Книга: Как работает мозг

Гнев

Гнев

Внешние проявления эмоций не всегда так невинны, как дежурная улыбка работника ресторана быстрого питания. Ярость и страх вызывают широкий круг реакций (таких как нервные срывы водителей, драки или фобии), обычно не нужных для выживания в современном мире и делающих его только хуже.

Как и улыбки, эти реакции могут быть либо связаны с каким-то сознательно воспринимаемым внешним стимулом, либо вызваны вспышками активности в бессознательных отделах мозга, трудноуправляемых или неуправляемых для сознания. По-видимому, подобные реакции могут приводить даже к убийствам.

Каждый третий убийца утверждает, что не помнит момента преступления. Типичный случай, описанный американским неврологом Ричардом Рестаком, произошел с 42-летним человеком по имени Патрик, застрелившим жену после шестнадцати лет сравнительно счастливой совместной жизни — всем казалось, что в приступе ревности. Однако Патрик утверждал, что помнит только, как вышел из себя, а дальше не помнит ничего до момента, когда он стоял над трупом жены.

Избирательную забывчивость убийц можно трактовать по-разному. Психоаналитики склонны видеть в ней следствие того, что “я” убийцы слишком тяжело жить с сознанием своего преступления, в связи с чем воспоминания о нем подавляются. Циники видят здесь попытку добиться смягчения приговора. Однако согласно новейшей (и, казалось бы, наиболее сомнительной) теории убийца действительно может не помнить убийство, потому что его как бы не было на месте преступления.

Информация, связанная с эмоциями, поступает в сознательные части коры больших полушарий (вверху) и миндалины (внизу слева и справа) двумя разными путями. Путь, ведущий к миндалинам, короче, поэтому наши бессознательные эмоциональные реакции быстрее сознательных.

Возможно ли, чтобы человек, находящийся в бессознательном состоянии, мог достать пистолет, снять его с предохранителя, прицелиться и выстрелить, и все это, надо полагать, слыша отчаянные крики жертвы? Если верить преступникам, действительно может. Некоторые из них утверждают даже, что именно в этом состоянии они совершали продолжительные и, казалось бы, продуманные действия, в том числе изнасилования. И недавние исследования нейробиологических основ гнева, этой, возможно, сильнейшей из наших эмоций, заставляют предположить, что по крайней мере некоторые из них, по-видимому, говорят правду.

Как мы уже знаем, миндалина представляет собой что-то вроде системы сигнализации мозга, главного центра выработки настроения, развившегося в ходе эволюции, чтобы способствовать нашем): выживанию. Если стимулировать один участок миндалины, это вызывает типичную реакцию страха: человека охватывает паника и желание убежать. Если стимулировать другой, у человека возникнет “теплое, приподнятое чувство” (как его описывали некоторые испытуемые), и он начинает вести себя исключительно дружелюбно. Стимуляция третьего участка миндалины вызывает гнев.

Объединение в небольшом кусочке нервной ткани механизмов запуска всех трех фундаментальных стратегий выживания (бегство, драка, попытка умиротворить противника) выгодно тем, что позволяет быстро переключаться с одной стратегии на другую. Если задиру не утихомирила улыбка (у некоторых обезьян — демонстрация зада), достаточно лишь немного усилить активность миндалины, чтобы запустить реакцию бегства. А если бегство невозможно, дополнительный всплеск активности может в сочетании с субъективным ощущением гнева подвигнуть на драку.

Существенный недостаток этой системы заключается в том, что в современном мире физическое бегство или вступление в настоящую драку зачастую приводят к худшим последствиям, чем те, которые сулила угроза. Например, если вас на заседании отчитывает агрессивно настроенный начальник, единственной стратегией, которая не приведет к катастрофическим последствиям, будет попытка умиротворения, но даже она далеко не всегда уместна. Поэтому принципиально, чтобы эмоциональные реакции, вызываемые миндалиной, осуществлялись лишь при посредничестве мыслящей части мозга — коры больших полушарий.

Управление эмоциями, в сущности, противоположно процессу, позволяющему их испытывать. Вначале миндалина получает определяющие наши эмоции сигналы по “быстрому и грязному пути” (выражение Джозефа Леду), почти незамедлительно запуская машинальную реакцию: мы улыбаемся, отшатываемся или бросаемся в драку. Но уже четверть секунды спустя информация о стимуле достигает коры лобных долей, где она вписывается в контекст и где разрабатывается рациональный план действий. Если здравый смысл говорит нам, что в данном случае действительно уместна одна из трех фундаментальных стратегий выживания, уже начатые телом действия получают продолжение. Но если разум настаивает, что лучше реагировать словами, а не действиями, кора посылает сигнал в гипоталамус, который заставляет тело приостановить начатые изменения или вернуться в исходное положение. Это снижение физического возбуждения регистрируется гипоталамусом по системе обратной связи, и он посылает тормозные сигналы в миндалину, успокаивая и ее.

Этот механизм позволяет “высшим” функциям мозга сдерживать наши эмоции, и у большинства людей он работает сравнительно неплохо. Но откуда берутся те немногие, у кого приступы гнева могут становиться неуправляемыми? Два пути, которые могут приводить к выходу системы управления эмоциями из строя, очевидны. Во-первых, сигналы, посылаемые корой больших полушарий в лимбическую систему, могут оказаться слишком слабыми или ненаправленными, чтобы подавить активность, исходящую из миндалины. Во-вторых, последняя может активироваться и в отсутствие внешних стимулов, которые одновременно производили бы активацию коры.

Первое встречается нередко. Именно недостаточная сила и слишком сильное рассеивание сигналов, посылаемых корой, приводят к тому, что у детей эмоциональные вспышки случаются гораздо чаще, чем у взрослых. Младенцы не в состоянии управлять эмоциями оттого, что их аксонам, передающим сигналы из коры в лимбическую систему, еще предстоит вырасти. Кроме того, клетки префронтальной коры, где осуществляется рациональная обработка эмоций, достигают окончательной зрелости только у взрослых. Миндалина, напротив, почти созревает уже во время внутриутробного развития, и у новорожденных она полноценно работает. Таким образом, мозг ребенка, в сущности, не уравновешен: незрелая кора часто не может совладать с напором развитой миндалины.

Созревание коры больших полушарий можно ускорить, если чаще ею пользоваться: дети, которых учат владеть собой, становятся эмоционально уравновешенными раньше, чем дети, с истериками которых никто не пытается бороться. Так происходит потому, что постоянная стимуляция той или иной группы клеток мозга (например, нужных для подавления активности миндалины) обычно делает их чувствительнее, а значит, облегчает активацию этих клеток в дальнейшем. Разница между менее и более чувствительными клетками напоминает разницу между выключенным прибором и прибором, поставленным на паузу. По этим же причинам дети, которые редко активируют свой центр управления эмоциями, могут стать менее уравновешенными взрослыми, потому что соответствующие структуры их мозга не получили требуемой подпитки в критический период развития. Один из самых печальных примеров касается детей из румынских детских домов, усыновленных и удочеренных западными семьями в конце 80-х годов. Пока эти ребята были в детском доме, никто из взрослых не занимался с ними и по-настоящему их не любил. Хотя в новых семьях о детях заботились, у многих из них, когда они выросли, возникали серьезные социальные и эмоциональные проблемы. Вот что рассказывала одна женщина о своей десятилетней приемной дочери: “Никола просто не понимает, что такое любовь. Мы обращаемся с ней так же, как с нашими собственными детьми, но она так этого и не поняла. Похоже, у нее не больше привязанности к нам, чем к кому-либо другому: когда ей хочется внимания, она так же охотно сядет на колени к незнакомому человеку, как к кому-нибудь из нас. Она довольно сообразительна, но не может научиться заботиться о других. Например, она никогда не смывает за собой в туалете. Мы говорили ей неоднократно, но ей и дела нет. Она поступает так не нам назло. Похоже, ей просто не приходит в голову, что мы живем рядом с ней”¹⁵.

Гарри Чагани из мичиганской Детской больницы провел томографические исследования мозга некоторых из этих детей и обнаружил, что почти у всех наблюдаются явные функциональные отклонения в различных областях мозга, связанных с эмоциями: “В нашем развитии есть очень непродолжительный период, в течение которого человек должен получить необходимую эмоциональную стимуляцию, чтобы испытывать соответствующие эмоции в дальнейшем. У этих детей такой период был пропущен, и работа их мозга красноречиво об этом говорит”¹⁶.

Однако антисоциальное и эмоционально несдержанное поведение — далеко не во всем продукты воспитания. Результаты сравнений поведения однояйцевых близнецов, с рождения росших в разных условиях, указывают на то, что около 50 % изменчивости, связанной с антисоциальным поведением, определяется влиянием генов. В частности, важную роль здесь играет ген белка, расщепляющего в мозге моноамины, особенно дофамин — нейромедиатор, побуждающий человека к действиям. Есть две разновидности гена, одна из которых обеспечивает более повышенный уровень этого белка, чем другая, и поэтому поддерживает гораздо более жесткий лимит концентрации дофамина. “Нокаут” (искусственное выключение) этого гена у мышей делает их агрессивными. Если же снова “включить” ген, поведение мышей возвращается в норму¹⁷.

Существуют различия в работе мозга нормальных людей и преступников, совершивших насильственные преступления. Вверху показаны обобщенные результаты сканирования методом ПЭТ для 41 человека (39 мужчин, 2 женщины), обвинявшихся в убийстве и настаивавших на своей невиновности в связи с психическим заболеванием (слева), и для 41 здорового человека (справа). Результаты получены во время выполнения одинаковых заданий, связанных со зрительными стимулами. У убийц заметна меньшая активность лобных долей мозга, нужная для подавления таких эмоций, как ярость. Эта особенность наиболее отчетливо проявлялась у тех, кто совершил убийство в приступе гнева и не планировал его.

Результаты другой работы свидетельствуют о том, что у людей, совершающих насильственные преступления, в префронтальной коре в среднем на и % меньше серого вещества, чем у обычных людей. Кроме того, выяснилось, что у убийц наблюдаются повышенная активность отвечающих за эмоции участков правого полушария и пониженная интенсивность “межнейронного обмена” между полушариями. Это исследование проводил психолог Эдриан Рейн из Университета Южной Калифорнии. Он утверждает, что выявленные различия в активности лимбической системы между убийцами и обычными людьми указывают на то, что первые неспособны нормально испытывать страх и хуже, чем вторые, умеют прогнозировать долговременные последствия каких-либо действий.

Способность коры больших полушарий к подавлению активности миндалины может страдать из-за повреждений соответствующих отделов коры. В ответ на стимулы, означающие угрозу или вызов, активность миндалины может порождать три принципиальных типа реакций: попытки умиротворения противника (нервные проявления дружелюбия, в которых большинству из нас заметна неискренность), реакциистраха или гнева. Небольшие нарушения этой системы, повышающие возбудимость миндалины, могут усиливать проявления гнева и агрессивное поведение. Исследования людей, склонных к импульсивным приступам ярости или агрессии, показали, что у них часто наблюдаются соответствующие повреждения или нарушения работы мозга. Похоже, иногда такие повреждения могут полностью разрывать связь между примитивными порывами гнева и “я”, которое в норме держит их в узде. По-видимому, именно с этим связан случай в кампусе Техасского университета в Остине августа 1966 года. 25-летний студент Чарльз Уитмен, прихожанин местной церкви, участвовавший в благотворительности и ранее служивший в морской пехоте, поднялся на башню и открыл стрельбу из винтовки. За полтора часа он застрелил тринадцать человек и ранил еще тридцать, пока его самого не убил полицейский. Перед этим Уитмен убил жену и мать, которых, судя по всему, искренне любил.

Незадолго до бойни Уитмен начал беспокоиться по поводу приступов тяги к насилию, которые ему становилось трудно контролировать. Мы точно знаем об этом потому, что ему была свойственна так называемая гиперграфия — навязчивая тяга все подробно записывать. Многие из его записей кажутся адресованными другой половине раздвоенной личности. “КОНТРОЛИРУЙ приступы злобы, — писал Уитмен. — Не иди у нее на поводу. УЛЫБАЙСЯ, это заразительно. НЕ БУДЬ агрессивным. ПРЕКРАТИ ругаться. КОНТРОЛИРУЙ гнев, СОПРОТИВЛЯЙСЯ злобе”. В другой записке говорится: “Я не совсем понимаю, что заставляет меня печатать это письмо... Я себя не понимаю в последнее время... У меня множество странных, иррациональных мыслей. Они посещают меня снова и снова, и мне приходится прилагать огромные усилия, чтобы сосредоточиться... Я желаю, чтобы после моей смерти провели вскрытие и разобрались, нет ли у меня каких-то физических нарушений”.

Желание Уитмена сбылось, и вскрытие, как он и подозревал, показало, что с его мозгом не все было в порядке. На миндалину давила опухоль размером с грецкий орех, в результате чего эта структура могла ни с того ни с сего возбуждаться так сильно, как в норме могло бы случиться лишь в случае большой опасности или серьезного вызова. Медицинские авторитеты того времени спорили, в этом ли была причина поступков Уитмена (о спорах свидетельствует “Отчет о трагедии, вызванной Чарльзом Дж. Уитменом” от 8 сентября 1966 года, хранящийся в архиве штата Техас). Но в 1966 году нейронаука еще только зарождалась. Хотя уже было известно, что сильная стимуляция миндалины может вызывать агрессию, проявления страха и вспышки примитивных эмоций, психиатрия по-прежнему находилась под сильным влиянием фрейдизма и других форм психоанализа. Идея, что физическое нарушение может более или менее самостоятельно вызывать длительные и явно преднамеренные насильственные действия, диссонировала с представлениями, господствующими в то время.

Но бывают шокирующие случаи, когда люди совершают насилие бессознательно. Даже без осознания таких действий агрессивные побуждения могут задействовать отделы мозга, способные ставить четкие цели и осуществлять план действий, направленный на их достижение. Это произошло с молодым канадцем Кеннетом Парксом. Однажды он заснул перед телевизором за просмотром передачи “Субботний вечер в прямом эфире”. Примерно через час он встал, сел в машину, включил зажигание и выехал на дорогу, проехал 22 километра и явился в дом своих тестя и тещи; избил тестя до потери сознания, а тещу ударил ломом, после чего зарезал ее; вернулся в машину и приехал в полицейский участок, где объявил: “По-моему, я убил каких-то людей...” На суде Паркс настаивал на своей невиновности. Он признал, что его тело совершило все вышеописанное, но утверждал, что сам он в это время спал и проснулся только в полицейском участке, где увидел, что с его рук капает кровь. Специалисты подтвердили правоту Паркса, исследовав его мозг и обнаружив у него характерные признаки сомнамбулизма. На суде стало известно, что он был человеком доброжелательным и законопослушным и к тому же, как свидетельствовали все, кто его знал, исключительно хорошо относился к тестю и теще. Суд оправдал его на том основании, что, по сути, преступление совершил не он.

Это не единственный случай. Известны по крайней мере 68 случаев убийств, предположительно совершенных во сне. В тех, что произошли в последние годы, суд признавал убийц невиновными, принимая во внимание результаты сканирования их мозга, выявившие признаки склонности к сомнамбулизму¹⁸.

Известны случаи, когда спящие ездили на лошадях, готовили еду, украшали жилище, а также один случай, когда спящий пытался починить холодильник. Лунатики могут разговаривать (хотя и не особенно осмысленно) и часто едят, хотя во сне их умение вести себя за столом обычно оставляет желать лучшего. Одна женщина ела сигареты со сливочным маслом. Другая делала бутерброды с кошачьим кормом. Некий итальянец съел часы. Хотя такое поведение может выглядеть осознанным, это впечатление обманчиво: исследователи, которым удалось заставить сомнамбулу лечь в аппарат для сканирования мозга, обнаружили, что лобные доли оставались почти полностью отключенными. Хотя поведение казалось целеустремленным, в мозге горело недостаточно “света”, чтобы предполагать действия, преднамеренные в том смысле, который вкладывает в это понятие законодатель¹⁹.

Однако случай Паркса нельзя объяснить функциональными нарушениями лобной доли. Какой механизм мог привести к тому, что человек совершил акт насилия, но ничего не запомнил? Такие действия могут быть результатом эпилептического припадка. Миндалина — особенно чувствительная часть мозга, и для возбуждения ее клеток достаточно очень слабой электрической стимуляции. Поэтому она особенно подвержена действию эпилепсии: припадки нередко начинаются как раз там и оттуда распространяются. По-видимому, начинающееся возбуждение миндалины, предшествующее припадку, и вызывает то предшествующее потере сознания чувство страха и недоброго предчувствия, о котором упоминают эпилептики.

Колин Блейкмор, профессор физиологии из Оксфорда, описывает в одной из своих книг случай 10-летней пациентки Джули, у которой начались приступы паники и странные эпизоды полусонного состояния, во время которых она сама не знала, что делает. “На меня иногда находит такое странное чувство, — рассказывала она, — странное, как черт знает что. Пугающее чувство, что сам не управляешь поступками своего тела”. Однажды в таком состоянии она ударила женщину ножом в сердце. Впоследствии Джули обследовал бостонский нейрохирург Винсент Марк. Он ввел ей электроды глубоко в мозг, так что один проник в миндалину, а другой располагался рядом, и пускал слабый электрический ток. При стимуляции одного участка Джули стала заламывать руки и колотить по стене, как будто в приступе ярости. Сразу после стимуляции она пришла в себя и совершенно не помнила случившегося. Марк определил обнаруженный участок как базолатеральное ядро миндалины. Он выжег этот участок, и приступы агрессии у Джули прекратились. По-видимому, их вызывали непродолжительные всплески беспорядочной мозговой активности, как при эпилептическом припадке, сосредоточенные лишь в одном ядре миндалины.

Если “бессознательные” насильственные действия подчиняются сознанию не больше, чем коленный рефлекс, представляется бессмысленным, как, впрочем, и несправедливым, наказывать тех, кто их совершает. Но что делать? Может, за неимением лучших средств таких людей и стоит сажать в тюрьму, но если картирование мозга позволит разобраться в том, что у них в голове (есть основания на это надеяться), в нашем распоряжении вполне могут оказаться средства и получше.