Книга: Новейшие археозоологические исследования в России: К столетию со дня рождения В.И. Цалкина

А. А. Карху, И. В. Кириллова, М. Г. Жилин Охотничий промысел древнего населения стоянки Ивановское VII

А. А. Карху, И. В. Кириллова, М. Г. Жилин

Охотничий промысел древнего населения стоянки Ивановское VII

Открытое Д. А. Крайновым и Н. А. Хотинским в 1973 г. многослойное поселение Ивановское VII расположено на мысу северного берега Ивановского торфяника, занимающего котловину озеровидного расширения долины р. Нерли Клязьминской в 20 км к северу от г. Переславля-Залесского Ярославской области (рис. 1). Характерной тафономической особенностью торфяниковых местонахождений являются анаэробные бактерицидные условия осадконакопления, обеспечивающие хорошую сохранность органического вещества. Благодаря этому в поселении Ивановское VII, наряду с археологическими объектами минеральной природы — каменными орудиями и керамикой, широко представлены изделия из кости, рога, древесины и волокнистых материалов, разнообразные археозоологические остатки.

В 1992–1997 гг. М. Г. Жилин исследовал хорошо стратифицированные голоценовые отложения в центральной части поселения Ивановское VII. В раскоп площадью 332 кв. м вошли погребенный суходольный мыс палеоозера, неоднократно заселявшийся в мезолите и неолите при низком уровне воды, и примыкающие к мысу шлейфы прибрежных озерно-болотных отложений, одновозрастные с древними поселениями. В настоящее время Ивановское VII является одним из наиболее представительных и полно исследованных многослойных торфяниковых поселений мезолита и неолита лесной зоны Восточной Европы [Жилин, Костылева, Уткин, Энговатова 2002]. Многолетнее комплексное изучение поселения Ивановское VII, помимо собственно археологических результатов, описаний литологии и стратиграфии вмещающих отложений, позволило получить сведения по радиоуглеродной хронологии и палинологии памятника, по составу костных остатков рыб, птиц и млекопитающих. Собранные данные предоставляют основу для реконструкции палеоэкологических условий обитания и различных аспектов хозяйственной деятельности древнего населения поселения Ивановское VII.

Судя по составу остатков млекопитающих и птиц единственным значимым агентом их накопления на стоянке Ивановское VII была промысловая деятельность древнего населения [Карху 1998; 2002; Кириллова 1998; 2002; Карху, Кириллова 1999]. В данной работе рассмотрены особенности охотничьего промысла обитателей стоянки Ивановское VII на различных этапах ее заселения в мезолите и неолите.

О значении отдельных видов зверей и птиц в структуре охотничьего промысла древнего населения можно судить по показателям относительного обилия — доле в общем количестве остатков и доле в общем минимальном количестве особей. Показатель количества идентифицированных остатков (КИО) больше отвечает целям выявления промыслового значения отдельных видов, поскольку преимущественная сохранность костей от видов более крупных размеров соответствует их большей промысловой роли, по крайней мере, в качестве источника пищи. К числу видов, имевших заметное хозяйственное значение, нами отнесены те, чья доля КИО более, чем в одном из культурных слоев стоянки Ивановское VII превышает 5 %. При этом в случае птиц принятый критерий обилия применен не к отдельным видам, а к однородным в промысловом отношении группам, состоящим из систематически и экологически близких видов.

Млекопитающих, имевших доминирующее промысловое значение для населения стоянки Ивановское VII, оказалось всего четыре вида: лесная куница, лось, бобр и водяная полевка. В двух культурных слоях (КС) принятый показатель обилия превышен также и по остаткам собаки. На долю этих пяти видов приходится от 82 (КС II) до 95 % (КС III) от общего количества остатков млекопитающих. Среди птиц основу добычи составляли гагары (2 вида), поганки (3 вида), гуси (4 вида), речные утки (7 видов), нырки (5 видов), крохали (3 вида) и глухарь. Основным промысловым видам птиц принадлежит от 82 (КС II) до 90 % (КС IV).

Стратиграфия раскопа представлена на рисунке 2. В раскопе выявлены 5 культурных слоев.

Нижний мезолитический слой — культурный слой IV — залегает в сером оторфованном песке (слой 7), а в северной части раскопа — также и в слоях рыжебурого торфа с песком (слой 6б), под линзами разнозернистого намывного песка.

Поселение, существовавшее во время образования нижнего мезолитического слоя, занимало низкий песчаный мыс у подножия суходола. В КС IV найдены изделия из камня, кости и рога, соответствующие раннему этапу бутовской культуры.

Радиоуглеродные датировки слоя: 9650±110 л.н. (ГИН-9520) и 9640±60 л.н. (ГИН-9516) [Зарещая, Сулержицкий, Жилин 2000; 2002]. Для самого низа сапропеля (слой 5), перекрывающего КС IV, получены датировки 9690±120 (ГИН-9367), 9500±110 (ГИН-9517) и 9500±100 л.н. (ГИН-9385). Наиболее вероятный возраст формирования КС IV -9700-9600 л.н.

Результаты спорово-пыльцевого анализа [Алешинская, Спиридонова 2002] позволяют отнести КС IV к первой половине пребореального периода. Во время образования этого слоя в окрестностях поселения Ивановское VII преобладали разреженные сосновые леса с примесью различных видов берез, включая карликовую. Травяной покров образовывали злаки, осоки и полыни при участии маревых — реликтов ксерофитной перигляциальной флоры. Разреженность лесов и сложная комплексность травянистых и кустарничковых сообществ были унаследованы от позднеледниковья. Озеро находилось в регрессивной фазе и на начальной стадии зарастания. Климат в период формирования КС IV был несколько более прохладным и сухим, чем современный [Величко, Андреев, Климате 1994].

Средний мезолитический слой — культурный слой III — в северной части раскопа залегает в слое рыже-бурого торфа (слой 6а), преимущественно в его верхней части. В южной, западной и восточной частях раскопа находки среднего мезолитического слоя происходят из верха оливкового сапропеля (слой 5), замещающего слой 6а. Поселение располагалось у подножия суходола во время небольшого понижения уровня воды в трансгрессивную фазу палеоозера. Каменные и костяные орудия говорят о принадлежности КС III к переходу от среднего к позднему этапу бутовской культуры.

Палинологический метод позволяет отнести КС III к первой половине бореала [Алешинская, Спиридонова 2002]. По вмещающим слоям — сапропелю и торфу получены радиоуглеродные датировки [Зарецкая, Сулержицкий, Жилин 2000; 2002]: 8780±120 (ГИН-9383), 8550±100 (ГИН-9366), 8530±50 (ГИН-9373 И), 8290±160 (ГИН-9372), 8200±300 (ГИН-9373 I). Перекрывающий его слой стерильного сапропеля отнесен по пыльце ко второй половине — концу бореала, что согласуется с радиоуглеродными датировками: 8630±120 (ГИН-9382), 8540±110 (ГИН-9365), 8530±100 (ГИН-9364), 8360±160 (ГИН-9371), 8080±100 (ГИН-9363) и 8020±160 л.н. (ГИН-9381). Большинство находок КС III происходят из верхов слоев 5 и 6а, наиболее вероятное время их образования — 8700–8500 л.н.

В период формирования КС Ш доминировали березовые и березово-сосновые леса. Влажные участки занимали заросли серой ольхи. Значительные пространства были покрыты заболоченными и разнотравными лугами [Алешинская, Спиридонова 2002]. Эго время отличает умеренно влажный и прохладный климат [Величко, Андреев, Климанов 1994]. К концу периода накопления КС III произошло потепление. Ивановский и другие торфяники Волго-Окского междуречья предоставляют доказательства трансгрессии палеоозер того времени, свидетельствующей о повышении влажности.

Верхний мезолитический слой — культурный слой IIа — залегает в верхней части слоя коричневого торфа (слой 3в). Слой оставлен кратковременным поселением, существовавшим в период регрессии озера. Непродолжительная трансгрессия, во время которой отложился слой 3в', привела к затоплению стоянки. Верх некоторых найденных здесь крупных костей залегает в низах слоя 3в', тогда как их основная часть — в слое Зв. Это предполагает, что в момент затопления кости находились на, или вблизи, поверхности. Каменные, костяные и роговые изделия из верхнего мезолитического слоя принадлежат к финальному этапу бутовской культуры. Радиоуглеродные датировки торфа [Зарецкая, Сулержицкий, Жилин 2000; 2002]: 7530±150 (ГИН-9361 1), 7520±60 (ГИН-9361 II), 7490±120 (ЛЕ-1260), 7375±170 (ЛЕ-1261) и 7320±190 л.н. (ГИН-9369 I). Наиболее вероятный возраст верхнего мезолитического слоя лежит в интервале 7530–7320 л.н.

Вмещающая КС IIа верхняя часть слоя 3в отнесена по пыльце к началу атлантического периода [Алешинская, Спиридонова 2002]. Слой образовался в условиях потепления и уменьшения влажности по сравнению с предшествующим периодом. Среди древесных пород преобладала сосна, участие березы в древостое уменьшилось, а ели — немного увеличилось. Хотя осоки и продолжали доминировать в группе травянистых растений, их доля уменьшилась, тогда как злаков — возросла.

Нижний неолитический слой — культурный слой П — отделен от верхнего мезолитического слоя тонкой стерильной прослойкой серо-коричневого торфа с примесью сапропеля или оторфованного сапропеля Зв' и связан со слоем 36 — четко выраженной погребенной торфянистой почвой, сформировавшейся в условиях пониженной увлажненности, вызванной регрессией озера. Основное поселение занимало вершину мыса, а прибрежная площадка служила местом разнообразной хозяйственно-бытовой деятельности. КС II представляет верхневолжскую культуру раннего неолита. По вмещающему культурные остатки торфу получены радиоуглеродные даты [Зарецкая, Сулержицкий, Жилин 2000; 2002]: 6690±110 (ГИН-9359I), 6670±140 (ГИН-9359 II), 6410±50 (ГИН-9378I), 6260±90 (ГИН-9378 II).

По палинологическим данным слой относится к первой половине атлантического периода [Алешинская, Спиридонова 2002]. Природные условия формирования КС II в целом сходны с таковыми КС IIа. Среди древесных пород абсолютно преобладала сосна. В группе травянистых растений увеличилась доля осок, а злаков — уменьшилась. В составе споровых возросло количество папоротников, но доминировали по-прежнему зеленые мхи. Около 6400 л.н. среднегодовая температура понизилась примерно на 1 °C, а влажность увеличилась, оставаясь при этом ниже современной [Палеогеографическая основа… 1994]. В это время отмечается дальнейшая регрессия палеоозера.

Верхний неолитический слой — культурный слой I — залегает в слое 3а. Оставившее КС I поселение располагалось на суглинистом мысу и занимало низкий заболоченный берег озера у подножия этого мыса, раскопом вскрыт прибрежный участок стоянки. Этот слой относится к льяловской культуре среднего неолита. Вмещающий культурные остатки торф дал следующие радиоуглеродные датировки [Зарещая, Сулержицкий, Жилин 2000; 2002]: 5830±90 (ГИН-9358 I), 5600±50 (ГИН-9358 II), 5320±50 (ГИН-9357 I), 5140±50 (ГИН-9357 II), 5120±50 (ГИН-9377I), 5000±40 (ГИН-9377II).

Палинологический метод позволяет отнести образование отложений, вмещающих КС I, к оптимуму атлантического периода [Алешинская, Спиридонова 2002]. В это время в окрестностях поселения Ивановское VII в составе древостоя преобладали ольха и широколиственные породы, главным образом, липа. Примерно в равных количествах присутствовали сосна, береза и ель. Пыльца травянистых пород отмечена в очень незначительном количестве. Среди споровых преобладали зеленые мхи и папоротники. В верхней части слоя доля пыльцы ольхи резко уменьшается, и на первое место вновь выходит сосна. Остается заметным участие широколиственных пород с преобладанием липы. Климат стал более теплым и влажным. Уровень палеоозера несколько повысился, и почвообразование у подножия суходольного мыса прекратилось.

Идентифицированный материал по млекопитающим стоянки Ивановское VII включает 4666 образцов (около 85 % всех остатков), представляющих 18 современных видов; 51 находка определена с точностью до рода. Среди остатков птиц видовое определение выполнено для 1042 находок (около половины от их общего числа), относящихся к 47 современным видам; для 166 костей птиц установлена родовая или подсемейственная принадлежность. Послойное распределение идентифицированных находок млекопитающих и птиц представлено в таблице 1. Изменение относительного обилия остатков основных промысловых видов млекопитающих и групп птиц показаны на рисунках 3 и 4.

Таблица 1. Слстав остатков млекопитающих и птиц стоянки Ивановское VII

Сохранность и полнота анатомического состава костей различных видов животных мало меняются от слоя к слою. Характер сколов костей указывает на то, что их механическое разрушение происходило до погребения. Остатки млекопитающих среднего-мелкого размерного класса (например, куницы, барсука, бобра, зайца), как правило, целые или мало поврежденные. Напротив, трубчатые кости крупных зверей (лось, медведь, кабан, северный олень), как правило, раздроблены. Высокая анатомическая полнота набора элементов скелета предполагает исходное присутствие на стоянке полных туш добытых животных, включая крупных. В отличие от сопоставимых по размерам млекопитающих, птицы представлены по большей части сильно фрагментированными остатками.

В нижнем мезолитическом слое находки млекопитающих наиболее многочисленны и разнообразны среди всех исследованных слоев — 1722 идентифицированных костей, относящихся к 16 видам. КС IV отличает также и сравнительно наибольшее количество остатков птиц: по 921 образцу установлено присутствие 34 видов. Общее количество идентифицированных остатков птиц в этом слое составляет около 53 % от костей млекопитающих.

Среди млекопитающих наибольшее промысловое значение в период формирования КС IV имели лось и бобр при небольшом перевесе в пользу первого вида: доли их КИО составляют 38,3 и 35,3 %, соответственно. Почти в четыре раза уступает каждому из этих видов лесная куница — 11,1 % от общего числа остатков млекопитающих. На долю КИО собаки приходится 5, а водяной полевки — 2,4 %.

Важнейшей промысловой группой птиц в КС IV, как, впрочем, и во всех остальных слоях, являлись речные утки — 36,4 %. Почти в два раза меньше добывалось поганок и нырков — 19,7 и 18,9 %. Далее следуют гуси (5,3 %), гагары (4,8 %) и глухарь (3,9 %). Наименьшее промысловое значение имели крохали (1,1 %).

Средний мезолитический слой значительно уступает предшествующему по числу определенных остатков млекопитающих и птиц-360 и 135, соответственно. Общее КИО птиц составляет всего 38 % от КИО млекопитающих. При этом по систематическому разнообразию птицы, тем не менее, в 2 раза опережают млекопитающих — 24 вида против 12.

В КС III треть всех определенных остатков млекопитающих приходится на долю водяной полевки (33,6 %). На втором месте стоит бобр — 23,1 %. Лесная куница и лось представлены примерно равным КИО — 15,8 и 15,6 %. КС III первенствует среди всех исследованных слоев поселения Ивановское VII по числу остатков собаки — 6 % от общего КИО млекопитающих, идентифицированных в данном слое.

Более половины — 52,6 % — всех остатков птиц в КС П1 принадлежит речным уткам. Примерно в 5–6 раз реже речных уток добывались поганки (9,8 %) и нырки (9 %). По сравнению с другими культурными слоями стоянки Ивановское VII, КС III отличает относительно наибольшее число остатков глухаря — 5,7 %. Не играли существенной роли в промысле птиц гагары (2,5 %), гуси (1,6 %) и крохали (1,6 %).

Верхний мезолитический слой. Общее КИО млекопитающих — 740 (12 видов), птиц-94 (22 вида). Остатки птиц составляют 13 % от числа остатков млекопитающих.

Примерно по трети от общего КИО млекопитающих приходится на бобра (34,1 %) и водяную полевку (32 %). В 2 раза реже встречаются остатки лося (17,2 %). Остатки лесной куницы составляют 8 % от общего КИО млекопитающих, а собаки — 3,5 %.

В КС На отмечено наибольшее среди исследованных слоев относительное КИО речных уток — 67,7 %. На долю нырков, второй по обилию в этом слое группе птиц приходится всего 10,9 % остатков. Почти столько же составляют совместно остатки гагар (1,4 %), поганок (2,7 %), гусей (5,3 %) и глухаря (1,4 %). Крохали в КС На не найдены.

Из нижнего неолитического слоя определены 915 костей млекопитающих и всего 39 — птиц что составляет 4 % от КИО млекопитающих. Но и в этом случае птицы первенствуют по числу видов — 17 против 14.

По сравнению с предшествующими слоями, в КС II заметно возрастает обилие остатков лесной куницы, занимающей первое место — 30,9 %. Следующими по вкладу в общее КИО млекопитающих идут бобр (23,7 %) и лось (20 %). На долю водяной полевки приходится 4,6 % остатков, собаки — 3,1 %.

Участие речных уток в остатках птиц снижается в КС II до 36 %. Поровну представлены 2 другие группы водных птиц поганки и нырки, — по 10,3 %. Немного больше крохалей — 12,8 %. На долю гагар приходится 7,7 % от общего КИО птиц глухаря — 5,1 %. Присутствие гусей не установлено.

Верхний неолитический слой стоит на втором месте после КС IV по общему количеству остатков млекопитающих — 980 — и на последнем месте по КИО птиц — всего 19 идентифицированных образцов. Из последних 9, или 47,4 % общего КИО птиц принадлежат 1 особи лебедя-кликуна; данные остатки не учитывались при рассмотрении состава охотничьей добычи. Общее число остатков птиц в КС I — около 2 % от числа остатков млекопитающих. Только в этом культурном слое видовое разнообразие остатков млекопитающих превышает таковое птиц — 11 и 9 видов, соответственно.

Абсолютно наиболее значимым промысловым видом млекопитающих в КС I являлась лесная куница — 75,1 % общего КИО. Показатели обилия лося и бобра весьма близки — 7,4 и 6,8 %, соответственно. На долю водяной полевки приходится всего 0,5 % находок млекопитающих.

Вследствие крайне незначительного общего КИО птиц показатели их обилия в КС I трудно сопоставлять с соответствующими показателями по другим слоям. Преобладают в КС I речные утки — 21,2 % остатков, за ними следуют крохали — 15,8 %, по 53 % остатков приходится на гагар и нырков. Поганки, гуси и глухарь не обнаружены.

Общей особенностью промысловых остатков из всех культурных слоев стоянки Ивановское VII является существенное количественное преобладание млекопитающих над птицами. Промысел последних имел сравнительно большое значение только в период формирования нижнего мезолитического слоя: общее КИО птиц превышает в КС IV половину данного показателя по млекопитающим. В более молодых культурных слоях общее КИО птиц последовательно уменьшается, достигая всего 2 % от общего КИО млекопитающих в КС I.

Лось, бобр и лесная куница являлись важнейшими промысловыми млекопитающими на всех этапах заселения стоянки Ивановское VII. Это характерно в целом для мезонеолитических поселений лесной зоны Русской равнины — стоянок Языково I [Кириллова 1990], Становое IV, Сулать (Кириллова, неопубликованные данные), Замостье [Choix 1996] и др.

Также типично для того времени абсолютное преобладание среди объектов птичьего промысла различных водоплавающих птиц в первую очередь, речных уток. На это указывают результаты изучения неолитических стоянок Языково I, Маслово Болото, Воймежная I [Карху 1990; 1992] и мезолитической стоянки Становое IV (Карху, неопубликованные данные). По усредненным показателям вслед за речными утками в охотничьей добыче на стоянке Ивановское VII следуют нырки и поганки, крохали и гагары, гуси. Глухарь занимает примерно промежуточное положение между гагарами и гусями. Общей особенностью костного материала по птицам из всех исследованных культурных слоев является крайне незначительная доля остатков молодых особей, что указывает на преимущественно весенне-летнюю добычу птиц до подъема молодых особей на крыло [Карху 2002]. Приуроченность птичьего промысла населения стоянки Ивановское VII к теплому времени года проявляется и в том, что среди всех 47 определенных видов полностью оседлы только глухарь и тетерев; ограниченно кочуют или оседлы длиннохвостая неясыть и серая ворона, а все остальные виды — перелетные.

При сопоставлении послойных особенностей состава археозоологических остатков следует учитывать, что они могут отражать влияние целого ряда факторов. Основными среди них являются следующие: (1) репрезентативность исследованного материала; (2) промысловая ориентация населения стоянки, обусловленная палеоэкологическими условиями; (3) сезонность промысла; (4) характер хозяйственного использования исследованных участков стоянки; (5) культурные особенности древнего населения. В случае стоянки Ивановское VII можно предполагать воздействие на состав промысловых остатков всех названных факторов.

(1) Наибольшее количество идентифицированных остатков млекопитающих происходит из КС IV — 1722, наименьшее — из КС III: 360. Три других культурных слоя представлены близким количеством остатков: КС IIa — 740; КС II — 915; КС I — 918. Можно полагать, что данные различия в количестве остатков млекопитающих позволяют достаточно обоснованно сопоставлять их состав. Напротив, в случае птиц различия в количественной репрезентативности послойных сборов весьма значительны: общее число идентифицированных остатков из КС IV более, чем в 3 раза превышает таковое из остальных четырех слоев вместе взятых, причем КС I уступает КС IV по данному показателю более, чем в 48 раз. Очевидно, что при такой количественной неравноценности обнаруживаемые различия в составе остатков птиц следует интерпретировать с большой осторожностью, не преувеличивая значение отсутствия отдельных видов.

(2) Промысловая ориентация существенно зависит от доступности объектов охоты. Она определяется, в частности, общей численностью промысловых видов на охотничьей территории, а также наличием пространственно-временных концентраций, вызывающих более или менее продолжительные локальные увеличения численности охотничьих видов. Таким образом, на промысловую ориентацию непосредственно влияют экологические условия. Очевидно также, что промысловая ориентация зачастую обусловлена сезонностью в появлении массовой добычи. И влияние всех этих факторов на структуру охотничьего промысла тесно взаимосвязано.

Именно данные по изменению экологических условий позволяют, например, понять странное, на первый взгляд, обилие водяной полевки в среднем мезолитическом слое. В КС III на долю этого вида приходится треть всех идентифицированных остатков млекопитающих, а занимающий здесь второе место бобр примерно в полтора раза менее многочислен. В то же время в нижнем мезолитическом слое, во многом сходном с КС III по составу археозоологических находок, остатки водяной полевки составляют всего 2,4 % от общего КИО млекопитающих. При этом состав находок млекопитающих и птиц в КС Ш не дает оснований предполагать наличие иных значимых агентов накопления костных остатков, помимо промысловой деятельности древнего населения [Карху 2002; Кириллова 2002]. В таком случае причину, объясняющую столь резкие различия в обилии остатков водяной полевки, следует искать в особенностях промысла этого вида. Наиболее добычлив промысел водяных полевок в период весеннего паводка, когда они вынуждены покидать свои норы и убежища, отрытые в берегах рек и озер и устроенные в зарослях камыша и кочках на болотах. Зверьки ищут спасения от наступающей воды на возвышенных местах — незатопленных островах, ветвях кустов и деревьев. В этом время добыча водяных полевок очень проста. Чем выше уровень подъема воды, тем больше нор и убежищ покидается полевками, тем меньше пригодных мест для пережидания паводка, и тем больше на них скопления зверьков. Сильнее весенний паводок — лучше условия для промысла водяной полевки. Как указано выше, нижний мезолитический слой сформировался в регрессивную стадию озера, средний — в трансгрессивную. Естественно предположить, что уровень весенних паводков на стадии трансгрессии озера был выше, чем на стадии регрессии. Таким образом, во время отложения КС III существовали экологические условия, делавшие промысел водяной полевки особенно добычливым.

В КС IIа водяная полевка уступает только бобру — доли этих видов составляют примерно по трети от общего КИО млекопитающих. Однако в КС II, для которого реконструируется сходная с КС IIа экологическая обстановка, доля водяной полевки составляет только 4,6 % остатков. Стоянки, оставившие эти культурные слои, функционировали во время регрессии палеоозера. Видимо, во время отложения культурного слоя Па отмечалось резкое увеличение численности водяной полевки, что периодически случается вне зависимости от экологических условий.

Влияние изменения экологических условий на составе птичьих остатков можно видеть в уменьшении в слоях атлантического периода — КС IIа и КС II — доли видов, придерживающихся открытой воды: нырковых уток, крохалей, гагар и поганок. Это, скорее всего, связано с уменьшением числа пригодных местообитаний в результате зарастания и заболачивания озерной системы, вызывавших сокращение общей площади и расчленение водной поверхности.

(3) Сезонность охотничьего промысла обусловлена постоянными годовыми изменениями в биологии объектов охоты — миграциями, размножением, линькой. Рассмотренный выше фактор промысловой ориентации характеризуется определенной направленностью, связанной с общими или частными, более или менее длительными тенденциями развития природного окружения. Напротив, сезонный фактор охотничьего промысла в силу цикличности своей природы можно считать ненаправленным.

Сезонность промысла проявляется, в частности, в особенностях состава архео-зоологических остатков из неолитических слоев. Среди млекопитающих здесь на первое место выходит лесная куница, занимающая в мезолитических слоях стоянки Ивановское VII только 3–4 места. В КС II доля куницы составляет примерно треть от общего КИО млекопитающих, в КС I — ³/₄. При этом большая часть остатков куницы представляет целые скелеты, собранные в отдельных ямках. Вероятнее всего такая сохранность связана с добычей куницы в холодное время года — поздней осенью и зимой, когда промысел давал пушнину высшего качества. После снятия шкурок тушки зверьков промерзали, обеспечивая компактную сохранность скелетов.

В пользу осенне-зимней приуроченности остатков из КС П говорит и находка пенька от сброшенного лосиного рога. По современным данным [Филонов 1983], лоси в различных районах лесной зоны Русской равнины теряют рога с ноября по февраль, взрослые быки — раньше, молодые — позже. Предположение о формировании КС II и КС I в холодное время года согласуется и с относительно низким видовым разнообразием и малочисленностью найденных здесь остатков птиц.

Напротив, многочисленность и разнообразие остатков птиц при крайне незначительном количестве находок молодых особей предполагает, что образование мезолитических слоев стоянки Ивановское VII происходило в весенне-летнее время. Это подтверждают и данные по возрасту бобров, и наличие в КС IV и КС III остатков обыкновенного хомяка, впадающего в холодное время года в спячку [Кириллова 2002]. Рассмотренное выше обилие остатков водяной полевки в КС III и КС IIа также относит образование этих слоев к весенне-летнему периоду. В КС IV встречена скорлупа лесного ореха (даже со следами разгрызания его зубами, вероятно, человека), а также семена желтой кувшинки, причем не только в слое, но и в копролитах. Примечательно отсутствие каких-либо жилых сооружений в мезолитических слоях. Эти факты также указывают на теплое время года. Наличие же трех фрагментов черепов лосей с пеньками от сброшенных рогов в слое IIа [Кириллова 2002] говорит о посещении этой стоянки также и в холодное время года, вероятно, для охоты на лосей. Во время весеннего половодья и осеннего паводка низкая площадка, на которой располагалась стоянка, заливалась или подтапливалась, что исключает круглогодичное заселение.

(4) Состав археозоологических остатков может отражать и особенности хозяйственного использования отдельных участков исследуемых памятников. Так, судя по археологическим данным, мезолитические слои IV и IIпредставляют центральную часть стоянки Ивановское VII, а неолитические — периферию, которую использовали в качестве хозяйственных площадок, где ошкуривали и разделывали добычу. Особенно убедительна такая интерпретация в случае КС I, отличающегося низким общим разнообразием остатков зверей и птиц при резко выраженном преобладании куницы, сохранившейся в виде компактно расположенных целых скелетов.

(5) Влияние культурных особенностей древнего населения стоянки Ивановское VII на состав археозоологических материалов более всего выражено в случае собаки, являвшейся неотъемлемым элементом хозяйственного уклада. Собаки были среднего роста, примерно с русско-европейскую лайку, коренастые, с относительно массивными челюстями. Представлен весь возрастной спектр — от ювенильных до старых особей.

Хотя остатки собаки в многослойном памятнике Ивановское VII в целом относительно немногочисленны, по установленному критерию обилия собака отнесена к доминирующим видам. Остатки собаки найдены в четырех культурных слоях, а их отсутствие в КС I, скорее всего, связано не с ее отсутствием в хозяйстве древних охотников, а с тем, что материал собран на «разделочной площадке».

Судя по следам искусственного воздействия, наиболее используемыми элементами скелета собаки были нижние челюсти и крупные трубчатые кости — плечевые, бедренные, лучевые, берцовые (рис. 5). Отсутствуют или редки следы искусственного происхождения на позвонках, лопатках и метаподиях.

Наличие на костях следов, оставленных различными орудиями, свидетельствует, что собак, наряду с другими животными, использовали в пищу. Кости собак шли и на изготовление костяных изделий. Некоторые бедренные, плечевые, берцовые кости после удаления эпифизов служили в качестве игольников. При этом от плечевых использовали диафиз, от бедренных — дистальную часть, а от берцовых — проксимальную.

Изменения в морфологии скелета собак от слоя к слою не заметны. Нижние челюсти из КС IV и КС II морфометрически не различаются.

Вероятно, культурными традициями можно объяснить редкость в КС IIа и II остатков кабана, который несомненно был широко распространен в окрестностях стоянки в атлантическом периоде.

Данные по стоянке Ивановское VII, совместно с ранее полученными результатами по стоянкам Становое IV, Языкове I, Воймежная I, Маслово Болото, Замостье, Сулать и др. подтверждают, что промысел зверей и птиц являлся важнейшим, наряду с рыболовством [Сычевская 2002], способом жизнеобеспечения у населения лесной зоны Русской равнины в мезолите и неолите.

Основу промыслового набора зверей и птиц стоянки Ивановское VII составляли виды, приуроченные к лесным и водно-болотным биотопам.

Все три мезолитических слоя стоянки Ивановское VII сформировались в теплое время года. На это указывают многочисленность остатков водяной полевки, присутствие молодых бобров, хомяка и абсолютное преобладание в промысловом орнитокомплексе перелетных видов. При этом стоянка, в период формирования культурного слоя IIа, посещалась и в холодное время года для охоты на лосей. Исследованные части неолитических слоев образовались в осенне-зимний период, о чем свидетельствует многочисленность остатков лесной куницы в виде целых скелетов, редкость остатков водяной полевки и птиц

Работа выполнена при поддержке РФФИ № 00-15-97754.

Алешинская А. С., Спиридонова Е. А. Природная среда и периодизация голоцена по стоянке Ивановское 7 // Жилин М. Г., Костылева Е. Л., Уткин А. В., Энговатова А. В. Мезолитические и неолитические культуры Верхнего Поволжья. По материалам стоянки Ивановское 7. М.: Наука, 2002. С. 85–92.

Величко А. А., Андреев А. А., Климанов В. А. Динамика растительности и климата Северной Евразии в позднеледниковье и голоцене // Короткопериодные и резкие ландшафтно-климатические изменения за последние 15000 лет. М., 1994. С. 4–60.

Жилин М. Г., Костылева E. Л… Уткин А. В., Энговатова А. В. Мезолитические и неолитические культуры Верхнего Поволжья. По материалам стоянки Ивановское 7. М.: Наука, 2002.

Зарецкая Н. Е., Сулержицкий Л. Д., Жилин М. Г. Радиоуглеродные исследования хронологии поселения Ивановское 7 // Тверской археологический сборник. Вып. 4. Т. 1. Тверь, 2000. С. 137–142.

Зарецкая НЕ., Сулержицкий Л Д., Жилин М. Г. Радиоуглеродное датирование поселения Ивановское 7 // Жилин М. Г., Костылева E. Л., Уткин А. В., Энговатова А. В. Мезолитические и неолитические культуры Верхнего Поволжья. По материалам стоянки Ивановское 7. М.: Наука, 2002. С. 81–85.

Карху АА. Орнипжомплекс поселения Ивановское 7 // Жилин М. Г., Костылева ЕЛ., Уткин А. В., Энговатова А. В. Мезолитические и неолитические культуры Верхнего Поволжья. По материалам стоянки Ивановское 7. М.: Наука, 2002. С. 102–105.

Кириллова КВ. Фауна млекопитающих поселения Ивановское 7 // Жилин М. Г., Костылева ЕЛ., Уткин А. В., Энговатова А. В. Мезолитические и неолитические культуры Верхнего Поволжья. По материалам стоянки Ивановское 7. М.: Наука, 2002.

Палеогеографическая основа современных ландшафтов. М., 1994.

Сычевская Е.К Состав промысловых уловов и характер рыбного промысла у жителей поселения Ивановское 7 // Жилин М. Г., Костылева Е. Л., Уткин А. В., Энговатова А. В. Мезолитические и неолитические культуры Верхнего Поволжья. По материалам стоянки Ивановское 7. М.: Наука, 2002.

Chaix Louis. The Fauna of Zamostje // Lozovski V. M. Zamostje 2. Editions du CEDARC, Treignes. 1996. S. 85–95.

Data from Ivanovskoe VII site, also as earlier receiving evidences from Stanovoe IV, Yazyikovo I, Voymeznaya I, Maslovo Boloto, Zamostye, Soulat and other sites are confirming that hunter to animals and birds was major way of life support together with fishing for population of forest zone of Russian plain in Mesolithic and Neolithic periods. The main game from Ivanovskoe VII site were animals and birds species, encountered in forest and water-marsh biotops.

All three Mesolithic layers of Ivanovskoe VII site have formed in warm year period. Numerous remains of water voles, existence young beaver, hamster and absolute predominance of migrate species indicate to this hypothesis. However, site in the period of forming of cultural deposits П-a, was visited in cold year time for elk hunter. Researching parts of Neolithic deposits was formed in autumn-winter period, evidence of what is numerous remains (whole sceletons) of pine marten, small number of remains of water voles and birds.