Книга: Вселенная

Глава 36 Всё ради нас?

Глава 36

Всё ради нас?

При всей зрелищности и грандиозности жизни и биологической эволюции не кажется ли вам всё это довольно хрупким? Если бы условия были чуть-чуть иными, могла бы жизнь вообще не возникнуть?

Исходя из этой проблемы зачастую утверждают, что существование жизни свидетельствует против натурализма. Идея в том, что все условия — от массы электрона до скорости расширения молодой Вселенной — тонко настроены именно для существования жизни. Далее аргументация такова: если бы эти значения хотя бы немного отличались от существующих, то нас бы не было и некому было бы об этом рассуждать. Это совершенно логично в контексте теизма, поскольку Бог хочет, чтобы мы здесь были. В рамках натурализма такую точность объяснить сложно. Выражаясь в терминах Байеса, вероятность возникновения жизни во Вселенной велика в случае справедливости теизма и невелика при справедливости натурализма. Следовательно, можно заключить, что само наше существование — серьёзное доказательство в пользу бытия Бога.

Аргумент в пользу бытия Бога, связанный с тонкой настройкой, увлекает многих по ложному пути. Он словно охватывает всё, что открыла наука со времён Коперника, и переворачивает с ног на голову. Если такая логика верна, то мы, образно выражаясь, — центр Вселенной. Мы — та причина, по которой существует Вселенная; такие величины, как масса электрона, подстроены специально под нас, а не возникли случайно или под действием некоего физического принципа. Не слишком ли дерзко обдумывать все взаимодействия квантовых полей в рамках Базовой теории, рассматривать снимки сотен миллионов галактик, наполняющих нашу Вселенную, и говорить: «Я знаю, почему всё именно так, — чтобы я мог здесь быть»?

Тем не менее тонкая настройка — пожалуй, наиболее весомый аргумент в пользу теизма. Это не какое-нибудь мудрёное априорное рассуждение, которое позволяло бы нам проиллюстрировать некую черту Вселенной, не вставая из кресла. Аргумент тонкой настройки строится по тем правилам, которыми мы пользуемся при познании мира. Берутся две теории — натурализм и теизм, и затем для проверки каждой из них делается прогноз, а затем эмпирически определяется, какой из прогнозов подтверждается в нашем мире. Это наилучший аргумент в пользу существования Бога, который у нас есть.

Однако он всё равно не слишком хорош. Аргумент этот в значительной мере опирается на феномен, называемый в статистике «старые доказательства», — ведь мы не начинаем с формулировки доказательств в пользу теизма и натурализма и их проверки, а изначально знаем, что жизнь существует. Кроме того, выборка нерепрезентативна; мы могли бы рассуждать об этом лишь в тех мирах, где можем существовать, поэтому сам факт нашего существования не сообщает нам ничего нового.

Всё-таки сторонники натурализма должны воспринимать тонкую настройку всерьёз, то есть должны понимать, как Вселенная выглядела бы при условии справедливости теизма и натурализма, чтобы можно было обоснованно сравнить, как наблюдаемая реальность сочетается с субъективной вероятностью того и другого. Мы видим, что существование жизни в лучшем случае слегка повышает вероятность того, что теизм верен, тогда как другие черты Вселенной исключительно убедительно свидетельствуют в пользу натурализма.

* * *

Важнейший шаг — определить вероятность, с которой мы можем получить те или иные экспериментальные результаты при условии верности каждой из теорий. Это проще сказать, чем сделать, учитывая, какое множество вариантов теизма и натурализма сейчас существует. Мы приложим максимум усилий, но всё равно должны понимать, что наша оценка вероятностей будет весьма приблизительной, а в окончательном ответе всё равно будет присутствовать некоторый субъективный элемент.

Если натурализм верен, какова вероятность того, что во Вселенной могла бы существовать жизнь? С точки зрения тонкой настройки обычно считается, что такая вероятность очень мала, поскольку при минимальном изменении значений констант, определяющих наш мир, жизнь стала бы невозможна.

Знаменитый пример такой величины — значение энергии самого пространства, или энергии вакуума; эта величина называется «космологическая постоянная». Согласно общей теории относительности, в каждом кубическом сантиметре пространства может содержаться определённый объём энергии. Наиболее точные современные измерения демонстрируют, что эта энергия небольшая, но ненулевая: около одной стомиллионной эрга на каждый кубический сантиметр пространства. (Эрг — это совсем мало энергии; стоваттная электрическая лампочка использует более миллиарда эрг в секунду.) Однако энергия вакуума могла бы быть гораздо выше. Ориентировочные расчёты показывают, что её значение вполне могло бы составлять примерно 10¹¹² эрг на кубический сантиметр, что на целых 120 порядков выше её фактического значения.

Если бы энергия вакуума возросла до такого «естественного» значения, то вы не читали бы сейчас эти слова. Не существовало бы ни книг, ни людей. Энергия вакуума ускоряет расширение Вселенной, отталкивая тела друг от друга. Столь огромная энергия просто распотрошила бы атомы, и в таком случае существование чего-либо вроде «жизни» было бы крайне маловероятным. Минимальное же значение энергии вакуума в реальном мире, напротив, представляется мягким и способствующим существованию жизни.

Энергия вакуума — не единственная величина, которая словно настроена для существования жизни. Механизм горения звёзд (в конечном итоге обеспечивающий нашу биосферу свободной энергией) критически зависит от массы нейтрона. В основе горения звёзд лежит термоядерный синтез. Первый его этап — это слияние двух протонов, при котором один из них превращается в нейтрон, и в результате образуется ядро дейтерия. Если бы нейтрон был чуть тяжелее, то такая реакция в звёздах не происходила бы. Если бы он был чуть легче, то весь водород в молодой Вселенной превратился бы в гелий, а жизнь гелиевых звёзд гораздо короче. Как и энергия вакуума, масса нейтрона кажется тонко настроенной для существования жизни.

Это вполне возможно. Но существуют два нюанса, позволяющие считать такой тезис, мягко говоря, немного ненадёжным.

Во-первых, мы не можем обоснованно судить, вероятны ли некоторые значения физических величин, либо маловероятны. Энергия вакуума в нашем мире гораздо незначительнее, чем позволяли предположить сделанные оценки. Но эти обычные оценки могли быть глубоко ошибочны, поскольку мы делаем их исходя из законов физики, которые не вполне понимаем. Например, максимальная энтропия, которая может быть заключена в некоторой области пространства, тем выше, чем ниже энергия вакуума. Возможно, существует закон физики, согласно которому максимальное значение энтропии в пространстве с большей вероятностью окажется высоким, а не низким. В таком случае физика должна благоприятствовать крайне малым значениям энергии вакуума — именно это мы и наблюдаем. Не следует чрезмерно драматизировать, если значения физических величин кажутся неестественно высокими или низкими, пока не поймём, согласно какому механизму формируются эти значения и существует ли такой механизм вообще. Всё это можно объяснить обычными физическими процессами, никак не связанными с существованием жизни.

Во-вторых, мы не слишком хорошо себе представляем, а была бы Вселенная пригодна для жизни, если бы значения констант были иными. Ситуация такова: если бы мы ничего не знали о Вселенной, кроме основных числовых значений из базовой теории и космологии, могли бы мы спрогнозировать, что в такой Вселенной возникнет жизнь? Это представляется крайне маловероятным. Нелегко перейти от Базовой теории даже к такой простой системе, как периодическая таблица элементов, а тем более к органической химии и в конечном итоге к жизни. Иногда вопрос относительно прост: если бы энергия вакуума была гораздо выше, нас бы не существовало. Однако, когда речь заходит о большинстве числовых параметров физики и астрономии, очень сложно сказать, что бы случилось, будь у них другие значения. Можно практически не сомневаться в том, что Вселенная выглядела бы совсем по-другому, но мы не знаем, благоприятствовала ли она развитию биологических процессов. Действительно, недавний анализ, проведённый астрономом Фредом Адамсом, показал, что масса нейтрона могла бы существенно отличаться от своего фактического значения, а звёзды всё равно бы могли сиять на основе альтернативных механизмов, не действующих в нашей Вселенной.

Жизнь — это сложная система перекрывающихся химических реакций, в основе которых лежат механизм обратной связи и свободная энергия. Здесь, на Земле, жизнь приобрела особую форму, воспользовавшись изумительной гибкостью химии углерода. Кто может сказать, какие формы могли бы приобрести аналогичные сложные системы? Фред Хойл, возмутитель спокойствия в мире астрономии, любивший скептически высказываться о Большом взрыве и оспаривавший представления о происхождении жизни, который написал фантастический роман «Чёрное облако», где Земле угрожает огромное живое разумное облако, состоящее из межзвёздного газа. Роберт Форвард, ещё один учёный с научно-фантастической жилкой, написавший книгу «Яйцо дракона» о микроскопических живых существах, обитающих на поверхности нейтронной звезды. Возможно, спустя триллион триллионов лет, много после того как угаснет последняя звезда, тёмная галактика будет населена прозрачными существами, парящими в тусклом свете, излучаемом чёрными дырами, и каждый удар их «сердца» будет занимать миллионы лет. Всё эти кажется таким далёким, но нам известны некоторые физические системы, в которых естественным образом развиваются сложные свойства по мере того, как со временем увеличивается энтропия. Не так сложно себе представить, что жизнь могла развиться в неожиданных местах.

* * *

Есть ещё одна знаменитая проблема: возможно, на свете существует не просто Вселенная, а Мультивселенная. Физические параметры, которые кажутся тонко настроенными, — даже, казалось бы, незыблемые константы, в частности масса нейтрона, — могут различаться в разных точках Вселенной. Если это так, то совершенно логично, что мы живём именно в такой части Мультивселенной, где возможна жизнь. Где бы ещё мы могли оказаться?

Иногда такая идея именуется антропным принципом, причём из-за одного упоминания о нём порой вспыхивают жаркие дебаты между сторонниками и противниками этой идеи. Это очень плохо, поскольку базовая концепция очень проста и практически бесспорна. Если мы живём в мире, в разных частях которого условия существенно различаются, то наша картина мира получается весьма избирательной: мы можем очутиться только в той части мира, параметры которой допускают наше существование. Так, например, в Солнечной системе существует ряд планет и некоторые из них гораздо крупнее Земли. Но никому не кажется странным, что мы живём только на Земле, никто не усматривает в этом тонкой настройки. Просто эта планета наиболее благоприятна для жизни. Вот и антропный принцип в действии.

Единственный серьёзный вопрос в данном случае — насколько обоснованно предположение о том, что мы действительно живём в Мультивселенной. Терминология здесь немного запутанная; согласно натурализму, существует всего один мир, но этот «мир» может включать целую Мультивселенную. Поэтому нас интересует космологическая Мультивселенная. Это означает, что в космосе действительно существуют различные области, расположенные очень далеко от нас и вследствие этого недоступные для наблюдения, условия в которых серьёзно отличаются от известных. Эти области мы именуем «другими вселенными», хотя на самом деле они всё равно являются частью естественного мира.

Поскольку с момента Большого взрыва прошло конечное количество лет, а скорость света также конечна (один световой год в год), какие-то области пространства расположены так далеко от нас, что мы просто не можем их увидеть. Вполне возможно, что за нашим горизонтом видимости есть места, где действуют совершенно другие законы физики — своя Базовая теория: иные частицы, иные взаимодействия, иные параметры, даже иное число пространственных измерений. Возможно существование великого множества таких областей, в каждой из которых действуют свои локальные законы физики. Это космологическая Мультивселенная (это иная идея, нежели «многомировая интерпретация» квантовой механики, где все ответвления волновой функции подчиняются одним и тем же законам физики).

Кому-то подобные спекуляции не нравятся, поскольку они основаны на феноменах, которые недоступны для наблюдения и таковыми останутся. Однако, даже если бы мы могли увидеть другие вселенные, их существование никак бы не повлияло на наши представления о наблюдаемой Вселенной. Если Вселенная всего одна, то загадку энергии вакуума можно сформулировать следующим образом: «Почему энергия вакуума имеет именно такое значение, а не другое?». Если вселенных много и в каждой из них значение энергии вакуума отличается, то вопрос формулируется иначе: «Почему мы находимся в той части Мультивселенной, где энергия вакуума приняла данное конкретное значение?». Это довольно разные проблемы, но каждая из них является обоснованным научным вопросом, и решать каждую из них нужно традиционными научными методами. Итак, какая физическая модель наилучшим образом объясняет имеющиеся данные?

Признаться, идея Мультивселенной казалась бы несколько сомнительной, если бы мы теоретизировали обо всех этих различных областях пространства совершенно безосновательно либо только пытаясь решить проблемы, связанные с тонкой настройкой. В таком случае эта модель казалась бы чрезмерно сложной и надуманной. Даже если бы она хорошо согласовывалась с данными, то было бы естественно проверить её самым суровым образом, прежде чем присваивать ей априорную субъективную вероятность; простые теории всегда предпочтительнее сложных.

Однако в современной космологии Мультивселенная — далеко не только теория. Это, скорее, прогноз, построенный на основе других теорий — тех, которые формулировались для совершенно иных целей. Идея Мультивселенной появилась не потому, что люди считали её классной; она родилась благодаря тому, что мы всеми силами стараемся понять наблюдаемую часть Вселенной.

В частности, есть две теории, подводящие нас к размышлениям о Мультивселенной: это теория струн и инфляционная теория. В настоящее время теория струн — наиболее перспективная парадигма, которая, возможно, позволит увязать гравитацию с законами квантовой механики. Естественно, теория струн предполагает, что в пространстве больше измерений, чем мы наблюдаем. Можно подумать, что сам этот факт исключает теорию и мы должны жить дальше, не учитывая её. Но эти дополнительные измерения в пространстве могут быть свернуты в крошечную геометрическую фигуру, слишком миниатюрную, чтобы её удалось наблюдать в каком-либо из поставленных экспериментов. Существует много вариантов такого свёртывания, то есть много разнообразных форм, которые могли бы принимать дополнительные измерения. Точного числа мы не знаем, но, по оценкам физиков, может быть около 10⁵⁰⁰ таких вариантов.

Любой подобный способ скрытия дополнительных измерений — в теории струн такой способ называется «компактификация» — даёт эффективную теорию с собственными наблюдаемыми законами физики. В теории струн «физические константы», например значение энергии вакуума или массы элементарных частиц, зависят именно от того, каким образом скрытые измерения свёрнуты в данной области Вселенной. Жители другой области пространства, где дополнительные измерения свёрнуты иначе, получили бы совершенно иные значения.

Различные способы, которыми могут быть компактифицированы и скрыты дополнительные измерения. Каждая возможность даёт иные значения, характеризующие физические законы, которые мы могли бы зафиксировать в этой области пространства

Итак, теория струн допускает существование Мультивселенной. Однако, чтобы описать Мультивселенную как реальную сущность, мы обратимся к инфляционной теории. Эта идея была впервые сформулирована в 1980 году Аланом Гутом в следующем виде: на заре существования юная Вселенная пережила период стремительного расширения, которое подпитывалось своеобразной сверхвысокой энергией вакуума, существовавшей некоторое время. Это во многом помогает объяснить наблюдаемую Вселенную: в таком случае пространство–время должно быть ровным, гладким, но с небольшими флуктуациями плотности, то есть именно такими сгустками, из которых под действием силы тяжести со временем могут сформироваться звёзды и галактики. В настоящее время у нас нет прямых доказательств того, что инфляция действительно происходила, но эта идея столь естественна и полезна, что многие космологи приняли её в качестве основного механизма, объясняющего, как наша Вселенная могла приобрести современное состояние.

Если взять идею инфляции и скомбинировать её с принципом неопределённости из квантовой механики, мы можем прийти к драматическому и неожиданному следствию: в каких-то областях Вселенная прекращает расширяться и начинает выглядеть такой, какой мы наблюдаем её сейчас, а в других областях инфляция продолжается. Благодаря такой «вечной инфляции» порождается всё больше и больше пространства. В любой отдельно взятой области инфляция когда-нибудь закончится, и, когда это произойдёт, мы можем столкнуться с совершенно иной компактификацией дополнительных измерений, чем где бы то ни было. Инфляция может породить потенциально бесконечное число областей, в каждой из которых будут действовать свои законы физики, — по сути, отдельных «вселенных».

Вместе инфляционная теория и теория струн, пожалуй, позволяют говорить о существовании Мультивселенной. Мы не обязаны постулировать Мультивселенную как часть нашей окончательной физической теории. Мы постулируем инфляционную теорию и теорию струн; обе они — простые и надёжные идеи, возникшие независимо друг от друга. Тогда мы получаем Мультивселенную «даром». Как инфляционная теория, так и теория струн на настоящий момент являются абсолютно умозрительными идеями: у нас нет никаких эмпирических доказательств, что они верны. Тем не менее, насколько мы можем судить, это разумные и многообещающие идеи. Остаётся надеяться, что новые наблюдения и теоретические разработки помогут нам раз и навсегда решить эти вопросы.

Можно не сомневаться, что если мы придём к пониманию Мультивселенной таким путём, то всякое беспокойство о тонкой настройке и существовании жизни будет исчерпано. Очутиться во Вселенной, благоприятствующей существованию жизни, не более странно и не более информативно, чем обнаружить, что мы живём на Земле; есть много разных областей, и только в этой мы можем жить.

Какова должна быть для нас субъективная вероятность существования Мультивселенной? Сложно сказать, учитывая современный уровень понимания фундаментальной физики и космологии. Некоторые физики практически в этом уверены, другие отвели бы этому факту почти нулевую вероятность. Может быть, вероятность пятьдесят на пятьдесят. В данном случае важно, что есть простой и надёжный механизм, позволяющий полностью согласовать натурализм с существованием жизни, пусть даже жизнь очень сильно зависит от точных значений физических параметров нашей окружающей среды.

* * *

Итак, какова вероятность возникновения такой Вселенной, как наша, при справедливости теизма? Здесь мы сталкиваемся со схожей проблемой: «теизм» не является уникальной прогностической теорией мира. Люди по-разному интерпретируют теизм, поэтому различаются и оценки вероятности наблюдаемых явлений. Нам почти ничего не остаётся, кроме как идти дальше, не забывая о неотъемлемой неопределённости данного вопроса.

Разумно признать, что теизм с высокой вероятностью прогнозирует существование жизни. По крайней мере, большинство теистов не пропагандируют представлений о таком Боге, которому были бы совершенно безразличны человеческие существа. Можно представить себе такую концепцию: ни во что не вмешивающийся Бог, создавший Вселенную или поддерживающий её существование, но не уделяющий особого внимания так называемой жизни. Но в данном случае мы можем позволить себе быть великодушными и признать, что вероятность существования жизни при теизме велика; во всяком случае, выше, чем при натурализме.

Однако на этом история ещё далеко не заканчивается. Есть большая разница между «жизнью» и «числами, описывающими Вселенную, в которой могут существовать сложные химические реакции, которые мы приравниваем к жизнедеятельности». Возможно, Бог позаботился бы о первом, но далеко не так очевидно, что его могло бы заинтересовать второе.

От физических параметров нашей Вселенной зависит, что может происходить в рамках законов физики. Но в теизме «жизнь» обычно не сводится к простому проявлению законов физики. Верующие обычно не разделяют идеи физикализма; они считают, что живой организм — это не просто совокупная работа всех органов. Существует душа, дух, или жизненная сила, причём такая субстанция и является наиболее важным элементом жизни. Физические аспекты, возможно, важны, но они находятся на периферии феномена «жизни».

Если это так, то неясно, почему нас вообще должна волновать тонкая настройка физических параметров Вселенной. Физический мир может быть устроен как угодно; Бог всё равно создаст жизнь и соотнесёт её с иной вещественной формой — как ему заблагорассудится. Требование совместимости нашего физического состояния со сложными сетями химических реакций, подкрепляющих друг друга и подпитывающихся свободной энергией, — таких, которые обычно ассоциируются с жизнедеятельностью, — актуально лишь при условии истинности натурализма. Если уж на то пошло, тот факт, что наша Вселенная допускает такие физические конфигурации, должен толковаться не в пользу теизма и повышать для нас субъективную вероятность натурализма.

Признаться, любой бывалый теист может назвать вам ряд причин, по которым Бог решил увязать жизнь со сложными самоподдерживающимися химическими реакциями — по крайней мере, на время. Аналогично, если бы мы обитали во Вселенной, где жизнь не зависела бы от материи таким образом, подобное состояние тоже было бы несложно обосновать. Такая проблема возникает с нечёткими теориями.

* * *

Идея о том, что тонкая настройка служит доказательством в пользу теизма, сопряжена с ещё одной серьёзной проблемой. А именно: законы природы и устройство Вселенной несводимы к вопросу, может ли в такой Вселенной существовать жизнь. Если кто-то берётся утверждать, что теизм объясняет некоторые свойства нашей Вселенной, поскольку мы прогнозируем, что Богу было угодно создать жизнь, то уместен вопрос: какие ещё свойства Вселенной можно спрогнозировать при верности теизма? Именно здесь теизм начинает пробуксовывать.

Спрогнозировать, как Вселенная должна выглядеть при условии справедливости теизма, сложно по двум причинам. Существует множество различных концепций Бога, каждая из которых довольно туманно описывает позицию Бога по поводу физических констант. Более того, наши прогнозы получаются необъективными из-за того, что мы хорошо себе представляем, как именно выглядит Вселенная. Такая проблема присуща любой теории, формулируемой в словесной форме. Если работать с уравнениями, а не со словами, то не так просто подогнать прогнозы под известные результаты.

Тем не менее давайте попытаемся. Есть ряд свойств, которые, вероятно, должны были бы наблюдаться во Вселенной, если бы она создавалась в первую очередь для существования жизни. Подчеркнём три из них.

   • Степень тонкой настройки. Если кажется, что некоторые свойства Вселенной тонко настроены именно ради существования жизни, то логично ожидать, что они будут настроены достаточно хорошо, чтобы поддерживать жизнь, — но не более. Кстати, энергия вакуума именно такова: она меньше, чем могла бы быть, но достаточна, чтобы быть заметной. Однако другие параметры, например энтропия ранней Вселенной, кажутся настроенными гораздо тоньше, чем необходимо для существования жизни. Жизнь требует направленности во времени, поэтому должно быть какое-либо низкоэнтропийное начальное состояние. Тем не менее в нашей Вселенной энтропия гораздо ниже, чем потребовалось бы просто для существования жизни. С чисто антропных позиций Богу вообще не было смысла делать энтропию столь низкой. Поэтому мы полагаем, что есть какая-то динамическая физическая причина, по которой энтропия начала развиваться именно с такого тонко настроенного значения. Как только мы допускаем такую возможность, оказывается, что и другие примеры, якобы связанные с тонкой настройкой, могут объясняться подобным образом.

   • Запутанность наблюдаемой физики. Если законы физики были подобраны с прицелом на существование жизни, то логично предположить, что каждое из различных свойств этих законов должно было бы играть какую-либо важную роль в развитии жизни. На самом же деле мы видим путаницу. Все живые существа состоят из фермионов самого лёгкого поколения — электронов, верхних и нижних кварков, иногда в них попадаются электронные нейтрино. Однако существуют ещё два более тяжёлых семейства частиц, не играющих никакой роли в существовании жизни. Почему, например, Бог создал верхние и нижние кварки и почему у них именно такие массы? При справедливости натурализма можно было бы ожидать, что существуют разнообразные частицы, причём одни из них важны для жизни, а другие нет. Именно это мы и наблюдаем.

   • Центральность жизни. Если для Бога при сотворении Вселенной было важно, чтобы в конечном итоге в ней возникла жизнь, то сложно понять, почему жизнь кажется столь несущественной в получившейся Вселенной. Мы живём в Галактике, где более 100 миллиардов звёзд, а во Вселенной более 100 миллиардов галактик. С точки зрения жизни всё это изобилие совершенно избыточно. В земной биологии не произошло бы никаких заметных изменений, если бы мы жили во Вселенной всего с одной Солнечной системой и, может быть, с тысячью окружающих планет. Вероятно, просто из щедрости нам можно было бы добавить остальную часть Галактики. Однако миллиарды галактик, которые нам едва удаётся разглядеть в наши мощнейшие телескопы, не играют никакой роли для нашего существования. Что касается физики и биологии, Вселенная вполне могла бы состоять из немногочисленных частиц, которые образовали бы несколько звёзд, — и этого было бы достаточно, чтобы обеспечить благоприятную среду для жизни человека. Согласно теизму, большинства других звёзд и галактик вообще не должно было существовать.

Если бы мы были важны для Бога, то наше существование здесь, на Земле, вероятно, было бы чем-то масштабным с космологической точки зрения. Тут можно возразить: «Пути Господни неисповедимы; мы не представляем, какую именно Вселенную он стал бы создавать». Такая позиция возможна, но в данном контексте она не вполне честна. Сущность аргумента тонкой настройки такова: мы хоть что-то знаем о Вселенной, которую было угодно создать Богу — это должна быть Вселенная с такими законами физики, которые допускают возникновение сложных химических реакций, известных нам как живые организмы. Теория заслуживает доверия при объяснении мира лишь в той степени, в какой она позволяет на свой страх и риск спрогнозировать устройство этого мира.

Несколько лучше было бы сформулировать какую-либо позитивную теорию о том, почему Бог хотел, чтобы мир выглядел так, а не иначе, особенно, почему мир кажется таким крайне экстравагантным, с таким изобилием звёзд, галактик и всего прочего. Как правило, в таких теориях подчёркивается та или иная физическая причина, по которой Богу было проще создать много галактик, а не всего одну. Может быть, Богу нравится космическая инфляция и Мультивселенная.

Здесь возникает ряд проблем. Во-первых, всё не так; законы физики абсолютно не мешают существованию более компактной и сконцентрированной Вселенной, нежели та, которую мы видим вокруг. Во-вторых, потребовалось бы придумать причину, по которой Бог предпочитает творить простые вселенные, а не хочет немного самовыразиться. Кроме того, вы уже догадываетесь, почему это приводит нас в тупик: пытаясь объяснить, почему Бог хотел сотворить именно такую Вселенную, как наша, мы выхолащиваем из Вселенной особую роль Бога и возвращаемся к чисто физическим механизмам. Если легко создать такую Вселенную, как наша, зачем вообще полагаться при этом на Бога?

Наши теории неизбежно испытывают влияние тех знаний о мире, которые у нас уже есть. Чтобы более непредвзято рассмотреть, что прогнозирует теизм, можно просто вспомнить, что он прогнозировал до того, как были сделаны современные астрономические наблюдения. Ответ: ничего подобного. Как правило, донаучные космологии напоминают еврейскую концепцию, рассмотренную нами в главе 6. Земля и человечество занимают особое место в космосе. Никто, опираясь на идею о Боге, не смог спрогнозировать существование сотен миллиардов звёзд и галактик, практически равномерно рассеянных в наблюдаемой части Вселенной. Вероятно, ближе всех к этому был Джордано Бруно, которого признали еретиком, в том числе и за рассуждения о бескрайнем космосе. Его сожгли на костре.