Книга: Советское биологическое оружие: история, экология, политика

3.3.3. Захоронки биологического оружия

3.3.3. Захоронки биологического оружия

Работы по биологическому оружию велись в нескольких десятках мест страны. Вполне возможно, что число этих мест доходило до сотни. В условиях тотальной секретности безопасность этих работ для ничего не подозревавшего населения могла зависеть только от аккуратности и профессионализма участников работ.

Тобольск: «История эта началась в 1931 г., когда Тобольская биофабрика превратилась в крупнейший центр по изучению сибирской язвы. Здесь специально заражали лошадей, откачивали у них кровь и готовили сыворотку. Зараженные трупы животных закапывали на территории фабрики. Так на берегу Иртыша образовалось два крупных скотомогильника.

Шло время. Когда-то загородная фабрика оказалась практически в центре Тобольска, река размыла берег» (44).

Москва: «Бактериологические амбиции у Советского Союза присутствовали, и потому сотрудники Института экспериментальной ветеринарии (ВИЭВ) до сих пор замирают от ужаса, узнав, чем интересуется журналист. Единственное, что известно доподлинно, так это эксперименты с сибиркой и то, что в институтском стойле хрупал овес конь Буденного. Заместитель директора ВИЭВ по научной работе Н.Овдиенко подробностей сторонится: «Как только в 18-м году институт переехал из Питера в Москву, так нас и начали теребить. Сибирка — не наша инициатива, нас заставили.»

Николай Павлович не уточнил: 30 лошадей заразили в надежде, что животные переболеют, но не умрут, и тогда станет возможным получить вакцину. Кони с задачей не справились — откинули копыта без всякой пользы.

Последний покой лошадки обрели на территории института, то есть в Кузьминском лесопарке.

По дошедшим с конца 20-х годов сведениям (не документам!), могильник — это две траншеи, точное расположение которых — тайна, покрытая мраком и травой (или снегом), хотя существует строжайшее уложение: скот сжечь, место многократно продезинфицировать. Если известно, что животных огню не предавали, захоронка бетонируется, огораживается, отмечается табличкой, на которой написано «Сибирская язва. Бессрочно.» Тревожить саркофаг категорически запрещено: сколько способен прожить антракс в темнице, не потеряв убойной силы, современной науке не известно.

Места, где хоть однажды гуляли больные животные, в народе назывались проклятыми полями, так как скот, когда бы его туда ни выгоняли, принимался дохнуть. Не удивительно, что люди всегда сторонились этих нехороших мест.

Сторонились, правда, не все — на «проклятом поле» с довоенных времен стоит лаборатория, принадлежавшая прежде ВИЭВу и переданная несколько лет назад объединению «Радон». Эти полтора гектара Кузьминского парка отошли к научно-производственному объединению после того, как в ВИЭВ зачастили комиссии, крайне встревоженные не только присутствием в кузьминских недрах сибирской язвы, но и объектом не менее опасным — законсервированным хранилищем радиоактивных отходов. Попытки ревизоров получить документы на жижесборник и содержание работ с радионуклидами потерпели неудачу: отечественный Пентагон секретами не делится» (48).

К сожалению, далеко не всегда завершающие этапы работ по избавлению от ставшего ненужным биологического оружия проходили гладко. Причем последствия неаккуратности работников ВБК становятся известными обществу лишь через много десятилетий. В частности, лишь в последние годы стали известными очень опасные захоронения отходов после работ с сибирской язвой в Москве (48) и в Тобольске (44).

Отдельно следует остановиться на судьбе «военно-биологического подземелья» Свердловска.

В настоящее время никто не может сказать, какая часть подземного завода биологического оружия вместе с транспортными тоннелями была затоплена, какая оказалась забетонированной, а какая и поныне исполняет обязанности «расширенного» бомбоубежища (46).

Равным образом никто не знает об экологической опасности для Свердловска, которая исходит от мощного шламонакопителя-отстойника, куда в течение десятилетий собирались отходы военно-биологических исследований и производства (а они включают не только сибирскую язву, но и чуму, о чем обычно стараются не упоминать). Этот шламонакопитель существует параллельно обычной системе сбора общих стоков Свердловска-19, находится глубоко под землей и не контролируется городскими службами — санитарно-эпидемиологической и природоохранной. Уровень сохранности объекта таков, что он давно стал опасным для города, в особенности в связи с возможностью заражения подземных вод.

О небеспредметности этих опасений свидетельствует авария в Свердловске-19 в 1985 году (166). При работах по частичному демонтажу поточных линий подземного завода и частичному уничтожению запасов биологического оружия продукт дезинфекции попал в сливную канализацию без контроля его безопасности. После этого особо тщательная проверка сливной коммуникации продолжалась несколько дней, пока не выяснилось, что на этот раз «пронесло». Гражданские службы этой аварии не заметили: в Свердловске-19 существует отдельный от общего биологический слив в реку (в другом месте реки и не подконтрольный городским службам).

Впрочем, гражданские службы достаточно безответственно отнеслись даже к захоронению тех зараженных отходов, которые появились во время масштабных работ по ликвидации эпидемии «сибирской язвы» 1979 года. Как уже упоминалось, бытовые отходы оказались не в специальных могильниках, а на обыкновенной общегородской Седельниковской свалке, впоследствии заброшенной и забытой. А вот почва была захоронена в окрестностях поселка Рудный (45). Эта экологическая безответственность напомнила о себе через два десятилетия. Весной 1998 года во время проливных дождей свалку в Седельникове размыло, а ее содержимое попало в реки (167,168).

Еще одна опасность подстерегает жителей Свердловска в связи с тем, что несколько последних лет идет активное «заселение» новыми покойниками бесхозных могил в 15-м секторе Восточного кладбища. В свое время этот участок был выделен специально на «сибирскую язву», однако в наши дни его потенциальная опасность, похоже, забыта (8).

В заключение отметим, что на последствия эпидемии наложились регулярные и весьма специфические выбросы городка Свердловска-19, которые несли и несут долговременную экологическую угрозу городской среде Чкаловского района. Этот вопрос никогда не обсуждался, его просто не ставили. Однако вряд ли следует забывать об этой стороне проблемы только потому, что нет видимых причин для ее рассмотрения. В пользу этого свидетельствует результат экологического отчета, который не доступен жителям города: «Микологическое загрязнение воздуха вокруг предприятия превышает фон в 20–80 тысяч раз» (45). Предприятие — это Свердловск-19, а отчет был подготовлен в 1993 году в связи с проектированием производства мирной продукции — антибиотиков аминогликозидного ряда.

Чрезвычайно «грязная» история связана и с островом Возрождения на Аральском море. На той части острове, которая принадлежит Узбекистану и где более полувека проходили испытания биологического оружия, ставшие ненужными опасные отходы заканчивали свой путь здесь же, на месте.

Уровень безопасности при захоронении остатков биологического оружия на острове не известен. Обычно дезинфекция местности после испытаний биологического оружия сводилась к ее поливу перекисью водорода из военной установки АРС. Можно поэтому привести пример, ставший известным лишь потому, что помимо молчащих должностных лиц Советского Союза, о нем знают должностные лица двух других стран — США и независимого Узбекистана.

Дело в том, что весной 1988 года возникла угроза проведения международной инспекции военно-биологического центра Свердловск-19. В ожидании возможных политических последствий М.С.Горбачев распорядился «очистить» объект перед этой ожидавшейся проверкой. Армия решила ликвидировать запасы биологического оружия на основе сибирской язвы, которые были складированы на подземном заводе в городке Свердловск-19, а также хранившиеся там же отходы производства этого оружия. Так возникла идея переброски опасного груза из Свердловска в Узбекистан на остров Возрождения. Перевозка была осуществлена в стальных контейнерах сухопутным путем до берега моря и далее морским путем по Аральскому морю. На острове тот груз был захоронен солдатами в специально выкопанных 11 больших захоронениях и закрыт сверху мощным слоем грунта. Так возникло крупнейшее в мире захоронение сибирской язвы (162). Обеззараживание свердловских запасов сибирской язвы было выполнено дважды. Сначала они были залиты дезинфицирующим раствором в транспортных контейнерах, подготовленных для перевозки. Затем, при захоронении на острове Возрождения, эта масса была вновь пропитана дезинфицирующим раствором (162). Тем не менее положительный результат достигнут не был. Это выяснилось позже, когда началось сотрудничество между США и уже независимым Узбекистаном в ликвидации последствий военно-биологической активности в бывшем Советском Союзе. Американские специалисты отобрали на острове Возрождения пробы грунта в 6 из 11 захоронений. Результат оказался ошеломляющим — несмотря на двойную дезинфекционную обработку, часть спор сибирской язвы оказалась «живой» и способной вызвать заболевания (162).

Этот результат не мог не вызвать у специалистов серьезных опасений, особенно в связи с тем, что к моменту отбора проб две трети острова уже были изучены узбекскими геологами во время поисков нефти. Небезупречность могилы для спор сибирской язвы (и опасность ее для людей) связана и с естественной деятельностью грызунов, ящериц и птиц.

Очередной отряд из американских и узбекских специалистов работал на острове Возрождения летом 2002 года в течение полутора месяца. Были вскрыты могильники, где хранились контейнеры с патогенами. Команда американцев обеззараживала землю могильника, заливая ее хлорной известью. Сверху это засыпали мощным пластом обычной почвы. В общем, контейнеры с биологическим оружием были захоронены в очередной раз в «обновленных» хлоркой могильниках (226). Заодно американцы разломали в научной лаборатории все, что можно, и для верности сожгли.

Итак, имеющийся экологический опыт достаточен для того, чтобы навсегда «завязать» с подготовкой страны к биологическому нападению. Во всяком случае, как показывает опыт, клан наших военных биологов — это самая последняя когорта людей, кому можно было бы доверить столь серьезное дело.