вывелось без малого сто взрослых Мелитобий!

Сходно действуют и паразитные осы из семейства Мутиллид. Яички откладываются их бескрылыми самками (не будь самки так волосаты, они вовсе походили бы на муравьев). Как и когда именно эти бескрылые создания проникают в гнезда шмелей и оставляют там свои яички, не очень ясно. Зато известно, что личинки осы вылупляются довольно скоро и кормятся личинкой, в которой растут, а окукливаются в шмелиной куколке. Один исследователь изъял из гнезд Протобомбус ионеллус около сотни пакетов с личинками и куколками, а получил из них чуть не семьдесят пять тысяч ос! Если б на этот факт не сослался такой серьезный исследователь, как А. С. Скориков, сообщение показалось бы неправдоподобным. Однако Скориков сам не раз имел случай наблюдать ос Мутиллид в шмелиных гнездах и был знаком с их ужасающей плодовитостью.

В шмелином гнезде Мутиллид часто бывает во много раз больше, чем самих шмелей.

Все Мутиллиды, которые выводятся из тела одной шмелиной куколки, это или сплошь самки, или сплошь самцы. Самцы крылаты и, как только вывелись, улетают. Бескрылые же самки не спешат покинуть шмелиное гнездо, здесь и кормятся.

Единственная их еда теперь — мед. Им они и подкрепляют силы для предстоящей жизни под открытым небом, где их ожидает встреча с крылатым самцом, после чего самка отправляется на поиски места, где можно отложить яички. Это не обязательно шмелиное гнездо.

Артиллерийский генерал Октавий Иванович Радошковский — один из первых русских и один из крупнейших в мире шмелеведов в свое время (он жил в конце прошлого века) — изучал также паразитов, составляющих свиту шмелей. И он же открыл два сплетенных друг с другом факта. Первый: Мутиллиды поражают нескольких перепончатокрылых. Второй: основное кольцо брюшка Мутиллид по форме изменчиво, походит на то же кольцо брюшка насекомого, в чьих личинках они росли и развивались. Вот до чего своеобразно отпечатываются на облике паразита черты его кормильца, или, как говорят паразитологи, хозяина.

Из перечисленных до сих пор перепончатокрылых одни — муравьи — могут дотла разорять шмелиные гнезда, другие — пчелы — не прочь воспользоваться запасами жидкого корма, третьи — осы — паразитируют на личинках и куколках шмелей. А как же взрослые шмели? Им что, перепончатокрылые не страшны? Нет, и у них есть свои паразиты. Вот Синтретус сплендидус — блестящий — наездник из числа Браконид.

Синтретус подкарауливает рабочих шмелей и шмелих разных видов, между прочим не брезгует и шмелиными кукушками, на цветках, куда они прилетают перекусить пыльцой или глотнуть нектара. Единственно садовый шмель благодаря исключительной быстроте, с какой он орудует в венчике, ускользает от Синтретус. Других этот наездник не минует и не милует. Его самка очень изящно приклеивает к брюшку шмеля яичко, причем не как попало, а на тоненькой перепонке точно между кольцами. Вылупившаяся из яичка личинка пробуравливает перепонку и проникает в брюшко. Здесь их может быть и десятка два, а случалось, находили до восьми десятков. Эти паразиты проводят в брюшке три-четыре недели, питаясь жировым телом и другими тканями своего носителя.

Личинки растут, линяют, дальше растут, а после четвертой линьки пробуравливают перепонку между первым и вторым кольцами брюшка, на этот раз изнутри, выходят на свободу и падают. На поверхности почвы личинка завершает рост и окукливается.

Между прочим, Синтретус редко поражают основательниц. Они поспевают для яйцекладки позже, когда на цветах действуют рабочие фуражиры или крупные шмелихи. В них-то и внедряются личинки паразита. Рабочим шмелям — они сравнительно недолговечны — Синтретус не успевает нанести заметный вред. Зато, когда Синтретус поражает продолжательницу, шмелиха становится гораздо менее плодовита, ее потомство сильно мельчает…

Из других шестиногих — двукрылых — для шмелей не на шутку опасны крупные, сильные и прожорливые хищники-ктыри — Асилиды. «Это самые страшные враги положительно всех летающих насекомых, — сообщает о них английский энтомолог Давид Шарп и добавляет: — Они никого не боятся».

Ктыри нападают на жертву в воздухе, для чего подкарауливают ее на цветах и, издали заметив приближающуюся цель, вылетают ей навстречу. Если дичь ускользнула — что же, ктырь возвращается на старое место, ждет.

Для боя ктырю требуется свобода маневра, простор. Где их нет, он неузнаваем. От его бесстрашия не остается и следа.

Ктыря поместили в стеклянную банку, туда же посадили самую крупную шмелиху. Мгновенно вспыхивает яростная схватка. И вдруг ктырь, словно сраженный смертельным ударом, падает на спину. Шмель громко гудит. Впору подумать, он торжествует победу…

Что ж, выпустим победителя, незачем его томить. Пусть себе летит восвояси!

Шмель исчез, в банке с неподвижным телом ктыря воцаряются тишина и спокойствие. И тут только что бездыханный ктырь начинает еле заметно шевелить ножками в воздухе. Потом постепенно смелеет, встает на шесть ножек, и, окончательно воскресши из мертвых, симулянт вздымает крылья и взвивается.

Муха Конопс проникает в шмелиное гнездо почти как Мелитобии или Мутиллиды. Ее тактика напоминает увековеченную в сказаниях военную хитрость греков, осаждавших Трою. Потеряв надежду взять город приступом, греки спрятали своих лазутчиков, свой десант, во чреве деревянного коня, и троянцы сами доставили его к себе, это их и погубило. Конь вошел в историю под названием троянского…

Впору подумать, что самки мухи Конопс знакомы с Вергилиевой «Энеидой» или Гомеровой «Илиадой», в которых описана история осады Трои.

Конопс откладывает яички на шмелей, ос, пчел, атакуя свою жертву не в гнезде и не на цветах, а в воздухе, на лету.

Это на первый взгляд ничем не примечательное зрелище. Над кустом шиповника кружит похожая на осу муха Конопс., Широко раскрытые пунцовые венчики цветков издали приманивают к себе шмелей. Муха, по хоте, случайно сталкивается в воздухе с подлетающим шмелем и тотчас как ни в чем не бывало делает бросок в сторону. Шмель — тот будто контужен столкновением, падает в цветок, от головы до ножек содрогаясь. Проходит несколько секунд, прежде чем бедняга примется за то, ради чего прилетел: зарывается в золотую щетку тычинок. А муха, опять вынырнув откуда-то, взвивается, парит на невидимых крыльях, дожидаясь следующего шмеля, и опять сталкивается с ним в воздухе.

Тут-то начинаешь подозревать: пожалуй, воздушные столкновения не так уж и случайны.

Прикройте стеклянным стаканом шмеля, сшибленного мухой над цветком, отнесите домой и здесь обследуйте под бинокуляром.

На брюшке яичко. Мгновенное соприкосновение на лету двух хитиновых тел — столкновение, которое не всегда успеваешь и заметить, — и паразит примостил на шмеля яичко.

Личинка, выведясь из яичка, проникает в брюшко шмеля и в нем растет, постепенно поедая жертву, наконец, окукливается в полностью опустошенном ею брюшке. Паразит может закончить развитие даже в брюшке шмеля, давно наколотого на булавку и, кто знает, сколько месяцев хранящегося в ящике под стеклом.

Это в том случае, разумеется, если коллекционером изловлен шмель, уже начиненный зародышем мухи Конопс.

Такие шмели обычно кончают жизнь в гнезде. Тело погибшего рабочие уволакивают куда-нибудь в угол, где лежит всякий мусор.

Присмотримся к этому мусору: останки шмеля со спящей в них куколкой Конопс нетрудно опознать по округлому брюшку, у прочих оно маленькое, сморщенное. В гнездовом мусоре куколка и зимует. Хитиновый скелет жертвы, который послужил паразиту колыбелью, взрослое двукрылое покинет весной будущего года.

В шмелиных гнездах встречаются и смахивающие на комнатную муху Тахины, или как их называют еще, ежемухи. Тахины — живородящие. Они не откладывают яичек, но производят на свет личинок. Эти юркие создания проскальзывают к пакету с расплодом, а то даже и внутрь — на личинок шмеля. Тут личинка Тахины успокаивается и очень мало тревожит своего носителя, пока тот продолжает питаться и расти. Но когда он полностью раскормится и вот-вот начнет окукливаться, Тахина просыпается и быстро выедает изнутри жертву, затем, покинув ее хитиновую оболочку, пробирается в подстилку и в ней окукливается…

Но довольно рассказов о хищниках, паразитах, вредителях и прочих захребетниках! Отведем душу на знакомстве с еще одной двукрылой породой, которую только по ошибке относят к разряду недругов шмелиного племени.

По ошибке… Тут действительно ошибиться нетрудно. Волюцелла, речь идет о ней, сама настолько смахивает на некоторых шмелей, что и ее вполне можно считать «ошмелевшей», как заметил мой друг-шутник и любитель покаламбурить. Волюцелла не только внешне на них походит, а и летает похоже, похоже жужжит, даже так же закидывает вверх ножки в ответ на прикосновение к телу… Специально изучавший это явление биолог Е. Габричевский замечает: «Взрослые мухи Волюцеллы шмелеобразны и по форме, и по окраске, даже их цветовая географическая изменчивость параллельна таковой шмелей…» Мы уже сталкивались с тем, как на облике паразита отпечатываются черты его носителя. Разве не естественно увидеть в разностороннем подражании Волюцеллы шмелям свидетельство того, что и она паразит. Очевидно, подражание облегчает ей возможность пробираться в шмелиные гнезда, где ее сплошь и рядом действительно можно видеть и где она действительно откладывает яйца.

И ведь как? Даже убитая успевает посмертно выполнить назначение продолжательницы рода: извергнуть яички. А они липкие, сразу приклеиваются к месту, на котором отложены. Выведясь из яичек, личинки устремляются к сотам, к старым коконам.

Зачем? Вроде и гадать не приходится: чтобы поедать запасы корма, может, и расплод. Долго так и считалось: личинки Волюцеллы поедают личинок шмелей.

Однако присутствие мухи в шмелиных гнездах никак не отражается на силе и численности общин. Личинки Волюцеллы здесь прилежно пасутся в гнездах, выедая разный мусор, а в нем вполне достаточно питательных веществ. Вопреки всему, что думали о Волюцелле, она не вредитель, но санитар, поддерживает чистоту в дальних углах дома, оказавшего ей гостеприимство.

Разумеется, здесь упомянуты далеко не все заслуживающие упоминания двукрылые, но ведь надо хотя бы мельком бросить взгляд и на жуков из нашего зоопарка.

Очень любопытно познакомиться прежде всего с крошечным тычинкоедом — Антерофагом. Этот доставляет шмелям огорчение и неудобства совсем недолго, зато потом верой и правдой служит им, как и Волюцелла, убирая шмелиный дом.

Подобно многим другим существам, о которых здесь шла речь, крошка-жучок подкарауливает шмеля на цветке, но никаких яичек ни на шмеля не наклеивает, ни под перепонку на брюшке не вводит. Он сам, собственной персоной, будто на персональном грузовом вертолете, добирается куда нужно. По сути дела, Антерофаг тоже превращает шмеля в троянского коня, но в гнездо проникает не внутри насекомого, а на нем, только что не верхом.

Впервые этот — даже не скажешь пройдоха, пролаза, проныра, провора, и слова подходящего не подберешь, — встретился мне как-то на скабиозе. Пока шмелиный самец нежился на цветке, жучок не трогался с места, будто знал, что самец не обязательно даже к ночи возвращается в гнездо. Зато, едва на ту же головку, с ходу выпрямляя хоботок, чтоб проверить нектарники, стал опускаться рабочий шмель, жучок (он сидел в засаде с раскрытыми щипцами жвал), почти прыгнув, мгновенно сомкнул челюсти и зажал ими хоботок.

Шмель попробовал взлететь — где там! Свалился на траву.

— «Ошмеломил» беднягу! — посочувствовал наблюдавший нападение мой друг, любитель каламбуров.

Шмель неуклюже барахтался, стараясь подняться, и, неся на хоботке приставшего жучка, взобрался с ним на стебелек, вновь взлетел, но опять безуспешно: упал в траву.

Мы подобрали его и унесли домой, чтоб лучше рассмотреть. Жучок цепко держался за хоботок шмеля. Дома мы его определили: это был Антерофаг.

Года через два, приехав в Ленинград, я, как всегда, наведался в замечательную библиотеку Зоологического института Академии наук. Любая старая библиотека — чудо. Старая специальная библиотека — чудо из чудес. Здесь находишь иногда такие сокровища, которые и во сне не приснятся. Чистое наслаждение копаться уже в одном только каталоге не успеваешь выписывать шифры заманчивых сборников и статей, просто глаза разбегаются… И вот уже на стол ложатся первые книги из числа заказанных.

Среди них немецкий журнал «Натур унд фольк» с небольшой заметкой об Антерофаге профессора Карла Фриша. Ему пришлось усыпить шмеля с висящим на хоботке жучком, чтоб Антерофаг отпустил своего, в прямом смысле слова, носителя. На хитине шмелиного хоботка хорошо отпечаталась вмятина, оставленная жвалами тычинкоеда. Позже Фриш аккуратно приклеил его на то же место и так сохранил обоих в своей знаменитой Бруннвинкльской зоологической коллекции.

Бывает, Антерофаг промахнулся и не успел вцепиться в хоботок шмеля. Он пробует тогда повиснуть на одной из его ножек, может защемить жвалами и несколько волосков на груди шмеля. Описан хранящийся в одной коллекции экземпляр шмеля, в которого на цветке мальвы впились сразу два Антерофага: один висел на хоботке, второй на ножке. Представляете, каково было этому фуражиру добираться домой?

И с чего бы, казалось, жучку «безбилетным зайцем» пробираться в шмелиные гнезда? Антерофаг и сам довольно прилично летает. Вполне мог бы, как делает Пситирус, разыскать вход в гнездо и пожаловать сюда. Тут остается только гадать. Возможно, жучок для кукушкиного приема, как говорится, «носом не вышел», обоняния не хватает, чтоб найти гнездо. На цветке он шмеля чует и даже отличает шмеля-самца от самки и фуражира, которые, как правило, сразу возвращаются в гнездо.

Пусть насекомое только что вылетело из дому и еще ничего не успело собрать, нападение жучка заставляет его повернуть обратно, словно один вес ноши побуждает сборщицу прекратить полет. И вот жучок доставлен в шмелиный дом. Здесь он находит себе пару; самки его откладывают яички, из них выводятся, как положено, личинки. Они шмелиному расплоду не вредят: кормом для них служит мусор в гнездовом хозяйстве шмелей. Личинки растут, окукливаются, а закончив развитие, улетают. Надо отдать им справедливость: улетают они сами, не тревожа уходящих на промысел сборщиц. Но, может быть, вес пассажира задерживал бы вылет шмеля из гнезда, как он заставляет его сразу вернуться в гнездо, пусть зобик и корзинки еще пусты? Так или иначе, из шмелиного гнезда жук отправляется в воздушное путешествие на собственных крыльях.

Добравшись теперь до поздних летних цветов, Антерофаг опять дожидается шмеля и на нем проникает в гнездо, и опять самки откладывают здесь яички, а из них выводятся личинки, которым теперь, однако, предстоит зимовать. Они зарываются под соты и только весной возобновляют развитие — окукливаются, через какое-то время созревают и выходят взрослыми жучками. Эти опять сами улетают на цветки, едят пыльцу, поджидают шмелиных фуражиров…

Итак, мы уже знаем: есть мухи, они засылают в шмелиные гнезда яички; есть жук, его шмель сам приносит домой… А вот еще два жука — один из числа нарывников Мелоид, второй из числа Ксенид — эти пробираются в дом шмелей и не в виде яиц, и не взрослыми, но в возрасте крошечных личинок. Правда, личинки не совсем обычные.

Напомним, что в мире насекомых больше всего распространен четырехступепчатый путь превращений — метаморфоз: из яичка — личинка, из личинки — куколка, из куколки — совершенное насекомое, иначе — имаго. Что касается Мелоид и Ксенид, они проходят метаморфоз усложненный, многоступенчатый, и к тому же сильно растянутый во времени. Он и называется сверхпревращением — гиперметаморфозом (из яичка — личинка, которая, линяя, удивительно меняется по форме и повадкам, из личинки последнего возраста — куколка, из куколки — имаго). Самые молодые, из яичка вылупившиеся личинки, и представляют собой триунгулина — каждый немногим больше запятой на странице, которую вы сейчас читаете. Иногда эта живая запятая так же неподвижна, как запятая в книге. Но стоит появиться на цветке мохнатому, пушистому насекомому — пчеле, шмелю, — триунгулин тут же оживает. Обмануть его проще простого. Поднесите к цветку кисточку из мягких волосков, и к ним прильнут, замерев, блестящие черные запятые: они «клюют» на пушистость приманки.

Дальнейшее развитие происходит уже в шмелиных гнездах, где личинки питаются расплодом хозяев, а потом запасами меда.

Приключения и превращения триунгулинов Мелоид в гнездах некоторых пчел с непревзойденным терпением проследил, затем описал Жан-Анри Фабр в «Энтомологических воспоминаниях». Здесь напечатаны и его увлекательные мемуары о Ситарисе и Майке, к которым мы отсылаем интересующихся с тем большим правом и основанием, что, в общем, то же происходит и с Мелоидами у шмелей.

Пример жизни этих жуков навел ученых на серьезные размышления. «История триунгулинов, — признают крупнейшие знатоки мира насекомых, — несомненно, одна из наиболее назидательных глав в учении об инстинктах животных. Можно, пожалуй, только удивляться, что наблюдаемые явления не привлекли еще к себе внимания исследователей сравнительной психологии. Серия действий одно за другим, каждое однажды, и только однажды, в течение всей жизни выполняется этим живым атомом, никем не обученным и не имевшим никакого опыта. Сами же действия по своей природе и сложности таковы, что мы заранее должны бы отвергнуть их целесообразность. А между тем именно эта цепь странных актов и ведет к нужным результатам…»

Такие же странные и тем не менее целесообразные акты осуществляются и в шмелиных гнездах.

Достаточно и рассказанного, чтоб убедиться в том, как сильно влекут к себе жуков шмели и их гнезда. А ведь мы даже не назвали еще пятьдесят с лишним других видов жесткокрылых, так или иначе вторгающихся в жизнь шмелиной общины и ее создателей.

…В гнездах шмелей нашлась приманка и для бабочек. Гусеницы моли (а моль — бабочка!) выгрызают восковые соты. Странное занятие? Конечно, ведь воск совершенно несъедобен. Да, почти для всех живых существ воск несъедобен, но в пищевом тракте гусениц моли обитают микробы, расщепляющие воск. Они извлекают из него вещества, которыми питаются гусеницы. Разъедая восковые сооружения, моль губит соты и когда сильно размножится, то делает жизнь шмелей в гнезде невозможной.

Осталось сказать еще о ближайших родичах пауков — клещах, которые сплошь и рядом наводняют шмелиные гнезда. Один из клещей так и называется Паразитус бомборум, по-русски «шмелиный паразит». Перезимовавшая шмелиха бывает густо покрыта мельчайшими коричневыми точками. Это — клещи. Их может быть столько, что под ними окраска опушения совсем неразличима. Позже, когда выведутся рабочие шмели, эти же клещи перебираются на них, кишмя кишат в подстилке.

— Кого здесь только нет?! Не скажешь, что шмели живут отшмельниками! — буркнул все тот же любитель каламбуров, разглядывая под увеличительным стеклом гнездовую подстилку…

Но под простым увеличительным стеклом не рассмотришь протозойного одноклеточного паразита Нозема бомби. Чтоб его увидеть, требуется микроскоп и подготовка препаратов.

Нозематоз — опасная болезнь. Но еще более тяжелое заболевание шмелей вызывает червь Сферулярия из числа паразитов-нематод. До сих пор неясно, как личинки нематоды проникают в брюшко шмелихи: через хоботок и пищевод, сквозь межкольцевые перепонки или иначе? Установлено только, что Сферулярия, почти не меняясь до весны и ничем себя не проявляя, сидит в теле шмелихи. А когда та начинает посещать первые цветки, нематода оживает. Да как быстро развивается! Не имея зимой и в начале весны миллиметра в длину и двух сотых миллиметра в толщину, она в короткий срок увеличивается чудовищно!

Шмелиха, поначалу вроде не реагировавшая на вторжение паразита, теперь заметно меняется. Она уже с трудом и как-то неуклюже летает. Вот эти-то шмелихи и бросались нам в глаза весной. Зараженные нематодой, они летают, летают, посещают цветки, кормятся пыльцой, пьют нектар, но так и не наберутся сил, чтобы заложить общину. Тем временем в брюшке шмелихи созревают яйца нематоды. Их тысячи, из них выводятся подвижные зародыши, они быстро распространяются в теле насекомого и приводят к гибели шмелих, так и не основавших семью.

Тысячи молодых нематод, погубивших шмелиху, покидают ее тело, и происходит это чаще всего там же, где шмелиха зимовала; не заложив нового гнезда, она обычно возвращается именно сюда. Поэтому на местах, пригодных для зимовки шмелих, летом кишат легионы самок нематод. Самцы — те недолговечны. А самки медленно перемещаются, дожидаясь, когда начнут прилетать шмелихи, ищущие места для зимовки. Тут нематоды атакуют их.

Прогулка по зоологическому саду, в котором обитает свита шмелей, может быть, и затянулась, хотя мы чуть ли не бежали по его дорожкам и аллеям и далеко не обо всем интересном, что можно здесь встретить и узнать, успели рассказать.

Герой настоящей книги, как мы могли убедиться, связан с бессчетными живыми помощниками (вспомним хотя бы мышей, в чьих гнездах он поселяется) и кормильцами (вспомним тлей), но также и с живыми капканами, силками, сетями, ловушками — бедствиями, которые разбросаны на разных этапах его жизненного пути.

Но раз уж мы вели речь о недругах шмелиной породы, то приходится напомнить, что не всегда им может быть отведено место в зоологическом саду. Кое-кого надо определить в сад ботанический. Взять, к примеру, паразитические грибы Аспергиллюс кандидус или Боверия бассиана. Это одни из самых злостных, непривычно говорить такое о растениях, но что ж поделать, если они действительно одни из наиболее опасных погубителей шмелиного рода. Они вредят не каким попало шмелям, а лишь зимующим шмелихам. Много лет изучая биологию Бомбус, доктор Андре Пувро, работающий на известной станции в Бюр-сюр-Ивет (Франция), пришел к заключению, что большую часть шмелих уничтожают во время зимовки именно два названных растительных хищника. Датские шмелеведы Я. Скоу и Норгаард Хольм выявили уже пять видов грибов, поселяющихся на живых, усыпленных предзимними холодами шмелихах. Такие шмелихи обречены. Пораженные грибом, они превращаются в пучок белесой или зеленоватой плесени. Доктор Скоу, к слову сказать, считает, что в условиях искусственной зимовки химия и антибиотики могут прийти на помощь шмелихам, защитить их от прожорливых грибов. Но это пока только предположения и надежды…

Так или иначе было бы ошибкой совсем скрыть эту страницу естественной истории Бомбус.

Всем, кто хочет поближе познакомиться не только с открытой, но и со скрытой жизнью природы, следует помнить коротко рассказанные здесь сюжеты неисчерпаемой «Шмелиады».