Книга: Десять маленьких непрошеных гостей. …И еще десятью десять

А он и не думал складывать оружие

Теперь прерву повесть о работах Фриша и расскажу, как мне довелось увидеть и услышать его и даже узнать, что ему известны мои наблюдения, сделанные на подмосковной пасеке в Горках Ленинских. Короткое отступление, которое я здесь допускаю, проливает, по-моему, свет на некоторые черты личности Фриша как ученого, на стиль его исследований. Потому-то эта история и приводится здесь.

Уже в том возрасте, когда Фриш был почтенным профессором, попал я на пасеку Звенигородской биостанции Московского университета. Здесь вблизи от крошечной избушки, превращенной Александром Федоровичем Губиным в пасечный домик и лабораторию, стояло десятка полтора ульев. На площадке перед лабораторией обращал на себя внимание плоский, вертикально укрепленный короб. Александр Федорович снял с него утепляющие ставни, и за стеклянными стенками замелькали в пчелиной сутолоке маленькие цветные пятнышки — метки на спинках насекомых. Ни на пасеке коммуны имени Щорса на Волыни, где я проходил первую студенческую практику, и где моим учителем был старейший в области знаток пчеловодства, ни у других пчеловодов, с которыми я позднее работал, — нигде не было плоских стеклянных ульев, никогда не приходилось мне до того видеть и меченых разноцветными точками пчел.

Теперь всякий, увидев одиночек, выделенных из общей массы обитателей улья красочным тавро, без труда сообразит, в чем их назначение.

— Последите за любой меченой пчелой, ну хоть бы за этой, — говорил Александр Федорович. — Видите, как быстро они совершают свои круги, бегая по сотам. Это и есть сигнал, каким вербуются новые сборщицы корма и одновременно даются наводящие указания о том, где ожидает фуражиров взяток.

Через несколько дней я покинул Звенигород, прочитав на прощание А. Ф. Губину блоковское стихотворение со знаменитыми строчками: «…Погружался в море клевера, окруженный сказками пчел…» Уезжал я не с пустыми руками. Александр Федорович снабдил меня на дорогу русским изданием сразу очаровавшей меня книги Фриша «Из жизни пчел» и целой стопкой своих собственных статей. Все они были посвящены одному: как скармливать пчелам ароматизированный сахарный сироп, чтоб вернее направлять их на цветущие посевы нужных культур. Известные опыты академика И. П. Павлова, его методы выработки условных рефлексов у собак, дрессируемых с помощью корма, были здесь положены в основу работы с беспозвоночными, у которых головной мозг представляет только небольшой нервный узел, несколько больше, чем остальные, развитый. Опыты Александра Федоровича сразу же привлекли к себе внимание и биологов, и пчеловодов в СССР и за рубежом. Г. Рэш, приехав в Советскую Россию, также познакомился с этими исследованиями: они были далеко нацелены в теории и весьма важны для практики.

Колхозы и совхозы в нашей стране переходили на новые севообороты, всюду вводились посевы кормовых трав, в том числе красного клевера, и каждый год требовалось огромное количество семян этой бобовой культуры. А семян было недостаточно. Дрессировка пчел на посещение и опыление клеверных головок удваивала и утраивала количество оплодотворенных цветков и урожай семян.

«Сказки пчел», которые услышал Александр Блок в море клевера, обещали стать реальным агрономическим делом. Разум человеческий, приложенный к тому «Разуму цветов», который так восхитил С. Я. Маршака, оказался способен совершать подлинные чудеса.

…Двадцать лет спустя, вместе с другими советскими пчеловодами приехал я в Австрию на международный конгресс и каждый день отправлялся слушать доклады, читавшиеся с трибуны величественного зала Венской ратуши. Вдоль высоких стен спускались праздничные разноцветные флаги государств, приславших сюда своих представителей.

Сколько здесь собралось пчеловодных знаменитостей, известных нам до этого только по статьям и книгам!

Вот лидер американских пчеловодов — доктор Гембльтон из департамента земледелия США. Вот доктор Ева Крейн — неутомимая путешественница, руководитель Международной ассоциации исследователей медоносной пчелы, редактор международного пчеловодного обозрения «Би Уорд». Вот другой путешественник, объездивший десятки стран Восточного полушария в поисках лучшей естественной породы пчел, Адам Керле, селекционер, создатель породы, выведенной на пасеке Бакфестовского монастыря в Англии. Вот работники самого крупного в мире пчеловодного предприятия «Миель-Карлотта» из Куерневако, Мексика. Вот доктор Анна Маурицио из Либефельдской станции в Швейцарии, где она трудится свыше тридцати лет. Вот руководитель опытной станции в Монфаве Жорж Альфандери. А это английская художница, Дороти Ходжес, написавшая отличную книгу о пчелиной обножке и составившая превосходные красочные таблицы для определения по цвету обножки тех растений, с которых пчелы собирают пыльцевой взяток… Как жаль, что нет здесь славы и гордости советского пчеловодства Александра Федоровича Губина — командарма пчелиных эскадрилий, которые теперь по путевкам агрономов опыляют посевы, цветущие сады, виноградники. Многие спрашивают: почему нет с вами профессора Губина? И мы с горечью объясняем, что он тяжело болен.

Звенит звонок председательствующего, и снова все вливаются в зал, рассаживаются, поглядывают на Фриша. Он сидит постоянно на одном и том же месте, поближе к трибуне, и, чтоб лучше слышать, лодочкой приставил ладонь к уху. Легкий венчик седых волос обрамляет высокий лоб. Глаза под сильными стеклами очков прищурены. Губы поджаты…

Через три месяца Фришу исполняется 70 лет, и все передают друг другу неизвестно откуда взявшийся слух, что профессор в последний раз на пчеловодном конгрессе. Старейшина пчеловедения отчитывается перед теми, для кого всю жизнь работал, и прощается с ними… Может быть, поэтому его доклада ждут с особым нетерпением.

Что касается меня, теперь уже можно в этом признаться, я не на шутку нервничаю. Так, наверно, чувствовал бы себя какой-нибудь первоклассник Авиньонского лицея, отправившись с Фабром на экскурсию в Иссартский лес или на плато Англь и здесь в присутствии товарищей намереваясь задать ему каверзный вопрос… Потому что и я твердо решил воспользоваться встречей и спросить профессора, как можно понять факты, с которыми мы у себя на пасеке столкнулись.

По Фришу, пчелы танцуют на сотах, вернувшись с богатым взятком, и этот «восьмерочный» танец — кружения и короткие прямые пробеги с частым вилянием брюшка — представляет информационный код, сигнал, передающий другим сборщицам улья координаты местонахождения источника корма. Так теперь понимают значение танца большинство специалистов. Да и у себя под стеклом наблюдательного улья (этот неуклюжий термин, который не нами придуман, обозначает односотовый улей с прозрачными стеклянными стенками, такой, какой я впервые увидел на пасеке Губина под Звенигородом) мы бессчетное число раз наблюдали танцы пчел, вернувшихся с кормушек, где на их спинки наносили разными цветными точками метки. Но вот однажды, уже поздней осенью, когда все полеты пчел за нектаром и пыльцой давно прекратились, а пчелы под стеклом успели даже сгрудиться в сплошную массу зимующего клуба, мы сняли как-то с улья утепляющее укрытие и направили на стеклянную стенку свет сильной лампы, чтоб получше рассмотреть пчел под стеклом, и вдруг в разных местах клуба несколько пчел неожиданно начали танцевать. Мало того: удалось убедиться в том, что танцевать — кружиться, совершать короткие прямые пробеги, часто виляя брюшком, — могут и пчелы осеннего выплода, то есть недавно вылупившиеся из ячеек и, значит, еще не вылетавшие за фуражом для семьи. Приходилось, таким образом, допустить, что возможны и танцы, иносказательно говоря, бессодержательные, не имеющие сигнального значения. Мы проверяли это явление много раз и на разных семьях. Губин поручил нескольким студентам, работавшим на пасеке кафедры Тимирязевской академии, самостоятельно провести осмотры семей в ноябре — декабре, и все подтвердили: да, свет лампы может выводить некоторых пчел клуба из их дремотного состояния и побуждать к танцу…

Ни в статьях Фриша, ни в статьях его учеников о таких танцах никогда ничего не говорилось…

Но как же тогда эти танцы понимать, как их согласовать с учением Фриша о «языке пчел»?

Сам себе я мог еще с грехом пополам как-то изложить весь этот монолог, но ведь мне предстояло другое: надо было во время перерыва пробиться через обычно окружавшую Фриша толпу и высказать ему свои соображения при этой аудитории, причем не шепотом, а в полный голос, так как он плоховато слышит, да к тому же и по-немецки…

Как я корил себя, что не догадался привезти с собой на конгресс номер московского журнала «Пчеловодство», в котором была напечатана статья о танцах пчел в зимующем клубе. Отдал бы статью и попросил прочитать. Вот и все!

Короче, я праздновал труса.

Но мне не пришлось ни расталкивать толпу окружающих Фриша собеседников, ни задавать ему свой каверзный вопрос…

В начале перерыва, когда я направился на поиски Фриша, меня окликнул незнакомый участник конгресса. На его нагрудном значке читаю: «Гетце, Бундесрепублик».

— Профессор Гетце, кафедра пчеловодства университета в Бонне, — представляется он. — Я вас ищу третий день. Не так-то просто найти кого надо в этой массе народа. Не правда ли? — спрашивает он и, не дожидаясь ответа, переходит к делу: — Доктор Фриш просил меня узнать, нет ли у вас новостей относительно танцев молодых пчел, только что вышедших из ячеек. Ваше первое сообщение мы проверили и убедились: оно точно. Недавно в Париже проходил международный симпозиум об инстинкте и поведении животных. Доктор Фриш читал там доклад о языке пчел и отметил работы по управляемому полету сборщиц, я имею в виду исследования под руководством профессора Губина. Что касается ваших наблюдений, доктор вполне согласен: танцы пчел, которые еще не вылетали из улья, ждут объяснения, иначе существующая теория ставится под вопрос. Эта тема как раз и поручена мне. Руководить ею будет сам Фриш.

Потом доктор Гетце рассказывает о том, как Фриш объясняет, почему в опытах на нашей пасеке пчелы могли выписывать на сотах танец, отражающий путь к улью от места взятка, а не наоборот — из улья к дрессировочным кормушкам, как обычно бывает.

— Он, в общем, принял ваше объяснение для случаев, когда наводящие указания танца приводят к ошибкам сборщиц, и в следующем издании своей книги напишет об этом. Ну, а в ответ на ваши данные о конкурентной роли наземных ориентиров в полетах пчел, для которых компасом служит небесное светило, вы уже, конечно, читали? Нет? Серьезно, нет? Почему же? Для вас небезынтересно будет ознакомиться. У меня с собой есть экземпляр, могу его отдать. Это в журнале «Натурвиссеншафтен». Статья так и называется: «Небо и земля в конкуренции. О сравнительном значении ориентиров в полете пчел». Как же это вы еще не читали, я вам обязательно дам оттиск первого сообщения. Исследования будут продолжены. В них участвует и Линдауер…

«Эге, — подумал я, — старик и не думает складывать оружия. У него голова по-прежнему полна замыслов, вокруг него по-прежнему бурлит поиск…»