Книга: Пароль скрещенных антенн

ПОСЛЕ КАТАСТРОФЫ

ПОСЛЕ КАТАСТРОФЫ

В НАЧАЛЕ второго часа после полуночи с 5 на 6 октября 1948 года израненный человек с трудом толкал перед собой по безлюдной площади аэродрома сходни. Ценой неимоверных усилий он подкатил их к борту самолета «ИЛ-12», стоявшего в стороне от других машин. Останавливаясь и отдыхая на каждой ступеньке, медленно, то и дело оглядываясь и прислушиваясь, поднимался он к входу, долго возился, открывая дверь. В самолете было темно и пусто. Тяжело ступая, человек прошел в рубку и включил радиопередатчик.

Не часто бывает, чтобы сигнал бедствия передавался с борта самолета не в полете, а с бетонной площади аэродрома. Но именно этот несчастный случай происходил здесь.

Перехваченные в Сибири рацией омского коротковолновика, потом в Азербайджане бакинскими приемными станциями, а там и другими, радиооповещения о катастрофе, отправленные с борта самолета «ИЛ-12», через несколько минут стали из разных концов Союза поступать в Москву. Так мир узнал об ашхабадском землетрясении. В 1 час 12 минут по местному времени, когда большинство жителей столицы Туркменской республики спали крепким сном, далеко на юге, в той стороне, где высятся голубые цепи гор, родился необычный, глухой гул.

В эту минуту на скамье в городском саду сидели четверо военных: ночной комендантский патруль. Они только что обошли аллеи и сейчас отдыхали, покуривая.

— Что это, товарищ лейтенант? — насторожился ефрейтор. — Похоже, артиллерия?

Лейтенант поднялся со скамьи и по фронтовой привычке оглядел небосвод, прислушиваясь. Следом вскочили и остальные. Гул не утихал.

Но вокруг все было спокойно. Безлюдные улицы были освещены огнями фонарей, на тротуаре беззвучно перебегали с места на место черные тени деревьев.

А гул, родившийся в горах на юге, не умолкал. Казалось, он катился к спящему городу и нарастал в силе.

Этот непонятный гул услышали тогда очень немногие — лишь те, кто почему-либо все еще не спал, несмотря на позднее время.

Но даже и те, кто бодрствовал, не успели ни понять, что происходит, ни испугаться, потому что, обгоняя плывший с гор гул, раздался первый удар. Он был так силен, что не дал устоять на ногах. Казалось, он встряхнул землю.

Это произошло при свете фонарей. Но падали все уже в кромешной тьме: свет погас. Над северной и северо-западной частью города вспыхнуло на мгновение голубоватое зарево, вспыхнуло и погасло. В грохоте и криках, забившихся в густом мраке, со стоном рухнуло дерево.

«Похоже было, — вспоминали потом многие, — что из глубины земли в ноги прямой наводкой ударили тяжелые орудия».

Это был первый толчок вертикального направления. После короткого перерыва один за другим стали сотрясать землю горизонтальные.

Все началось в 1 час 12 минут 5 секунд по местному времени и продолжалось не более десяти секунд.

— А самолетов вовсе не слышно, товарищ лейтенант! — прокричал в темноте ефрейтор, который все еще считал, что это воздушный налет бомбардировщиков.

Один из сторожей, охранявших в ту ночь свой объект, рассказывал через несколько дней:

— Я ничего не понял. Почувствовал только, что трудно дышать, и сразу включил фонарь, попытался посветить, разобраться, что происходит. Но нигде ничего нельзя было увидеть. Фонарь, который обычно, как хорошая фара, светил на много метров вперед, сейчас не в силах был пробить густую мглу, подступившую отовсюду. Теперь-то я знаю, что то была пыль, которая сплошным облаком поднялась над городом. Тогда я ни о чем не догадывался. Даже утром, когда стало рассветать, пыль все еще держалась в воздухе. Крона огромного дерева, лежавшего поперек мостовой, была совсем серой, каждый лист был покрыт густым слоем грязи.

Но это стало видно утром, а ночью, в грохоте рушившихся зданий, в пыльном удушье, все было необъяснимо и чудовищно. Подземные удары расшатывали, крушили, ломали, разбивали стены и перегородки жилых домов и строений, сминали полы и потолки, низвергали кровли, опрокидывали заборы.

Вокзала аэропорта в Ашхабаде уже не существовало. Пассажиры, ожидавшие на вокзале утренних самолетов, пилоты, бортмеханики, радисты, стюардессы выбирались из-под обломков здания, откапывали товарищей, оказывали первую помощь пострадавшим. А бортрадист с «ИЛ-12» с трудом пробрался к своему самолету и передавал в эфир сигнал бедствия:

— Землетрясение…

Землетрясение, сила которого составляла 9 баллов, в несколько секунд, последовавших за первым ударом, вывело из строя электростанцию, радиоцентр, водопровод, уничтожило огромное число общественных сооружений, жилых домов и нежилых строений, засыпав развалинами людей. Не всем удалось выбраться из-под обломков, не всех удалось спасти.

Еще затемно стали подниматься в воздух машины, увозившие раненых в Ташкент, в Баку, в Чарджоу. Летчики торопились эвакуировать из Ашхабада пострадавших, освободить место на аэродроме: с рассветом на посадочную площадку перед развалинами аэровокзала стали приземляться самолеты с врачами и медикаментами из Красноводска, Ташкента, Баку. Утром прибыли первые московские санитарные машины.

Вскоре в небе над городом, не затихая, гудели самолеты. Для посадки многих машин на аэродроме не было места, и они сбрасывали контейнеры с пенициллином, консервированной кровью, противостолбнячной сывороткой для раненых, с лекарствами для больных, с хлебом, концентратами и другими продуктами, с палатками, теплыми одеялами, с водой. Парашюты с тюками, ящиками, бочками медленно приземлялись среди развалин.

Писатель П. Скосырев в книге «Туркменистан» рассказывает:

«По воздуху и по железной дороге, движение на которой возобновилось в 7 часов утра 8 октября, продолжали прибывать грузы. Страна слала Ашхабаду все, в чем только мог нуждаться пострадавший город. Шли машины, продовольствие, стройматериалы, одежда, медикаменты. Прибывали люди разных профессий и специальностей — врачи, инженеры, проектировщики будущих зданий.

В адрес правительственных учреждений и частных лиц непрерывно поступали телеграммы — приглашения от тысяч и тысяч советских граждан, колхозов, предприятий. Вся советская огромная страна открывала объятия гостеприимства своим пострадавшим братьям.

Но ашхабадцы и не помышляли о том, чтобы оставить родной город. Даже раненые, если раны были нетяжелыми, просили не эвакуировать их…»

В те горькие дни и выросло под Ашхабадом кладбище, которое лежит в начале автомобильной трассы, ведущей в сторону Гяурской равнины.

Оставшиеся в живых расчищали развалины и строили укрытия: была уже середина октября, требовалось сделать все возможное, чтобы зиму встретить не в палатках.

«Восстановим любимую столицу республики!», «Все силы на восстановление Ашхабада!» — звали лозунги, написанные на обломках стен, на плитах тротуаров.

Бригады мужественных людей восстанавливали электрическую сеть, водопровод, школы, больницы, столовые, собирали стандартные дома, возводили жилые кварталы, а вечерами, после работы, готовили саман, искали среди обломков разрушенного все хоть сколько-нибудь годное для сооружения временного крова.

Мужчины, женщины, старики, дети собирали обломки досок, балок, столбиков, оконные и дверные переплеты, ставни, двери, чтобы вновь пустить их в дело.

Кто знает, сколько еще лет или десятилетий простояли бы все эти дома, заборы, ограды! Они мирно несли бы свою службу, и кому пришло бы в голову сопоставлять и связывать между собой единой причиной множество разных фактов — истлевшую скамью в саду или источенные неизвестной пакостью листы книги, сломанное или упавшее, изъеденное изнутри дерево, рухнувшую стену забора, проваливающуюся кровлю дома или сломанную ножку стула… И все это в разных местах, в разное время.

Деревянные каркасы множества старых строений и все сооружения из самана давно были обжиты Анакантотермес. Не выходя на поверхность и не обнаруживая себя, они проложили внутри стен свои ходы и ниши. Здесь были источены столбы, балки, скреплявшие стены, там — стропила, несшие на себе основную тяжесть кровли, или перекрытия, полы.

На протяжении многих лет изучавший термитов Туркмении ашхабадский врач Н. А. Синельников еще в 1950 году писал в журнале «Известия Туркменского филиала Академии наук СССР»:

«Наиболее наглядно выявилось действие термитов на древесину после известного ашхабадского землетрясения осенью 1948 года, когда в разрушенных глинобитных строениях обнаруживалась изъеденность деревянных деталей и глиносырцовых блоков в старых постройках…»

Уже знакомая читателям этой книги А. Н. Луппова в своем сочинении «Термиты Туркмении» подтверждает, что «после землетрясения в 1948 году в развалинах старых построек Ашхабада обнаружились ранее скрытые повреждения, показавшие с особенной ясностью, насколько вредными являются здесь эти насекомые и насколько важно их детальное изучение».

Рисуя бедствия, обрушившиеся в 1875 году на остров Святой Елены, Д. С. Меллис писал, что уничтоженный термитами Джемстаун выглядел как город, разрушенный землетрясением.

Советские специалисты и ученые, исследуя обстоятельства бедствия, обрушившегося в 1948 году на столицу Туркмении, находили, что город, разрушенный землетрясением, был подготовлен к катастрофе той болезнью строений, которую французы назвали «термитозом».

И однако же даже сейчас, когда шквал подземной бури, ударившей так внезапно, в несколько секунд уничтожил и сокрушил все, что было давно источено и изглодано фуражирами Анакантотермес, этот враг все еще не назван в полный голос.