Книга: Советское биологическое оружие: история, экология, политика

3.1.1. Опыты на людях

3.1.1. Опыты на людях

Проверка действия опасных возбудителей на людях была в годы создания биологического оружия неизбежна. Поэтому стоит специально присмотреться к тому, как это делалось в Советском Союзе, не отделяя при этом работы по биологическому и химическому оружию, поскольку подходы были близки.

Самый простой случай — это непредвиденные заражения. И дискуссии на этот счет проходили неоднократно.

Так, еще 24 сентября 1923 года при обсуждении вопроса «Об организации медицинских исследований» Межсовхим заслушал планы А.И.Пахомычева. Доктор-инициативник для «исследования действия ОВ на организм человека» предложил всего лишь установить надзор «за местами, где идут работы с ОВ» (время было такое, что говорить об обеспечении безопасности работ доктору в голову не пришло). Участники совещания охотно согласились с идеей, что даже присутствие на опытах даст возможность «использовать их для изучения действия ОВ на организм» (210).

Ну а 22 декабря 1923 года Межсовхим по докладу уже не инициативника, а работника санитарной службы врача З.М.Явича (потом он стал ведущим токсикологом в ИХО) заслушал сообщение о работах главного санитарного управления в области военно-химического дела. Формула участия врачей и их подручных из промышленности выглядела дико по нынешним временам, однако вполне нормально по стандартам тех тяжелых лет: «Считая, что случаи отравления на заводах могут дать богатый материал для изучения, Главсанупр совместно с ЦК союза химиков разработал анкетную карточку для обследования работников, занятых на производстве ОВ» (211).

Инициатива изучения отравленных параллельно, а иногда и вместо лечения была переплавлена в систему конкретных действий. И в последующие десятилетия токсикологи из цивильных и армейских институтов и медико-санитарных частей (МСЧ) осуществляли постоянное наблюдение за симптомами отравления людей, брошенных на работы с ОВ — разработку, испытания, производство, хранение. Полученная информация обобщалась и использовалась в армейской практике, однако эти обобщения так и не были представлены обществу в виде открытых публикаций. И уже не будут (211).

В подтверждение приведем примеры из различных эпох, которые касаются непосредственно работ с биологическим оружием.

Ко временам 1930-х годов относятся, в частности, отчеты о наблюдении за заболеванием мелиоидозом трех групп людей (19, 11 и 12 случаев), хранящиеся в архиве минобороны. Эти заражения имели явно искусственный характер. К тому же периоду относится и история о «случайном» заражении 20 человек во время испытаний рецептуры сапа. Данных об их судьбе отчет не содержал, хотя антибиотиков в те годы еще не существовало (10).

В конце декабря 1933 года в бактериологическом отделе ИХО РККА погибла работница А.Т.Ломова, занимавшаяся рецептурой сибирской язвы в феноле в связи с проходившей тогда подготовкой этой рецептуры для постановки на вооружение Красной Армии. Даже если это произошло случайно, по существу состоялся опыт по применению боевой рецептуры на человеке. Болезнь продолжалась 5 дней (как и у кроликов, коз и баранов) (104). А в первых числах января 1934 года начальник ВОХИМУ Я.М.Фишман доложил наркому К.Е.Ворошилову о необходимости постановки оружия на основе сибирской язвы на вооружение (103).

Один из последних трагических случаев, связанных с сибирской язвой, случился в конце 1980-х годов на заводе в Степногорске. В спешке, связанной с созданием новой боевой рецептуры, аварии и несчастные случаи происходили каждую неделю. Тогда произошло и заражение одного из рабочих и лишь введение огромной дозы сибиреязвенной сыворотки спасло этого человека от гибели (10).

Одной из особо примечательных — и трагических — страниц является история создания в вирусологическом институте в Кольцово нового и очень агрессивного штамма вируса геморрагической лихорадки. 30 апреля 1988 года во время работ с вирусом Марбурга погиб сотрудник этого института Н.Устинов. Эта трагическая случайность была в полном объеме использована для решения задач наступательной биологической войны. При исследовании организма погибшего был выделен новый, более вирулентный (в военном смысле — более эффективный) штамм вируса Марбурга. Этот штамм (с учетом первоисточника он был назван вариант У) был положен в основу модернизации ранее созданного биологического оружия на основе вируса Марбурга и подготовлен к испытаниям. Поскольку собственная испытательная камера в институте еще не была построена, испытания были выполнены зимой 1989–1990 годов в камере в Степногорске. Испытания прошли успешно и к весне 1990 года новое оружие заняло свое место среди других видов биологического оружия СССР (10).

Не меньшие беды принесла и неизлечимая пока геморрагическая лихорадка Эбола, с возбудителем которой работают в двух местах — в Кольцово и в Загорске-6. В 1990-х годах от лихорадки Эбола погиб в Кольцово в «Векторе» молодой сотрудник (62). А потом руководитель военного вирусологического центра Загорск-6 генерал А.А.Махлай стал хвалиться тем, что руководимые им военные микробиологи будто бы создали эффективную защиту против лихорадки Эбола (52). К сожалению, результаты этого трудового подвига пока никому не помогли. В 1996 году в самом военном центре Загорск-6 погибла лаборантка, которая работала с вирусом лихорадки Эбола (179). Ну а 5 мая 2004 года в Кольцово случилась новая трагедия. Там погибла научная сотрудница А.Преснякова, которая нечаянно укололась иглой с вирусом Эбола (179,212). Как водится, официальное сообщение в ВОЗ было передано лишь через 2 недели после несчастья (212). Вряд ли в этих вирусологических центрах случившиеся гибели людей не были использованы хотя бы для изготовления защитного средства против вируса лихорадки Эбола.

Немало информации военные биологи приобрели и в связи с печальными событиями, случавшимися на острове Возрождения. Недалеко от бараков армейского персонала находится могилка молодой женщины с нечеткой надписью на камне. Это одна из первых жертв испытаний биологического оружия. Исследовательница погибла в 1942 году от сапа, от которого обычно умирают лишь после контакта с больными лошадьми и другими животными (10). Само же кладбище на острове очень большое, однако для родителей погибших оно недоступно.

Здесь мы вынуждены подчеркнуть, что с самого начала советские врачи не полагались только на случайные события — отравления активно планировались.

Обратимся к документам, которые относятся к работам с ОВ.

С точки зрения теоретического обоснования важно письмо от 17 января 1930 года, с которым председатель НТК ВОХИМУ П.Г.Сергеев обратился от имени своего военно-химического ведомства к руководителю смежного военно-санитарного управления М.И.Баранову, с предложением об осуществлении крупномасштабных испытаний ОВ на людях (213).

Хотя письмо П.Г.Сергеева носило скорее формально-ритуальный характер (и задолго до, и многие годы после этого демарша в армии велись широкие испытания ОВ всех типов на людях вне зависимости от каких-либо решений и разрешений военных или гражданских медицинских органов), оно было показано всенародно известному наркому здравоохранения РСФСР Н.А.Семашко. Врач-нарком ничуть не засомневался, а лишь отметился на письме-обращении вполне благожелательной визой-резолюцией: «Вопрос нужно научно проработать и уточнить. 21.I.30 г.» (213).

За уточнениями дело не стало, и 16 февраля 1930 года ВСУ РККА направило в адрес ВОХИМУ РККА искомый ответ — согласие на проведение масштабных химических опытов на людях: «применение испытаний ОВ на людях, не только в целях уточнения имеющихся выводов о действии ОВ на организм, но и в целях ознакомления личного состава Красной Армии с ОВ и мерами борьбы с ними, возражений принципиально не встречает» (214).

Остается иметь в виду, что эта и вся последующая переписка (таких документов можно найти в архиве очень много) носила всеобщий характер — как уже упоминалось, в предвоенные годы биологическое оружие в документах часто маскировалось под ОВ.

Специфические условия в Советском Союзе тех лет были таковы, что перенос испытаний биологического и химического оружия на людей не доставлял властям серьезных этических трудностей. Нормы в отношении человеческой жизни были в те годы совсем иные, а нужда в «полноценных» данных диктовала свои правила. В первую очередь это было связано с бесправным положением заключенных. То же относится к моральной стороне использования биологического оружия против «противника», будь то немецкие солдаты или афганские моджахеды. Впрочем, как оказалось, даже рядовые советские граждане, не относившиеся ни к заключенным, ни к врагам, не были застрахованы от «участия» в опытах с биологическим оружием.

Опыты на людях с использованием биологического оружия известны еще с 1920-х годов, когда в Ленинграде использовались заключенные одной из тюрем. На них, в частности, ставились опыты с вирусами — возбудителями энцефалита (1). Об опытах на заключенных, выполнявшихся в 1930-х годах в Суздале в Покровском монастыре, еще помнит кое-кто из нынешних жителей (9,37). Существование на одном из Соловецких островов концлагеря СЛОН для политзаключенных позволило работникам ВМА им. С.М.Кирова вести работы с широким кругом возбудителей. Факт проведения опытов на заключенных следует из соответствующих секретных отчетов (10). На то же указывают американские данные, свидетельствующие о фактах массового — и не случайного — распространения инфекционных болезней среди заключенных Соловецких островов (7). В этом контексте следует отнестись и к упоминанию об инфицировании 20 работников возбудителем сапа, осуществленном в ходе одного из экспериментов (10).

Одним из следствий подобного варварства явилась эпидемия, связанная с испытанием бактерий чумы и сапа на японских военнопленных летом 1941 года. Пленных в темноте оставляли наедине с крысами, зараженными чумой. Способ переноса болезни от крысы к человеку был двоякий — агрессивность самих крыс, предварительно выдержанных без пищи, а также активность крысиных блох. В результате побега одного из инфицированных заключенных опыты приобрели неуправляемый характер, что усугубилось тем, что дело было не в Советском Союзе, а на территории Монголии. Трупы тысяч монголов (называют разные цифры погибших от чумы — от трех тысяч до пяти тысяч) были сожжены (1).

Ну а в военные годы Советская Армия совершила биологические «опыты» на немецких войсках, вызвав среди них массовые заболевания туляремией в 1942 году и Ку-лихорадкой в 1943 году (10).

Обращаясь к послевоенным годам, укажем несколько примеров.

В 1971 году на острове Возрождения были проведены испытания новой боевой рецептуры на основе вируса натуральной оспы. Сами испытания прошли успешно — подопытные обезьяны прожили от 4 до 14 дней. Однако попутно случилась беда — аэрозольное облако накрыло исследовательское судно в 15 км от места подрыва. И хотя было распылено лишь 400 граммов боевой рецептуры натуральной оспы, от него заразилась лаборантка, находившаяся на палубе судна. После возвращения в Аральск она стала источником заражения немалого количества жителей Казахстана. В общем погибшие тогда 3 человека стали по существу незапланированными подопытными объектами (171,199). На радость тех, кто создавал новую рецептуру в Загорске-6. Как водится, военные биологи не стали предупреждать о беде главного государственного санитарного врача СССР, так что ему пришлось доискиваться до истины самому. В свою очередь лицо, называвшее себя главным государственным санитарным врачом СССР, не стало извещать общественность об эпидемии (теперь он ссылается на запрет председателя КГБ Ю.В.Андропова (171)). Соответственно, и великий и могучий Советский Союз не снизошел до извещения ВОЗ об этом случае эпидемии оспы, хотя был обязан это сделать. Что касается важных для эпидемиологии деталей той беды в Казахстане, то они по-прежнему пылятся в сейфах для секретных документов.

На этом счет скорбным событиям не остановился. В 1972 году погибли два рыбака на Аральском море — из-за изменения направления ветра их лодка попало под чумное облако (10). И опять у военных биологов на руках оказался необходимый им экспериментальный материал, поскольку то аэрозольное облако было не простое, а на основе нового — боевого — штамма чумы.

Известен также и факт биологической атаки против моджахедов, которая была осуществлена между 1982 и 1984 годами во время авантюры Советской Армии в Афганистане. В частности, известно об осуществлении биологического нападения с использованием рецептуры сапа, однако были и другие атаки. Возбудитель распылялся с самолета ИЛ-28, базировавшегося на одном из военных аэродромов советской Средней Азии (10).

Доходило, впрочем, и до людей — работников складов, строителей и других вольнонаемных лиц. Например, работники военно-биологического центра Свердловск-19 за отдельную плату соглашались на разного рода прививки (166). То же самое можно сказать о работниках завода «Биосинтез» в Пензе, на котором опыты велись в 1970-е и последующие годы.

Остается напомнить об эпизодах, когда в сферу биологических испытаний — сознательных и невольных — включались неосведомленные жители больших городов.

Злые языки утверждают, что новосибирское метро было построено для того, чтобы изучать распространение аэрозолей в подземных коммуникациях такого рода. Причина банальна — именно Новосибирск является центром и поныне в немалой степени секретной науки об аэрозолях. Так это или не так, установить трудно. Однако в 1979–1989 годах были проведены масштабные опыты по распылению над регионом Новосибирска аэрозолей, содержавших бактерию Bacillus thuringiensis в качестве безвредного имитатора опасных возбудителей. Аэрозоли распылялись с самолетов с гражданской маркировкой. Аналогичные эксперименты были выполнены на военном полигоне близ Нукуса (Каракалпакия) и над одним из регионов Кавказа (10).

Не избежал этой судьбы и город-герой Москва — в московском метрополитене Институт биологического приборостроения в 1980 году изучал распространение биологических объектов. Считается, что вместо опасных возбудителей будто бы была использована безвредная бактерия Serratia marcescens (10).

А вот бактерия бруцеллеза, которая покинула в 1976 году в Москве стены научно-контрольного ветеринарного института, была настоящая. Поскольку речь идет об одном из густо застроенных кварталов столицы, не удивительно, что порыв ветра занес возбудитель в один из соседних дворов, который оказался двором Высшей партийной школы при ЦК КПСС. Результатом оказалось попадание в реанимацию 15 слушателей ВПШ (28,56). Всего же в рамках того случая через воздух заразилось и заболело бруцеллезом более 500 человек (215). Впрочем, несмотря на масштабы события, данные о его расследовании опубликованы не были.

Игры военных с опасными возбудителями, от которых пострадали жители Свердловской области и Узбекистана, будут обсуждены ниже.