Книга: Пароль скрещенных антенн

СТО ЛЕТ СПУСТЯ

СТО ЛЕТ СПУСТЯ

В 1852 ГОДУ возле местечка Альбани-Пасс в Квинсленде (Западная Австралия) прокладывалась новая дорога. Полотно ее должно было на одном участке прорезать обширную долину, густо застроенную (не правильнее ли, однако, сказать — заросшую?) высоченными массивными термитниками. Чтобы убрать надолбы, громоздившиеся в черте трассы, пришлось пустить в ход динамит. Зато купола тех термитников, что возвышались на обочинах, строители сохранили и побелили сверху известкой, превратив, таким образом, в придорожные столбы. Благодаря этому нескольким десяткам термитников были присвоены индивидуальные номера, их нанесли даже на карту. С того времени дорогу много раз ремонтировали и даже полностью перемащивали дважды: булыжник заменили клинкерной брусчаткой, брусчатку — асфальтом, а стоявшие вдоль дороги термитники по-прежнему высились на своих местах. И картографы неизменно отмечали их в схемах. А когда не то в 1951, не то в 1952 году, спустя сто лет после сооружения трассы, термитологи специально обследовали придорожные термитники в районе Альбани-Пасс, они обнаружили, что среди них есть еще живые, населенные.

Совсем необязательно, чтобы спустя двадцать пять лет после закладки зародышевой камеры семья переставала строиться, расширяться, увеличивать объем гнезда, как мы это видели у закаспийских или капских термитов. Термитники многих тропических видов продолжают расти и в более зрелом возрасте.

Это вряд ли возможно там, где семья, обитающая в гнезде, представляет собой потомство одной-единственной родительской пары, сбросившей когда-то свои длинные крылья и основавшей термитник.

Такие виды известны. Их семья растет только до тех пор, пока жива первая — она же и последняя — родительская пара, в которых самцы и самки живут будто бы даже по сорок — пятьдесят лет.

Конечно, для какой-то, что ни говорить, букашки подобная продолжительность жизни головокружительна. Но допустим, что это так. Все равно раз существование семьи зависит именно от родительской пары, положившей начало гнезду, то раньше или позже — от несчастного ли случая, или болезни, от старости ли — погибнут основатели колонии; следом за тем семья, естественно, перестанет пополняться, начнет слабеть и, наконец, вовсе отомрет.

Другое дело, когда родоначальная пара основателей живет пусть даже и не особенно долго, но может замещаться воспитанниками семьи — запасными самками и самцами. Каждая подобная пара менее плодовита, но если любое из этих насекомых по какой бы то ни было причине исчезнет, его вскоре заменяют новые, которые исправно выводятся из запасных. Число родительских пар со временем возрастет, а семья благодаря этому живет неопределенно долго, причем общая численность термитов возрастает невообразимо.

Когда в колониях носачей Назутитермес в Австралии провели первую «перепись населения», оказалось, что здесь встречаются гнезда с двумя-тремя миллионами термитов, даже не считая отсутствовавших во время подсчета.

Зато и термитники долговечных, больших семей вырастают внушительные, не чета скромным холмикам закаспийских или неказистым буграм капских.

Среди наиболее выдающихся произведений архитектуры термитов на одно из первых мест могут быть поставлены гнезда не раз уже упоминавшихся в этой книге воинственных Белликозитермес. Их термитники описаны сотнями натуралистов и путешественников, хотя бы однажды посетивших какой-нибудь глубинный район Центральной Африки. И если не каждый подряд, то, по крайней мере, каждый второй автор сочинения о термитах не упускает при этом случая сообщить, что огромные, выше всадника на коне, глыбищи, сооружаемые термитами в Северной Австралии, в девственных лесах Индонезии или тропической зоне Южной Америки, весят иногда больше десяти тонн, тогда как вес отдельного строителя измеряется миллиграммами. В этой связи обычно и указывается, что термитникам Белликозитермес, например имеющим нередко метров по пять-шесть в высоту и в обхвате, должны бы соответствовать, учитывая сравнительные размеры тела термитов и человека, здания высотой, шириной и длиной чуть ли не в километр! Это как раз по поводу термитников Белликозитермес во всех сочинениях сообщается, что на их вершинах туземцы устанавливают свой сигнальный барабан тамтам. Такой термитник легко выдерживает даже крупного хищника, когда тот всей своей тяжестью обрушивается на животное, мирно щипавшее в расселинах кровли гнезда траву или листву кустарников. Падение на купол ствола сломанного бурей огромного дерева и то часто не причиняет термитнику заметного ущерба.

На редкость надежно построены эти сооружения, представляющие собой древесину тех же деревьев, но только пережеванную миллионами жвал, переваренную в утробе миллионов насекомых и по крупице склеенную в мертвую камнеподобную массу, в которую закована жилая часть гнезда.

Первые сведения относительно того, как вырастают своды в гнезде термитов Термес или приспособления для смены воздуха под кровлей-куполом, и другие подробности, касающиеся внутреннего устройства этих термитников, изложены в предыдущей главе. Теперь скажем, как выглядят снаружи термитники Белликозитермес.

От широкого, почти округлого основания их косо, под углом примерно сорок пять градусов, поднимаются гребни склонов. На какой-то, увеличивающейся с возрастом гнезда, высоте стены беспорядочно сливаются в общую зазубренную вершину. Она окружена обычно несколькими меньшими по размеру и не столь высокими башнями. Панцирь большого, но не самого крупного термитника имеет в толщину около полуметра и тверд как гранит. Удары топора не оставляют следа на этой броне, а только высекают из нее искры.

Тем не менее приходится повторить, что термитник не камень, а органическое вещество. И если в тропических странах раздробленная и перемолотая масса термитников некоторых видов считается ценным удобрением, то землистым на вид веществом, составляющим сердцевину гнезд других видов, отдельные австралийские племена даже питаются… Считается, что покинутые термитами гнезда, если они успели слегка проветриться, более всего съедобны. Впрочем, этот факт говорит, может быть, не столько о кормовых достоинствах поедаемой массы, сколько о том, как низок жизненный уровень аборигенов Австралии, ограбленных колонизаторами.

Темный, тяжелый и прочный купол гнезда можно сжечь, он сгорает полностью, оставляя после себя в лабораторных тиглях только легкую серую золу. А если термитник уничтожен, например, лесным пожаром, то на его месте остается пепел не серый, а бурый, рыжеватый: изменение цвета объясняется тем, что в золе содержится прах и самих сгоревших термитов.

В районах Центральной Африки, в Конго встречаются термитники по семь-восемь метров в высоту. Вершины их возвышаются не только над кровлями простейших хижин местных жителей, но нередко и над гребнями крыш настоящих домов.

На Суматре и других островах Индонезии распространены Аноплетермес туррикола, сооружающие башни. Сравнительно небольшие, всего около метра в окружности, гнезда их почти отвесно поднимаются, подобно громоздким колодам, метра на два-три. Такие же, разве только еще более высокие, башни возводит австралийский носач Эутермес пириформис.

Впрочем, многие писатели наиболее примечательными считают не массивные крепости воинственных Белликозитермес и не башни Аноплетермес туррикола, а компасные, или магнитные, как их еще называют, гнезда Амитермес меридионалис из района Порт Дарвин в Северной Австралии и других мест. По высоте компасные термитники часто не уступают сооружениям Термес и Эутермес. Они поднимаются и на четыре метра, и выше, а в длину имеют нередко метра по три и больше.

Несколько слов об их цвете. Они чаще встречаются на песчаных почвах, меньше на известковых, но и на тех и других — и на белом, и на желтоватом, и на светло-сером грунтах — неизменно бывают темные, почти черные.

Это цвет окончательно переваренной термитами пищи, цвет капли строительной пасты, которой пропитываются или обволакиваются идущие на сооружение гнезд волокна и клетки древесины, песчаные зерна, комочки глины. Оболочка темного цвета лучше поглощает тепловые лучи, надежнее прогревает гнездо. Это важно, и мы сейчас узнаем почему.

Начнем с того, что «боковые» — западные и восточные — стенки термитников Амитермес всегда более или менее широки и имеют форму квадрата или прямоугольника. Восточная стенка сооружения отличается, кроме того, как правило, некоторой выпуклостью, а западная — слегка вогнута. С чем это связано? С особенностями ли утренних или дневных лучей солнца или с направлением господствующих ветров? На этот счет пока ничего толком не известно. Зато нет сомнений в том, какие последствия влечет за собой другой факт — незначительная при всех условиях ширина двух других, торцовых, стенок сооружения. Эти — «передняя» и «задняя» — стенки представляют собой сильно вытянутые вверх острые треугольники, и именно они, как концы стрелки компаса, указывают одна точно на север, другая точно на юг.

Польза и выгода этой особенности сооружения заключается для термитов, во-первых, в том, что такое гнездо наименьшей площадью повернуто к свирепствующим здесь северным ураганам. Кроме того, наибольшие по площади, широкие боковые — западная и восточная — стенки подставлены под умеренные утренние и вечерние лучи солнца. Но, может быть, всего важнее то, что к самым немилосердным полуденным и послеполуденным лучам, то есть когда солнце в зените, такой термитник направлен только узкой вершиной, острым гребнем. Гребень поднимается прямо вверх и бывает обычно неровным, в зазубринах.

Наземная часть — кровля или купол — термитных гнезд большинства видов бывает более или менее неравнобокой. Это связано обычно с особенностями солнечного облучения местности. В наименее жарких районах кровля приспособлена к тому, чтобы лучше собирать тепло и надежнее обогревать подземелье. В компасных же термитниках она приспособлена к тому, чтобы избавлять гнездо от избыточного тепла, от перегрева.

Стоит сказать и о том, как отразилась на конструкции термитников самозащита семьи от избыточной влаги, от затоплений, связанных с бурными тропическими ливнями.

Конечно, уже сама по себе прочность куполов, не размываемых никакими дождями, или углы наклона на скатах, образуемых стенками пирамидальных, конусовидных строений, повышают ливнеустойчивость сооружения.

Но это еще не самое интересное.

Гнездо африканского термита Кубитермес в незаконченном виде напоминает булаву, а позже принимает форму настоящего шляпного гриба. Довольно мощная, хотя и узкая цилиндрическая ножка его прикрыта сверху в полтора-два раза более широким зонтиком.

Подобные, неизменно описываемые путешественниками, посетившими леса Камеруна, «грибы», вылепленные из земли с примесью кварца, так прочны, что свалить их легче, чем разбить. Может быть, именно по причине своей недостаточной устойчивости термитник Кубитермес не бывает слишком высоким, в нем самое большее полметра. Зато эти гнезда могут стоять одно подле другого тесно, действительно как грибы в богатом грибном месте.

Там, где семья Кубитермес, разрастаясь, перестает умещаться в гнездовом сооружении, термиты тотчас принимаются строить рядом с первым грибом второй, затем третий, четвертый…

Иногда первый гриб еще не выстроен полностью, а рядом уже возводится новый. И в каждом законченном сооружении цилиндрическая ножка — это и есть, собственно, гнездо, покрытое водоотводной шляпкой-зонтиком, защитой от ливней.

Впрочем, некоторые термиты сооружают гнезда-грибы, устроенные еще более оригинально.

Как выглядит гнездо Амитермес эксцелленс? Представьте себе сравнительно невысокий, плотный, коренастый гриб. Его шляпка покрыта другой, примерно такой же, на ней лежит еще одна, а на той — следующая, и так в пять-шесть этажей. Все в целом напоминает не то многоэтажную пирамиду из раскрытых зонтиков, не то грибные шляпки, нанизанные на общую ось, не то фарфоровые гроздья изоляторов на мачтах высоковольтной передачи. В самый сильный ливень вода сбегает с такой пирамиды водоотводов не сплошным потоком, а как бы со ступеньки на ступеньку, разбитая на отдельные перепады.

Современные инженеры, цементирующие ложе русла, чтобы ослабить бурные горные потоки, размывающие грунт, узнают в очертаниях гнезда Амитермес идею своих ступенчатых водоспусков.

Существует мнение, что грибоподобные сооружения — это не постоянные гнезда, а только временное убежище, куда термиты перекочевывают в пору наводнений и длительных дождей.

К числу таких временных, сезонных гнезд относятся и термитники, пристраиваемые высоко на стволах деревьев. Они вылеплены из картоноподобной массы. В каждом из этих водоустойчивых картонных наростов находит приют целая молодая семья или отводок более старой, разросшейся, который сообщается с другими частями, пользуясь ходами, проточенными внутри ствола.

Это, как и колония сооружений грибоводов Кубитермес, еще один пример многодомного гнезда. Они тоже бывают различными. Гнездо Корнитермес стриатус представляет собой несколько разбросанных, но строго специализированных помещений: тут — родительская пара, здесь — одни молодые термиты, там — одни крылатые. И только рабочие, которые всех кормят и для всех строят жилье, встречаются всюду и, конечно, в туннелях, связывающих помещения многодомного гнезда.

Так же устраиваются и термиты, у которых камера с родительской парой пристроена на ветвях в кроне дерева, а все прочие отсеки гнезда расположены внизу у его основания. Это уже не подземные, и не наземные, и даже не надземные, но воздушные гнезда. У Эутермес арборикола камера, наглухо одетая в сплошную картонную оболочку, в скорлупу, висит на ветвях, как крупный плод. Внутри ветки, на которой висит такой «плод», проточен ход, ведущий к стволу, по стволу — к почве, а дальше в почве — к другим частям гнезда и, наконец, к источникам корма.

До сих пор речь шла только о термитниках, так или иначе возвышающихся над уровнем почвы и, следовательно, имеющих купол.

Пора сказать и о тех гнездах, что с головой зарыты в землю и ничем извне не выдают своего присутствия.

Африканский Апикотермес оккультус («апико» в данном случае значит «пчелоподобный», а «оккультус» — «таинственный») сооружает подземное гнездо, единственное в своем роде по форме: снаружи стенки гнезда похожи на запечатанные ячейки пчелиных сотов (отсюда и первая часть названия этих термитов).

Похоже, именно об этой особенности и идет речь в упоминаемом в начале книги рассказе о термитнике, под куполом которого укрылись действующие лица романа «Пятнадцатилетний капитан». Напомним, что там сообщается, будто стены термитника были покрыты ячейками, напоминающими медовый сот.

Надо признать, что здесь все изрядно и весьма неуклюже перепутано.

Приходится повторить, что термитник, ставший кровом и ночлегом для героев Жюля Верна, показался им издали палаткой или шалашом. В таком случае это никак не могли быть гнезда Апикотермес, так как они полностью скрыты в земле: их верхушка скрыта на глубине десяти — пятнадцати сантиметров ниже уровня почвы. Кроме того, термитник Апикотермес совсем невелик, размером с крупное осиное гнездо, не больше.

Судя по описанным у Жюля Верна деталям, касающимся расположения, формы и размеров гнезда, где маленький Джек, Том Геркулес, капитан Дик Занд, мистрис Вельдон и все прочие устроили свой привал, они ночевали в термитнике Термес белликозус или наталензис. Здесь нет, однако, ничего похожего на ячейки медового сота. Эта деталь отличает только термитники Апикотермес.

Все в целом шишковатое гнездо этих термитов по общим очертаниям напоминает плод ананаса. Внутри в нем полтора-два десятка этажей, соединенных между собой не только обычными ходами, но и точно проложенной в стенках сетью каналов. Назначение их долго оставалось нераскрытой загадкой (отсюда и вторая часть названия — «оккультус»). Сечение канала значительно меньше ширины тела самих строителей, так что канал никак не может быть ходом сообщения. Только недавно установлено, что оснащенные люками-отдушинами, прорезанными в каждом выступе, каналы гнезда Апикотермес служат для вентиляции гнезда и кондиционирования здесь воздуха.

Ничего похожего на такие сложнейше устроенные катакомбы, оборудованные спиральной сетью вентиляции, нет в простейшем сооружении Термес микофагус, хотя это тоже гнездо подземное. Оно лишено купола, земляных насыпей… В термитник ведут незаметные отверстия в почве. Это ходы в прямые шахтные колодцы, опускающиеся на не прослеженную до конца глубину. От каждого колодца отходят в разные стороны горизонтальные камеры и ниши. В них и размещаются сами термиты и все гнездовые службы. Родительская пара Термес микофагус закладывает начало новой семьи почти на самой поверхности земли. Разрастаясь с годами, гнездо этих термитов зарывается все глубже и глубже.

Известны и такие примеры, когда все происходит как раз наоборот.

В штате Сан-Пауло, в Бразилии, водится вид, известный под названием «Корнитермес кумуланс». Его гнездо закладывается поначалу в земле. Позже семья начинает разрастаться, и над местом, где она обитает, возникает небольшой холмик. Его насыпают термиты, когда, продолжая свое подземное существование, роют над старым гнездом новое. Земля, выбрасываемая строителями на-гора, и образует растущую до поры до времени насыпь.

Новая, молодая часть гнезда расширяется, поднимается все выше, проникает в земляной холмик и его тоже превращает в массу разделенных тонкими перегородками плоских камер. В конце концов эта часть гнезда становится достаточно обширной, чтобы вместить всю семью. Теперь старое подземелье окончательно забрасывается термитами, и они полностью переходят в верхнее, одетое в прочный панцирь.

Читатель уже, наверное, устал от всех этих примеров, а ведь здесь еще не упоминались ни цилиндрические, ни шаровидные термитники, ни совсем бесформенные гнезда «типа Кимбернея» (они названы так по названию местности, где встречаются).

Вот как описывает эти термитники поэт:

«Это сахарные головы, бочки, подсвечники, пагоды… Это иногда огромные комья грязи, замороженной ледяными вьюжными ветрами. Иногда это взметнувшаяся да так и оставшаяся волна, всплеск лавы, взмет кипящей массы, которая так и застыла. Это от головы до пят закопченные факелами гигантские сталагмиты, покинувшие свои сказочные гроты и рассыпавшиеся под открытым небом…»

А брюзга по привычке ворчит, жалуясь на то, что здесь сам черт ногу сломит. И действительно, в фантастической пестроте типов, форм, конструкций гнезд очень не просто разобраться.

И все эти разнообразные гнезда сооружаются термитами, которые, если говорить о строении тела рабочих — о его размерах, о форме усиков, жвал, головы или ножек, в общем сходны между собой. Отсюда и возникло мнение, что термиты легче и лучше, быстрее и полнее, чем любые другие насекомые, применяются к местности, сообразуются с обстоятельствами, используют условия.

Один из видов Белликозитермес — «королевский» — строит свои гнезда из цемента с большим содержанием глины. Этот термит никогда не поселяется на песчаных почвах, а только на глинистых. В то же время доказано, что королевские термиты часто заменяют глину перемолотой слюдой. Они перетирают ее, разумеется, сами, в жвалах. Кроме того, они разбавляют цемент различными наполнителями, которые могут добывать из разных почвенных горизонтов, даже из очень глубоких.

Все же в одном отношении строители сравнительно редко отступают от правил и строже придерживаются «завета отцов». Одни сооружают гнезда из древесины или древесного картона, другие — из земли, третьи — из древесины и земли, смешанных в разных пропорциях. Состав строительной массы, конечно, связан с особенностями строительного поведения насекомых. А от состава массы во многом зависят и свойства сооружаемых из нее термитников.

Откуда берется, сколько времени формируется, как становится инстинктом умение приготовлять строительную массу, усваивать строительную повадку, строить воздушные, или наземные, или подземные гнезда, спасающие обитателей термитника от сухости, от духоты, от холода и жары, от муравьев и от наводнений?

Сколько бы ни излагать на этот счет соображений, вряд ли они будут интереснее, чем живой пример Макротермес гильвус — вида, весьма распространенного в Индонезии и Индокитае. Устройство гнезд и повадки этого термита давно исследованы и хорошо известны. Совсем не трудно было поэтому заметить, что и гнезда, и повадки Макротермес гильвус из районов рисовых плантаций в равнине Меконга и Камбодже существенно отличаются от обычных.

Начать с того, что термиты гнездятся здесь на меже, разделяющей затопляемые поля. Строят они, как принято у этого вида, гнезда наземные, но более крутые, более высокие и объемистые. Самое дно гнезда поднято по меньшей мере на метр, а то и больше над уровнем затопления рисовых полей. Широкое основание термитника не имеет камер и остается нежилым. Оно делается особо прочным и водоустойчивым. Камера родоначальников — царская ячейка — в обычном гнезде запрятывается ближе к центру гнезда, а здесь вынесена наверх, помещается под самой вершиной, чуть ли не на высоте двух метров от основания.

Пока поля затоплены, а рис месяцами стоит в воде, каждый термитник представляет собой островок, с которого его обитателям никуда нет выхода. И тем не менее Макротермес гильвус подлинно благоденствуют здесь: их гнезда выделяются числом и размерами. В непродолжительные периоды, когда вода спущена, термиты день и ночь отделывают сооружения и собирают все необходимое для «островной» жизни.

В Камбодже, как и всюду, рисовых полей, до того как возникло земледелие, разумеется, не было. Очевидно, и гнездостроительные инстинкты и кормозаготовительные повадки Макротермес гильвус могли согласованно перестроиться лишь после того, как здесь начато было возделывание орошаемого риса. А на равнине Меконга это произошло не так уж давно.

В этом изменении типа гнезда Макротермес есть что-то заставляющее вспоминать, как глубоко и согласованно перестраиваются пещерные грибы термитников, внезапно обнаруживающие в новых условиях никак не проявлявшуюся ранее способность образовывать сильную стрелку, пронзать оболочку гнезда, выходить под открытое небо, увенчиваться грибной шляпкой.

Обдумывая эти многоговорящие примеры и сходства, полезно вернуться к изложенным в предыдущей главе наблюдениям, позволившим ученым своими глазами увидеть, как самое совершенное приспособление семьи насекомых вырастает из множества разрозненных и, казалось, случайных действий массы особей.

Каждое в отдельности действие, на первый взгляд, очень мало говорит о том, к чему оно приведет, во что именно все они, вместе взятые, впоследствии сольются. Еще меньше говорят эти действия о том, что им предстоит объединиться, и о том, что из них в конце концов получится нечто целесообразное.

В самом деле, что мы видим, присматриваясь к повадкам отдельного термита-строителя? Вот он формует жвалами комочек пасты и приклеивает его; вот он, найдя место, только что оставленное другим строителем, занимает его и продолжает рыть ход в земле…

Мы можем даже замечать каждый раз, как часто и как именно это делается, где, когда. Но можно ли по таким мелочам заранее узнавать, наперед прочитывать, что за форма будет у купола, где будут устроены в гнезде вентиляционные люки, сколько их будет, какой они будут ширины?

А ведь именно в скрытых особенностях поведения отдельного строителя, выполняющего ничтожную долю объема строительных работ, заложена, по всей видимости, характеристика всего сооружения, со всеми его типичными отличиями.

Натуралисты давно признались, что любое гнездо, сооружаемое общественными насекомыми, ставит в тупик человека, исследующего законы живой природы.

В самом деле, ни один из крохотных строителей, конечно, не имеет возможности бросить взгляд на все сооружение в целом, однако же готовое оно выглядит так, как если бы выстроено было по определенному, различному у разных видов, плану.

Но все, что кажется здесь неразрешимой загадкой, представляет собой только частность, лишь еще один пример общераспространенного в органическом мире явления.

Все здоровое, живое действует, как известно, в нормальных условиях целесообразно и слаженно.

А как рождается такая целесообразность и согласованность? Не так же ли просто, как та спасающая от иссушения, насыщенная парами воздушная колыбель почвенного животного, которую открыл для науки М. С. Гиляров, как те поднимающиеся из глубины термитника шляпные грибы, которые исследованы французским натуралистом профессором Роже Хеймом, или те готовые свод и арка термитников, на которых сосредоточил наше внимание Пьер Грассе?

В любой реакции живого перед наблюдателем чаще всего предстает только наглядный итог невидимо протекающего в недрах организма изменения состояния и действия тканей и клеток. Из действия массы клеток и тканей и рождается конечный результат. Он может меняться и меняется в зависимости от многих условий. Каждое такое условие воспринимается, прочитывается, разлагается в живом. И оно затрачивает на это времени немногим больше, чем призма, которая преломляет солнечный луч и разлагает его на составляющие спектра.

Любой отрезок, каждая полоса спектра может оказывать свое влияние и вызывать соответствующий ответ. А все эти ответы, вместе взятые, сплетаются и сливаются живым воедино, причем времени на это затрачивается немногим больше, чем их требуется линзе, чтобы собрать в фокусе упавшие на нее лучи.

Мы уже постепенно перестаем удивляться тому, как задание, введенное в «думающую» или счетную машину, быстрее мысли обегает тысячи связанных между собой простых реле, молниеносно рождая ответ — суммированный итог подсчета или продиктованное механической памятью указание. Но живое — система несравненно более сложная, чем самая хитроумная машина. И кроме того, живое — это для нас во многом еще непроницаемый, «черный ящик», который, как правило, ревностно скрывает свои тайны.

Тем и замечателен, тем и поучителен пример всех общественных насекомых, а в их числе и термитов, что они открывают перед человеком самое нутро этих загадочных черных ящиков.

Скучающий и ленивый брюзга найдет в них, пожалуй, мало. Многое в них неточно прочитает восторженный мечтатель. Любопытные найдут здесь только новую приправу для своих размышлений. Но зато подлинно любознательные, подлинно преданные науке глаза увидят здесь то, чего пока не рассмотреть в живом даже с помощью наиболее совершенных сверхмикроскопов.

Самим естественным отбором, самой историей органического мира созданы эти действующие живые модели живого, разнообразнейшие прообразы автоматических устройств и самоуправляющихся систем.

В сценках, происходящих между членами семьи, до мельчайших деталей могут быть прослежены нередко все еще невидимые и неуловимые в живом прием и передача воздействий и ответов, перевод раздражений, вход и выход сигналов, путь обратных связей, цепь усилений, механизм регулирования и управления…

Подобно многообразным явлениям обмена веществ — питания и выделения, — воплощенным в движении непрерывно перемещающихся цепей насекомых, они всюду предстают перед наблюдателем. И он воочию, будто сквозь самой природой сотворенную лупу — лупу пространства и времени, видит, как воздействующие условия разлагаются на составные слагающие и как скрытые ответы отдельностей сливаются в единую и очевидную реакцию живого целого.

Напомним: ученые подсчитали, что вода, направленная в поливные канавы для орошения растущей в поле кукурузы, производит в конечном счете несоизмеримо больше калорий, чем если ее бросить на лопатки самых совершенных турбин современных гидроэлектростанций. Этот вывод вполне относится и к нашему случаю.

Много ли калорий может быть извлечено из той жалкой щепотки древесины, иногда насквозь гнилой, трухлявой, которую поглощает отдельный термит, сколько бы он ни прожил? Среди всех изобретенных человеческим гением систем машин и двигателей не существует пока ни одной столь же экономичной, с таким высоким коэффициентом полезного действия, ни одна не способна приводиться в движение этим совершенно ничтожным количеством энергии.

Человек, вглядывающийся в сгусток жизни, непрерывно пульсирующей в безмолвном термитнике, не раз ловит себя на мысли, что древесина, пропущенная через зобики термитов, именно в недрах семьи порождает энергии несоизмеримо больше, чем сожженная в топках под любыми котлами.

Теперь все начинают понимать и видеть, какой богатый урожай прозрений и открытий несет и для естественных и для технических наук, не только прикладных, но и теоретических, планомерное исследование разных сторон жизненного процесса.

Живое в любых его проявлениях можно в определенном смысле рассматривать как некий венец творения природы. Для его изучения наука вооружена сегодня небывало мощными и бесконечно тонкими новейшими физическими, химическими и математическим методами. Они с каждым днем продолжают обострять все чувства человека и разрешающую силу его ума, с каждым шагом вперед увеличивают глубину анализа и широту обобщений, ведущих к открытию новых и новых тайн жизни. А какие важные донесения обещает доставлять постоянная разведка физиков и математиков в биофизике, химиков в биохимии, неустанный поиск инженеров-конструкторов, изобретателей, рационализаторов в соответствующих их интересам разделах и отраслях общей и специальной биологии, в анатомии, морфологии, физиологии, генетике!..

Нужно ли после всего этого говорить, почему в век расщепления атома, в век расцвета автоматических устройств и кибернетических систем пример общественных насекомых и особенно их семья заслуживают внимания не одних только натуралистов и биологов?