Книга: По ту сторону поводка [Как понять собаку и стать понятным ей]

Печаль

Печаль

Я узнала о том, что моя собака Мисти больна, вечером в четверг. К вечеру следующего вторника она была мертва. Мисти была изящно сложенной маленькой бордер-колли, но крепкой, как гвоздь, и я всегда предполагала, что она доживет до шестнадцати лет. Но в двенадцать с половиной она начала терять вес и плохо есть. Я думала: возможно, ее беспокоят зубы. Мой ветеринар заподозрил что-то серьезное, но позволил мне роскошь нескольких часов неведения. «Давайте для ясности сделаем ей рентген, — сказал он. — Почему бы вам не вернуться через несколько часов?» Когда я вернулась, чтобы ее забрать, мои мысли крутились вокруг проблем клиентов и завтрашней лекции в университете. Лицо доктора Джонса остановило меня на моем пути. Оно имело то неподвижное выражение, которое можно встретить на лице доброго человека, ищущего способ сказать вам нечто болезненное. У Мисти была геморрагическая саркома, страшный рак, который превратил ее печень в подобие швейцарского сыра и нафаршировал ее тело кровоточащими опухолями.

На следующий день терапевт с ветеринарного факультета Университета Висконсина сказал, что собака может продержаться несколько недель или умереть в ближайшие пять минут. Она начала кровоточить в выходные: внутренние кровотечения, которые невозможно было остановить. Я провела выходные, гладя ее живот, кормя курицей и плача горько-сладкими слезами любви и печали. Постепенно ее живот отекал и раздувался из-за крови, и к утру вторника я заметила, что она не может больше найти себе удобного положения. Мисти постоянно меняла его, пытаясь добиться облегчения, устраивалась даже посередине обеденной комнаты — места, на которое она не ложилась все двенадцать с половиной лет своей жизни. Доктор Джон в этот вечер пришел к нам, и пока я держала ее и плакала, Мисти умерла.

Я позволила ее телу лежать на полу посередине гостиной, куда мы положили ее ранее. Пип, ее внучка, была первой собакой, подошедшей к ее телу. Пип была собакой, которая нравилась Мисти больше всего. По этой причине Пип была единственной собакой, которая, вообще, нравилась Мисти. Мисти любила людей, но другие собаки отравляли ее существование. Покорность Пип проливала бальзамом на душу Мисти, которая была законченной «хочу быть альфой». Неуверенная, испытывающая страх перед физической болью Мисти, тем не менее, хотела править фермой и сосуществовала с двумя другими собаками женского пола только потому, что не имела другого выбора. Лесси и Тулип не столь покорны, как Пип, и у них отсутствовали малейшие намерения подлизываться к такой задире, какой могла быть Мисти. Зная об этих трениях, я неукоснительно поощряла вежливое поведение и постоянно отслеживала признаки, предвещавшие конфликты. Раз в несколько месяцев Мисти вперивалась тяжелым взглядом в Лесси или Тулип, и я научилась реагировать на это моментально. Мисти в течение часа выполняла команду «лежать/ждать», а я на несколько недель ужесточала правила на ферме.

Дольше всего кружила вокруг тела Мисти Пип, не подходя при этом ближе, чем на тридцать сантиметров к умершей и ни разу не наклонившись, чтобы ее обнюхать. В конце концов, громко зевнув, она с бесстрастным лицом улеглась рядом, и оставалась на этом месте больше часа. Лесси, чье лицо способно выражать эмоции ярче, чем лица большинства людей, выглядела объятой ужасом. Она пряталась за моими ногами, время от времени выглядывая из-за моих коленей, бросая взгляд на Мист и тут же отворачивая голову. Затем любопытство вновь овладевало ей, и она снова выглядывала. Лесси держалась на большем удалении от Мисти, чем когда та была в живых. Не знаю, что происходило в ее голове, но выглядела она до крайности испуганной. Лесси вела себя, как собака, которая не понимает, чего ожидать от Мисти, и поскольку предсказуемая Мист была довольно конфликтной, то непредсказуемая внушала ужас. Люк, в свою очередь, вел себя так, словно не осознавал присутствия Мисти. Он не смотрел на нее и не подходил, чтобы понюхать ее, но и не изменял своего маршрута, чтобы избежать ее. Для него Мист как будто не существовало. Он искал свои игрушки, садился рядом со мной, упражняясь в своем взгляде благородного колли и ожидая нового рабочего задания.

Мист лежала «на постаменте» всю ночь. Три раза за это время я спускалась из спальни и гладила ее мягкую, черную шерстку, то плача, то нет, пытаясь построить мост между жизнью с Мисти и жизнью без нее. Когда рассвело, собаки проснулись и нашли меня вновь сидящей рядом с Мист. Пип, обнюхавшая тело Мисти за ночь несколько раз, возможно, не находила причины подойти еще раз. Лесси, с округленными глазами и фыркая, все так же металась туда-сюда, как чистопородный жеребенок, первый раз в жизни увидевший поезд. Люк по-прежнему выглядел так, словно был в неведении, пока я, в конце концов, не подозвала его, постучав по боку Мист легкими короткими хлопками, которые привлекают внимание собак. Люк наклонил свою голову, чтобы понюхать, и затем вскинул ее вверх, как если бы был шокирован. Его глаза округлились, как блюдца, он посмотрел мне в глаза с выражением чистого изумления, и затем обнюхал каждый сантиметр тела Мист. Он тыкался в нее носом и толкал им ее тело, облизывал ее, скулил — все это перемежалось со взглядами на меня, прямо мне в глаза, словно он задавал мне вопрос.

С момента смерти Мист прошло три года. Мне все еще не хватает ее маленькой деликатной мордочки, донкихотской увлеченности, какую можно было наблюдать, когда она гоняла голубей, ее дружелюбия по отношению к людям. Я наплакалась, пока писала это. Мист умерла относительно недавно, а жизнь ее была достаточно долгой, чтобы эти воспоминания вновь разбередили мое раненое сердце. Люк лежит посередине гостиной, ровно на том месте, на котором лежала Мисти в ту долгую мрачную ночь. Если бы настало время, когда мне было бы позволено узнать, о чем думает собака, я бы спросила его: что, по его мнению, произошло с Мист, где она находится сейчас, и скучает ли он по ней.

Пройдет еще много времени, пока мы, наконец, поймем, что происходит в голове у собак, когда кто-то из их социального окружения умирает. У меня были клиенты, чьи собаки, похоже, горевали, совсем как люди. Одна собака ждала у окна больше полугода маленького мальчика, который уже никогда не вернется домой. Ребенок погиб в автомобильной аварии, а его приятельница, золотистый ретривер, каждый полдень все поджидала у двери возвращения мальчика. Прождав несколько часов, Голди тяжко вздыхала, ложилась удрученная и отказывалась играть или выходить на прогулку. Ее владелец связался со мной, поскольку собака ела настолько мало, что находилась на грани голодной смерти.

Мы просто не знаем, существует ли у собак представление о смерти. Разумные предположения из книги «Wild Minds» Марка Хаузера говорят о том, что животные, вероятно, просто расстроены «странным» поведением другого или страдают из-за утраты социальных взаимоотношений с компаньоном, при этом в действительности не обладая представлением о смерти. Боль от потери и понимание смерти — две разные вещи, и учитывая то, что наши дети не понимают концепции смерти до достижения примерно восьми- или десятилетнего возраста, этот вопрос имеет под собой серьезные основания. Известно несколько поразительных историй о таком поведении животных, которое можно интерпретировать как процесс оплакивания. Исследователи слонов, такие как Синтия Мосс, наблюдали, как несколько слонов отчаянно пытались поднять умершую слониху на ноги и пытались «заставить» ее есть, вкладывая траву в ее рот. Слоны известны тем — и это не досужие вымыслы, — что не покидают тела умерших членов семьи на протяжении дней, периодически охватывая их ногами и хоботом. Известны случаи, когда шимпанзе и гориллы носят тело умершего младенца по несколько дней, даже тогда, когда труп начинает разлагаться. Научный ассистент из проекта по бутылконосым дельфинам бухты Монтерея однажды заметил группу знакомых дельфинов, плывущих в непривычном порядке. Они плыли настолько медленно и настолько скоординировано, что наблюдатели описали это термином «процессия». В центре группы была самка с мертвым новорожденным на своем «носу» (роструме), которую медленно сопровождали другие так, чтобы она оставалась в центре группы. Видевшие это люди были настолько тронуты, что, отдавая дань уважения, не стали докучать группе своим дальнейшим наблюдением.

Энди Бек, этолог из White Horse Farm, поделился поразительной историей о «групповом трауре», который он наблюдал в табуне лошадей. Три жеребенка умерли в течение семидесяти двух часов, и в последовавшие за этим три дня весь табун стоял в кругу лицом к умершим. Лошади отлучались только для того, чтобы попить из близлежащего ручья и затем возвращались, занимая прежнее место. Бек никогда не видел ничего подобного ни до этого случая, ни после.

Бек подчеркивает, однако, что не обнаружил единой реакции на смерть у лошадей с фермы, даже у кобыл после смерти их жеребят. Одна кобыла, родившая мертвую двойню с пороками развития, не проявила никакой реакции вообще, тогда как у других отмечались признаки настоящего расстройства, когда люди забирали их мертвых жеребят. Бек предполагает, что одним из факторов, могущих объяснить различие в реакции, является биологическое последствие смерти. Если посмотреть с биологической, а не с эмоциональной позиции, молодая кобыла мало что потеряла, когда ее первая репродуктивная попытка окончилась неудачей. Однако кобыла в солидном возрасте, не имеющая потомства, у которой осталось мало шансов передать свои гены, может реагировать на такое событие совсем иначе. Это интересная гипотеза, и, возможно, та, что поможет нам когда-нибудь понять, что происходит в умах животных и что движет их эмоциями, когда животные сталкиваются со смертью других индивидов из своего социального круга.

Тот же разброс реакций, который Бек отмечает у лошадей, можно видеть и у собак в ответ на смерть человека или другой собаки. Некоторые собаки явно очень сильно страдают, тогда как многие (если не большинство) ведут себя так, словно ничего не случилось. Первый из моих бордер-колли, Дрифт, умер в пятнадцать с половиной лет: его усыпили у меня дома, и ветеринар забрал его с собой. После этого в поведении моих собак не наблюдалось никаких изменений, которые я могла бы отметить. Я не знаю, связано ли это с тем, что в последнее время перед смертью Дрифт был почти слепым и глухим и не очень вписывался в активную группу более молодых собак. Тем не менее, они постоянно пытались привлечь его внимание. По большей части он игнорировал их, за исключением тех случаев, когда они переходили определенные границы, например, случайно врезались в него в дверном проеме. Возможно, это обусловило их реакцию (или отсутствие таковой) на его смерть.

Но некоторые животные действительно демонстрируют признаки депрессии, и их поведение очень напоминает поведение опечаленных людей. У меня были клиенты, чьи собаки неделями чахли от тоски после смерти собачьего друга. В моем диссертационном исследовании одна из моих племенных сук убила своих десятидневных щенков[71]. После того как мы забрали несчастные маленькие тела, мать провела три дня, воя и ища своих щенков.

Что нам известно наверняка, так это то, что в некоторых случаях, по всей видимости, полезно позволить животным провести некоторое время с телами умерших. Я впервые услышала об этой практике на примере лошадей. Раньше на White Horse Farm из соображений гигиены и профилактики болезней трупы жеребят всегда, как можно скорее, убирали от их матерей. Обычно кобылы реагировали крайне беспокойно: дико ржали и сотрясали в неистовстве стойла. Но однажды жеребенок умер в отсутствие людей, и прошло много часов, пока его тело смогли убрать. Кобыла не обратила на это никакого внимания и продолжала есть овес. Похоже, что часы, проведенные с телом жеребенка, позволили ей спокойно отнестись к тому, что несколько позднее его забрали. Благодаря этому наблюдению, на ферме с тех пор кобыл намеренно на несколько часов оставляют с телами их умерших жеребят. Теперь, когда забирают мертвые тела жеребят, кобылы выглядят спокойными. Я думала об этой истории, когда моя Мист умерла, и оставила ее временно «на постаменте» в надежде, что это сможет помочь другим моим собакам.

Я, однако, не осознавала, насколько это поможет мне самой. Это стало утешением для меня — провести время с ее телом, чувствуя его своей рукой. Ведь всего за несколько дней до ее смерти я еще не знала, что она больна. И хотя у меня и были выходные, чтобы смириться с потерей, ее уход из моей жизни казался непереносимым. Я не должна удивляться тому, насколько ценной была возможность находиться рядом с ее телом, поскольку из человеческого опыта нам известно, что нахождение тела погибшего дорогого человека — одна из важнейших частей траурного процесса. Мы идем на очень многое, чтобы найти тела погибших людей, сознавая, что в случае, если тело не будет обнаружено, справиться с горем будет намного труднее. Возможно, у других видов так же, как и у людей, тело играет роль моста между жизнью тех, кого мы любим, и жизнью без них. Этот мост позволяет всем нам двигаться в будущее.

Оставить тело скончавшейся собаки хотя бы на несколько часов — решение, подходящее не каждому. Некоторых людей пугает уже сама мысль об этом, и если вы из их числа, даже не рассматривайте подобную возможность. Нам известно, насколько лично прощание с умершим. Каждый из нас должен делать то, что чувствует правильным, а не то, что другие люди думают по этому поводу. Но если сложилась такая ситуация, что вам приходится усыпить дорогого старого друга и вы озабочены тем, как ваши другие собаки могут среагировать на это, рассмотрите возможность взять их в ветлечебницу, чтобы они обнюхали тело перед тем, как его предадут земле. Если ветеринарный врач будет делать эвтаназию у вас дома, подумайте о том, чтобы оставить тело на несколько часов, чтобы вы и ваши другие собаки отдали дань уважения умершему.

Есть еще кое-что, чем можете быть обеспечены вы, но чего не могут получить ваши собаки, а именно — поддержку друзей. Все мы знаем, насколько важна поддержка наших друзей, когда мы переживаем утрату близких. Невозможно представить время, когда семья, друзья и соседи более важны, чем время смерти тех, кого мы любим. Но у собак иначе. Реакция людей разнится в зависимости от их собственных взаимоотношений с животными. Некоторые люди понимают, насколько глубокой может быть наша любовь к собаке, и что чувство горя и утраты может быть переполняющим. Другие пожмут плечами: «Надо же, соболезную по поводу твоей собаки… Послушай, а не хочешь ли сходить на эту клевую вечеринку сегодня вечером?» Этот существенный разброс в реакции наших друзей — от слез сочувствия до едва заметного признания — может осложнить здоровый процесс траура. Психологические исследования показали, что люди проходят через те же эмоциональные стадии оплакивания своего домашнего животного, что и любимого человека. Стадии развития и разрешения могут быть быстрее, но любители животных проходят через отрицание, возмущение, печаль и конечное разрешение точно так же, как и в том случае, когда оплакивают члена семьи-человека.

Какой бы ужасной ни была потеря человека, существует надежная система поддержки людей, потерявших близкого члена семьи. Когда умер мой отец, помощь людей позволила мне приостановить обыденную жизнь, чтобы сосредоточиться на его смерти и моей печали. Кто-то пришел ко мне домой, чтобы позаботиться о собаках и овцах. В университете, где я преподавала, сказали: «Можешь не выходить на работу столько, сколько потребуется. Мы подменим тебя». Я никогда бы не поставила на одну доску смерть родителя со смертью собаки, но все же те первые несколько дней после смерти Мист, были мучением. Когда она умерла, у меня не было недостатка в выражении сочувствия, но возможность того, что я могла бы не вести занятия на следующий день, даже не рассматривалась. Я думаю, это важно — взять небольшую паузу в обыденном течении жизни, если возможно, и осмыслить уход дорогого друга. Поскольку я так часто помогала своим клиентам справляться с потерями (специализироваться на серьезной агрессии — это как быть онкологом: к моменту обращения многие случаи просто не поддаются исправлению), то когда Мист умерла, я знала: есть очень многое, что можно было бы сделать, чтобы помочь себе нормально пройти процесс оплакивания. Я сделала фотоколлаж ее жизни в ту первую ночь; я написала ей письмо на следующую. У меня все еще хранится ее пепел, и я жду подходящего дня для шумного празднования в ее честь, на котором мы с моими приятелями сможем рассказывать истории из ее жизни, и возможно в заключение вместе с собаками повоем на луну.

Важно не позволить другим принизить любовь к вашей собаке. Подобно многим людям, раньше я стыдилась проявлять эмоции по поводу своих собак и кота, предвосхищая, как минимум, мысль, если не комментарий: «Черт возьми, держи себя в руках — это всего лишь животное». Теперь я покончила с этим, поскольку хотя и обожаю логику и строгий анализ, но не меньше ценю и подлинные эмоции. Ученый во мне прекрасно уживается с любителем животных, и мы оба рады совместно прославлять чудо наших взаимоотношений с собаками.