Книга: Начало бесконечности

Идеи, которые выживают

Идеи, которые выживают

Культура — это набор идей, которые обуславливают в некоторых аспектах сходное поведение их носителей. Под идеями я имею в виду любую информацию, которая может храниться в голове человека и влиять на его поведение. Таким образом, общие ценности нации, способность общаться на определённом языке, общие знания в рамках учебной дисциплины и восхищение определённым музыкальным стилем — всё это в данном смысле «наборы идей», которые определяют культуру. Многие из них неявные; на самом деле у всех идей есть неявные компоненты, поскольку даже знание смысла слов содержится у нас в голове в значительной степени в неявном виде. Физические навыки, такие как умение кататься на велосипеде, имеют особенно высокое неявное содержание, как и философские понятия, например свобода и знание. Различие между явным и неявным не всегда чёткое. Так, стихотворение или сатирическое произведение могут явно выражать одно, а люди в определённой культуре все как один подумают, что они о другом.

Главные мировые культуры, включая нации, языки, философские и художественные движения, социальные традиции и религиозные течения, создавались шаг за шагом на протяжении сотен и даже тысяч лет. Большая часть определяющих их идей, в том числе неявных, имеет длинную историю передачи от человека к человеку. Таким образом, эти идеи становятся мемами — идеями, которые являются репликаторами.

Но культуры меняются. Люди модифицируют культурные представления в своей голове и иногда передают модифицированные версии дальше. Неизбежно будут и нечаянные модификации, частично обусловленные элементарными ошибками, а частично тем, что неявные идеи сложно точно донести: не существует способа напрямую загрузить их из мозга одного человека в мозг другого, как программы с компьютера на компьютер. Даже носители языка не дадут всем словам одинаковых определений. Таким образом, у двух людей в голове крайне редко содержатся в точности одинаковые культурные представления. Вот почему, когда умирает основатель политического, философского или религиозного движения, а порой и до его смерти, нередко случается раскол. Самые преданные последователи движения часто бывают поражены, обнаружив, что они расходятся по поводу того, что «на самом деле» представляет собой его доктрина. Не многое меняется и тогда, когда религия имеет священную книгу, в которой явно сформулированы её догматы: тогда возникают споры о том, что означает то или иное слово и как истолковать то или иное предложение.

Таким образом, на практике культура определяется не набором строго идентичных мемов, а набором вариантов, которые вызывают слегка различные характерные линии поведения. Некоторые варианты скорее приводят к тому, что их обладатели жаждут их навязывать или говорить о них, у других вариантов это проявляется слабее. Некоторые из них легче, чем другие, воспроизводятся в сознании потенциальных получателей. Эти и другие факторы влияют на вероятность, с которой каждый вариант мема будет передан дальше. Немногие исключительные варианты, едва появившись в одной голове, стремятся распространиться по всей культуре с очень незначительными изменениями смыслов (что проявляется в вызываемых ими моделях поведения). Такие мемы нам знакомы, потому что из них состоят долгоживущие культуры; но тем не менее в другом смысле они представляют собой идеи очень необычного типа, ведь большинство идей живут недолго. Человеческое сознание перебирает множество идей, прежде чем сосредоточится на одной из них, и только малая доля из этих отобранных идей может вызывать поступки, которые кто-то сможет заметить, а из них лишь малая доля будет скопирована кем-то другим. Таким образом, подавляющее большинство идей исчезает вместе с человеком или даже раньше. Поведение людей в долгоживущей культуре поэтому определяется отчасти недавними идеями, которые скоро исчезнут, и отчасти долгоживущими мемами — исключительными идеями, которые верно воспроизводились много раз подряд.

При исследовании культур возникает фундаментальный вопрос: что есть такого в долгоживущем меме, что даёт ему исключительную возможность сопротивляться изменениям при многократном воспроизведении? И другой вопрос, главный в рамках этой книги: когда такие мемы всё-таки меняются, каковы условия, при которых эти изменения будут к лучшему?

Представление о том, что культуры эволюционируют, не уступает по возрасту эволюционным идеям в биологии. Но большинство попыток понять этот процесс, основывались на непонимании эволюции. Например, коммунистический мыслитель Карл Маркс считал, что его теория развития общества эволюционная, потому что в ней продвижение от одного исторического этапа к другому определяется экономическими «законами движения». Но настоящая теория эволюции не имеет никакого отношения к предсказанию отличительных черт организмов на основе черт их предков. Маркс также считал, что теория эволюции Дарвина обеспечила «естественно-научную основу понимания исторической борьбы классов»[99]. Он сравнивал свою идею о неизбежном конфликте между социально-экономическими классами с якобы существующим соперничеством между биологическими видами. В фашистских идеологиях, таких как нацизм, эволюционные идеи (например, «выживание наиболее приспособленных») использовались в искажённом или неточном виде для оправдания насилия. Но на самом деле в ходе биологической эволюции соперничают не различные виды, а варианты генов внутри видов, что совсем непохоже на предполагаемую «классовую борьбу». Это может выливаться в насилие или другой вид соперничества между видами, но может приводить и к сотрудничеству (к такому, как симбиоз цветов и насекомых) и всевозможным замысловатым их комбинациям.

Хотя и Маркс, и фашисты исходили из ложных теорий биологической эволюции, то, что аналогии между обществом и биосферой часто связаны с суровыми представлениями об обществе, совсем неслучайно: биосфера — жестокое место. Она полна воровства, лжи, покорения, порабощения, голода и истребления. Как следствие, те, кто думает, что культурная эволюция такая же, в итоге либо начинают противостоять ей (защищая статичное общество), либо смиряются с таким типом безнравственного поведения как с необходимым или неизбежным.

Но доказательства по аналогии ущербны. Практически любая аналогия между любыми двумя сущностями содержит некую долю истины, но понять, что она собой представляет, нельзя, пока не будет независимого объяснения того, что чему аналогично и почему. Главная опасность в аналогии между биосферой и культурой в том, что она поощряет понимание человеческой природы в духе редукционизма, что стирает высокоуровневые отличия, существенные для её понимания, такие как различия между бездумным и творческим, детерминизмом и наличием выбора, правильным и неправильным. Такие различия бессмысленны на уровне биологии. Можно заметить, что эта аналогия часто проводится как раз с целью «разоблачения» здравого представления о людях как о причинных факторах, обладающих способностью делать нравственный выбор и создавать для себя новые знания.

Как я объясню далее, хотя биологическая и культурная эволюции описываются одной и той же основополагающей теорией, механизмы переноса, вариации и отбора в них очень сильно различаются. В итоге и соответствующее «естествознание» получается разным. Не существует близкого культурного аналога виду, организму, клетке, половому размножению или вегетативному воспроизведению. На уровне механизмов и исходов гены и мемы отличаются друг от друга насколько это только возможно; схожи они лишь на самом низком уровне объяснения, где и те, и другие являются репликаторами, воплощающими в себе знание, и потому подчиняются одним и тем же фундаментальным принципам, задающим условия, при которых знание можно или нельзя сохранять, можно или нельзя совершенствовать.