Книга: Шмели и термиты

Неделю спустя

Неделю спустя

Мир для шмелихи сузился, центром его стала крохотная площадочка, которую она начинает переустраивать.

Теперь время не расходуется больше ни на что, кроме сооружения дома и заготовок корма. Эти работы связаны с вылетами, и, надо сказать, первые вылеты из гнезда очень не похожи на отлеты с временных привалов.

Проще всего в этом убедиться, наблюдая за шмелями из искусственного улейка.

Вот шмелиха, покинув гнездо, бойко пробежала по коридорчику, на мгновение застыла перед порогом, ослепленная блеском солнечного света, прочистила ножками усики — сначала правый, потом левый, потом оба одновременно… Дальше стала протирать ножками глаза. Под конец шмелиха быстро перебирает, словно проверяя, на месте ли они, все свои четыре крыла, и поднимается над летком. Она задерживается в воздухе — головой к летку, — перелетает вправо, затем влево, по-прежнему головой к летку.

Странно? Ничуть! Если унести шмелиху даже недалеко от гнезда, прежде чем она совершила свои кружения, она не вернется. Летая вокруг входа в гнездо головой к летку, шмелиха видит его так, как будет видеть, возвращаясь. Она смотрит на все со всех сторон, с разной высоты, со шмелиного полета, неизменно головой к летку, уносится подальше, еще раз повторяет маневр… И была такова!

Теперь остается записать в дневник наблюдений время по часам и ждать, когда вольноотпущенница возвратится.

Первые минуты проходят вполне спокойно. Трудно рассчитывать, чтоб шмелиха скоро вернулась. Ведь она и скрывшись из поля зрения часто продолжает знакомиться с местностью в разведывательном полете и только потом, закончив рекогносцировку, переключается на поиск цветущих растений.

В первые дни шмелиха собирает для гнезда жидкий, сладкий углеводный корм — нектар или сухой, белковый — цветочную пыльцу… А прежде чем шмелихе повернуть домой, ей приходится посетить не один цветок, даже если он богат кормом.

Возвращение, особенно первое, не всегда дается просто: так легко сбиться с пути, и тогда надо вновь искать потерянную трассу.

Проходит и четверть, и полчаса, и час, а шмелихи нет.

Сколько предположений и догадок успеешь перебрать в уме. Каких только не вообразишь несчастных случаев!

Проходит второй и третий час безрезультатного ожидания. Уж не попала ли шмелиха на завтрак оголодавшему пауку или на обед птице, из тех, которых шмелиное жало не пугает?

Проходит еще час… Опустились сумерки, а все еще с тайной надеждой проверяешь, не вернулась ли. Но ее по-прежнему нет. Пропала?

Случается и такое. Но это все же исключение. Как правило, она возвращается, иной раз утром следующего дня.

Позже, ознакомившись с местностью, шмелиха увереннее летает, меньше времени тратит на каждый рейс. Работа не ждет…

Вернувшись, она возобновляет строительные операции.

Когда шмелихи заселяют покинутые мышами норки, а это бывает часто, их не смущает и широкий лаз. В скирдах соломы, особенно старой, мыши могут кишмя кишеть, но рядом с ними, можно сказать, благоденствуют шмели.

Старая солома — прекрасный строительный материал: шмелихам ее и ножками легче разгребать, и жвалами они ее быстрее перемалывают. Вопреки всему, что думали многие, в том числе авторитетные натуралисты, особой вражды между мышами и шмелями нет.

Даже Чарлз Дарвин на этот счет ошибался. Он доверился сообщению полковника А. Гаррисона, будто вокруг городов и деревень шмелей больше, чем в глуши. Вблизи человеческого жилья, доказывал полковник, обязательно водятся кошки, разоряющие мышиные гнезда, да мышкующие собаки. А кошки, уничтожая мышей, освобождают их норки, и шмели поэтому легче находят места для гнездования.

На деле наоборот: похоже, там, где больше мышей, а следовательно, и мышиных гнезд, в том числе и таких, которые с весны пустуют, — там для шмелей больше почти готовых пристанищ.

Мышиная норка, покинутая хозяевами, легко осваивается шмелихой. Здесь нет нужды строить все сызнова, достаточно подновить, подправить разрушения, произведенные временем, талой водой, осыпью грунта. Шмелеводы (не путать со шмелеведами! Опытный шмелевод — это шмелевед высшего класса; мы дальше расскажем о них), зная пристрастие своих подопечных, специально разводят мышей и используют труху их подстилки как приманку для шмелих-основательниц в искусственных гнездах.

Земляные шмели — Бомбус террестрис начинают работу с расчистки тоннеля, ведущего в норку под землей. Тоннель никогда не бывает отвесным, не опускается вглубь: он или горизонтальный, или проложен на склоне холмика наискосок кверху, иначе гнездо заливало бы дождевой водой.

Шмели устраивают себе жилье под кочками, откуда на волю ведет короткий коридор, или строят наземные гнезда в углублениях почвы. Каждая частица строительного материала доставляется на место, прижатая жвалами к брюшку.

Шмелиха хорошенько утрамбовывает дно, весом собственного тела прикатывает его, прижимая брюшко, сушит. Дальше возводит укрывающий строительную площадку купол. Короткие частицы укрытия переплетены так, что и травинки из вороха не выдернуть без того, чтобы не порушить весь пласт. А пласт предохраняет норку от дождя, помогает поддерживать в гнезде микроклимат, не слишком зависимый от капризов погоды.

Потому-то, когда прохладно, термометр, установленный в шмелиной норке, всегда показывает на 10–16 градусов больше, чем под открытым небом. Здесь не только в холодную пору теплее, а и в жаркую прохладнее.

Толщина кровельного слоя на гнезде обычно везде одинакова. Но если кровля одним боком опирается на камень, то слой укрытия на камне тоньше; когда кровля находится между двух камней, укрытие тоньше на обоих камнях. Как видим, сооружение в совершенстве приспособлено к условиям местности а обстоятельствам. Но и это не все…

В лиственном лесу купол сооружается из выстилающих почву старых листьев, на моховой подстилке — из мха, на лугу — из стеблей трав.

Гнездо превосходно замаскировано.

Вокруг гнезда большого каменного шмеля (основательница уже успела прикрыть свод листьями) насыпали слой сенной трухи, и шмелиха немедленно принялась таскать труху на гнездо, сплошь укрыла его серым слоем.

Как только она с этим справилась, участок выстлали мелкими обрывками розовой промокашки. И шмелиха взялась сносить розовые клочья, пока не покрыла ими гнездо.

Тогда разложили белую вату, и бедная шмелиха, путаясь в ней и изрядно намучившись, прикрыла розовую отделку из промокашки белой из ваты.

На этом испытание ее терпения еще не кончилось. Едва гнездо побелело, вокруг него набросали изорванную газетную бумагу, уже пожелтевшую от времени. И опять шмелиха принялась за работу, стала переносить на гнездо мелкие газетные обрывки.

Камуфляж под окружающий фон — обязательное правило внешней отделки шмелиного гнезда.

Выдающийся знаток шмелиных повадок профессор Владимир Николаевич Вагнер тридцать лет наблюдал шмелей и исследовал тысячи гнезд разных видов, но лишь один-единственный раз видел незамаскированное гнездо. В дубовой роще среди порыжелой старой листвы ему бросилась в глаза кочка, укрытая ярким зеленым мхом. Нигде поблизости мха не было. Шмели доставили его откуда-то издалека. И для чего? Под зеленым укрытием на фоне жухлого дубового листа гнездо было кричаще заметным.

Не удивительно, что оно оказалось пустым. Только остатки сотов говорили: тут пробовала обосноваться шмелиха. Нарушив неписаный закон о камуфляже, шмелиха-основательница сама стала виновницей гибели своего гнезда.

Однако шмелих привлекают не сами по себе удобство и легкость маскировки. Например, они ничуть не склонны селиться в хвойных лесах, где муравьи строят превосходные гнезда из хвои. Муравьев хвойный лес не пугает — на сосне, на ели для них корма хватает. А для шмелей? В хвойном лесу почва сплошь покрыта хвоей, подлеска не бывает, нет, значит, и растений, на которых шмели могут кормиться. Даже когда ель или сосна цветут, цветки их не выделяют нектара, а пыльца очень уж малопитательна. Поэтому-то шмели избегают хвойных лесов. Закамуфлировать гнездо здесь легче легкого, да прожить невозможно…

Шмелям требуется с весны до осени богатое пастбище, обилие цветков в районе, охватываемом летными рейсами, скажем по-ученому — в ареале фуражировки. Но ведь когда шмелиха закладывает гнездо, цветут совсем немногие растения. Что же, шмелихи по молодым листьям деревьев, кустов и трав оценивают, каким будет цветочное пастбище?

Правда, Чарлз Дарвин признавал шмелей хорошими, даже прекрасными ботаниками. Его высокая оценка основана на способности шмелиных сборщиц корма опознавать цветки одного вида, даже если их венчики окрашены по-разному.

Шмели уверенно летают не только на вполне распустившиеся, отличные от зеленых листьев цветки, но часто также и на еще не успевшие распуститься бутоны, плотно прикрытые зелеными чашелистиками. Конечно, бутоны могут манить шмелей ароматом. Но как насекомому весной определить, насколько богат будет летний взяток с растений в зоне, где ему и его потомству предстоит летать, собирая корм?

Здесь действует, видимо, другое: как замечено, шмелихи чаще поселяются вблизи от места, где вывелись в прошлом году. Это не потому, что они могли всюду летать в летние месяцы и произвести, так сказать, ботаническую разведку, оценить возможную нектарно-пыльцевую продуктивность растений, окружающих гнездо.

Все куда проще…

Тут в свое время прокормилась материнская община. Разве это не залог того, что и для дочерей найдется достаточно цветков, которые не дадут им пропасть от голода?

Нет, нет, шмелиха не рассуждает, не оценивает перспектив, не выносит решения. Просто в круг ее врожденных способностей включена если не спасительная, то повышающая шансы на правильный выбор места обитания склонность закладывать дом неподалеку от материнского гнезда.

Но такая склонность может иной раз и сильно подвести.

Иллюстрировавший первое издание этой повести Виктор Степанович Гребенников завел у себя в комнате обычного многоквартирного жилого дома искусственные гнезда шмелей, чтобы наблюдать их в любое время суток. Улейки, стоявшие в комнате, заселялись шмелихами, изловленными весной, когда они совершали полеты в поисках места для закладки гнезд. Шмелепроводы с остроумным противосквознячным приспособлением — шмели сквозняков не терпят — протянуты были из улейков к прорезям в рамах окон.

Шмелихи приучились вылетать отсюда и возвращаться сюда со взятком. Когда семьи разрослись, движение у летков стало таким оживленным, что под окном дома собирались, задирая головы вверх, прохожие.

К осени выращенные в улейках шмелихи покинули квартиру Виктора Степановича и разлетелись кто куда. Зато следующей весной во время лёта перезимовавших самок обнаружилось, что перед окнами квартиры Гребенникова и его соседей снует множество шмелих.

«Уверяю вас, это не самообман, — писал он мне. — Но посмотрим, как они поведут себя в этом году, когда я живу уже на третьем этаже, куда обычно ищущую места для гнезда шмелиху не заманишь».

Разумеется, здесь потребуются еще специально поставленные опыты. Однако, если судить по тому, что выяснено, например, с комнатной мухой, опыты обещают дать интересный результат.

В эксперименте всего три поколения мух вынуждены были откладывать яйца на одну и ту же питательную среду. И мухи четвертого поколения, получив возможность выбирать место для откладки яиц, стали отчетливо отдавать предпочтение именно той среде, в которой вывелись они сами, их матери, бабки и прабабки. А их родные сестры, откладывавшие яйца каждый раз на другую питательную среду, в том же четвертом колене никакого предпочтения ни одной из сред не оказывали.

Итак, норка заложена недалеко от материнского гнезда и вчерне готова. Занятая работами шмелиха вылетает только изредка. Поест и прямиком домой.

Пока она летит, у нас есть время поразмыслить. Ладно, место для гнезда выбрано неподалеку от того, где прошлым летом находилось материнское. Ясно и почему маскируется поверхность гнезда: если оно слишком бросается в глаза, ему не уцелеть. Откуда, однако, перезимовавшей шмелихе известны правила и тонкости внутренней архитектуры сооружения? Сама строительница не видела, как закладывается гнездо, как оно оборудуется. Прошлым летом она вывелась в полностью отстроенном материнском доме, в нем обитало множество насекомых, так или иначе участвовавших в возведении и отделке жилья. Но никого из тех, кто его начинал строить, давно нет в живых. А между тем наша шмелиха одна приводит в порядок будущее поселение общины и все действия совершает уверенно, без колебаний. Если и ошибется, то переделает, и, бывает, не раз.

Теперь холодные ночи уже не страшны основательнице: она в тепле и ее восковые железы (они не на брюшке, как у пчел, и не на спине, как полагали старые шмелеведы, а на боках между брюшными и спинными полукольцами) начинают выделять восковые пластинки. Шмелиха трется боками о землю, снимает пластинку с тела ножками и передает в жвалы, разминает. Не одну сотню их выделит и разомнет насекомое, чтоб слепить округлое донышко и окружить его поначалу невысоким валиком. Оно с каждым часом все отчетливее поднимается вверх. Скоро донышко становится мисочкой, мисочка превращается в чашу-кувшин.

Стоит этому крошечному восковому сосуду мало-мальски подрасти, у шмелихи заметно прибавляется забот: она уже не только сама кормится на цветках, но принимается наполнять нектаром также и первую медовую ячею…

Поначалу это только запас на холодную ночь и на черный день, когда из-за похолодания, непогоды вылетать на цветки невозможно и бесполезно: венчики закрыты, нектарники пусты, в тычинках нет зрелой пыльцы.

Медовые ячеи в гнездах разных видов неодинаковы: у одних тонкостенные, у других массивные, они различаются и по форме. Многие шмелихи, загрузив первую медовую чашу, запечатывают ее и рядом строят вторую, третью.

Эти чаши шмелиха строит ближе к входу. Покончив с ними, она отступает к центру норки и здесь вымащивает воском площадку, на которую начинает сносить пыльцевые комочки. Доставив груз, основательница ловкими движениями второй пары ножек сбрасывает с третьей пары только что доставленные в корзинках комочки, потом поворачивается и принимается мельчить пыльцу жвалами и трамбовать головой.

Она вылетает, затем, вернувшись, трудится в гнезде, покрывая восковое дно слоем корма, который слегка увлажняет нектаром. Боковые стены сооружения (шмелеведы называют его личиночной ячеей, личиночником) быстро наращиваются, и скоро основательница может, обняв борта третьей парой ножек, ввести в личиночник брюшко… Откладывается первое яичко.

И второе и третье сносятся позднее так же.

Это важный момент в жизни шмелихи. Сколько бы времени ни было потрачено на поиск и оснащение гнезда — все представляло только предысторию будущей общины. История же ее начинается с мгновения, когда снесено яичко.

Нередко, однако, поначалу в гнезде строится личиночник, и, лишь когда он засеян первыми яйцами, которые отложены под восковой купол, шмелиха принимается лепить медовые чаши и заполняет их жидким кормом.

Так или иначе, прекратив поиск и начав сооружение дома, основательница больше не разбрасывается, вкладывает все силы в начатое. Если первое яичко не снесено, а в гнездо вторглась другая шмелиха, основательнице иногда приходится отступить, но для нее еще не все потеряно. Она способна повторить свой подвиг — заложить второе гнездо. Эта способность в ней жива, не угасла. Но после того как в личиночнике появилось яичко, у шмелихи не остается больше сил на сооружение нового дома.

Яичко хорошо видно и невооруженным глазом: оно имеет в длину 3–4 миллиметра и не меньше миллиметра в толщину. Этакая белая-пребелая мерцающая продолговатая капелька. После откладки каждого очередного яичка шмелиха запечатывает восковую ячею сверху восковой кровлей и ее же распечатывает, когда придет время снести еще одно. Всего в ячее может быть 6—15 яичек, чаще 7–8, и они не ссыпаны в беспорядке, но выстроены обычно стоймя. Теперь, пока в чашах хватает корма, основательница всеми шестью ножками обняв восковой пакет, прижимает брюшко к его кровле — словно наседка, обогревает собственным теплом запечатанные внутри яички.

Верх личиночника слегка вогнут в середине. Сколько написано было когда-то о сверхсовершенстве строительного искусства шмелихи-наседки, предусмотрительно искривляющей кровлю соответственно кривизне своего брюшка. Но ни сверхсовершенства, ни даже просто совершенства тут нет, как нет его и в том, что шмелихи не селятся в хвойных лесах или что они закладывают гнезда вблизи от места, где вывелись прошлым летом. Тепло тела шестиногой наседки раньше или позже разогревает воск извне; изнутри его греет тепло, выделяемое личинками, — они появляются через четьтре-пять дней после откладки яичек. Оба источника тепла размягчают воск кровли, и она постепенно прогибается. Таким образом, изгиб укрытия возникает сам собой, естественно, из взаимодействия живого тепла и свойств неживого материала. Становясь от долгого прогревания более мягким, податливый шмелиный воск, однако, не плавится, как пчелиный. Возможно, этому препятствует наличие какого-то количества примесей растительного происхождения. И возможно, именно потому шмелиный воск, если его поджечь, сразу вспыхивает и долго горит ярким пламенем. Легкий черный уголек, остыв, рассыпается серой пылью золы…

Вернемся, однако, к ячейке-пакету с расплодом.

Из каждого яичка уже вылупилось по личинке. Это крошечный белый червячок, безногий и слепой: ноги здесь ни к чему, так как особенно перемещаться личинкам не приходится, шмелиха растит их на всем готовом; да и глаза ни к чему в пакете, куда свет не проникает. Пожалуй, главная, хотя и не сразу заметная часть тела этих созданий, — рот. Однако выводного отверстия личинка не имеет и представляет, по сути, не слишком подвижный продолговатый живой мешок, который исправно поглощает в темноте корм, доставляемый в пакет заботливой матерью.

Теперь, когда из яичек вывелись личинки, шмелихе приходится чаще отлучаться на цветы: мед, сдобренный пыльцой, — единственный корм личинок.

Но ведь личинки спрятаны в пакете. Как же до них доходит корм? У одних шмелей основательница челюстями вскрывает его потолок, в образовавшееся отверстие вспрыскивает из зобика смесь нектара с пыльцой и вновь запечатывает кровлю, а сама улетает на фуражировку или, взгромоздясь на седловидную крышу, вновь принимается насиживать расплод. У других шмелей основательница заранее пристраивает к вертикальной стенке пакета оттопыренные карманы из воска и затем регулярно набивает их пыльцой. Личинки добираются до этого корма изнутри, не покидая пакета.

Сейчас для основательницы самое напряженное время. Она изнурена сооружением гнезда и его отделкой снаружи и внутри. Крылья сильно истрепались: в полетах за кормом проделаны многие тысячи метров. Но тысячи метров — это миллионы сантиметров, а в самой шмелихе немногим больше двух сантиметров. Вот на что, оказывается, способен этот хитиновый бочонок в пушистой оболочке, оснащенный четырьмя прозрачно поблескивающими крыльями!

Шмелихи, мы уже знаем, предпочитают устраиваться вблизи материнского гнезда. Поэтому-то на особо удобных участках шмелиные поселения расположены довольно скученно. На квадратном метре склона оврага, не в самом низу, где после каждого дождя бежит, все затапливая, ручей, а повыше, можно насчитать ходы в десяток и больше гнезд.

Здесь уже можно говорить не о домах, а о городке.

— Ну и что? — спросит дотошный читатель.

Сейчас увидим!.. Для этого расстанемся на время со шмелями и обратимся к тем перепончатокрылым, о нравах которых рассказал великий знаток насекомых французский энтомолог Жан-Анри Фабр. Благодаря ему и более поздним исследователям — от француза Жана Переза до нашего земляка Сергея Ивановича Малышева — известно: очень близко друг к другу селятся многие осы и дикие пчелы.

Конечно, когда в одном месте сосредоточено чересчур много гнезд, каждому обитателю такого поселения гораздо труднее прокормиться.

Однако Фабр обнаружил, что такая теснота может быть и благодетельной. Здесь, если мать, вылетев из гнезда, долго не возвращается, она, вернувшись, нередко находит ячею в своей норке запечатанной. Ячея запечатана другим насекомым. Соседка, еще не успевшая обзавестись своим домом, способна проявить расторопность: не только запечатает чужую ячею с кормом и отложенным на него яичком, но и воспитает чужих личинок, доставляя им свежее продовольствие.

Значит, если одиночная пчела или оса погибла в полете, ее осиротевшее гнездо с готовыми ячеями и засевом, а то и вылупившимся из него расплодом не пропадет, не погибнет, как у насекомых, которые строят свои гнезда распыленно.

А когда личинку кормит не одна родная мать, но и чужие кормилицы, то это существенно изменяет повадки сообща выхоженного потомства. Фабр, хотя и очень осторожно, допускает, что, например, личинки осы Сфекс желтокрылый, выкормленные не только родной матерью, но несколькими самками, развиваются в ос, способных действовать в ряде случаев коллективно.

И нрав пчелы Андрена овина — на это тоже указал Фабр — из гнезд, расположенных далеко одно от другого, или из небольшой колонии, заметно отличается от нрава таких же пчел из тесно расположенных гнезд. Эти действуют иногда в полном смысле слова сообща.

И у пчелы Антофора париетина отдельные черты характера меняются, когда она вырастает в большой колонии.

Эти примеры полезно помнить, присматриваясь к шмелихам, закладывающим гнездо.

В прошлом считалось, что потомство шмелихи-основательницы и становится ее семьей. Так бывает, оказывается, не всегда. Большинству основательниц редко удается довести до конца начатое. Их семью обычно, как эстафету, перенимает, подхватывает другая шмелиха — продолжательница.

Впрочем, нет: чаще не перенимает, не подхватывает, а отбирает, перехватывает. Позднее созревающие шмелихи, не заложившие пока собственное гнездо, подолгу кружат, барражируют, как говорят летчики, над цветущими куртинами, поджидая более счастливую основательницу, торопливо работающую на цветках и спешащую вернуться в гнездо. Она летит домой с грузом, не подозревая, что за ней увязалась полная нерастраченной энергии шмелиха. Сама основательница приводит к порогу построенного ею дома ту, которая ее сменит и отстранит. Теперь достаточно хозяйке номер один отлучиться, и она, вернувшись, застанет у себя хозяйку номер два… Если основательница еще достаточно бодра, захватчица пулей вылетает из гнезда или покидает его так, словно только по ошибке сюда попала. Но когда старая шмелиха уже обессилела, она отступает, бросая и дом и потомство на попечение новой. Новая занимает уже основанное гнездо, где нет нужды все начинать сызнова: она здесь может принять на себя заботу о готовом доме.

Такой хозяйкой номер два может оказаться и выселенная из построенного ею дома основательница, не успевшая снести первого яичка.

На окраине городка Леондинг возле Линца, в Австрии, живет натуралист Зигфрид Детлингер. Вот уже много лет на одну из стен его дома выведены летки находящихся в лаборатории многочисленных искусственных гнезд. Каждое оборудовано самопишущими автоматами, ловушками и прочими устройствами. Они помогли Детлингеру убедиться, что у Бомбус террестрис и лапидариус — он работает с ними — смена хозяек обязательна. Шмелихи этих двух видов должны приступить к закладке собственного гнезда в течение первых семи дней поисков. Только при затянувшейся непогоде возможна оттяжка сроков. В нормальных же условиях через неделю самка вообще теряет способность начинать сооружение гнезда с азов. Такие упустившие свое время шмелихи тоже превращаются в резервных, запасных, будущих продолжательниц, будущих хозяек номер два.

Чтобы облегчить своим воспитанницам быстрое и безошибочное возвращение домой, Детлингер нанес на стену вокруг летков разноцветные и разноформенные фигуры — «дорожные указатели». Они заметно облегчили шмелихам возвращение домой и сократили время их отсутствия. Но мало что изменилось: проворная продолжательница успевает занять гнездо, даже и ненадолго оставленное без присмотра.

Сплошь и рядом эту новую может сменить третья, третью — четвертая…

Прекрасный знаток шмелей Василий Филиппович Филиппов, старый учитель из деревни Сабанцево в Чувашии, в молодости был пастухом и на протяжении многих лет наблюдал, по его подсчетам, не меньше тысячи шмелиных гнезд. Он убедился: расплод у шмелей выхожен чаще всего несколькими воспитательницами.

Советские ученые подробно исследовали разные случаи «смены маток» в гнездах шмелей. Оказалось, есть смены ранние и поздние, однократные и многократные, смены мелких шмелих — мелкими, смены крупных — крупными; есть смены «нормальные», когда расплод не уничтожается, и смены «ненормальные».

Об этих случаях надо сказать подробнее. В основанное по всем шмелиным законам гнездо может проникнуть самка другого вида. Тут миром дело не кончается. Шмелихи-«разбойницы» встречаются не так уж редко. Некоторые натуралисты по крайней мере в одном из каждых десяти осмотренных гнезд находили рядом с основательницей и разбойницу. Если захватчица не уничтожает хозяйку сразу, она сделает это позже, а оставшись одна, выбросит из личиночника старый расплод, из воска старой ячеи, к которому добавляет свой, соорудит новую, засеет ее своими яичками и, запечатав как положено, займет место на кровле пакета, обнимая его всеми шестью ножками.

Выходит, в каждом гнезде постоянно хозяйничает одна самка, а подрастающая молодь тем не менее представляет потомство, выхоженное вовсе не основательницей, а иной раз и полудюжиной сменивших ее одна за другой шмелих. Детлингер подбирал в своих гнездах иной раз до двух десятков погибших самок! Поэтому-то, когда ведутся наблюдения за жизнью общины в стеклянном гнезде, шмелиху обязательно помечают. Иначе трудно знать, основательница это вернулась домой или сменившие ее хозяйки номер два, номер три и т. д.

Продолжательница перенимает захваченное ею гнездовое хозяйство и в дальнейшем ведет его как свое собственное. Разбойница же оставляет от старого одни сооружения — норку, чаши, полные меда, личиночную ячею, но эту уже без содержимого. Никто не удосужился пока установить, выживают ли случайно не выброшенные из пакета ячеи яички, отложенные изгнанной шмелихои, могут ли разбойницы кормить чужую личинку.

Этот еще один важный как для общей биологии, так и для естественной истории шмелей вопрос ждет своих исследователей.

В известной книге профессора Переза о пчелах и их сородичах читаем:

«Нередко (подчеркнем и выделим это слово — нередко. — Автор.) расцветка разных видов по капризу изменчивости настолько схожа, что только очень опытный глаз может их различить. Так черный шмель с желтым и белым кольцом оказывается родным братом желтоватого с черной перевязкой между крыльев. Другой, казалось, из того же гнезда — весь череп, а конец брюшка у него рыжий. Причины таких изменений очень интересны, но пока еще не вскрыты».

Австрийский шмелевед Эдуард Хоффер пришел в отчаяние, найдя гнездо, в котором молодых шмелят по окраске и размерам следовало отнести по крайней мере к шести разновидностям. Авторы почти всех сочинений об естественной истории шмелей подчеркивают эту странную изменчивость. Финский специалист Раббе Эльфвинг в книжке «Шмели Финляндии» жалуется: «Точно определять виды этих насекомых чрезвычайно трудно, особенно поначалу, и если пользоваться указаниями старых авторов, для которых главным и решающим были одни признаки окраски. Могу на собственном опыте засвидетельствовать, что существующие на этот счет данные весьма ненадежны, так как расцветка опушения у одного и того же вида часто очень широко изменяется даже у нас в Финляндии. Что уж говорить о южных странах! Там различия в расцветке куда более резки и значительны».

Но «капризы изменчивости», на которые ссылался Перез, которые привели однажды в отчаяние Хоффера и на которые жалуется Эльфвинг, перестают быть загадочными и необъяснимыми, если вспомнить о резервных шмелихах, шмелихах захватчицах и разбойницах. Населяющие одно гнездо шмели вполне могут быть кровно чужими друг другу и по материнской и по отцовской линиям. С чего им тогда быть между собой похожими? Обитатели общины сплошь и рядом представляют не родственное объединение, а только общежитие совместно выкормленных насекомых.

Такие догадки приходят в голову только сейчас, когда мы знаем, как распространена смена маток у шмелей. Не удивительно, что виды этих насекомых исключительно трудно разграничивать и определять.

Мало проку от того, что справочники сообщают: один вид встречается редко, другой часто; летный сезон их не совпадает по времени — один выходит из зимовки поздно, второй на месяц раньше; один устраивает гнездо в земле неглубоко, другой глубоко; у них разное число насекомых в семье и т. п.

Ведь если сачком поймать на лету шмеля, откуда может быть известно, часто ли такие встречаются, когда он выходит из зимовки, глубоко ли в земле расположено гнездо, велика ли его семья или нет. А ведь это как раз именно те черты, которые помогают уточнить видовую принадлежность.

Волей-неволей приходится начинать определение вида по внешним приметам. А они даже у шмелей одного гнезда могут разниться в зависимости от того, сколько здесь сменилось шмелих, засевавших личиночники, выкармливавших детву, пополнявших гнездовые запасы…