Книга: Говорящие птицы

«Говорящие» названия птиц

«Говорящие» названия птиц

Посвятив нашу книгу новому бурно развивающемуся направлению на стыке наук — экологической биолингвистике, мы не можем ограничиться рассмотрением одного из главных ее разделов — «говорящих» птиц, хотя в соответствии с названием книги именно «говорящим» птицам мы уделяли до сих пор основное внимание. Однако впечатление читателя об экологической биолингвистике птиц будет, конечно же, неполным, если мы хотя бы вкратце не расскажем еще об одном разделе, а именно звукоподражательных названиях птиц.

Замечательный советский орнитолог Георгий Петрович Дементьев (1898–1969) и один из авторов этих строк впервые обратили внимание на то, что названия многих видов птиц, обладающих звучным, заметным в природе голосом, в языках самых разных народов произносятся похоже (Дементьев, Ильичев, 1963). Такими названиями являются звукоподражательные названия, они имеют общую, единую основу в виде голоса соответствующей птицы.

Наиболее яркими примерами «говорящих» звукоподражательных названий являются названия вороны и кукушки на разных как родственных, так и неродственных языках.

Кукушка (рус.) — kukulka (пол.) — kuka?ka (чеш.) — coucou (фр.) — cuculo (итал.) — cuco (исп.) — cuco (португ.) — cuc (рум.) — cuculus (лат.) — k?ki ((ин.) — k?gu (эст.) — kakuk (венг.) — куку (марийский) — кикы (удм.) — guguk (тур.) — куке (татар.) — кокук (башк.) — какку (узб.) — k?k?k (каз.) — k??k (хакас.) — кукук (чуваш.) — гугу (азерб.) — k?k?k (кирг.) — гугули (груз.) — cuckoo (англ.) — koekoek (гол.) — Kuckuck (нем.).

Примерно такая же цепь звукоподражательных названий и для вороны, с той только разницей, что все они распадаются на два класса: тяготеющие к лексической основе «кар-кра-кор» и «вар-вор-вра».

Ворона (pyc.)-wrona (пол.) — врана (болг.) — варона (белорус.)-corneja (португ.) — corvus (лат.) — varis (фин.) — vares (эcт.) — varju (венг.) — варака (мордов.) — корак (марийский) — kargasi (тур.) — карга (татар., башк., узб., кирг.) — хара (хакас.) — курак (чуваш.) — гара (азерб.) — гарга (туркм.) — krage (дат.) — kraka (швед.) — kr?ke (норв.) — kr?ka (исланд.) — crow (аyгл.) — kraai (гол.) — Kr?he (нем.).

С древнейших времен человек, соприкасаясь с птицами, начал имитировать их сигналы. Звукоподражание прошло долгий и сложный путь, прежде чем стало человеческим словом.

Сейчас нам ясно, что «говорящие» названия птиц — лишь конечное звено в общей имитационной системе общения человека с птицами. Эта система включает самые разные имитации, здесь и чисто голосовые, и лексические имитации и разнообразные переходные варианты от одного типа к другому. Процесс формирования подражательного названия — это ряд сложных преобразований. Вероятнее всего, он был начат в тот далекий период, когда человек впервые заметил, что если он правильно скопирует голос птицы, например призывной голос самца, то это обеспечит ему успех на охоте (что в ту пору было жизненно необходимо). Вероятно, именно в то время появился первый прообраз современного вокатива типа «ку-ку», «кар-кар» или «тега-тега». Наверно именно так древний человек, общаясь с себе подобными, обозначил соответствующих птиц, уловив прямую связь между голосом птицы и самой птицей. Это было началом абстрагирования и категоризации. Человек на примере с птицами выделил наиболее «заметный» признак предмета, наиболее его характеризующий — голос. Этот признак оказался характерным для всей категории предметов, т. е. для всех птиц, принадлежащих к определенному виду.

Вероятнее всего, это произошло в период становления человеческого языка, когда голосовой аппарат человека был еще очень хорошо приспособлен к воспроизведению звуков дикой природы, а его чуткий слух цепко схватывал наиболее важные звуковые компоненты сигнала птицы. Нужно ведь было скопировать наиболее информативные компоненты сигнала. Ведь в птичьем голосе не все компоненты одинаково важны, есть шумы, есть элементы повторения, так называемая избыточная информация. Но для того, чтобы приманить птицу, т. е. воздействовать на ее поведение, нужно было обратиться именно к наиболее важному компоненту. Веками оттачивались голосовые имитации, со временем в них оставались копии наиболее важных и информативных частей птичьего сигнала, на этой основе и возникли много позже «говорящие» звукоподражательные названия птиц. Это — одна из причин их феноменальной живучести, стабильности и схожести на разных языках.

Итак, от качества имитации человеком сигнала птицы, от направленности ее воздействия на птицу зависел успех охоты, т. е. в конечном счете зависела жизнь охотника и его семьи. Сейчас мы являемся свидетелями накопления большого арсенала акустических средств управления поведением птиц; это и всевозможные манки, свистки, трещотки и магнитные записи, воспроизводящие голос птиц, и, наконец, последнее слово акустической техники управления поведением — синтезаторы звука. С помощью электронной техники производятся выбор и воспроизведение наиболее важных компонентов сигналов бедствия птиц. Синтезированные сигналы птиц особенно эффективно отпугивают птиц от аэродромов, от хозяйственно важных объектов, т. е. от всех тех мест, где присутствие птиц нежелательно. Это — то, что мы имеем сейчас в качестве средств управления поведением птиц, но начало управлению поведением птиц было положено древним человеком, впервые приманившим птицу с помощью подражания ее голосу. Так, ему удалось выделить конкретный вид из общей массы птиц, привлечь особь определенного вида на расстояние выстрела из примитивного оружия или на расстояние, позволяющее рассмотреть птицу.

Значение звукоподражания в формировании человеческой речи было, по-видимому, решающим. Звукоподражания, и в частности подражания голосам птиц, стали, вероятно, предшественниками настоящего языка (Armstrong, 1963; Воронин, 1982; Морозов, 1983).

Благодаря «говорящим» названиям, мы можем по крайней мере частично воссоздать ту звуковую среду, которая окружала древнего человека и на основе которой происходило формирование его собственной сигнальной системы.

Чистые голосовые имитации постепенно превращались в звукоподражательные вокативы типа «цып-цып» и «кру-кру». Но это еще были не слова. Вокатив — имитон «ку-ку», например, стал основой для формирования в будущем «говорящего» звукоподражательного названия соответствующей птицы. То же наблюдается и для домашних птиц: вокатив «цып-цып» — «цыпленок», «ути-ути» — «утка». Возможно, используя именно этот вокатив, человек приманил птицу, чтобы в дальнейшем приручить. В процессе одомашнения человек неоднократно использовал чистое подражание голосу птицы и вокатив как переходную структуру от голоса к слову. Прирученная птица все больше привыкала к человеку и к его голосу, и это позволило человеку в общении с такими птицами перейти к использованию лексических вокативов, ему уже не требовалось изощряться в копировании природного сигнала птицы; достаточно было сказать «цып-цып» или «тип-тип», и куры собирались у ног человека с кормом. Значит, уже не нужны были манки, свистки и другие инструменты для подражания. На основе вокативов сформировалось позднее не только звукоподражательное название, но и разнообразные звукоподражательные глаголы и существительные, изображающие сигнал птицы, например от «кур-кур» — курица, кудахтать, кудахтанье.

У домашних птиц от поколения к поколению развивалась генетическая направленность, настроенность на голос человека, ведь человек звал их, чтобы обогреть, накормить. С человеком и его голосом были связаны факторы экологического и этологического комфорта для домашней птицы. Они привыкли получать корм из рук человека, его голос становился для птиц управляющим стимулом.

На этом этапе развития звукоподражаний произошла дивергенция, т. е. разделение общего имитационно-акустического процесса общения человека с птицами.

Сложностей общения с дикими птицами у человека не убавилось. Логично предположить, что это общение стало даже труднее, так как пресс охоты сделал птиц осторожными и недоверчивыми, они как бы «поумнели» в результате постоянного столкновения с человеком. Нужно было более точно, более правильно копировать их природные сигналы, больше приблизить копии к образцу. Для человека все труднее становилось имитировать голоса птиц только с помощью своего артикуляционного аппарата. С развитием речи у человека все более утрачивалась способность к точному воспроизведению звуков природы, артикуляционный аппарат человека постепенно приобретал навыки произнесения слов. Человек совершенствовал свою членораздельную речь. В общении с дикими птицами он двинулся по пути совершенствования манков, начал создавать более сложные инструментальные манки, используя всевозможный подручный материал: дерево, травинки, камешки и т. д. Изготовление и обращение с такими манками требовало особых навыков, опыта и мастерства.

Те первые древние манки создали предпосылки для появления современных акустических средств управления поведением птиц, например уже упомянутых выше синтезаторов звуковых сигналов животных. Были изобретены и сконструированы также различные технические вспомогательные средства имитации голосов птиц для их привлечения в охотничье-промысловых целях, на орнитологических экскурсиях, с целью фотографирования и т. д.

Общение с домашними птицами пошло по пути развития вокативов «цып-цып», «кур-кур», «тега-тега», т. е. лексических имитаций голоса соответствующих птиц. И не только «говорящие» звукоподражательные названия птиц являются почти интернациональными, т. е. сходно звучат на разных языках, вокативы — предшественники названий — тоже очень похоже звучат на разных языках.

Люди разных национальностей призывают своих кур, уток, гусей очень похожими вокативами.

Возьмем к примеру курицу. На Руси курица также стала одной из наиболее распространенных домашних птиц. Это обстоятельство и явилось, видимо, причиной очень большого количества имитационных вариантов общения человека с курицей, основанных на голосе кур и писке цыплят.

Сигнализация курицы очень разнообразна. Есть сигналы сбора семьи, сигналы курицы-наседки, сигналы бедствия, которые подает доминирующая особь при виде опасности. Различаются даже сигналы в зависимости от того, какая опасность грозит птицам, с воздуха (хищная птица) или с земли (наземный хищник, например кошка).

Такое разнообразие сигналов породило и разные вокативы общения человека с курами. Они направлены на привлечение птиц, поэтому в их основе лежат так называемые положительные сигналы птиц: контакта, сбора семьи, кормовые и т. д. На основе этих разных вокативов возникли и разные названия для кур в русском и других языках, но все они явно тяготеют к соответствующим крикам кур.

Очень много вокативов и «говорящих» названий для кур, основанных на их контактном сигнале, который можно воспроизвести как «ко-ко-ко», или «кор-кор-кор», или «кур-кур-кур». Это тихий сигнал, с помощью которого находящиеся в спокойном состоянии птицы, собирающие корм, поддерживают связь друг с другом и с подросшими цыплятами. На основании этого сигнала возникло множество названий и для петуха, и для курицы, и для цыпленка, есть даже названия для индюка и павлина, например в говорах Ленинградской, Тульской, Рязанской, Волгоградской и др. областей. Курица — куря (так называют и цыпленка) — коуръ морьскый (для павлина) — куран (петух в вятских говорах) — кураш, курыль, курыш, курун. Курехта — названия для индюшки. У литовцев петух — kurka, а у персов ch?rus (Германович, 1954). Очень много примеров можно привести и из других языков, как родственных, так и неродственных. Основа «кур» с вариантами широко распространена в качестве основы названий одомашненных куриных в славянских, германских, тюркских и финно-угорских языках. Детское слово «коко» для обозначения яйца тоже, по всей вероятности, возникло на основании контактного сигнала кур «ко-ко-ко», Вот несколько примеров из разных языков:

«кокошка» (болг., чеш.) — курица; «кокот» — сербское и чешское обозначение петуха; kogut — польское обозначение для петуха; kokosz, kokoszka — для курицы. Петух по-французски «coq», по-датски «kok», по-английски «соск». Однако на основе петушиного «ку-ка-ре-ку» возникло также много названий для петуха и их вариантов, но это уже тема для отдельного исследования.

Вокатив «цып-цып» или «тип-тип» возник, видимо, на основании писка цыплят. Это особенно хорошо заметно, если прислушаться к писку большого количества цыплят-ровесников, совсем маленьких, в возрасте нескольких дней и немного постарше. Слово «цып» очень широко распространено в славянских диалектах. Ciba — это курочка по-украински. Можно привести примеры и из других мало родственных языков. По-осетински цыпленок — «карчи цъиу», по-чувашски — «ч?п?», а «цып-цып» — «ципи», «чип-чип»; по-башкирски цыпленок — «себеш», а «цып-цып» — «сиби-сиби»; по-фински цыпленок — «tipu», а по-эстонски «tibu» или «tibi».

Очень интересными с точки зрения сформировавшихся на их основе звукоподражательных названий домашних птиц, причем не только куриных, являются вокативы тина «пут-пут» и «пли-пли». Они известны в болгарском, литовском, немецком и других языках. Вокатив «put-put» в немецком языке служит для призыва разных домашних птиц, в том числе и кур, Pute — название индюшки, «Putput» — курочка. У кур нам не удалось обнаружить сигнала, напоминающего «пут-пут» или «пли-пли», видимо, это сигнал индюшек. А вот вокативы применяются для призыва разных птиц. Здесь, видно, произошло смешение имитативных вариантов, возможно, при совместном содержании разных видов домашних птиц появился общий для всех вокатив, на основе которого возникли названия для разных видов птиц. «Пут-пут» с вариантами возник на основе голоса индюшки, но затем его призывное действие распространилось и на других птиц. А вот в чувашском и болгарском языках для обозначения индюшки применяется слово «курка». В болгарском «пат-ка» — утка, гусь, в сербском то же слово применяется только для обозначения утки, а селезень называется соответственно «патак». Есть и вокатив «пати-пати» или «пат-пат» для призыва уток. Древнерусские названия «пътъка», «потъка» и «пъта» имеют значение «птица», они, видимо, восходят к соответствующему сигналу индюшки, В слове «кур-о-пат-ка» соединились два имитационных варианта, два вокатива: «кур-кур» и «пут-пут». И очень вероятно, что слово «птица» — конечное звено цепи: голос индюшки — пут-пут — пъта — птица.

Свидетельством звукоподражательного происхождения призывных вокативов «пут-пут» и «цып-цып» является разграниченное их применение в литовском языке, первый для взрослых птиц, второй — для цыплят.

Теперь мы видим, что, так же как на основании звукоподражания «ку-ку» возникло множество «говорящих» названий кукушки на разных языках, от звукоподражаний «ко-ко-ко» или «кур-кур-кур» возникли названия кур на разных языках: къруш (аварский), карк (осетинский).

Общение человека с птицами, возникшее на основе сигналов птиц, естественно отличается от общения человека с птицами на основе человеческого языка — «говорящие» птицы, но и то и другое явление как бы две стороны одной медали, и в первом и во втором случае для взаимного общения используется звуковая имитация сигналов партнера. Лексические единицы, возникшие на основе сигнализации птиц, захватили практически все языки, были использованы почти все основные сигналы животных и птиц. В результате этого появилась самая разнообразная, живая и образная лексика, слова, принадлежащие к разным частям речи, но несущие в себе сходный имитационный элемент голоса птицы. В качестве вторичных и третичных образований появились «говорящие» глаголы типа «кудахтать», «кукарекать», огромное разнообразие существительных, описывающих голоса птиц: воркование, свист, курлыканье, гоготанье, кряканье и т. д. Естественно, что по форме эти слова в разных языках отличаются друг от друга, ведь каждый язык своеобразен и неповторим, в нем свои законы, в частности фонетические. Но мы видим, что не существует практически языков, в которых «говорящие» основы слов были бы изменены до неузнаваемости.

Возникновение слов на основе сигналов птиц представляет значительный интерес не только для биоакустики и синхронической биолингвистики[5], но и для диахронической биолингвистики[6]. Ведь этимология этих принадлежащих к наиболее древнему лексическому слою «говорящих» слов более или менее прозрачна и мы можем представить себе ход их появления, проследить отдельные стадии их формирования от чисто голосовой имитации, очень далекой от слова (когда предвокативная имитация еще не слово, но уже не крик), вплоть до появления настоящего слова — представителя грамматической категории речи со всеми характеристиками, присущими ему для каждого отдельного языка. Для самих птиц, для их комфорта в условиях неволи необходима соответствующая акустическая среда.

В процессе одомашнения и последующей птицеводческой практики человек стихийно пришел к необходимости акустических взаимоотношений с сельскохозяйственными птицами, и традиционное звукоподражательное «цып… цып» явилось одной из унифицированных и наиболее важных форм такого общения с ними. Поместив птиц в огромные цеха птицефабрик, человек, в сущности, порвал все коммуникативные отношения с ними, вызвав тем самым у птиц состояние этологического дискомфорта. Оптимизация этой ситуации с помощью сигнально-ориентационных средств является одним из путей повышения продуктивности птицеводства. И одним из путей решения этой задачи может стать использование практического опыта, накопленного любителями диких птиц, широко применявшими акустические сигналы в создании этологически комфортной среды для своих любимцев.

Конечно, авторы далеки от мысли рекомендовать птицеводам, имеющим дело с десятками тысяч кур, поступать, подобно любителю, общающемуся с одним-единственным питомцем. Речь идет об использовании некоторых принципов, и в первую очередь акустических сигналов и ориентиров, вполне поддающихся «механизации» и вписывающихся в современный технологический процесс. В целом же это является одним из убедительных аргументов в пользу скорейшей необходимости использования звуковой среды в качестве эффективного управляющего и стимулирующего средства в условиях современного крупномасштабного птицеводства.

До сих пор мы касались только призывных вокативов, на основе которых возникли «говорящие» звукоподражательные названия; лексические репелленты[7], т. е. слова для отпугивания птиц, но отражены в звукоподражательных названиях. По-видимому, это связано с тем, что основой для формирования «говорящих» названий служили призывные и контактные крики птиц, как мы это уже показали на примере кур. Так и у диких птиц. Призывный крик совы-сплюшки — «сплю-сплю», сипение проголодавшейся молодой сипухи, призывающей родителей, контактный крик «фи-фи» птицы с таким названием. Можно привести подобные примеры и из других языков: контактный крик «кё-лю» кроншнепа, его английское название «curlew»; латинское название Bubo bubo также сродни крику филина «бу-у»; у кеклика крик сбора семьи «чук-кар», отсюда немецкое название Chukarhuhn и английское Chukar. Список этот можно было бы продолжать.

Одной из важнейших функций общения является поддержание контакта, проверка готовности слушать у коммуникационного партнера. У человека это: «Послушайте! Алло! Вы меня слышите?» У животного это ориентировочные, контактные крики. Поэтому, вероятно, неслучайно звукоподражательные «говорящие» названия сформировались на основании контактных криков. Они наиболее важны в коммуникациях между самими птицами и между человеком и птицами. Можно предположить также, что названия, несшие в своей основе лексические репеллентные элементы, не использовались, были утрачены языком и заменены на более адекватные и приемлемые, т. е. те, которые были связаны с контактными, призывными или по крайней мере полифункциональными криками. К настоящему времени в современных языках звукоподражательные названия выполняют номинативную — функцию, т. е. называют птицу, выделяя ее по самому характерному, заметному признаку. Но в более ранние периоды своего существования они, вероятно, несли в себе еще и эмоционально-управляющую нагрузку.

Лексические репелленты, не нашедшие или утратившие свое значение при формировании звукоподражательных названий птиц, сыграли тем не менее большую роль в общении человека с птицами. Простейший и древнейший отпугивающий сигнал «кыш», имеющий, кстати, множество параллелизмов в других языках, — конгломерат разнообразных защитно-оборонительных сигналов не только птиц, но и млекопитающих, пресмыкающихся и рыб. Задолго до появления современных акустических репеллентов появился этот простой сигнал, с помощью которого человек прогонял от своего жилища и своей добычи непрошеных гостей и нахлебников. Пройдя длинный путь трансформаций и развития, вместе с формированием «человеческого» языка он утратил лишние, незначимые и трудные для артикуляционного аппарата человека детали и превратился в универсальный для многих животных и интернациональный для людей сигнал. Очень похожие слова употребляют люди разных национальностей, чтобы отпугнуть домашних птиц или назойливых, так называемых сорных, птиц города — ворон или голубей.

литов, язык: ?ti?

пол.: asio, sio

белорус. рус. укр. :кыш

болг.: къш, ишу

нем.: ksch

азерб.: киш

туркм.: куш

Во всех этих лексических репеллентах присутствуют шипящие звуки. Именно они, видимо, несут в себе семантическое репеллентное ядро. Здесь использован не крик бедствия, на котором основаны современные сложные репеллентные сигналы, а крик угрозы — шипение многих животных, предупреждение перед нападением. Резко выдыхая воздух из легких, шипят потревоженные черепахи, змеи, ящерицы. Эти звуки являются предупредительными, отпугивающими и отвлекающими. Шумовой характер имеют также защитно-оборонительные сигналы общего назначения у млекопитающих — шипение, скрежеты, скрипы и трески, которые также обозначают разного рода отрицательные эмоции (раздражение, угроза, гнев, нападение) и сигналы-предупреждения. Хриплые, отрывистые звуки, напоминающие рычание, издает азовский бычок-кругляк. Атлантическая рыба-жаба в позе угрозы издает звук, напоминающий ворчание (Ильичев, 1975).

Все эти примеры свидетельствуют о том, что прообразом современных репеллентов был универсальный и интернациональный элементарный лексический сигнал-репеллент, основанный на шипящих звуках, подслушанных человеком у животных. Но по сравнению с птицей человек — плохой имитатор, для лучшего воспроизведения оригинала ему приходится прибегать к различного рода технике. Мы уже рассказывали о синтезе звука в целях создать эффективный отпугивающий сигнал, но он создается на основе элементов из сигналов бедствия птиц. Может быть, стоит попробовать использовать в синтезированном репеллентном сигнале шумовые крики угрозы и нападения?

Итак, мы рассмотрели некоторые стадии, предшествовавшие формированию «говорящего» звукоподражательного названия, отметили его интернациональность, схожесть в разных языках.

Так же как в случае с «говорящими» птицами, в случае с «говорящими» звукоподражательными названиями проводится сопоставление звучания названий с эталонным сигналом. Разница лишь в том, что в первом случае эталонным является сигнал человека, т. е. слово или фраза, а имитация птицы вторична, а во втором случае эталонным становится голос птицы, он — основа для человеческого подражания. Был разработан сравнительно-акустический метод исследования «говорящих» названий и эталонных сигналов птиц. Проводится сравнение энергетических, спектральных и временных характеристик обоих сигналов. Очень интересно посмотреть, какие компоненты переходят из сигнала птицы в «говорящее» звукоподражательное название. На основании этого делается вывод об информативности соответствующих компонентов. Определяется также степень допустимой трансформации, т. е. изменения, искажения сигнала птицы при адаптации его к особенностям артикуляционного аппарата человека, а также к особенностям грамматико-фонетического строя определенного языка.

Для таких акустических сопоставлений используются звукоанализирующие приборы. Одним из последних достижений звукоанализирующей техники является акустический преобразователь сигналов «КАПРОС», сконструированный учеными из Института прикладной математики АН СССР. Он работает на основе ЭВМ ДВК-3.

На рис. 19–21 приводятся результаты акустического анализа, выполненные с помощью этого преобразователя. Мы сопоставили сигнал коростеля (другое название — дергач) с разными лексико-инструментальными имитациями и «говорящими» звукоподражательными названиями. Весной часто можно услышать голос этой птицы, которая искусно прячется в траве. У нее характерная и однообразная песенка, напоминающая сухое потрескивание: «крр-крр». Этот сигнал легко скопировать, если провести карандашом по расческе. Иногда таким образом удается приманить птицу. У коростеля характерное «говорящее» название на латинском языке — Сгех сгех.

Звукоподражательные названия птиц в немалой степени отражают способность человека приспособиться к окружающей его среде, они свидетельствуют об интересе человека к соответствующим видам птиц и о присущей ему имитативности. Если «говорение» птиц в неволе мы рассматриваем как их адаптацию к новым условиям среды, как один из наиболее эффективных вариантов обеспечения контакта с окружающей акустической средой, то имитация человеком голосов птиц, выразившаяся в звукоподражательных названиях, является попыткой человека приспособиться к окружающей его акустической среде. И то и другое явление представляет собой вариант диалога двух экологических партнеров, жизненно необходимый для каждого из них.

Основная масса звукоподражательных названий сформировалась в эпоху становления человека. Название прошло, видимо, все этапы формирования слова как членораздельной единицы речи; параллельно шло развитие форм познания человека, форм его взаимодействия с биоценотическими и экологическими партнерами. Звукоподражательное название, таким образом, представляет значительный интерес не только как лингвистическая, но и как биоакустическая единица, воплотившая в себе единство систем акустической сигнализации человека и птицы.

Звукоподражание является тем общим, что характеризует сущность обеих параллельно развивающихся коммуникационных акустических систем — как птиц, так и человека. Изучение генезиса языка, его функций, в частности отражательной и коммуникативной, невозможно без сопоставительного анализа с другими коммуникативными системами. Неправомерно отрывать акустическое поведение человека от такового животных; так же, как мы признаем наши связи с животными в нашем общем происхождении, видимо, следует рассматривать наше поведение: одни и те же поведенческие акты встречаются у разных видов животных, в том числе и у человека.

Исследования акустического поведения птиц, а главное, тех точек соприкосновения наших коммуникационных систем, которые воплотились во взаимных имитационных контактах, позволят человеку понять собственное акустическое поведение, посмотреть как бы «со стороны» на такое сложное явление, как человеческий язык. Через обучение птиц «говорению» происходит некоторое отчуждение человека от его собственной коммуникационной системы, т. е. языка. Он наблюдает в роли носителя языка представителя другой систематической категории. В значительной степени это раздвигает наши границы в познании интеллекта птиц, мы становимся свидетелями попыток птицы отразить действительность; мы не можем уже отрицать преемственности поведения человека. Развитие нового биолингвистического научного направления свидетельствует также о формировании новых представлений о месте человека в природе.

Таким образом, «говорящие» названия птиц тесно смыкаются с явлением «говорения» птиц и в основе своей отражают экологическую основу биоакустических взаимоотношений человека с птицами. В самом деле если птицы всегда были важнейшим компонентом экологии человека, то ведь и человек всегда был существенным компонентом экологии птиц. Птичьи голоса, звучавшие в окружающем мире, были важнейшим компонентом коммуникативной духовной сферы человека. Окружающую среду человека невозможно представить себе без птичьих песен. Можно вполне понять поэтов и музыкантов, которых вдохновляли птичьи голоса. Песни птиц становились органической частью музыкальных и поэтических произведений. Точно так же можно понять космонавтов, которые берут с собой в полет пластинки с записями птичьих песен.

Конечно, проблема «говорящих» названий является еще более сложной и неразработанной по сравнению с «говорением» птиц. В сущности, она лишь только затронута исследованиями и здесь предстоит еще много сделать. Поэтому, рассказывая о ней, мы отмечаем лишь отдельные вехи, ориентиры, по которым, как нам кажется, следует развивать дальнейшие исследования, и главным таким ориентиром, конечно, должна быть экология.